Колдун из Азкабана (гет)

7 ноября 1999 года.

Гарри сидел за столом и усталыми небрежными движениями ворошил разбросанные на столе письма. За его спиной размеренным усыпляющим стуком шли старинные часы. Левую руку приятно грел весело потрескивающий камин, наполнявший теплом комнату. На стенах в хаотичном танце плясали тени, то стыдливо дрожа, то сливаясь воедино в причудливый узор.

Гарри взял в руки одно из писем и задумчиво провел пальцами по бумаге.

Джинни...

Тогда это казалось уместным, даже необходимым. Война торопила жить, обостряла чувства, даже вне опасности оставалась на задворках сознания, раздражающим зудом напоминая о близости смерти.

Но в мирное время... Отношения из необходимости превратились в обязанности. Джинни — родная, близкая, но сердце не волновалось, не трепетало, когда Гарри думал о ней. Он снял очки и закрыл уставшие, воспаленные после нескольких бессонных ночей глаза.

Гарри вздрогнул, почувствовав, как сквозь защитный барьер дома кто-то прошел. Скорее всего — Кингсли, больше никто не навещал его в столь поздний час. И правда, через несколько секунд в комнату вошел его начальник, наставник и друг.

Выглядел он болезненно. Мешки под глазами, замученное исхудавшее лицо, угрюмый взгляд и суровая складка на лбу свидетельствовали о постоянной эмоциональной и интеллектуальной нагрузке. Не здороваясь, он прошел к бару за спиной Гарри, открыл стеклянную дверцу, достал графин и плеснул себе в стакан виски.

— Тебе бы поспать, Гарри.

— Кто бы говорил.

Кингсли присел в кресло напротив камина.

— Репортеры скоро будут разбегаться в ужасе от твоего вида.

— Это аргумент против или за? — вымученно улыбнулся Гарри.

— Я серьезно, тебе нужен сон.

Гарри вздохнул и положил голову на сложенные на столе руки. Кингсли посмотрел на пламя и, немного помолчав, спросил:

— Все еще винишь себя за Эла?

— Не. Просто мысли лезут в голову.

— То есть винишь?

— Ну... да.

Кингсли скользнул по нему взглядом и потер виски.

— Ты никак не можешь повлиять на политику Министерства...

— О-о-о Мерлин, Кингсли, прекрати. Мы уже сотню раз обсуждали эту тему! — раздраженно отмахнулся Гарри.

— ... а станешь пытаться, тебя самого упекут в Азкабан, — закончил Кингсли.

— Черт побери, тебе бы ко врачу записаться.

Кингсли скептически изогнул бровь.

— Чего ты смотришь так на меня? — недовольно поморщился Гарри. — Думаешь, шучу? А ты бы все же проверился, вдруг на тебе отсрочка какая.

Кингсли не ответил и они молча просидели некоторое время, бездумно любуясь пляшущим в камине пламенем.

— Ты свою роль сыграл, Гарри, — проговорил Кингсли, не отводя завороженного взгляда от огненных всполохов. — Снимать сливки надо с умом.

— С умом?! — не веря своим ушам, вскинулся Гарри. — Ты говоришь — с умом?! Скажи, Кингсли, я с умом пользуюсь своим положением, если вытащил Малфоев, а его отпустил?

Кингсли устало вздохнул.

— Я не просто так сказал тебе не вмешиваться. Нам не нужны лишние поводы для обсуждений. Тебе простили Малфоев, но Лиммертайл склонил бы весы не в твою пользу. Так что хватит злиться, тебе не пятнадцать лет. Элессар сможет о себе позаботиться.

— Да там же целая тюрьма пожирателей, которые только и ждут, как всадить ему нож под ребра! И как, скажи на милость, он сможет о себе позаботиться, если у него даже палочки нет?! — распаленный Гарри покраснел и вытер испарину со лба.

— Я понимаю твои чувства, Гарри. Но ты многого о нем не знаешь. Эл производит впечатление открытого и добродушного парня, эдакого прямолинейного простачка, но это потому, что ему так выгодно. Не заблуждайся на его счет, он прекрасно обучен и имеет боевой опыт, — устало произнес Кингсли. — Можешь быть уверен, ему не нужна палочка для защиты.

Гарри закатил глаза и откинулся в кресле.

— Хорошо, пусть так. А как же мои сокурсники? Неудобно о них думать?

