У нас впереди целая жизнь, Северус (джен)

Октябрь 1981-го года

— Оставьте меня здесь. Не могу… Нет, я никуда не пойду…

— Отпустите ее, — Дамблдор заставил меня посмотреть на него. — Хватит, Северус, не надо!

— Не забирайте, — выдавил я, но он уже бережно отстранил меня от тела Лили. Сил сопротивляться не было. Сердце неумолимо обливалось кровью.

Дамблдор взял меня под локоть и принудил подняться. Я почти не чувствовал ног.

Мир превратился в ад, в котором остались только тело Лили и пустая детская кровать.

Но кто-то стонал. Эти звуки заставляли дрожать мои оголенные нервы.

Кто? Привалившись к стене, я пытался вырваться обратно в настоящее. Я был нужен там. Ведь кому-то больно, так больно, что он тихо воет.

Кто?

С огромным усилием я сфокусировал глаза на Дамблдоре, стоявшем над Лили. Ощущение реальности на секунду вернулось ко мне, и я понял: стоны вырывались из моего горла. Я судорожно вздохнул в попытке прекратить это, но не получилось.

— Пойдемте, — передо мной возник Дамблдор. — Вам не стоит находиться в этом доме.

Через его плечо я посмотрел на ее труп и помотал головой. Язык не поворачивался сказать что-либо.

— Давайте, я провожу вас.

— Н-нет, — я сделал шаг вперед, но Дамблдор нарочно преградил мне путь.

— Не стоит, право, Северус, не стоит.

— Пожалуйста… Я не могу уйти…

Он по-прежнему не давал мне приблизиться.

— Дамблдор, дайте пройти!

Я рвался вперед, не отрывая взгляда от Лили.

— Нет, Северус, я совершил ошибку, приведя вас сюда.

— Я не двинусь с места. Да позвольте же, наконец! Умоляю вас! — я пытался обойти его, но Дамблдор сдержал меня. — Мне нельзя уходить!

Собираясь отпихнуть, я вдруг вцепился в него.

— Пустите, кретин! Ну почему вы не хотите меня пустить? Я… Я прошу… Я… Я… — мои слова перешли в бессвязное бормотание, я и не заметил, что уже рыдаю на плече крепко обнимающего меня Дамблдора.

* * *

Декабрь 1981-го года

В гостиной загудел камин. Кого там принесло на мою голову?

Вставать с пола не было желания, поэтому я так и сидел в темном углу в коридоре. Даже забился туда теснее, чтобы меня не нашли.

Нет ни желаний, ни стремлений. Они — мои амбиции, жажда вырваться из мира, где нужно терпеть унижения за то, что некрасив, за то, что беден, — раздавили, стерли с лица Земли ту единственную, что имела для меня значение.

В тот вечер я отправился домой. Не в гостиницу, в которой снимал комнату, а в старый пустой дом. Просто взял и пришел, хотя поклялся, что больше не вернусь в Тупик Прядильщиков. Я даже точно не помню, забрал ли из Хогсмида свои вещи.

Пару дней назад меня выпустили из следственного изолятора в Аврорате, и я опять аппарировал в это убогое место.

Меня тянуло сюда. Может, так я становился ближе к ней?

В изнеможении я прислонился виском к стене, обшитой досками.

По полу скользнула тень.

— Прошу прощения за вторжение, но вы не отзывались.

Дамблдор как ни в чем не бывало пододвинул к себе табурет и сел.

— Я не слышал, — пришлось выдавить из себя.

Получилось неубедительно. Голосовые связки заныли: я разучился разговаривать.

Во взгляде Дамблдора явно читалась тревога. Я прикрыл глаза. Становилось нестерпимо смотреть ему в лицо.

Перед ним раскрылось, всплыло на поверхность самое сокровенное. То, что не знала даже она. Я чувствовал себя приниженным и посрамленным: воспоминания о том, как он оттаскивал меня от ее трупа, были слишком свежи. Они были смазанными, но я помнил, что лепетал какой-то бред, умоляя оставить меня в покое, а потом закричал на него, оскорблял, как только мог. А он, кажется, гладил меня по плечу.

— З-зачем… вы… пришли?

— Странный вопрос. Вы помните, что согласились стать преподавателем зельеварения в Хогвартсе?

— Разумеется, помню.

— Вы не отвечали на письма профессора Макгонагалл. Она спрашивала в них, когда вы прибудете в школу.

Мысли разбегались. Я сжал пальцами переносицу:

— Я не получал никаких писем. А когда нужно?

— Через пять дней студенты вернутся с каникул. Будет неплохо, если вы переберетесь в школу в течение этой недели, — мягко произнес директор.

— С каникул?

Ах, да. Радостная суета, разноцветные огни, скромные гирлянды на нищенских домах Тупика Прядильщиков. Так это и в самом деле было Рождество? Самое настоящее?

Два месяца позади.

Целая вечность.

И ни в одном следующем Рождестве не будет Лили.

Я вынужден был склонить голову, чтобы Дамблдор не заметил, как я задыхаюсь.

— Приезжайте в Хогвартс. Профессор Слагхорн очень обрадовался, что ему наконец-то нашлась замена.

— Вы говорили, что я возьму только часть его уроков, — хватая ртом пыль, выпалил я.

