О чёрных котах и белых воронах (джен)

Неприятно возвращаться из школы под вечер, когда над городом уже сгустились прозрачно-лиловые, как смородиновый компот, сумерки, и кое-где зажглись фонари, мягкими, полупрозрачными отсветами разгоняющие темноту, в которой совершенно точно притаился кто-то страшный.

Когда в кроссовках хлюпает вода, легко вообразить, что вокруг тебя бушующий океан, что каждый фонарь — это маяк, а сам ты — корабль, несущийся по бурным волнам невысохших луж, и никакие пираты, прячущиеся в темноте, тебе ну нисколечко не страшны.

«Штурман, мы пережили шторм, но у нас течь в правом кроссовке... по правому борту, что делать?»

«Спокойно, капитан, мы уже почти прибыли в порт, жаль только, что жалкие сухопутные крысы нас в момент съедят, едва стоит нам пришвартоваться! Право руля, курс на четвертый Тисовый порт!»

Гарри вздохнул и толкнул дверь — делать было нечего, да и он совсем закоченел от холода, как ни кутался в свою старую куртку.

Сухопутные крысы радостно запищали, предвкушая славно поужинать маленьким корабликом — трюм кораблика откликнулся тоскливым урчанием.

Надо было идти.

* * *

Тщательно вытерев ноги о коврик (не хватало еще наследить — тетя Петунья та еще чистюля), Гарри с внезапно гулко забившимся сердцем вошел в прихожую, на минуту ослепнув из-за яркого света и моментально запотевших в тепле очков. Кое-как протерев стёкла и не успев толком насладиться ощущением мгновенно согревшегося кончика носа, Гарри вздрогнул — из гостиной доносились громкие вопли дяди, истеричные, на высокой ноте, причитания тети и, самое главное, могучий рев Дадли, а это значило, что представление, разыгранное кузеном еще в школе, перед учителями и директором, продолжается.

Вот только неприятностей будет куда больше, чем в школе, подозревал Гарри.

— Ма-а-ам, ты ведь не позволишь ему больше меня обижать? — жалобно просюсюкал кузен.

— О-о-о, Дадличка! Нет, конечно, нет! — судя по дрогнувшему голосу, тетя от избытка чувств залилась слезами.

Гарри поморщился.

Хотя актер из Дадли был никудышный, все почему-то ему верили, хотя самому Гарри досталось куда больше: глаз все еще ныл (синяк, наверное, не сойдет еще несколько дней), а на затылке вскочила большая шишка.

Дадли отделался лишь царапиной, и, тем не менее, все с ним носятся, жалеют его... Несправедливо.

Тем временем, из гостиной донесся бас дяди Вернона:

— Ну, попадись мне этот негодный мальчишка, — клянусь, я всю дурь из него вытрясу!

Гарри красочно представил, как именно из него будут «вытрясать дурь».

Дядя Вернон поднимет его за ноги, вниз головой, и станет трясти, как копилку, пока у Гарри из ушей, носа и рта не посыплется дурь ... а как, кстати, она выглядит? Наверное, как разноцветные тараканы — Гарри краем уха слышал, как взрослые говорили, что у миссис Фигг тоже есть какая-то дурь, от которой у нее в голове живут тараканы. Или наоборот — сначала появляются тараканы, а потом уже дурь.

Как они могут жить в голове, Гарри не знал. Но думал, что тараканы там как-то сами заводятся, а как только заведутся, то закапываются поглубже в мозги (мозги мягкие и теплые, тараканам там наверняка очень удобно).

Ошеломленный этой идеей, он осторожно потряс головой: чтобы тараканы, разбуженные неожиданной встряской, проснулись и зашевелились. Однако никакого шевеления внутри головы не последовало, и Гарри мало-помалу успокоился: раз никто у него в голове не шуршит, значит, нет там никаких тараканов. Стало быть, и дури тоже нет — бояться не нужно.

Гарри поежился — живет у него в голове кто-нибудь или нет, совершенно неважно: дядя Вернон все равно собрался из него всё вытрясти — и дяде для этого, в отличие от самого Гарри, совсем не нужен укус радиоактивного паука.

Правда, Гарри не исключал, что в детстве дядю все же покусал какой-нибудь радиоактивный зверь (явно не паук — ведь пауки юркие и ловкие. Скорее всего, грузного и неповоротливого дядю Вернона покусал медведь), но дядюшка был слишком ленивым или слишком злобным, чтобы стать супергероем.

В любом случае, испытать на себе «вытряхивание дури» Гарри определенно не хотелось, поэтому он решил незаметно прошмыгнуть в свой чулан. Проблема была в том, чтобы незаметно пройти мимо гостиной, не привлекая внимания раздраженного семейства, а это было задачкой похитрее, чем сбежать от Дадли и его банды — тем более что в этот раз Гарри даже с этим не справился.