Кингсли перевел тяжелый взгляд на Гарри. Его густой бас, обычно мягкий и льющийся, словно мед, внезапно стал резким и неприятным, ледяным лезвием вспарывая слух.

— Я тебе не подружка с факультета, Гарри, прояви уважение. Ты прав — многих, особенно чистокровных, сильно прижали. Но если бы в вашей дуэли не ты одержал верх, они бы нас не пощадили. Нет, Гарри, ни о какой гуманности или сострадании речи не идет. Завязывай жить иллюзиями, ты не можешь помочь всем. В каждой войне есть победители, а есть проигравшие, так что сиди и радуйся, что тебе удалось покончить с Темным Лордом. Даже национальную гордость можно легко осудить и запрятать в Азкабан, и так и будет, если ты продолжишь необдуманно переходить дорогу этим людям. Мы боремся, но нас слишком мало, так что наберись терпения, герой, и выполняй свою работу, — припечатал Кингсли, развернулся обратно к огню и отпил виски.

Если бы Гарри за время работы с Кингсли не привык к выговорам и подобному тону, он бы, наверное, смутился и замолчал. Однако в те времена, когда они бок о бок работали в поле, отлавливая неуемных маньяков, Гарри вдоволь насмотрелся на боевого офицера Кингсли, поэтому сейчас полученный выговор вызвал в нем обратную реакцию.

— Предлагаешь оставить все как есть? Пусть детей сажают за проступки отцов? — таким же ледяным тоном спросил Гарри.

Кингсли шумно втянул ноздрями воздух.

— Уймись ты уже. Людям нужен был козел отпущения. Не мертвый как Темный Лорд, а живой и в досягаемости, на котором можно отыграться, отомстить за все страдания. Ты не знаешь, но одно время мы стояли на пороге реального восстания! Многие, очень многие жители хотели уничтожить Министерство, потому что оно, прямо скажем, облажалось. Роль министра не только в том, чтобы ходить и лицом торговать. Ему еще приходится принимать непростые решения. Райли может и перегибает местами, но политически он все делает грамотно. Во-первых, он дал людям цель, кого винить, тем самым отведя фокус от Министерства. Во-вторых, откуда ты думаешь нашлись деньги на выплаты компенсаций жертвам? Все из конфискованных у Пожирателей активов. Этим Райли снизил накал в обществе, чтобы люди не скатились в самосуд.

— Мне казалось, что мы считаем Райли плохим парнем? А ты ему диферамбы поешь, — недовольно заметил Гарри.

— Тебе что, десять лет?

— Ой, ну расскажи еще, что плохих не бывает, все, мол серые. И Волдеморт тоже на самом деле где-то в глубине души хотел разводить породистых кроликов.

Кингсли задумался, а потом спросил:

— Ты вообще понимаешь истоки конфликта?

— Волдеморт позвал, чистокровные прибежали. Власть он хотел захватить, ничего нового.

Кингсли покачал головой, дождался, когда Гарри сядет в кресло рядом и принялся рассказывать. Не так давно Поттер официально вступил в права наследия и стал главой магического рода, но он особо не интересовался делами чистокровных, а уж тем более историей, ввиду нехватки времени. Поэтому, когда Кингсли превращался в профессора и принимался читать ему лекции, Гарри старался внимательно слушать, учась понимать подоплеку событий.

По словам Кингсли, разрыв между слоями населения появился задолго до Волдеморта, корнями уходя в глубину тысячелетия, во времена Вильгельма. Нормандец занимал два трона — обычный и магический. Волшебниками он правил опосредованно, даже номинально, через Совет волшебников, в который входили влиятельные фамилии того времени. Фактически же управляли волшебным миром семеро его верных соратников. А может и обоими мирами...

Для Вильгельма все маги представлялись одинаковыми, он не видел необходимости создания столь привычного классового общества. Но все же именно он заложил первый камень в фундамент учения чистоты крови, чьи адепты через десяток веков поднимут палочки против обычных людей. Почему? Да потому, что первые дворянские семьи, как и последующие, приносили клятвы. А клятвы завязаны на крови. Если род начинал внепланово разбавлять кровь, то другие воспринимали это, как желание нарушить клятву.

— Вход галлеон, выход — два…

— Да. Если ты в клубе избранных, то для других ты неприкасаем. Но в случае чего, другие избранные тебя и сожрут. Чистокровное дворянство состоит из противоречий и вражды, но снаружи никому не позволено угрожать статусу лордов. Ты можешь быть самым мелким презираемым докси в их обществе, в тебя будут плевать при встрече, но, если твоя кровь благородна, лорды будут защищать тебя, руководствуясь принципом «сегодня тебя, завтра нас». Для них Кодекс чистокровных стоит выше законов Магической Британии.