— Дело в том, что Гораций давно просил у меня отставки. А когда он узнал, что я нашел ему помощника, поставил передо мной ультиматум, — благодушно вещал Дамблдор. — Так что вы теперь, если пожелаете, можете руководить Слизерином.

Наконец самоконтроль взял вверх, и я смог ответить:

— А вам не кажется, что это несколько поспешно?

— Уверен, вы справитесь. Для того чтобы работать в школе, вам не обязательно иметь особое разрешение, — торопливо сказал он. — Достаточно того, чтобы я этого захотел.

Я произнес, обращаясь к своим коленям:

— Не думаю, что кто-то будет рад вашей идее. Тем более, такая должность.

Жуткий хриплый кашель не дал мне договорить: чересчур долго сидел на сквозняке.

— Пока в Хогвартсе директор я, школа будет рада каждому.

— Вы, должно быть, хотели сказать любому, — но мне наскучила эта беседа, поэтому я вяло кивнул: — Ладно. Поступайте, как считаете нужным. Я согласен.

— Превосходно. Буду ждать вас. Дайте мне знать сразу, как прибудете, — хвала Мерлину, я не услышал в его голосе неестественного энтузиазма, скорее плохо скрываемое огорчение. — А теперь не проводите ли меня к антиаппарационному барьеру?

— Барьер сразу за калиткой, — отрывисто объяснил я.

— Благодарю, Северус. Тогда до встречи. Надеюсь увидеть вас на днях.

Он исчез так же беззвучно, как и появился. Ни звука хлопнувшей двери, ни скрипа калитки.

Теперь я один на один со звенящей тишиной.

Даже думать о ней не способен.

Бесполезное раскаяние. Необратимость потери. Я обхватил колени руками. Как в детстве. Хотелось взвыть, громко, во весь голос. Лишь бы не испытывать выворачивающее наизнанку отчаяние. Оно уничтожило самообладание, никогда прежде не подводившее меня, а может, пародию на него, но все равно…

От меня ничего не осталось. Я выгорел изнутри.

* * *

Январь 1982-го года

Поставив чемодан возле камина, я осмотрелся: низкий потолок, холодное болотное свечение ламп, старинные канделябры, успокаивающие цвета стен. Комната обставлена с изяществом и вкусом. Гостиная Слизерина. Никогда не смог бы подумать, что снова появлюсь здесь, тем более, что воспользуюсь камином, через который студенты иногда возвращались с каникул. Втянув непередаваемый запах подземелий: влажная земля, расплавившийся воск свечей, кожа, которой обтянуты кресла, — я отправился разыскивать Дамблдора. Надо сообщить ему о том, что я приехал, а заодно узнать, где мне придется ночевать.

Стена раздвинулась, и навстречу мне вошли двое старшекурсников с сумками в руках. Я вроде не так давно окончил школу, но мне они показались такими маленькими, такими еще детьми. Девушка и молодой человек — оба нахмурились, когда заметили меня, и я, покосившись в последний раз на них, выбрался в коридор, напоследок услышав:

— Это кто? Ты знаешь?

Из Большого зала явственно доносилось громыхание тарелок. Здесь до сих пор кто-то остается на каникулы. Я последовал к главной лестнице через вестибюль, стараясь не заглядывать в Большой зал.

Не хочу видеть, как люди живут, даже не подозревая, не заботясь о том, что Лили больше нет.

Неутолимое желание покончить с собой, лишь бы избавиться от терзавших меня угрызений совести, куда-то пропало. Совесть стала моим наказанием. От нее никуда не денешься, нет смысла пытаться.

Едва касаясь перил кончиками пальцев, я шел наверх. Хогвартс казался слишком громадным, по нему было тяжело идти. Здесь Лили взбегала по лестнице, спеша в библиотеку. Энергично и резво. Поправляла мешавшие ей волосы. Потом украдкой оглядывалась на меня: не отстал ли. А я сходил с ума от щемящего восторга в груди: Лили позволяет мне идти за ней. Несмотря на неприязненные взгляды, которые кидали на меня гриффиндорцы.

Я крепко сжал кулаки.

Старайся не думать. Нет, не забывать, просто не вспоминать. Воспоминания бесполезны, ничего нельзя изменить.

Открылась дверь ближайшей аудитории, и появилась Вектор, протопала мимо меня, безразлично скользнув взглядом. Для нее это обычный день в школе. Один из сотни себе подобных.

Я остановился как истукан, в попытках вспомнить, в какой стороне находится директорский кабинет. Мне всего единожды пришлось там побывать за семь лет учебы, и я уже не помнил толком, какой дорогой меня и двух Мародеров вели к нему.

Шел дальше, но она мерещилась мне на каждом шагу.

Восторженно оглядывала двигающиеся портреты. Бегло перечитывала конспекты лекций, присев на подоконник. Улыбалась мне своей грустной улыбкой. Задумчиво смотрела на темные воды озера.

Отворачивалась и на повышенных тонах начинала переговариваться с подругами.

Равнодушно оглядывала проходивших мимо слизеринцев. И меня в том числе. Хотя я и без того старался слиться со стеной.

Поправляла воздушный подол платья, опираясь на руку Поттера. Я не собирался тогда идти на Выпускной бал, но, к несчастью, встретил их в коридоре. Они были так увлечены друг другом, что не заметили меня.

