Подопечный / Pet Project (гет)

С наступающим и наступившим, дорогие и самые лучшие читатели! Пусть новый год будет однозначно лучше этого сумасшедшего года!

_______________________________________________________________________________

Гермиона с тревогой смотрела вслед уходящему Северусу. Так покидать комнату было не в его манере, да и привычки игнорировать директора тоже прежде не наблюдалось. Во взгляде, брошенном на нее, она заметила боль, и ей захотелось броситься за ним. Но рассудок все же победил, и Гермиона осталась. Если последовать за ним сейчас, на глазах у других, когда Северус к тому же так взволнован, то он замкнется еще сильнее. Она даст ему возможность успокоиться. А позже разыщет его.

Что-то происходило. Гермиону снедало плохое предчувствие, и она не знала, как избавиться от него. И это было связано с уравнениями. И с Северусом. Как и реакция Вектор на вопрос о матрице, хотя профессор и пыталась сделать вид, будто все в порядке. Вектор скрывала что-то, и Гермиона преисполнилась решимости все выяснить. Особенно если это каким-то образом касалось Гарри, Северуса и предстоящей битвы.

— Он хочет, чтобы я заботился о младенце? В этом его великий план?

Изумление в голосе Гарри быстро вернуло Гермиону к происходящему в саду.

— Покажи.

Когда он бесцеремонно швырнул ей тонкую книгу, Гермиона подавила желание наградить его грозным взглядом Как только ее пальцы коснулись мягкой кожи, она сразу поняла, что именно держит в руках. Взгляд на обложку подтвердил: «Воспитание магического ребенка» доктора Спука.

— Гарри, это книга заклинаний, — сказал Дамблдор, прежде чем Гермиона смогла ответить. — Многие из них настолько древние, что старше даже первых палочек. И хотя большинство заклинаний помогают растить молодых ведьм и волшебников, есть и другие — более широкого применения. Но самое важное — это волшебство абсолютно противоположно темной магии.

Джинни подошла к Гермионе.

— У мамы была такая книга, — сказала она, поглаживая обложку. — Она рассказывала, что получила ее от своей мамы, — Джинни замолчала и громко, судорожно вздохнула. — Она обещала, что однажды отдаст книгу мне.

— Джин... — прошептал Рон.

Она печально улыбнулась брату.

— Все в порядке, Рон. Мне просто ее не хватает. И папы. Но я хотя бы могу надеяться, что он еще жив. Хотя бы притвориться. — Она качнула головой и расправила плечи.

Полный решимости жест Джинни, подумала Гермиона, придал ей удивительную схожесть с Молли Уизли. И последующий вопрос подтвердил ее мысли о том, что Джинни готова занять место главы семьи. И, по мнению Гермионы, отлично справилась бы с этой ролью.

— Итак, чем Гарри поможет эта книга?

Дамблдор трансфигурировал один из камней в удобный стул и обновил согревающее заклинание. Усевшись, он пояснил:

— Существует старая магия, которую чаще всего называют материнской, хотя для нее не обязательно быть ведьмой или даже матерью. И она зависит от таких чувств, как любовь и желание защитить. Как и темная магия зависит от более отрицательных чувств. Полагаю, это вполне закономерно, ведь они обе являются очень древними формами магии. Но разрушение дается намного легче, и оно совершенствовалось вместе с волшебным сообществом. Старые заклинания со временем адаптировали для палочек, в результате чего мы получили проклятия и Непростительные. Но намерение, вложенное в них, не изменилось.

Гарри протянул руку, и Гермиона отдала ему книгу. Пролистнув несколько страниц и просмотрев заклинания, он сказал:

— Они кажутся совсем простыми.

— Они вовсе не простые.

Слова вырвались из ее рта прежде, чем она успела их обдумать, и Гермиона тут же обругала себя за идиотизм, поймав на себе взгляды четырех пар глаз. Гарри, Рон и Джинни смотрели на нее с любопытством, а директор — с едва уловимым весельем, отчего Гермионе захотелось что-нибудь в него бросить. Она не сомневалась, что Дамблдор точно знал, откуда ей известны эти заклинания.

Рон склонил голову набок, разглядывая ее.

— Профессор Снейп сказал, что ты можешь помочь нам с книгой. Каким образом, Гермиона?

Она вздохнула.

— Я использовала одно из заклинаний.

Гарри нахмурился.

— Но это же детская книга.

— Прежде чем вы напридумываете себе глупостей: я не беременна — ни сейчас, ни когда-либо в прошлом. Так что даже не начинайте. Но я использовала одно из заклинаний. Помните, как в прошлом году я почти полностью потеряла магию? — они кивнули, и Гермиона продолжила: — Это было последствием.

Она не собиралась рассказывать им, что именно она сделала, это касалось лишь ее и Северуса. Но пояснила:

— Я использовала одни из защитных чар из этой книги, и весьма мощные к тому же. Я много раз пыталась и много раз терпела неудачу, прежде чем добилась результата. И то — вы сами видели, чего мне это стоило. Вы должны верить в эти заклинания так же, как и в Непростительные. Управлять такого рода эмоциями нелегко.

