Слово Гермионы (джен)

Дамблдор молчит, оглаживая бороду, затем говорит.

— Полагаю, что вы, мисс Грейнджер, вправе знать, как все так вышло. Я не располагаю всей полнотой информации, но сразу после случившейся трагедии обследовал разумы мистера Рона Уизли и Гилдероя Локхарта, и кое-что прояснилось. Кто-то подбросил известный вам дневник мисс Джинни Уизли.

— Джинни? — голос звучит очень тоненько.

Ведь в фильме так и было, почему же здесь?

— Джинни Уизли, — повторяет с мрачным лицом Дамблдор. — Я обследовал и ее память, с согласия ее родителей и самой мисс Уизли, конечно, но кто подбросил, так и осталось неизвестным. Есть подозрения в адрес Малфоев, но без доказательств.

Впиваюсь зубами в язык, чтобы не заорать. Ведь я знал, знал!

— Все это произошло прошлым летом и тогда же Рон Уизли вытащил дневник из сумки сестры и стал писать в нем, при этом по какой-то причине часто вспоминая тебя, Гермиона.

Мрачно молчу, потому что сказать тут просто нечего.

— Дух Волдеморта, заключенный в дневнике, пробудился и начал воздействовать на Рона Уизли. Здесь у меня пробел в сведениях, так как Аргус Филч был убит… нет-нет, Гермиона, тебе не предъявлено никаких обвинений. Пусть он и действовал под воздействием, впрочем, обо все по порядку. Аргус Филч принес этот дневник Гилдерою Локхарту и здесь все и началось.

Дамблдор вздыхает и мрачнеет еще сильнее.

— Тебе стоит знать, Гермиона, что Гилдерой Локхарт оказался обманщиком и пустозвоном, все свои подвиги он присвоил, а настоящим героям стер память.

Снова кусаю язык до крови, потому что как признаться, что знал? Да плевать на обоснуй, как сознаться, что знал и не рассказал, всех подвел, погубил?

— К сожалению это стало известно только сейчас, — Дамблдор поправляет очки, — но летом я обязательно займусь помощью всем, кто пострадал от действий Гилдероя. Так вот, как выяснилось, дневник может писать в ответ и дух юного Волдеморта написал то, что хотел услышать Гилдерой. Он искусно поманил Локхарта настоящей славой, возможностью на самом деле спасти Хогвартс от настоящего чудовища.

— Василиска Слизерина, — бормочу под нос.

— Василиска Слизерина. Но и этого оказалось мало и Гилдерой воздействовал на Рона Уизли, скорее всего из-за двух вещей. Во-первых, Рон Уизли уже писал в дневник, а во-вторых, он был близок к Гарри Поттеру. Локхарт изложил дневнику события падения Волдеморта и можно не сомневаться, этот кусочек его в дневнике заинтересовался, что происходит. Также Локхарт привлек Филча, если можно так сказать.

— Постойте, если Локхарт так его слушался, то чего дневник просто не сбежал?

— Подозреваю, что дело тут в событиях прошлого года, когда я обновил защиту Хогвартса и добавил противодействия духу Волдеморта, а в Локхарта он вселиться не мог, по какой-то причине. Скорее всего был привязан к дневнику, а сам Гилдерой оказался пустышкой и не смог убрать эту привязку, — ничуть не смутившись, объясняет директор. — Так вот, бедного Филча привлекли насильно, причем без всякой магии, наверное, чтобы я ничего не заметил. Повод был создан искусственно, бедную миссис Норрис окаменили взглядом василиска, возможно затем, чтобы запутать следы — ведь всем известно, что взгляд василиска убивает. Локхарт опоил Филча, под предлогом помощи, и затем продолжал регулярно опаивать, чтобы в будущем выставить его главным виновником, а себя героем и спасителем Хогвартса. Но тут внезапно хитрый план дневника натолкнулся на препятствие.

Дамблдор улыбается с видом «ну кто бы мог подумать, что так бывает?»

— Дневник выбрал Локхарта, хотя надо полагать, выбора у него не было, в любой момент Гилдерой мог отнести дневник мне и этот выбор и подвел юного Волдеморта. Гилдерой оказался труслив и осторожен, даже чересчур, впрочем, иначе он не сумел бы столько лет успешно обманывать магическую Британию. Гилдерой тянул, осторожничал, долго готовился и из-за этого все срывалось несколько раз. Известный тебе налет на склад лекарств и похищение мандрагоры — его рук дело. Помимо этого, помнишь историю с петухами у Хагрида?

— Да.