Она любила его всей душой. Боже, как же она его любила.

А я разрушил их покой только потому, что у меня его не было.

Если ее сын когда-нибудь случайно узнает об этом, он возненавидит меня.

Мне нужно, чтобы он ненавидел.

* * *

Побродив по коридорам, я обнаружил горгулью.

И только тут понял, что не знаю пароля.

Туго соображаешь, Северус. Надо было отправиться в кабинет директора по камину. Я уже собрался вернуться, когда увидел приближавшуюся Макгонагалл.

— Здравствуйте, мистер Снейп, — чинно поприветствовала она меня.

— Здравствуйте.

Макгонагалл сдержанно кивнула, всем своим видом изображая степенного преподавателя. Предполагаю, что профессор ждала более уважительного отношения с моей стороны. А возможно, сдерживаемая ярость к Пожирателю, который станет учить студентов, заставляла трепетать крылья ее носа.

— Вы к профессору Дамблдору?

— А что я, по вашему мнению, тут делаю?

— Пройдемте. Медовые ириски!

«Какой вздор», — думал я, стоя на перемещающихся ступенях. И мое присутствие в школе, и общение с Макгонагалл, и пароль. Особенно пароль.

— Минерва! Хорошо, что вы зашли. И Северус с вами. Чудесно. Прошу.

Он указал рукой на свои излюбленные кресла.

— Я ненадолго, Альбус. Только занести вам отчеты, которые Сивилла соизволила в конце концов составить, — она нетерпеливо приблизилась к столу и положила папку перед Дамблдором. — Все проверено мной лично, можете не сомневаться.

— Вашу компетентность я никогда не ставил под вопрос.

Что здесь происходит? Или мне только померещился обиженный взгляд, украдкой брошенный Дамблдором на профессора трансфигурации? Тогда что означает холодный голос, которым он к ней обратился?

— Всего доброго.

Макгонагалл старательно не смотрела на меня и, вскинув голову, вышла за дверь.

Сделаю вид, что ничего не заметил.

— Итак. Если я правильно понимаю, вы еще не ознакомились со школьным учительским уставом и расписаниями собраний? — встретив мой безучастный взгляд, директор ободряюще улыбнулся. — Вы быстро привыкнете.

Сильно сомневаюсь.

— А теперь я вкратце набросаю вам ваши обязанности. Остальное можете прочитать в руководстве, специально изданном Министерством, — он указал на маленький томик в дешевом переплете, лежавший слева от него. Уголок губ Дамблдора насмешливо дрогнул. — Если захотите, конечно.

Я повел бровью: многообещающее начало.

* * *

Сложить два и два не составило труда: удобные места в тени и подальше от общего обсуждения были нарочно заняты. Профессора бесподобны.

Сев на самое заметное место, я с ледяным спокойствием принял на себя внимание моих бывших учителей. Сперва смотрел прямо в лица, заставляя их отводить глаза, но в результате эта игра мне надоела, и я снова погрузился в ставшее привычным отчужденное состояние.

Собрание наверняка было запланировано Дамблдором для того, чтобы представить меня официально. Так пусть любуются.

— Все в сборе, как я посмотрю, — непринужденно открыл собрание Дамблдор. — Можем начинать. Однако я сначала хотел бы представить вам нового преподавателя зельеварения. Большинство из вас, естественно, знает Северуса.

Наступила короткая пауза.

Учителя беззастенчиво пялились, словно им было дозволено это делать только сейчас.

— А теперь перейдем к планам на новый семестр, — выждав несколько секунд, как ни в чем не бывало продолжил Дамблдор. — Филиус, что у нас по части заклинаний?

— К прибытию учеников почти все готово, — Флитвик поднялся, чтобы его лучше было видно. — Необходимо закупить новых лягушек для тренировки заклинания немоты.

Так вот на что учителя тратят свое время. На мой взгляд, такие мелочи и обсуждать нечего.

Им самим интересно все это? Как по мне, так черная беспросветная хандра.

И мне придется присутствовать не на одном подобном сборище.

* * *

Непривычно было смотреть на Большой зал с другой стороны. Хотя мне все казалось неуютным, не таким, как раньше. Не моим. И школа, и любимый Запретный лес, и кабинет зельеварения.

— Почему вы ничего не едите, Северус?

Покосившись на того, кто посмел нарушить мое уединение, я отрезал:

— Не голоден.

Квиррелл (кажется, так его звали?) теребил салфетку, лежавшую перед ним.

Вообще-то, подозрительные у Дамблдора взгляды на тех, кто способен обучать детей. С этим Квирреллом я знаком не был. Вроде бы он учился на курсе, смежном с моим, но на каком факультете — я не помнил. Дерганый и слабохарактерный — первое, что приходило на ум, если оценивать его качества. Впечатление он производил не самое обнадеживающее.

Как и я, должно быть.

— Прекратите.

— Извините?

— Я сказал, чтобы вы убрали руки от салфетки.

Физиономия преподавателя вытянулась.

— Ох, простите, я совсем не подумал, — залепетал он.

— И, тем не менее, вы продолжаете это делать, — я вынул палочку и отлевитировал чертову салфетку подальше от его беспокойных рук.

В этот момент из-за стола поднялся Дамблдор.

