Чужая (гет)

— Ты чего такой печальный, Сириус? — улыбается Римус, присаживаясь на край его кровати и не смотря на друга напрямую.

— Я не печальный, я сплю, — бурчит тот в подушку, незаметно улыбаясь.

— Ну да, конечно, а то я не вижу. Ты весь день ходишь как в воду опущенный.

— Да уж, не позавидую сейчас тому, кто оказался в воду в такой мороз, — пытается пошутить Сириус, но потом вздыхает, закинув руки за голову.

Римус смотрит на друга всего секунду, но предельно внимательно, изучая каждую эмоцию, каждый крошечный знак, который намекает на правду. И запоминает в мельчайших подробностях, чтобы потом вновь поднять взгляд на потолок и заняться его увлечённым рассматриванием. Сириус не придаёт этому взгляду должного значения, думая о своём и покусывая нижнюю губу будто бы в некотором замешательстве.

— Я тебя слушаю, — повторяет Римус, приподняв уголок губ.

— Моя сестрёнка уезжает домой на Рождество, — выдыхает Сириус.

— Даже не буду спрашивать, какая именно. И, судя по всему, ты остаёшься с нами.

— Да разве я могу бросить вас, — смеётся он и валит Люпина, шутливом накидываясь на него.

Римус смеётся, пытаясь отбиться от назойливого друга, а тот в какой-то миг становится серьёзным и осторожно встаёт с него. К таким переменам настроения Люпин вполне привык.

— Да и даже если бы я поехал домой, моя мать не пустила бы меня в гости к кузинам. Рождество обернулось бы для меня кошмаром в четырёх стенах с вечными криками с стороны матери, безразличием со стороны отца и нытьём со стороны Регулуса. Здесь лучше, чем в этом дурдоме. Я рад, что я с вами.

— А мы рады, что ты с нами, — эхом вторит Римус.

— Мне жаль её, Рем, понимаешь? Да, я не идеал и не авторитет для неё, но… она должна быть больше похожа на меня. Ей нужна свобода. Но она не выпускает себя, она держит себя в жёстких рамках, которые поставила ей наша семья. Ты только посмотри на неё! На кого она похожа! Кого она из себя строит! Ей всего одиннадцать, а она уже под стать девушкам из высшего общества. У нас не было детства. Кстати, вот разумный аргумент для МакГонагалл, почему я себя так веду — я обрабатывают заслуженное веселье. А он что? У неё этого нет. У неё теперь ничего нет. Я порой думаю, не лучше ли ей было бы действительно попасть на Слизерин? Она чувствовала бы себя в своей тарелке, завела бы друзей… или рабов. Неважно. Ей здесь не место.

Дверь в комнату открывается, и внутрь заваливается Джеймс. Яркий румянец играет у него на щеках, взгляд полон азарта и возбуждения, губы приоткрыты, чтобы что-то начать говорить. Слова так и остаются невысказанными. Джеймс застывает в дверной проёме усмехается:

— Оу, у нас тут душевные разговоры? Можно, и я поучаствую? Или это что-то типа закрытой секты? Тогда мы с Питом немедленно создадим свою, чтобы вы потом не называли нас неудачниками.

— Поттер! — стонет Сириус. — Да заткнёшься ты когда-нибудь или нет? Что такого приключилось, что ты никак не наговоришься?

Римус про себя подмечает, что он с лёгкостью меняет неприятную, но очень важную тему. И чувствует что-то приятное в груди от осознания того, что Сириус доверяется исключительно ему… и тут же укол совести оттого, что услышал однажды его полуночное признание. Он отгоняет от себя переменчивые мысли. Что может быть серьёзного в его словах? Любовь к сестре — это нормально, совершенно естественно, безоговорочно. Пусть и сводной… и которая тебя ненавидит… Бред.

Сириус смотрит на друга и издаёт короткий смешок. Потому, что он не понимает всей правды. Для Римуса это что-то простое, а сам он скрывает намного больше смысла в этом.

Джеймс падает на свою кровать, явно не собираясь вникать в суть разговора или вообще слушать, а посему Римус вновь поворачивается к Сириусу, который совершенно не выглядит так, будто готов продолжить их душевные посиделки.

— Насчёт Регулуса ты так не беспокоишься, — говорит он тихо, на случай если Блэк не захочет отвечать в виду того, что в комнате присутствует теперь и Джеймс.

— Регулус окончательно и бесповоротно потерян, — тянет Сириус.

— Но он твой брат. Родной.

— Для него авторитетом выступают наши родители. Если быть точным, он слишком боится не оправдать их надежд и поэтому делает всё, что они говорят и хотят от него. Белла не имеет идеалов, она сама по себе, но с чётко поставленной целью. Под рамки аристократизма она подстраиваться скорее инстинктивно и спонтанно. Поэтому, друг мой, я и волнуйся за сводную сестричку больше, чем за родного брата.

Римус мотает головой — разум отчаянно отказывается воспринимать и понимать сказанное. В конце концов, это его личное дело, ему же остаётся выступать в роли моральной поддержки.

— Спасибо, — шепчет Сириус прямо над ухом.

— За что? — удивляется Люпин.

— Что позволил мне выговориться. Несмотря на то, что я не хотел.

Сириус вздыхает в знак того, что разговор теперь уже действительно окончен и добавить больше нечего, после чего встаёт, треплют Римуса по волосам и покидает спальню.

В гостиной совсем мало народу: все собирают последние вещи и готовятся к отъезду, ведь времени остаётся всего ничего.

— Ах!

Сириус едва успевает поймать налетевшее на него чудо и спасти от падения, бережно ставит его на ноги, убирает чёлку с медовых глаз, целует в лоб.

— Уезжаешь, МакКиннон?

— Едем с братьями, мамой и папой во Францию. Париж, Эйфелева башня и всё такое, знаешь.

— Скучать будешь? — хитро щурится он.

Марлин фыркает, но встаёт на носочки и звонко чмокает его в щёку на прощание, машет рукой у самого прохода. Сириус приставляет руку козырьком ко лбу и даёт отмашку, не переставая улыбаться. Она с чемоданом скрывается за портретом Полной дамы, а он думает, что без неё ему будет немного скучно на праздниках.

Сириус не помнит, зачем спускался вниз, поэтому медленным шагом поднимается обратно, попутно переговорив с парой однокурсников, встретившихся на лестнице и остающихся в замке.

— Марлин уехала, — сообщает он Джеймсу и Римусу, плюхаясь на кровать.

— Лили тоже, — будто бы невзначай добавляет Поттер.

Сириус смотрит в потолок, стараясь ни о чём не думать, и ему отчего-то хочется, чтобы побыстрее наступило лето. Вдруг он вскакивает на ноги.

— Я должен проводить её!

— Марлин? — в замешательстве переспрашивает Римус.

— Беллу! — раздаётся уже из гостиной.

— Блэк, не глупи! — тянет Джеймс, но тот уже не слышит.

* * *

Сириус оказывается на платформе лишь тогда, когда экспресс уже трогается с места. Он пытается увидеть в окнах поезда знакомое лицо, но безуспешно. Он взлохмачивает волосы, немного нервно смеётся и думает, что и правда ведёт себя глупо, да и заболеть может на морозе без куртки. Ничего, он напишет ей с совой.