— Неужели ничего с этим нельзя было сделать за столько лет? А если лорд убил волшебника?

— Даже в этом случае аристократы будут защищать его всеми правдами и неправдами. Многим раньше сходило подобное с рук, ведь Визенгамот почти полностью состоял из дворян. Даже когда их вышвырнули оттуда, они все равно сохранили влияние. Не забывай еще, что именно лорды Кругов собирали налоги. Они же принимали законы, контролировали других волшебников, судили и наказывали. И все это просто по праву рождения. Вот тебе и зерно, которое посеяли много веков назад, а ты говоришь — Волдеморт. Неприязнь к дворянам росла из года в год, копилась из века в век. А ведь в те времена волшебников было меньше, а маглорожденные вообще практически отсутствовали. Каждый в той или иной степени мог считаться чистокровным. А теперь дай этому коктейлю из проблем настояться в течение нескольких веков.

— Подожди. Богатые и бедные есть всегда. Как это применимо к Волдеморту?

— Очень просто! В начале семнадцатого века короля Якова I вынудили отказаться от престола. Яков поставил одно условие — магический трон должен оставаться пустым. Старшие семьи согласились, а потом волшебный мир погрузился в хаос, ведь до этого именно монарх гарантировал действие системы кругов. Теперь же, фактически, дворяне лишились «двора», а значит, формально система кругов оказалась нелегитимной и должна была быть упразднена, но Старшие семьи продолжили свое правление. Начались восстания, бунты. Вплоть до создания Министерства Магии и Магической Британии.

— Но ведь Круги до сих пор существуют. Да и я сам вижу, что аристократы до сих пор живут большей частью по Кодексу.

— Ну, бороться с тем, что добрая четверть населения считает догмой — себе дороже. Ни один министр не пытался отобрать у них право на традиции, даже Анне Стюарт пришлось считаться с желанием чистокровных волшебников жить по Кодексу. Но она все равно установила главенство закона Магической Британии над Кодексом чистокровных. Старшие семьи не могут этого принять до сих пор, но среди них нет и не может быть лидера. А Волдеморт лишь затронул нужные струнки, после чего чистокровные уже сами сделали из него предводителя. Ты правильно сказал, война с Волдемортом была за власть, но у нее очень давняя история, уходящая корнями в глубину времени. Очень грубо говоря, но ты можешь расценивать обе магические войны, как своего рода попытки Старших семей вернуть былые устои.

— Как это коррелирует с дискриминацией слизеринцев?

— Напрямую. Подавляющее большинство слизеринцев — потомки древних родов, члены которых на протяжении веков относились к обычным людям с пренебрежением и презрением.

— Этих древних родов не меньше сотни, на Слизерине столько не учились.

— Не каждый благородный — слизеринец. Но слизеринец наверняка будет благородным. Думаю, что тут все очевидно, заветы Салазара официально не признаются, но статистика то ведь не врет. А в такой среде… добрая половина слизеринцев считала нечистокровных волшебников животными, недостойных даже взгляда. Они гордились своим происхождением, главным сокровищем. Магический мир, конечно, серьезнее относится к наследству предков, кровным связям и их значению в обществе, чем маглы, но даже для волшебников поведение чистокровных дворян, а особенно слизеринцев, выходило за рамки. И нет ничего удивительного в том, что теперь, в апогей разрушения устоев магического мира, Слизерин самый презираемый факультет. Добавь сюда еще и обывателей, многие из которых завидовали влиянию и богатству, переходившим из поколения в поколение в чистокровных семьях. Многие мечтали принадлежать к этой касте, но сейчас они все с наслаждением наблюдают, как заносчивые и надменные аристократы лишаются имущества, положения, статуса. Слизеринец теперь клеймо, Гарри, и ты ничего не сможешь с этим поделать.

— И это самое обидное, не правда ли? У меня столько титулов, а толку от них никакого, — горько ответил Гарри после недолгого молчания.

— Квин — первый министр, который смог выбить из дворянской пасти несколько зубов. И, честно говоря, это пойдет им на пользу.

— Но ведь ты и сам дворянин. Как и я.