Ужин был пусть и не праздничным, но большинство учеников школы здесь присутствовало. Все взгляды обратились к директору.

— Хм-м-м! — громко прокашлялся Дамблдор. — Теперь, когда вы поели, отогрелись после долгой дороги и готовы снова приступить к занятиям, вас ждет небольшое объявление. В штате преподавателей произошли изменения: профессор Слагхорн ушел на пенсию, и теперь место преподавателя зельеварения и декана Слизерина займет профессор Снейп.

Ученики заерзали на своих местах, стараясь разглядеть меня среди учителей.

«Профессор Снейп». Мог ли я подумать, что докачусь до такого?

Преподавание в школе — самая глубокая яма, в которой можно очутиться. Я вовсе не таким представлял свое будущее.

А Дамблдору, конечно, было не обойтись без этого показного приветствия!

Старшекурсники-слизеринцы явно были в курсе моего назначения и похлопали вместе со всеми, не выказывая особого интереса. А вот младшие ученики были ошарашены этой новостью, хотя особого огорчения от ухода Слагхорна я не заметил. К нему неприязненно относились на Слизерине. Курса со второго студенты теряли даже крупицы уважения к декану. Хотя находились и те, кто увивался вокруг толстого отвратительного старика, чтобы потом воспользоваться связями, которые у него имелись. Он никогда не решал проблем факультета, никогда не пытался вникнуть в студенческую жизнь слизеринцев. Со всем приходилось управляться старостам. Отношение к нашему факультету было особенным, но не только это создавало массу проблем. Для руководства таким блестящим, сильным и в тоже время разрывающимся на части от огромного количества противоречий факультетом требовался человек с исключительными качествами. Дамблдор не мог найти никого более неподходящего на эту должность, чем Слагхорн.

Едва дождавшись окончания пиршества, я поспешил скрыться в подземельях, чувствуя спиной неодобрительные взгляды профессоров и любопытные — студентов. Но я направился не в комнаты, отведенные мне, а в нашу гостиную.

Гостиную моего факультета.

Там было уже несколько студентов. Когда я вошел, они прервали свой разговор. Я и забыл, что Слагхорн никогда не заходил в общую комнату.

Темноволосая статная девушка поднялась из кресла:

— Вы что-то хотели… профессор?

— Нет.

Ее брови насмешливо поползли вверх, и я вдруг испытал волнение. Совсем крохотное, но все же волнение.

А я думал, что такое человеческое чувство для меня потеряно.

Наступило напряженное молчание. И оно еще больше заставляло меня беспокоиться. Ладно эти девушки, а как быть с совсем маленькими детьми? И зачем я только согласился на такую авантюру?!

Помянув Дамблдора выражениями, которые вряд ли стоит использовать в присутствии студентов, я почувствовал себя увереннее. Разве важно то, как они ко мне отнесутся? Главное — чтобы меня приняли. А заставить их слушаться я сумею. Если уж руководить небольшими отрядами Пожирателей я смог, то и с детьми должно получиться.

Начали прибывать студенты. Никто не садился, и в результате они образовали полукруг, в центре которого находился я.

Решив, что народу собралось достаточно, я сделал пару шагов к ним. Молчание стало еще весомей. Непроизвольно сцепив пальцы, я набрал побольше воздуха:

— Как вы поняли со слов профессора Дамблдора, теперь я буду вашим деканом. Поскольку я не знаю ваших имен и фамилий, я хочу, чтобы старосты написали полные списки студентов Слизерина.

Какой-то студент вылез вперед и недовольно пробубнил:

— Вы же и так познакомитесь с нами на уроках. Зачем еще списки?

Уставившись на него, я с удовольствием отметил, как нахальный ребенок начинает вытягиваться по стойке смирно.

— Во-первых, студенты Слизерина, как мне казалось во время моего обучения в Хогвартсе, выделяются из общей массы своей воспитанностью и сдержанностью. Но вы сейчас опровергли мое утверждение, — студент оскорбленно дернул подбородком. — Во-вторых, ваши имена нужны мне уже сейчас, чтобы удобнее было запомнить тех, кто не знает, что обращаться к старшим необходимо, начиная со слов «сэр» или «мэм». Я хочу узнать ваши имена теперь, а не через неделю.

— К старшим? — с задних рядов донесся скептический голос.

Рослый семикурсник презрительно глядел на меня. Следом за его словами раздалось несколько приглушенных смешков.

Желание достать палочку и доказать этому нахохлившемуся наглецу, кто из нас старший, было слишком велико. Но я сумел побороть его.

— Ваше имя.

— Уильям Крофтон. Э-э-э… сэр.

— Минус пять очков со Слизерина, мистер Крофтон.

Студенты мигом помрачнели. Скрестив руки на груди, я продолжил:

— Я не хочу снимать со Слизерина баллы. Никогда. Надеюсь, вы, мистер Крофтон, и остальные студенты запомните это. Жду старост завтра утром в кабинете зельеварения.

Развернувшись, я быстро вышел из гостиной.

А все-таки найти общий язык с детьми непросто. Особенно если они такие дерзкие и упертые.

* * *

По ночам я не сплю. Совсем.

Так что есть смысл попробовать готовиться к уроку. Ведь учителя так поступают?