— Петухи опасны для василиска и Локхарт извел их по одному, вместо того, чтобы уничтожить сразу всех. Кто бы мог подумать, что этим он только запутает следы, — качает головой Дамблдор. — На свою беду профессор Кеттлберн застукал Гилдероя за этим занятием и тот с перепугу применил единственное, чем отлично владел. Заклинание Обливиэйт и еще что-то, совершенное на эмоциях, такое часто бывает, эмоции и состояние духа играют немаловажную роль в магии, взять хотя бы детские стихийные выбросы магии. Гилдерой не только стер память о себе, но и внушил бедному Кетллберну мысли о Куроеде, но я уверен, что смогу ему помочь. Не сразу, конечно, потребуется еще лечение в Мунго, но в целом дела у него лучше, чем у несчастного Рона Уизли.

Смотрю на Дамблдора, припоминая события этого года. Рон и правда был немного не в себе, но ясно это стало только сейчас. Как говорится, «был бы я такой умный сразу, как моя жена потом», но все равно печаль внутри усиливается. Ведь мог! Обязан был заметить! Но послезнание затмило глаза и разум, да и сколько там было того разума?

— Он же не виноват?

— Нет, — качает головой Дамблдор. — Гилдерой Локхарт назначал ему отработки и заставлял писать в дневнике, а дух Волдеморта внутри воздействовал на Рона Уизли. В его воспоминаниях пробелы, которые я смог заполнить только благодаря воспоминаниям самого Гилдероя. Стыдиться здесь нечего, и более сильные маги падали жертвами обаяниями юного Тома, но все же получилось печально и это моя оплошность.

— Нет, моя! — вырывается из груди.

— Не стоит винить себя, Гермиона, — качает головой директор.

— А как же дневник попал внутрь? Ведь защита?

Дамблдор мрачнеет и гладит бороду, словно собирается ее выдернуть.

— Багаж переправляли эльфы-домовики, у них своя, особая магия, — говорит он наконец. — Но обратно так дневник выбраться не мог и трусость Гилдероя еще раз пошла на пользу. Он не хотел убийств и закрытия школы и осторожничал, окаменял вместо убийств, попутно еще дополнительно запутывая следы. Поэтому эта история тянулась так долго и в какой-то момент дневник даже пропал.

— Пропал?

— Гилдерой вручил его Рону Уизли, чтобы тот подложил дневник Гарри Поттеру, но по какой-то неведомой причине дневник не дошел до Гарри и куда-то пропал, а нашелся уже весной.

Вспоминаю историю с Добби и кроватью Рона, и мысленно вздыхаю. Рассказать Дамблдору? Добби!

— Директор Дамблдор, ранее вы сказали, что нет доказательств. А как же Добби, помните, я отдавала вам воспоминание?

— Конечно же, помню, Гермиона, — улыбается Дамблдор, — я разменял его на свободу Хагрида, которого хотели отправить в Азкабан. Это не доказательство вины Малфоев, но в то же время и не безобидная вещь, от которой можно было бы отмахнуться.

Понятно.

— Случившееся далее — полностью моя вина, — говорит Дамблдор, — мне не надо было уступать пост директора. Но трусость Гилдероя и эти атаки без убийств даже меня ввели в заблуждение, и я понадеялся на магов охраны, оставленных Корнелиусом.

Кем? А, министром магии! Эта привычка Дамблдора называть всех по именам иногда сбивает с толку.

— Мое отсутствие придало им храбрости или просто поспешили действовать, пока я якобы отсутствовал в Хогвартсе и вышло то, что вышло, — добавляет со вздохом Дамблдор. — По неведомой мне причине Хогвартс не сообщал о василиске и уж тем более о Тайной Комнате, и я прибыл, как только получил информацию, но все равно опоздал.

Смутные воспоминания о скоротечной схватке. Знать бы о том, что Дамблдор рядом, можно было бы уйти в оборону и продержаться, но увы. Да и не думал тогда, действовал, защищая детей.

— А остальное ты и так знаешь, — говорит директор. — Будем надеяться, что Рон Уизли поправится.

— Да уж, — вздыхаю в ответ.

Вот уж у кого воистину вышло «на чужом пиру похмелье». Деньги Локхарта это хорошо, но на что их тратить? Надо бы спросить, что будет дальше, с Дуэльным Клубом и как мне жить с протезом, но вдруг накатывает сильнейшая апатия. Будь что будет.

Дамблдор поднимается и идет к выходу, затем оборачивается напоследок и говорит, подмигивая:

— Поздравляю со сменой прозвища, мисс Бешеная Грейнджер.

И уходит, оставив меня с открытым ртом. Вот, казалось бы, сказана ну полнейшая глупость, неуместная из уст директора школа, а все же апатия вдруг спадает. Откидываюсь на подушку, входит мадам Помфри, будут медицинские процедуры, ждет встреча с родителями, но все же, апатия и тоска уходят.

Еще поборемся! Меня ждут великие дела!