— Ты понимаешь, о чем я говорю. Дворянин дворянину рознь. Мы еще все исправим, я верю в это, и за это я борюсь, — тихо проговорил Кингсли, допил содержимое стакана и уточнил. — Не в смысле, что вернем Старшим семьям власть, а что устраним несправедливость и сохраним традиции. Но у меня для тебя есть еще одна не очень приятная новость, лучше налей себе и мне добавь.

Гарри устало посмотрел на него и разлил виски по стаканам. Кингсли, рассматривая напиток в свете полыхающего камина, задумчиво проговорил:

— Знаешь, вот сижу я и думаю, что у тебя за судьба такая?

Гарри удивленно вскинул брови и отпил из бокала, заворожено наблюдая за весело потрескивающим пламенем.

— Не знаю, Кингсли. Может, привык уже, принял для себя, что спокойной жизни не будет. Может, это заслуга Дамблдора. Я много думал об этом. Ведь после гибели родителей он мог отдать меня в любую семью, мог сам заняться моим воспитанием, а отправил к Дурслям. Он знал, что мне будет тяжело, знал, что я живу в маленькой каморке, на письме из Хога ведь так и было написано — чулан под лестницей. Он мог прийти и объяснить все Вернону и Петунье, но вместо этого он просто наблюдал за мной. С самого детства он погрузил меня в трудности, никогда не вмешивался и давал мне самому решать проблемы. Вспомни первый курс с философским камнем и Квиреллом, вспомни второй с тайной комнатой и василиском, третий, когда сбежал Сириус, и мы его вытаскивали. Турнир на четвертом и все, что было после. Дамблдор каждый раз имел возможность помочь мне, но никогда не делал этого. Его план сработал, он косвенно дал мне понять, что помощи от него ждать не придется, а опираться я могу только на своих друзей. Рон и Гермиона стали моей семьей и ради них я горы сверну. Ради них я и пошел год назад к Реддлу в лес. Я более чем уверен, что, если бы я не справился на одном из этапов, Альбус бы подстраховал меня в самый критический момент. Фоукс же прилетел тогда. Так что это не судьба, это просто жизнь. Да, в сравнении с буднями обывателя, жизнь весьма необычная и насыщенная, но ведь я и Мальчик-который-выжил. Так что как начал, так и продолжил.

— Никогда не хотел будней обывателя вместо шрама?

— Естественно хотел. Быть обычным подростком, которого заботят обычные подростковые вопросы. Ну типа квиддич, друзья, девушки, экзамены в конце-концов, а не как бы мне не сдохнуть от рук одержимого маньяка. После первого курса меня изрядно трясло, когда я наконец осознал, что на самом деле произошло, и насколько мне повезло. Но это же и закалило, а потому последующие приключения уже не вызывали столь бурной реакции. Ну и повторюсь, я всегда мог положиться на Рона и Гермиону.

Кингсли промолчал. Гарри решил сменить тему.

— Кстати, насчёт друзей. У меня сегодня состоялся странный разговор с Лоуренсом. Об Элессаре.

— И что он хотел?

— Выпытывал, жив ли еще Орден.

Кингсли весело хмыкнул.

— И еще интересовался, был ли Эл связан с Особым Управлением?

Кингсли отставил бокал и повернулся к Гарри с выражением озабоченности на лице.

— С чего бы ему спрашивать подобное?

— На процессе Эл потребовал норму семь спецкодекса и сослался на какой-то прецедент «Осонвен».

— Что-то еще спрашивал? — взволновано спросил Кингсли, внезапно подобравшись. — Это очень серьезно, вспоминай.

— Да чего ты напрягся-то? Если хочешь, давай поглядим в думосбросе.

Кингсли кивнул. Гарри позвал Кричера и приказал домовику притащить артефакт. Когда плоская тарелка заняла свое место рядом со столом, Гарри сосредоточился и вытянул воспоминание. Когда через несколько минут Кингсли вынырнул из омута, выглядел он менее встревоженным.

— Чего ты так всполошился то? — недовольно спросил Гарри.

— Ты молодец, не бери в голову, — отмахнулся Кингсли, возвращаясь в свое кресло.

Гарри возмущенно вскинул брови. Кингсли помолчал недолго, вздохнул, и пояснил. Как Лоуренс правильно сказал, во времена существования Особого Управления ходило много поговорок про это подразделение. «В Ханнингфилде даже русалка захлебнется», «не рыбачь в Ханнингфилде» и многие другие, но все они имели общий смысл — не стоит лезть, куда не просят.