Открыв журнал, в котором рукой Слагхорна была помечена тема последнего занятия, я поискал ту же тему в учебнике. И что там дальше?

Ага, после Дыбоволосного зелья изучается Болтушка для молчунов. Я скривился.

Неправильный порядок. Эти зелья следует проходить в иной последовательности.

Как бы то ни было, для меня это не должно иметь значения. Или должно?

Встав из-за стола, я прошелся вдоль пустых книжных шкафов, чтобы размять ноги.

Комната была необжитой, но довольно просторной. И что мне делать в этой пустой комнате?

Что мне делать, если я не хочу ни к чему стремиться? Не хочу тратить долгие часы на изобретение новых заклинаний, чтобы становиться сильнее, чтобы использовать свои умственные способности до упора, побеждать, быть выше других на голову. Чтобы видеть восхищенные глаза Лили.

Не хочу просыпаться по утрам. Не хочу ни зимы, ни лета.

Кинув взгляд на раскрытые книги, разложенные на столе, я подумал: «Может статься, что кому-то из этих детей нужно зельеварение, что кого-то оно увлекает так же, как и меня».

Нельзя лишать их шанса научиться.

Вздохнув, я снова принялся за подготовку этих так называемых планов уроков. Настрочил семь-восемь пергаментов. И постепенно схема, по которой нужно обучать второкурсников, прорисовалась. А затем пошли третий курс, четвертый, пятый.

* * *

Дети — на удивление бестолковые создания. Я давно это подозревал, но чтобы до такой степени! Их эссе — набор слов, долгий и удивительно бескрылый пересказ текста. И это были только уроки четвертого и пятого курсов. Боюсь представить, что меня ждет в домашних работах первокурсников.

Я уже вошел в Большой зал на обед, и пришлось ненадолго прервать свои рассуждения.

Не замечать изучающего взгляда голубых глаз из-под очков-половинок было трудно. Но я старался.

— Северус, присаживайтесь здесь, — от покровительственного тона Дамблдора меня покоробило.

— Благодарю, но я, пожалуй, лучше вон там сяду.

Вектор как-то странно крякнула, из чего я сделал вывод, что директору никто прежде не отказывал на похожую просьбу. Что ж, буду первым. Но сидеть рядом с Дамблдором я не стану: и без того чувствую себя как на иголках в его присутствии.

Отпив из стакана тыквенного сока, я осматривал зал: пушистые елки, Хагрида в широкой шубе, спешившего к столу (этот увалень, конечно, не догадался снять ее), пасмурное небо вместо потолка, школьников, поглощавших пищу.

Ну зачем они мне сдались?

По какой причине я думаю о том, что им нужно пройти по зельям, чтобы успешно сдать экзамены?

Совершенно не чувствуя аппетита, я машинально намазал тост джемом и прожевал.

— Хагрид! — Дамблдор оторвался от разговора с Флитвиком. — Редко встретишь тебя здесь.

— Я извиняюсь, директор, за то, что помешал. Да тут такое дело.

— Так что случилось? — в голосе Дамблдора послышалась настороженность.

— Там, это самое, у теплиц ребята решили подшутить над мальчиком и закинули его сумку в заросли, чтобы он, мол, сам ее вытаскивал. Они, наверное, не знали, что это были дьявольские силки! — Дамблдор вскочил с места так прытко, что металлическая ложка отлетела в сторону и забарабанила, закатываясь под стол.

— Где он?

— Все в порядке, профессор! — поспешно пробасил Хагрид. — Старосты его факультета, двое со Слизерина, случайно оказались рядом, — я буквально впился взглядом в бородатое лицо школьного лесничего. — Они и помогли, я ж, вы знаете, не могу. Они повели его в больничное крыло.

— Хорошо, Хагрид, — Дамблдор заметил, что я отложил тост и внимательно слушаю. — Виновников случившегося отведи в мой кабинет, пожалуйста, я лично с ними побеседую…

Что хотел сказать Дамблдор, я не дослушал: вышел из-за стола и последовал в больничное крыло. В зале продолжалось оживленное веселье: никто не знал о том, что произошло.

В больничном крыле я первым делом заметил двух студентов, державшихся за руки: Крофтон и бледная худая девушка по фамилии Сэмьюэлз, оба — старосты нашего факультета. Возле маленького мальчика хлопотала Помфри.

Крофтон и Сэмьюэлз молча наблюдали за тем, как целительница покрывает синяки пахучей мазью. Слава Мерлину, пострадавший слабо улыбнулся. Но видеть лиловые борозды на шее ребенка от пытавшихся задушить его стеблей было кошмарно. Хотя я видел намного худшие вещи, которые случались с детьми. Перед мысленным взором всплыли маленькие трупы, и мне стало дурно от осознания того, что все это было лишь несколько месяцев назад. А теперь я здесь, в безопасности.

— Незачем тут находиться, — недовольно обратилась Помфри к слизеринцам и, увидев меня, сказала: — Ах, и вы тоже!

Старосты разом подняли головы.

Полностью проигнорировав их и Помфри, я остановился перед кроватью мальчика и требовательно спросил:

— Объясните мне, мистер…

— Тэфт, сэр.

