Две галки на клеверном поле (гет)

Он ожидал, что Кричер управится быстрее. Но старик так старался угодить «госпоже Белле» (как подозревал Гарри, здесь присутствовала еще и немалая толика чувства вины), так тщательно убирал, складывал и застилал, что Гермиона успела явиться до того, как он переместил Беллатрису на четвертый этаж. Как ему ни хотелось, чтобы они не сталкивались нос к носу, и разговор с Гермионой прошел бы без участия упивающейся, всё равно вышло так, что подруга появилась из камина прямо в разгар их с Беллой диалога о квартире, в которой они сейчас находились.

Как ни странно, но им удалось пообщаться довольно мирно, без ругани и упреков. Правда, только лишь потому, что разговор носил характер исключительно информативный. Беллу интересовало, что сейчас представляет собой квартира их близких родственников, в которой она не была уже много лет, но которую знала до этого прекрасно, так как бывала здесь очень часто. Она выспрашивала всё, каждую подробность, что в этой комнате, что в той, куда дели мебель, картины, что добавилось, что исчезло, какие заклинания были сняты, какие наложены, по какой причине Гарри считал квартиру безопасной. При рассказе о наложенных чарах фиделиуса Беллатриса посмотрела на него как-то странно, но не стала ничего комментировать. Наконец, они дошли до таких мелочей, как зеркала и люстры, и Гарри почувствовал, что его уже утомляют все эти детали, на которые ему всегда было, в общем-то, чихать, и именно в этот момент Гермиона вышла из камина.

Беллу подбросило как пружиной.

— Поттер, ты же обещал, что этой мерзости здесь не будет! Как она смеет вообще пересекать границы нашего фамильного особняка! Немедленно выброси ее, выкинь, убери, а не то я заблюю тебе весь ковер!

Гермиона с изумлением уставилась на лежащую на диване упивающуюся, потом перевела глаза на него, смотря потрясенно, но, в то же время, с некоторым укором.

— Гарри, ты с ума сошел, что ли?! Зачем ты притащил ее сюда? Ей же вообще лечебницу покидать нельзя, еще куча процедур, которые ей нужно сделать. Что случилось?!

— Притащил сюда?! — возопила Белла. — Эта тварь смеет попрекать меня, что я явилась в свой собственный дом, обманом отобранный у нашей семьи всякими отщепенцами и ублюдками?!

— Белла, если ты сейчас же не заткнешься, — сказал Гарри устало, — я наложу на тебя заглушающие чары, и ты будешь так же как портрет твоей тетушки, лежать и беззвучно разевать рот как рыба. Я тебя предупредил.

Она сверкнула на него глазами с такой ненавистью, что трудно было представить, что две минуты назад она мирно расспрашивала его о фамильном серебре. Но, к счастью, действительно заткнулась. На время.

— Так я жду, Гарри? — спросила Гермиона, всё еще стоя у камина. — Что произошло, что ты уволок к себе домой тяжело раненного пациента?

— Произошло то, что на пациента напали.

— Напали?! — воскликнула она, сделала несколько нерешительных шагов, и, покосившись на не отрывающую от нее ненавидящего взгляда Беллу, присела на краешек кресла.

— Ну, не совсем напали. Приходил человек в форме аврора. Судя по тому, что мы знаем, наверное, действительно аврор. Якобы снять показания. В результате он ее ударил. Довольно сильно. Возможно, несколько раз.

— Возможно?!

— Ну, она продолжает играть в молчанку

— Ох! — Гермиона приложила ладонь ко лбу. — Это какой-то кошмар! Но почему сюда, Гарри?

— А куда? Куда?! Я прикинул и так и эдак. Если ее захотят найти эти маньяки из аврората, где еще ее можно спрятать? Нам еще повезло, что ее не убили в первую же ночь, как она оказалась в Мунго.

— Но ее же надо лечить, Гарри!