Вечно стоять у дверей тоже было нельзя, но, едва он собрался сделать первый шаг и на цыпочках прокрасться в свой чулан, как рык дяди Вернона заставил снова замереть:

— Где, кстати, бродит этот мальчишка?

— Не знаю, Вернон, — раздался равнодушный голос тети, — во всяком случае, из школы он еще не возвращался.

— Знает, что виноват, маленький паршивец, — удовлетворенно крякнул дядя, — потому и не спешит идти домой. Ничего, рано или поздно он объявится. Может быть, стоит сейчас под окнами, неблагодарный... И он еще смел поднимать руку на нашего сына!

Послышался скрип отодвигаемого стула — скорее всего, тетя Петунья решила лично убедиться в отсутствии всяких там племянников на ее ревностно оберегаемых клумбах.

— Слишком темно, я ничего не вижу, — сказала она спустя пару мгновений. — Знаешь, Вернон, я думаю, нам все же стоит поискать мальчишку.

Дядя фыркнул:

— Нам? С чего бы это?

Тетя замялась.

— Ты понимаешь, дорогой, если он потеряется, могут быть разные... неприятности из-за этих странных типов...

Тетя Петунья вдруг осеклась, будто сказала что-то нехорошее.

Гарри прислушался.

Что они имеют в виду? Какие неприятности могут быть из-за него? И что это за типы? До него же никому нет дела, и никогда не было — разве кому-то может быть неприятно, если он вдруг исчезнет?

Дурсли, например, только обрадовались бы — так почему тетя говорит о каких-то неприятностях? Может быть, за ним охотятся бандиты?

Но даже Гарри со своим не в меру живым воображением, не мог поверить в то, что это могло быть правдой.

Редчайший случай — но туповатый Дадли, похоже, задумался о том же. Недовольный, что родители перестали обращать внимание на его персону, он спросил:

— Какие типы? А неприятности? О чем это ты, мам?

— Ни о чем, Дадличка, ни о чем, маленький, — мгновенно заворковала тетя. — Ты слишком устал, ты столько сегодня пережил, тебе спать пора...

«Пережил он, — сердито подумал Гарри, — Как будто это Дадли сегодня побила целая банда, как будто это Дадли мерз под дождем до самого вечера и ничего не ел. И не из своего сыночка дядя Вернон хочет дурь вытрясать... Хотя из Дадли, пожалуй, ничего и не вытрясешь — он слишком толстый и его так просто не поднять».

Наверное, чтобы вытрясти дурь из Дадли, нужно использовать подъемный кран со стройки. Хотя, если тараканы живут у человека внутри мозга, вряд ли у Дадли их слишком много: просто потому, что жить им будет особо негде.

Тем временем кузен, почувствовав, что от него что-то скрывают, мигом перестал изображать из себя смертельно покалеченного, с грохотом отодвинул табурет, вскочил и затопал ногами, гневно вереща (для солидности ему не хватало папиного баса):

— Я хочу знать, слышите?! Я хочу знать! Кому он нужен, этот ваш Поттер? От него только у меня неприятности, разве нет?! Почему у вас тоже, почему, почему?

Надо сказать, что, несмотря на полное отсутствие мыслительных способностей, Дадли обожал всякие тайны и загадки. А Дурсли умилялись и всячески потакали его любопытству: «какой у нас любознательный мальчик».

Но на этот раз, к немалому огорчению Гарри, никто не стал ничего объяснять Дадли. Тётя Петунья мигом сориентировалась:

— Успокойся, Дидди, ты сегодня перенервничал! Тебе пора спать.

И, не слушая протестов сыночка, увела его. Последнее, что Гарри услышал, было:

— Мальчишку нужно найти, Вернон, и как можно быстрее, понимаешь?

Судя по недовольному сопению, дядя понимал.

— Ну хорошо, Петунья, ты права — я найду его, хотя бы для того, чтобы хорошенько всыпать этому негоднику!

И тут Гарри понял, что, в сущности, на улице было не так уж плохо — по крайней мере, там не было злобных дядюшек, готовых всыпать и вытряхивать, будто Гарри не мальчик, а солонка. Нет, он должен уйти, пока его не обнаружили.

Гарри осторожно снял куртку с вешалки, быстро надел кроссовки и стал уже потихоньку отступать к дверям, как вдруг...

Ему снова не повезло — пятясь, он нечаянно зацепил ногой подставку для зонтов, и та с ужасающим грохотом повалилась на пол. Гарри испуганно пискнул и сжался в комочек — ну теперь-то его точно заметят!