— Объясните мне, мистер Тэфт, почему, проучившись в Хогвартсе два года, вы не научились различать опасные, подчеркиваю, для здоровья и жизни магические растения? Вам не рассказывали этого на травологии, или вы недостаточно внимательно отнеслись к предмету?

На щеках студента появился огненно-алый румянец. Он гневно воскликнул:

— Я бы узнал их, сэр, если бы догадался, что мои вещи не просто так запрятали, а чтобы посмеяться над тем, как меня схватят дьявольские силки!

— А воспользоваться нужным заклинанием вы не могли?

— Не кричите на него! — воскликнула Сэмьюэлз за моей спиной.

— Кажется, вашего мнения я не спрашивал, мисс Сэмьюэлз, — не оборачиваясь, холодно произнес я.

Пострадавший мальчик потупил взор и прогнусавил что-то себе под нос.

— Что вы там сказали? Смотрите на меня, когда я с вами разговариваю!

— У меня не было палочки, — виновато произнес он.

Немного поостыв, я произнес уже не так строго:

— В этом нет ничего страшного, но ее желательно постоянно носить с собой. Вы же волшебник, в конце концов.

Постарался соорудить улыбку. На лице ребенка появилось облегчение.

Возня с детьми подействовала на меня ободряюще. Захотелось сделать для них что-нибудь еще. То, чего не хватало мне.

— Дадите вы мне поработать спокойно? Снейп, или как вас там?

— Вы. За мной, — кинул я старостам, напоследок презрительно ухмыльнувшись Помфри.

Когда мы покинули пределы палаты, старосты нагнали меня:

— И что? Будете теперь и на нас орать?

Мимоходом глянув на часы, я ответил:

— С чего бы?

— Тогда куда мы идем? — не отставали эти двое.

— Задаете слишком много вопросов.

Мы уже были возле кабинета Дамблдора, когда Сэмьюэлз заметила на последнем издыхании, еле поспевая за мной:

— А мы с Уильямом вспомнили: вы выпускались, когда мы были на втором курсе.

Разве то, что всего несколько лет назад я был школьником, может иметь значение, если теперь я чувствую себя древним стариком?

— Заходите, — глухо произнес я, пропуская слизеринских старост в кабинет Дамблдора.

* * *

Оставив стол заваленным непроверенными эссе, я взял бумаги, которые Макгонагалл просила меня заполнить, и направился к учительской.

Наверное, я никогда не смогу там сидеть и вести праздные разговоры.

Ну вот о том и речь. Дверь в учительскую была приоткрыта, и оттуда доносились голоса. Услышав свое имя, я остановился, как вкопанный.

— …мне кажется, что с ним приключилось… что-то.

— Немудрено, — раздался голос Макгонагалл, в котором проскальзывали скептические нотки.

— Да-да, — поспешно вставил Флитвик. — Северус стал каким-то отмороженным. И глаза потухшие.

— Это пугает, согласитесь, Филиус?

— Н-не знаю, Помона. Затрудняюсь ответить. А вы, Минерва, видимо, огорчены тем, что он устроил вчера.

Мне вдруг расхотелось входить туда, да и при всем желании я не смог бы себя заставить. Для себя я мертв, окончательно и бесповоротно, но я и не думал, что выгляжу таким со стороны. Наверное, надо принять этот факт без лишних эмоций. Я стоял под дверью, может быть и подозревая, что рано или поздно меня заметят, но не отдавая себе в этом отчета. В своей апатии я позабыл обо всем.

— Да бросьте, Филиус, с чего бы мне расстраиваться из-за этого мальчишки? Не знаю, что вы там вообразили, но для меня кристально ясно, что он ничуть не изменился. Все такой же неприятный и грубый субъект.

— Не рот, а помойка, — поддакнула Вектор.

Шелест страниц, скрип отодвигаемого стула, шаги.

Дверь открылась, и передо мной появилась Макгонагалл. Мое появление в самый разгар такой беседы стало для нее полной неожиданностью. Оглядев ее равнодушно, я произнес:

— Ваши бумаги. Вы просили меня на днях.

— Верно, — спохватилась она.

Принимая у меня из рук документы, Макгонагалл выглядела растерянной и выбитой из колеи.

— Здесь все? — спросила Макгонагалл и, обрадованная, что может заполнить растянувшуюся паузу, пролистнула пару страниц.

— Да, — сказал я глухо.

И, резко развернувшись прямо перед ее носом, направился в свои подземелья.

Этого следовало ожидать. Мне почти все равно. Честно.

* * *

— Прошу, — Дамблдор указал на кресло. Я нехотя сел.

За окном шел снег, окрестности стали похожи на картинки с новогодних открыток. Замок был закутан в белое, словно в саван. Слишком тяжелая для меня красота. Я отвернулся. Дамблдор поправил съехавшие на кончик носа очки.

— Как вам нравится в школе?

Я исподлобья глянул на него. Встречаться с Дамблдором глазами было слишком тяжело: я постоянно боялся, что он скажет что-нибудь лишнее.

— Я здесь не впервые, — отозвался я угрюмо.

Мне совсем не хотелось давать ему поводов на разговоры… о личном. Уж лучше ограничиваться служебными беседами.