— Я понимаю. Потому и позвал тебя... Подожди, не перебивай. Я всего лишь хочу, чтобы ты зашла в Мунго, взяла бы там все необходимые зелья, узнала бы подробно, нужны ли еще какие-то восстановительные заклинания и всё бы потом объяснила мне.

— Ты что, сам собираешься ее лечить?!

— А что еще остается делать?

— Гарри, ты понимаешь, что её сейчас нужно обрабатывать специальными заживляющими мазями? Три раза в день. Ты видел ее тело?

— А... м-м, то есть, я должен... растирать ее?

— Ну конечно! Кости восстановит костерост, а мягкие ткани нужно обрабатывать постоянно. А после заживления еще и специальными растворами, чтобы не остались рубцы. Хотя, — тут Гермиона покосилась в сторону дивана и скривила ехидную гримаску, — кое-какие надписи на ней я бы оставила.

В ответ послышалось только гневное фырканье.

— Послушай, я не подумал, что придется делать такое. Я думал, буду давать зелья, и... и всё. Ну, может еще что-то поколдовать... Я же... нет, это невозможно!

— Он не подумал! А со мной посоветоваться ты не мог, прежде чем сломя голову тащить ее к себе домой?

— Я решил, что нужно действовать быстро. Знаешь, а может... ты... ну... поможешь немного...

— Гарри, я же уже предупреждала тебя, что не могу больше выносить грязь, которая из нее непрерывно льется!

— Если она только дотронется до меня, я откушу ей ухо, — сказала Беллатриса невозмутимым тоном. — Или нос. Да, лучше нос.

— Вот видишь? Она не даст мне себя лечить. А что будет, когда у нее руки заработают? А это ведь случится скоро.

— Может, Кричер... — начал он, но сразу же понял, что слепил несусветную глупость. Эльф скорее дал бы себя обезглавить, чем так дотронуться до «госпожи Беллы».

— Я хочу в туалет! — провозгласила Белла, глядя в потолок.

Гарри с Гермионой издали одновременный тяжелый вздох и приложили руки к лицу.

— Что будем делать? — очнулась Гермиона первой. — Точнее, что ты будешь делать? Потому что я — пас!

Он просто покачал головой. Он не знал.

— Слушай, ты же можешь нанять сиделку! Может даже из чистокровных, сейчас у них не лучшие времена, так что, я думаю, тебе легко удастся найти подходящую женщину.

— Дожили! — протянула Белла. — Чистокровные маги теперь будут убирать говно!

— Гермиона, это не вариант! Я не могу привести в дом никого постороннего. Ты же знаешь, чары фиделиус — это единственная гарантия, что сюда не войдет тот, кто не надо.

— Думаешь, после того как Яксли увязался за мной, это еще актуально?

— Яксли в Азкабане, и мы с тобой прекрасно знаем, что боятся надо не его или подобных ему, а совсем других людей.

Гермиона покачала головой.

— Как так вышло, что нам приходится скрываться от собственной службы безопасности?! Что вообще происходит? Мы же победили, Гарри, а получается, опять бегаем и прячемся как кролики.

— А потому что вы — малолетние идиоты! — заметила Белла как бы про себя. — И, между прочим, я всё еще хочу в туалет.

— Вот, Гарри, это твое затворничество... Я говорила, что ни к чему тебе сидеть в одиночестве. Если бы Джинни была здесь...

— Пожалуйста, Герм, не начинай!

— Я не начинаю, Гарри, но сам посуди, женщина в доме...

— Лучше грязная кровь, чем Уизли, — снова подала голос Беллатриса. — Нет, ЛУЧШЕ МАГГЛ, чем Уизли!

— Это ты сама посуди, Гермиона. Даже если бы случилось чудо, и Джинни была бы здесь, как ты это себе представляешь?! Ты что не знаешь какой у нее взрывной характер? Она бы меня на порог не пустила с такой «гостьей», а если бы и пустила, придушила бы ее, как только бы я отвернулся! Может, еще Молли прикажешь позвать?! Или вообще отвезти ее в «Нору»?! То-то все обрадуются!

— Гарри, прекрати кричать!