— Это и не должно быть легко, — добавил Дамблдор тоном умудренного старца, отчего Гермионе снова захотелось кинуть в него чем-нибудь. — В отличие от темных заклинаний, для этих чар требуется жертва: или время, или магическая энергия, или...

— Моя мама, которая пожертвовала жизнью.

Гермиона заметила, как Рон напрягся и прикрыл глаза, словно размышляя над шахматной партией.

Дамблдор встал.

— Самопожертвование никогда не дается легко, но мы не обязаны повторять путь твоей мамы. Гарри, прочти книгу, а потом приходи ко мне. Мы сможем все обсудить. — Кивнув Гермионе и Рону, директор обратился к Джинни: — Полагаю, ваш брат скоро проснется. Вероятно, вам следует проконтролировать, чтобы Фред и Джордж были...

— Связанными? — усмехнулась Джинни, вскакивая.

— Я собирался сказать «сдержанными», но связывание тоже должно сработать. Я поговорил с Северусом. Он предоставит вам необходимую информацию.

Джинни слегка улыбнулась ему. Не так, как делала это раньше — широко и от души, но и эта улыбка порадовала Гермиону. Джинни предстояло вести переговоры с Перси, так как она была не столь враждебно настроена к нему, как остальные Уизли. Гермиона не сомневалась, что Джинни удастся перетянуть его на их сторону, особенно с доказательствами, которые они предоставят. Ей даже стало немного жалко Перси — все, во что он верил, окажется ложью.

Когда Джинни с Дамблдором зашли в дом, Гермиона решила, что предоставила Северусу достаточно времени и теперь пора его найти.

— Гарри, я тоже пойду. Скажешь, если у тебя возникнут вопросы по книге.

Она едва успела ступить на вымощенную разбитым камнем дорожку, как Гарри окликнул ее:

— Эй, Гермиона, а какое заклинание ты использовала?

Она замерла и ответила:

— Я создала простыню для сна.

— И она сработала?

Гермиона посмотрела на него и широко улыбнулась.

— Да.

* * *

Перси растерянно потряс головой. Прямо в глаза ему светил яркий белый свет, от которого приходилось часто моргать, а по обонянию бил запах плесени и лука. Перси скривился. Попытавшись загородиться от света рукой, он понял, что не может пошевелиться. Чувствуя зарождающуюся панику, он постарался вспомнить, что же произошло. Прищурившись, он рискнул посмотреть сквозь свет, но ничего не увидел.

— Эй?

— О, он проснулся?

Перси задергался, пытаясь сбросить веревки, которыми его привязали к стулу. Другой голос их темноты добавил:

— И рвется в бой.

Перси повернул голову, но смог разглядеть только размытые силуэты. Его страх стал сильнее. Он в плену у Пожирателей?

— Кто здесь? Чего вы хотите? Я работаю в Министерстве! Им это не понравится! Немедленно освободите меня!

— Какой требовательный, — произнес первый голос.

— Весьма, — согласился второй.

Перси сглотнул, когда первый голос рассмеялся. Тихий смех жутким эхом отразился от стен.

Послышались шаги спускающегося по ступеням человека, а затем раздался звонкий звук затрещины, за которым последовало обиженное «Ай!».

— А ну-ка прекратили оба! Клянусь, вас и на десять минут нельзя оставить без присмотра! Люмос!

Когда невыносимый белый свет стал менее ярким, глаза Перси заслезились. Теперь он смог рассмотреть помещение. Он решил, что находится в кладовке, поскольку вокруг него стояло множество корзин с картошкой и луком. Перси попытался понять, как он сюда попал и что произошло. Внезапно на него нахлынули воспоминания о последних часах: близнецы, борьба и его похищение. Кажется, он видел Гермиону Грейнджер и Гарри Поттера, но уже не был уверен. Вдруг ему это только приснилось?

— Джинни?

Его сестра гневно смотрела на близнецов, ни один из которых не выглядел хоть каплю виноватым.

— Джинни? — повторил всё еще озадаченный Перси. — Что происходит? Развяжи меня.

Он не смог понять взгляд, которым Джинни одарила его.

— Прости, Перси, но нет.

Он недоуменно моргнул, игнорируя хихикающих позади нее близнецов.

— Почему?

— Потому что ты сотрудничаешь с врагом! — прошипел Фред и тут же получил от Джинни тычок в живот. — Ай! Это еще за что?

Она повернулась и пригвоздила обоих сердитым взглядом.

— Мы же решили, как всё пройдет. Говорить должна была я.

Фред слегка наклонился к Джорджу.

— Когда она так делает, то похожа на маму.

Тот кивнул.

— Очень похожа, — с нежностью, хоть и немного грустно согласился он.

Джинни проигнорировала обоих и подвинула к Перси табурет.

— Перси, расклад такой. Министерство под контролем Тома Риддла и его Пожирателей.