И действительно:

— Что ещё... — загрохотал дядя Вернон, неуклюже выбираясь в прихожую. Как Гарри не пытался провалиться сквозь землю, у него это не вышло. И ему оставалось лишь смотреть, как в маленьких поросячьих глазках дяди медленно разгорается торжество, а широкое усатое лицо кривит злобная усмешка.

— Ты, — сказал он торжествующе, раздувая усы. — Явился.

* * *

Гарри схватили за шиворот и отконвоировали на кухню. Дядя Вернон не потрудился снять с племянника насквозь вымокшие кроссовки, а потому тетя Петунья в воспитательном скандале участия не принимала, в немом шоке наблюдая, во что превратился ее хирургически чистый пол. Впрочем, для такого полезного дела дяде Вернону помощники были не нужны — он вопил и бушевал за двоих.

Даже Дадли, рассчитывавший полюбоваться, как весело родители будут ругать Гарри, счел за лучшее убраться в свою комнату — под горячую руку отцу разумнее было не попадаться.

Гарри же и вовсе было не до смеха — его трясли так, что к горлу подкатывал комок, а в глазах прыгали странные светящиеся пятнышки.

— Как ты посмел, свинья неблагодарная!...

Тетя Петунья со свистом выдохнула, видимо, от всей души соглашаясь с тем, что ее племянник самая настоящая свинья — в конце концов, пол ее кухни изрядно пострадал.

— Как ты посмел. Поднять! Руку!! На нашего сына?!! — всё громче вопил дядя Вернон, с каждым словом все сильнее встряхивая Гарри.

— Я-я-я-я...

Ответить членораздельней было попросту невозможно: Гарри слишком сильно трясли.

Наконец до дяди Вернона дошло, что Гарри всё же не солонка и не яблонька, да к тому же, несмотря на худобу, довольно-таки тяжелый: дядя шумно выдохнул и поставил племянника на пол, отчего там появилось еще два грязных отпечатка.

Тетя тоненько взвизгнула.

— Петунья, солнышко, — устало проговорил Вернон. — Накапай себе валерьяночки... и мне, пожалуй, тоже.

Тетя послушно вышла — кажется, она шла с закрытыми глазами, чтобы не видеть, во что превратилась ее блиставшая чистотой кухня. Отдышавшийся и слегка пришедший в себя Гарри попытался улизнуть следом, но не тут-то было.

— Я с тобой еще не закончил, — свирепо рявкнул дядя Вернон. — Сначала ты вымоешь здесь пол, а потом... Петунья, солнышко, мы кое-что забыли, Будь добра, захвати-ка ножницы.

* * *

Сохраняя на лице свирепое выражение, больше подходящее какому-нибудь лихому разбойнику, тетя Петунья, крепко вцепившись в руку племяннику, резала ему ногти — не стригла, а именно резала, потому что иначе как пыткой этот процесс нельзя было назвать.

Гарри, стараясь не вопить от боли («добрая» тетушка снова откромсала ноготь едва ли не с мясом), вспоминал картинку из книжки про инквизицию, которую, неизвестно зачем, подсунула ему все та же тетя Петунья: руки ведьмы, закованные в колодки, и страшный инквизитор, закутанный в плащ, склонившийся над ведьмой со щипцами.

Гарри в эту минуту готов был поспорить, что если бы на картинке была изображена тетя Петунья с ножницами, это было бы куда страшней каких-то щипцов.

— Ай, больно! — не выдержал он. Но тетя только хмыкнула — еще бы, ей-то было все равно.

По счастью, пыточный энтузиазм Дурслей на этом иссяк, и Гарри отправили спать (за что он был едва ли не благодарен), мимоходом пригрозив уморить его голодом.

На следующее утро в школу Гарри не пошел — чулан был заперт на задвижку. Малодушно радуясь возможности еще немного поспать, Гарри вернулся в постель. Во сне ему снились игрушечные солдатики, еще вчера конфискованные бдительной тетей — только во сне они были ничуть не сломанные, а блестели новой краской, точно их только вчера привезли из магазина.

Но самое главное, эти солдатики были точь-в-точь, как живые: они выстраивались в шеренги, маршировали — словом, были прекрасно обученным войском, совершенно не нуждавшимся в том, чтобы их кто-то переставлял и передвигал.

Несмотря на это, Гарри чувствовал себя великим полководцем.

Пока какое-то неясное беспокойство не проникло в его сон...

Что-то его тревожило, но что?

Какой-то... неясный шорох.

Гарри открыл глаза — определенно, он что-то слышал.

Он повернул голову, и почувствовал, как в горле пересохло: на столе, в точности повторяя движения солдатиков из сна, маршировали и выстраивались в шеренги...

Пауки.