— Я же говорил тебе — не начинай!

— Я. Хочу. В туалет!

— О-о, Мерлин!!!

Кричер появился в дверях как раз в тот момент, когда они оба снова сидели в полностью удрученном состоянии.

— Комната для госпожи Беллы готова! — торжественно возгласил домовик, старательно делая вид, что не замечает сидящей в двух шагах от него Гермионы.

— Ты вовремя, Кричер. Подготовь еще и ванную заодно.

— Будет сделано!

У старика, казалось, снова появилось что-то похожее на стимул жить.

— Всё, Гарри, я в Мунго. Появлюсь как только смогу.

— А-э-э...

— Я не знаю! — она покачала головой. — Ты сам виноват, Гарри. Если нет другого выхода, отнеси ее обратно. Или в Азкабан. Или к черту на рога! В общем, решай сам, я удаляюсь.

Она встала и шагнула в камин.

— Редкостная же сука, эта твоя грязнокровка! — невозмутимым тоном резюмировала Беллатриса.

— Ты правда хочешь в туалет или издевалась?

— А ты правда думаешь, что чистокровные ведьмы не писают? И по поводу ванны — это была хорошая идея.

Он схватился за голову. Нет, конечно, он уже видел ее голой. Но вряд ли это вообще можно было в тот момент назвать женщиной. Это было похоже, скорее, на тушу в магазине. А теперь... Впрочем, теперь у него не было другого выхода. Теперь он за нее отвечал, как бы это дико не звучало. В конце концов, у Снейпа он перемыл за годы учебы невероятную уйму вонючих котлов, у Дурслей он драил полы в доме и туалет в том числе. Помыть и намазать мазью всего-навсего одну женщину — это было сущей мелочью по сравнению с этим! Хотя, кого он обманывал, он прекрасно понимал, что дело совсем не в сложности работы. Предложи ему сейчас на выбор сотню котлов или... это, он не задумываясь выбрал бы котлы. Но выбора-то у него и не было!

Гарри тяжело вздохнул.

— Ладно, — кряхтя и хмурясь он поднял Беллу с дивана, — примемся за дело.

На этот раз она не мешала ему, поэтому он легко донес ее до ванной комнаты, расположенной здесь же на втором этаже. Из пастей серебряных змей-кранов в огромную ванну текла вода, вспенивая фруктовое мыло, которое туда нарезал Кричер. Черные, зеркальные до блеска плитки на полу отражали его, держащего в руках большой белый сверток.

— Поттер, ты так и будешь стоять столбом или всё-таки посадишь меня на унитаз?!

Он словно опомнился и медленно опустил ее на фаянсовое «кресло».

— И сними с меня, уже, наконец, это дурацкое одеяло!

Он распеленал ее так бережно и медленно, как будто она была грудным младенцем, оставив в одной тонкой больничной рубашке. Сердце в груди стучало как паровоз. Но как только он увидел ее ноги, сразу полегчало. Он моментально вспомнил о всех прочих ранах на ее теле и устыдился собственной стеснительной нерешительности.

— Какого хрена в больницах всегда всё белье белое?! А? Ты не знаешь, Поттер?... Задери рубашку... да, вот так... Почему не черное, на нем же крови не видно?.. Чего ты молчишь?

Он отвернулся, стараясь не слушать, как тонкая струйка, ударясь о фаянс, стекает в канализацию. К счастью, бурлящий поток из кранов почти заглушал этот звук.

— Всё, Поттер, я закончила, это не длится так долго, как ты думаешь. Тащи меня уже, наконец, в ванну, я со вчерашнего дня там не была.

«Она так говорит, как будто перед этим и дня не пропускала, чтоб не посидеть среди пены!»

— И, знаешь еще чего? Тебе придется разрезать эту рубашку. Потому что мне нельзя поднимать руки. Так в лечебнице сказали. Хоть я им и не доверяю. Ну режь же уже!