Неприметное здание на берегу озера Ханнингфилд крайне ревностно оберегало свои тайны. Настолько, что несмотря на официальное существование этого подразделения в составе Министерства Магии, большинство жителей Магической Британии считали Особое Управление чем-то вроде страшилки для взрослых.

Опроси всех английских волшебников, что им известно об этом департаменте, среди ответов не нашлось бы даже слухов наподобии «у меня есть друг, так вот он сказал мне, что у него есть знакомый, у которого брат знаком с человеком, работающим там». У тех, кто недальновидно распространялся на подобные темы, внезапно начинались проблемы с карьерой, неудачи в повседневных делах, а то и вовсе человек уезжал в отпуск на недельку-другую, а возвращался отдохнувшим, веселым и очень беззаботным. Поэтому хвастаться связями или информированностью маги предпочитали с гораздо меньшим риском для спокойной жизни.

В общем и целом, репутация у ведомства сложилась однозначная, что, в принципе, само ведомство устраивало и способствовало сохранению секретности. Даже у Министров Магии, которым ОУ структурно подчинялось, по истечении срока пребывания в должности изымали из памяти всю классифицированную информацию.

В 1996 году Темный Лорд лично сравнял с землей здание Штаба Особого Управления на берегу Ханнингфилда, сжег все документы, уничтожил архивы и хранилища, разрушил рассекреченные центры и филиалы и открыл охоту на агентов. В том же году Пий в качестве Министра Магии окончательно расформировал Управление и провел масштабную чистку. Всё, что так или иначе имело отношение к ОУ стиралось и уничтожалось. У Особого Управления и без Темного Лорда хватало врагов, которых Волдеморт, кстати, тоже подключил к зачистке. По сей день неизвестно, сколько людей пострадало от этой полномасштабной ликвидации.

Когда Кингсли занял пост Министра Магии, формально Особого Управления уже не существовало, но распространяться на темы определенного характера всё еще считалось безрассудством. А уж открыто упоминать, что работал в ОУ — самоубийство чистой воды. Кингсли, в бытность свою Министром, проверил личные дела близких ему людей и заметил кое-что странное в документах Лиммертайла. Он не смог разобраться, какие взаимоотношения существовали между Элессаром и Особым Управлением, но, воспользовавшись своим положением, Кингсли стер из личного дела Лиммертайла связь с некогда могущественной структурой, наводившей трепет на волшебников.

— То есть Элессар действительно был секретным агентом? — ошарашенно спросил Гарри, пытаясь осознать, насколько он не знает своего товарища.

— Честно говоря, я так не думаю, — покачал головой Кингсли. — Как ты знаешь, его несколько лет обучали в Таймыре, а туда нельзя было попасть без санкции особистов. Поэтому я склоняюсь к мнению, что Эл в свое время метил в спецназ, но что-то у него не срослось. В любом случае, правду мы теперь можем выяснить только у самого Элессара.

— Слушай, но откуда столько страха перед несуществующей службой? Чем они таким занимались, что их так боялись?

Кингсли усмехнулся и покачал головой, оставив вопрос без ответа. Гарри же не собирался просто так сдаваться.

— Брось, давай без присказок о рыбалке и озерах. ОУ уже нет, ты не первый год аврор, наверняка что-то слышал. Зачем иначе ты вообще завел эту тему? Чтобы интриги нагнать?

— Гарри, ты просто… Ох, Мерлин… Короче, ты не застал те времена, поэтому тебе не понять, без обид. Знаешь, как все боялись произносить имя Волдеморта — с ОУ было похоже. Не принято у нас о них говорить, запомни. Если вдруг тебя спросят — включай дурачка и говори, что без понятия, о чем речь. Так безопаснее.

— Я никогда не боялся называть Волдеморта по имени. Хотя бы намекни.

Интерес Гарри подогревала и нервозность Кингсли. Уверенный в себе мужчина в самом расцвете сил, Главный Аврор, экс-Министр Магии, и вдруг такие суеверия — сидит с круглыми глазами и трясет ногой. Откуда только берется? Как ни пытался Гарри разговорить начальника, Кингсли упрямо мотал головой и советовал забыть. Гарри разочарованно махнул рукой и вспомнил, что Кингсли еще о чем-то хотел поговорить. Главный Аврор тряхнул головой.

— Да, послушай... Данные не проверены, сам понимаешь, что их фактически и не проверить, но дыма без огня не бывает. Есть основания полагать, что Альтра завербовала Рона.