До конца не понимая, почему он позвал меня к себе без видимого повода, я продолжил оглядывать кабинет. В углу с Рождества осталась роскошно наряженная елка. Когда мой взгляд упал на нее, Дамблдор, видимо продолжавший пристально следить за мной, произнес:

— Чудесный праздник Новый год. Жаль, вы пропустили рождественский пир в Хогвартсе.

— Не думаю, что я многое потерял.

Разговор стал угнетать меня. К чему он клонит?

Дамблдор поднялся из кресла и подошел к окну.

— Сегодня замечательный день, вы не находите? Только посмотрите, какая погода, Северус.

И я посмотрел. Только на директора и с подозрением.

— Вы помните, какая сегодня дата?

Сглотнув, я промолчал.

Конечно, я помнил. Сегодня был день моего рождения, но я так давно не придавал значения этой дате, что, взглянув утром на календарь, сразу забыл об этом.

— С днем рождения, Северус, — ласковым, словно бы из другого мира, параллельного моему, голосом произнес Дамблдор. — Это вам. Лелею надежду, что я не прогадал с подарком.

На столе лежала небольшая коробка, обернутая разноцветной бумагой и обвязанная лентой. Я только теперь ее заметил среди всех чудаковатых предметов, которыми был завален кабинет.

Чертовски неправильно. Что он хочет этим показать? Кто его просил, в самом деле?

— Вы это специально, да? — с надрывом выдавил я, гипнотизируя сверкающую упаковку, но не дотрагиваясь до нее. Чем дольше я смотрел на нее, тем противнее мне было от мысли, что я не заслужил этого.

— Вы это специально, я вас спрашиваю?! — я вскочил, охваченный внезапным желанием оттолкнуть Дамблдора от себя, разуверить его.

Дамблдор стоял, опустив руки, судя по всему, готовый внимательно слушать меня.

— Вы, видимо, чего-то не поняли, Дамблдор! — заговорил я, ужасно разозлившись на его спокойствие. — Не надо обращаться со мной… Как, как… Словом, не будьте простофилей! Хотя нет, вы совсем не так наивны, как хотите казаться... Ну зачем вам я? Мерлина ради, скажите, зачем вы устроили это? Не пытайтесь доказать, что… Не надо жестов, Дамблдор! Вы очень глубоко во мне ошибаетесь! Я плохой человек! — проревел я в ярости и осекся на полуслове, увидев, с какой тоской он смотрит на меня. Невыносимо, этот человек решительно ничего не понимает!

Тяжело дыша, как после бега, я ждал ответа, потом дернулся пару раз, порываясь еще что-нибудь сказать. Но не нашел слов, способных вразумить этого человека, бросился к двери в полном смятении, распахнул ее и почти бегом спустился по винтовой лестнице.

Его слова сотрясли почву подо мной. Слишком много света и тепла. «Они не для меня!» — хотелось воскликнуть, но я с болью чувствовал, что Дамблдор поступил так из жалости. Между тем я знал, что он хочет добра без задней мысли. Должно быть, он догадывался, что вскроются мои старые раны, обиды, но все равно сделал это. Для Дамблдора это долг. Но для меня лучше смерть, чем незаслуженная забота.

Когда я вернулся в свои комнаты, мое мнительное состояние только усилилось. И чем больше я об этом думал, тем глубже сомнения, злость, огорчение вспахивали мою душу.

Каким нужно быть дураком, чтобы обращаться со мной так, будто он не знает, кто я! За что он так внимательно ко мне относится? И какие слова он произнес! Обыкновенные для любого, но совершенно чуждые мне. Они до сих пор крутились в голове, и с каждой минутой я все больше злился на Дамблдора и все больше чувствовал себя виноватым. Не на меня он должен тратить свое время, не на меня!

А я накричал, наговорил столько оскорбительного. Я с мукой припомнил, что именно было произнесено. Неудивительно будет, если он выгонит меня из школы. Пожалуй, это будет справедливо.

Я сам с трудом понимал, отчего случившееся так сильно на меня подействовало.

Наверное, я устроен совсем неправильно.

* * *

Выдуманные мной за эти несколько часов слова извинения были нелепы и слишком официальны. Если бы я знал его ближе, мне было бы проще.

А ведь действительно странно. Он меня знает, а я его совсем нет.

Вымотав себя окончательно, я направился к кабинету директора, не решив, что буду делать. Вполне вероятно, он и слушать меня не захочет.

Вечерело. В пустынных коридорах горели факелы.

Возле горгульи я снова столкнулся с Макгонагалл. Дьявол ее забери.

— Я обещала Аль… профессору Дамблдору, что загляну к нему в это время, — строго оглядев меня, сказала Макгонагалл.

— И? — на большее я не был способен.

— Мне бы хотелось обсудить с ним некоторые вопросы, вас не касающиеся.

— Да обсуждайте что угодно.

— Честное слово, у меня нет ни малейшего желания спорить, — морщась, она аккуратно массировала висок. — Из-за вас у меня разыгралась мигрень. И так ничего не помогает, а тут вы еще со своими…

— Сильные головные боли не появляются из ниоткуда. Могли бы уж догадаться попросить сварить вам зелье! — сказал я, раздраженный донельзя.

— Я попросила бы, дай вы мне хоть слово вставить.

— Что-то я…

— Минерва? Северус? Что произошло? — мы оба не заметили, как горгулья отодвинулась и появился директор.