Он судорожно сглотнул. Сердце в груди застучало — Бум-Бум-Бум! Потом снова вспомнил о ее ранах. Это, и правда, здорово спасало от волнения, когда он едва не выронил ножницы из дрожащих рук. Интересно, а что же он будет делать, когда на ней всё начнет совсем заживать?!

«Элементарно, — подсказал голос Гермионы в голове, — тогда она начнет всё делать сама!»

Это успокоило, но, правда, ненадолго. До тех пор, пока он полностью не освободил ее от рубашки. Потому что хотя ее кожа и была повреждена во многих местах, был еще силуэт. И вот с этим он ничего не мог поделать. У нее была буквально осиная талия и при этом довольно широкие бедра. Убийственное сочетание, и он буквально задохнулся, никогда не знавший женщины, даже никогда не видевший вживую обнаженное женское тело, пытаясь протолкнуть, продышать горячий липкий ком, который встал у него в груди, мешая дышать и не желая никуда уходить. Он пытался отвести глаза, но они уже всё увидели, всё сразу и всё что нужно, то, чего на самом деле хотело увидеть его тело. В лечебнице ей удалили с лобка ее курчавые черные заросли и даже там, под ними красовался багровый жуткий синяк. Он успел схватить эту подробность, когда поднял ее на руки и опускал в душистую пену. Длинные ноги выглядели сильно исхудавшими, тонкими, особенно между бедрами, но даже сейчас смотрелись стройными. Грудь — небольшие аккуратные «ушки спаниеля» — венчали крупные темные соски, которые сейчас при искусственном освещении смотрелись особенно контрастно. Он понял, что возбудился, еще до того, как пена полностью скрыла ее тело. Когда он вынимал из воды мокрые по локоть руки, ему казалось, что членом он сейчас мог бы легко расколоть край ванны. Сейчас она не была ужасной Беллатрисой Лестрейндж, упивающейся смертью, она была просто женщиной, первой женщиной, которую он увидел в своей жизни обнаженной. И которая совершенно его, при этом, не стеснялась. Он не знал, оттого ли это происходит, что она вообще не воспринимала его как мужчину или просто потому, что у нее не было другого выхода, а значит, не стоило и страдать от такой ерунды, но это ее полное безразличие к своей наготе возбуждало в тысячу раз больше, чем любая стеснительность.

— Смой с меня грязь и вали. Я часок посижу, потом позову, когда надоест. Ну, чего уставился?!

— Смыть?!

— Да, смыть. Это очень простое действие! Ты что вообще делал в этой ванне раньше, кораблики пускал? Ох, блядь! — она как будто что-то вспомнила. — Поттер сидел до меня в этой самой ванной! Я повешусь! Этот дом вообще теперь не отмыть от присутствия в нем всяких... Так ты собираешься меня мыть или нет?!

— Я... не знаю...

— Что ты не знаешь? Используй палочку, болван!

— Палочку!!

«Ну, конечно!» У него же совершенно вылетело это из головы. Она заставила его забыть, что он волшебник! От этого с ума можно было сойти!

— Экскуро!

Заклинание окутало всё ее тело, прошло сквозь пену, водную поверхность, засверкало подобно масляной пленке и с легким шипением истаяло. Он сам не ожидал, что получится настолько здорово, в первый момент приписав всё своему крайне перевозбужденному состоянию. Но потом поймал ее взгляд, расширившиеся глаза, приоткрытые в изумлении губы. И далеко не сразу понял, что, вытаскивая дрожащими руками палочку из ножен, вытащил бузину вместо своего остролиста.

Через мгновение она закрыла глаза, как будто что-то вспомнив. Что-то крайне неприятное для себя, потому что рот ее искривился в подобие жалобной усмешки.

— Всё, Поттер, иди, — сказала она страдальческим тоном, не открывая глаз, — я тебя кликну.

Ему не оставалось более ничего, как выйти, прикрыв за собой дверь. Он сел прямо на пол в коридоре рядом с ванной комнатой и, пытаясь унять бешено стучащее сердце, долго смотрел на тонкий деревянный предмет в своей руке.