Гарри от услышанного вскочил на ноги и недоверчиво уставился на Кингсли.

— Есть основания считать, что Рона завербовала Альтра, — терпеливо повторил Бруствер, сочувственно сморщив лоб и ожидая бурной реакции от своего подопечного. Да, Гарри через многое прошел, но все же он оставался молодым парнем, со свойственной юности горячностью. Но Поттер в этот раз не оправдал ожиданий, лишь рассержено ударил кулаком по гранитной облицовке камина.

Гарри уже давно подозревал нечто подобное, он подсознательно подготовился к такой новости. Действительно, со стороны Альтры крайне уместно завербовать еще одного из Золотого Трио, сына министерского чиновника, а по совместительству лучшего друга национального героя. Если быть до конца откровенным, Рон всегда отличался от Гарри и Гермионы слабостью к материальному благополучию, а именно это группировка продажных авроров и обещала. К тому же, если источник Кингсли не ошибся, для Альтры участие Рона — еще один удобный способ наблюдения за Гарри Поттером.

Продажных авроров немного, но внутри организации блюлись строжайшая секретность и железная дисциплина. Взять группировку в открытую не представлялось возможным, только хирургическая работа изнутри приносила хоть какие-то результаты. Лоуренс предложил Гарри место полгода назад. Перед этим Гарри три месяца налаживал контакт. Из обязанностей — курировать ночной клуб для магов. Через четыре месяца его повысили до начальника участка, но доверия Гарри не заслужил. Он не принимал решений, не участвовал в переговорах и расширении территории, лишь следил за выполнением обязанностей Альтры на вверенном ему пространстве.

Неприятно осознавать, что лучший друг мог его предать, но Гарри предпочитал смотреть на ситуацию с объективной точки зрения. В здравом уме Рон бы никогда не стал шпионить за Гарри. Но Альтра знает, на что давить. А у Рона очень большая семья.

Но почему тогда он ничего не рассказал Гарри? И с чего вдруг Альтра делает ставку на Рона? У них нет гарантий, что Рон не предупредит Поттера, ведь они лучшие друзья. Наблюдатель заранее скомпрометирован, в чем смысл? Что Гарри доверится Рону и поделится секретной информацией? При этом не было и шанса, что Гарри и Рон не пересекутся на работе, и сразу возникает вопрос — почему не посоветовались с самим Поттером? Слишком все неказисто, ход не в духе Альтры. А значит, вероятнее всего, информатор Кингсли ошибся.

— Не знаю, как-то слабо верится. Рон, без моего согласия... — с сомнением произнес Гарри.

Кингсли посмотрел на него со смесью грусти и нежности.

— Ты точная копия своего отца, Гарри. Тот тоже считал, что не доверять друзьям это верх бесчестия и позора.

— И он был прав, Кингсли. Ты сам сказал, что нас слишком мало, и если мы пустим недоверие в наши ряды, то ни к чему хорошему это не приведет. Мы уже сталкивались с подобной ситуацией в ту ночь, когда погиб Аластор Грюм, и, если ты не забыл, предателей среди нас не было.

— Пусть так, но, если ты не забыл, то твоего отца предал друг, которому он доверял.

Гарри помолчал некоторое время, обдумывая новость еще раз. Пришел к тем же выводам, но все же решил довериться Кингсли.

— Хорошо, я постараюсь мягко выяснить, что к чему.

— Я рад, что ты прислушался. Прости за плохую весть, знаю, тебе нелегко.

Гарри кивнул. Тяжелые размышления оставили после себя лишь опустошение и усталость. О предложении Лоуренса он решил умолчать до лучших времен. Сначала необходимо разобраться самому, и только после советоваться с Бруствером.

Посидев еще немного, Кингсли встал и направился к двери.

— Завтра в час дня собрание, не забудь. И попробуй поспать, тебе это крайней необходимо, а то Джинни в обморок упадет, если увидит тебя в нынешнем состоянии.

С этими словами начальник Аврората вышел из дома и закрыл за собой дверь. Гарри остался в кресле, размышляя, что же он мог упустить, если информатор Кингсли все же окажется прав. В камине полыхал огонь, в комнате стояла абсолютная тишина, и Гарри, разомлевший после выпитого алкоголя и окончательно измотанный разговором с Кингсли, наконец-то забылся тревожным сном впервые за несколько последних ночей.