— Ничего особенного, Альбус, — опередила меня Макгонагалл.

Ошарашенный, я кивнул.

— Можете в девять часов зайти ко мне за зельем, — недовольно поглядев на Макгонагалл, сказал я.

Профессор трансфигурации, держась за голову, внезапно улыбнулась мне перед тем, как скрыться в проходе.

— Заходите и вы, Северус, — сказал Дамблдор, когда Минерва прошла за каменную горгулью. — Я освобожусь довольно быстро.

Не смея взглянуть ему в глаза, я молча прошел внутрь. Решимость мою как ветром сдуло. От его вежливости я почувствовал себя пристыженным и с радостью вернулся бы к себе. Но проход закрылся, и лестница стала поднимать нас наверх.

Пока Макгонагалл разговаривала с Дамблдором, я стоял в стороне и собирался с духом. Мне очень хотелось показать ему, что я сожалею о случившемся, но заискивать перед ним было бы слишком низко. Я растеряю последние крупицы его уважения.

Если уже их не лишился.

Макгонагалл кратко о чем-то сообщила директору — я не прислушивался, — и мы с ним остались наедине.

— Присаживайтесь, — наверное, сотый раз за день произнес он.

Чувствуя себя очень неловко, я подчинился. Мне было невдомек, с какой стороны подступиться к тому, с чем я явился. Голос и манеры Дамблдора не выдавали того, что он сердит. И это сбивало меня с толку и еще сильнее мучило.

— Удивительное письмо я сегодня получил от профессора Слагхорна, — непринужденно начал Дамблдор. — Он интересуется, как идут дела в Хогвартсе. Столько месяцев изводил меня просьбами уволить его, и тут это. Мда, чудная штука наше подсознание: никогда не знаешь, что оно выкинет.

Притворяться дальше, что все в порядке, я был не способен.

— Господин директор, я, кажется, вспылил и наговорил лишнего… Я чувствую себя обязанным… — перебив его, начал я, но проглотил конец фразы и боязливо поднял глаза. Проклятье, я совершенно не умею извиняться.

Но Дамблдор смотрел на меня гораздо ласковей, чем я ожидал.

— Я не сержусь на вас.

— Почему? — не выдержал я напряжения, скопившегося внутри. — То есть, я хочу сказать…

— Вы будете чай? — безо всякого перехода предложил он.

Более неожиданной реакции я представить не мог, потому что с трудом поспевал за ходом его мысли. Мне стало стыдно даже перед портретами. Не могу попросить прощения! Дурак, трижды идиот.

— Я, наверное, пойду, Дамблдор, не буду вам мешать, — хрипло пробормотал я, ненавидя себя еще сильнее, пока Дамблдор доставал посуду.

— С вашей стороны будет неприлично уйти сейчас. Оставайтесь.

Передо мной уже стояла чашка, а Дамблдор подливал в нее горячий и приятно пахнущий чай.

Его великодушие сломило меня. Мне казалось, что лучше покинуть кабинет, пока не поздно, но директор не дал мне шанса, и мне вдруг стало легко и уютно с ним. Так, как никогда не было даже в детстве. Он знает обо мне столько плохого, но его это не тяготит. Если он и затронет запретные темы, то попытается сделать все возможное, чтобы я не чувствовал боли. И отчего я раньше презирал Дамблдора? Может быть, он с самого начала верил в меня. С робкой благодарностью я следил за директором.

Для меня это слишком, но как же это невероятно.

— Ну, Северус, — устроившись удобнее, директор спросил: — Непривычно вам в роли преподавателя?

— Пожалуй, что так, — помешивая чай ложкой, ответил я.

— А как студенты?

— Они идиоты.

Дамблдор весело ухмыльнулся. Я недоверчиво на него покосился. Он, верно, думает, я говорю несерьезно?

— Необычная характеристика. Так ли уж поголовно?

— В большинстве своем да.

— Это хорошо, что вы судите так. Надеюсь, в скором времени большинство превратится в меньшинство.

— Не думаю, — саркастически протянул я. Во мне зародились сомнения: не издевается ли он?

Тем не менее, лучше вести этот не обремененный смыслом разговор, чем оставаться наедине со своими мыслями.

— Многие дети, особенно не из магических семей или выросшие вдалеке от нашего мира, не сразу привыкают к Хогвартсу, — задумчиво проговорил Дамблдор. Он заметно погрустнел. — Это следует учитывать.

Он намекает об этом ребенке? Я не хочу ничего знать о Поттере-младшем, во всяком случае, до тех пор, пока он не поступит в школу.

— А как думаете, Пожиратель сможет когда-нибудь перестать им быть? Это ведь тоже… следует учитывать.

Я сильно пожалел, что раскрыл рот, сразу, как только это сказал. И когда я отделаюсь от дурацкой манеры говорить что-нибудь назло?

Ложь в данном случае была недопустима, а правда была слишком горькой. Здесь и сейчас, в этом уютном месте, можно было притвориться или забыть, что я — кто-то другой. Но будущее чернело на горизонте, омрачая даже самый спокойный и чудесный новогодний вечер.

Всматриваясь в лицо Дамблдора, я даже не пытался найти признаки того, что ошибаюсь. Я верил только в одно.

Нет ничего ужасней, когда тот, кто знает все, молчит.