Она произнесла это имя с такой ненавистью, что Перси даже дернулся, но все же решил возразить:

— Джинни, я понимаю, что ты расстроена, но Министерство — это мы. Полагаю, я бы знал, если бы Сама-Знаешь-Кто расхаживал по нашим коридорам.

Джордж презрительно фыркнул.

— Да ты собственную задницу не узнаешь, даже если схватишься за нее руками, не говоря уже о Пожирателях.

Джинни подняла руку.

— Или вы затыкаетесь, или выметаетесь отсюда.

Близнецы замолчали, что-то проворчав.

— Перси, послушай меня, — начала Джинни, — Риддл — это Девром Доллорт. Весь последний год он ставил на ключевые должности в Министерстве своих Пожирателей. Люди, которые были схвачены, как мама и папа, представляли для него опасность.

— Заключенные представляли угрозу для стабильности волшебного мира. Все действия Министерства совершались во имя безопасности граждан Магической Британии. У нас есть заявления от преданных и достойных доверия сотрудников о том, что многие из арестованных являются Пожирателями или же их сторонниками. А мистера Доллорта я встречал. Это исключительный человек с разносторонними передовыми идеями по улучшению магического мира. Тебя сбили с толку Поттер и Дамблдор. Если бы мистер Доллорт был Сама-Знаешь-Кем, то он попытался бы захватить Министерство или даже стать министром. Но мистер Доллорт всегда подчеркивал, что ему не нужна эта должность.

Джордж снова презрительно фыркнул, и в этот раз Джинни его не одернула.

— Не говоря уже о том, — продолжил Перси, бросив раздраженный взгляд на него, — что, если все заключенные действительно были невиновными, зачем Пожиратели пытались освободить их из лагеря для охранного заключения в Азкабане? Министерство потеряло в этой битве многих отличных авроров.

— Лагерь для охранного заключения? — выплюнул Фред. — Только не говори мне, что поверил в эту чушь из министерских брошюр — о специальных местах проживания, где всех проверяют.

— А почему я не должен верить? Зачем Министерству лгать?

— А что насчет мамы и папы, ты, придурок? Ты и правда думаешь, что они были тайными последователями Волдеморта?

Перси тяжело вздохнул и еще раз дернулся, натягивая держащие его веревки. Ему ужасно не нравилось, что приходится вести разговор в такой унизительной позе.

— Нет, мама и папа не являлись Пожирателями, но они несомненно связались с силами, которые хотели подорвать власть Министерства. Они просто сбились с правильного пути, вот и всё. Их задержали лишь временно, пока Министерство не установило бы порядок, а потом всё им объяснило бы. Достойная восхищения цель, по моему мнению. А еще у меня случился содержательный разговор с мистером Роулом о том, чтобы ускорить освобождение мамы и папы. Нападение Пожирателей на Азкабан было внезапным и нарушило мои планы, но уж в этом вы не можете обвинить ни меня, ни Министерство.

— Он не станет слушать, — сказал Фред.

— Я по-прежнему за то, чтобы наложить на него империус, — добавил Джордж.

— Нет. — на лице Джинни появилась немного грустная улыбка, и Перси почувствовал нервную дрожь.

— Что ты задумала?

Она не ответила, но достала из кармана мантии небольшую склянку, заполненную чем-то похожим на ртуть. Махнула рукой, и Фред взял с полки старую и невзрачную деревянную чашу.

— Что ты делаешь?

Всё так же не обращая на него внимания, Джинни вылила серебристую субстанцию в чашу и слегка качнула ее. И тогда Перси понял, что они делают.

— Омут памяти. Чьи это воспоминания?

Внезапно испугавшись того, что ему собираются показать, он рванулся из веревок.

— Отпустите меня!

Джинни поднесла чашу к его голове, и он отклонился, насколько мог, чтобы избежать прикосновения к жидкости.

— Перси, это воспоминания профессора Снейпа. Когда он их достал, я спросила его, могу ли посмотреть их первой. Он не позволил, сказав, что они — для тебя, — она глубоко вздохнула и добавила: — Он также передал тебе, что ему очень жаль.

Перси так сосредоточился на Джинни и омуте, что не заметил, как близнецы встали позади спинки его стула. Четыре руки крепко схватили его голову и опустили в колыхающуюся серебристую жидкость.

* * *

Зайдя следом за Джинни и директором в дом, Гермиона отправилась на поиски Северуса. Она могла бы просто спросить одного из эльфов, но отчего-то это не казалось ей честным. Она не верила, что Снейп покинул особняк, и поэтому начала с самого верха, заглядывая во все комнаты, и в конце концов нашла Северуса внизу, в подвалах, где Орден выделил ему небольшое помещение под лабораторию. Гермиона даже не старалась ступать тихо, спускаясь по деревянной лестнице, и поэтому была уверена, что он услышал ее. Даже если и не обратил ни малейшего внимания, продолжая методично что-то нарезать на рабочем столе.

Ничего страшного. Ожидание ее устраивало: когда она ждала, чтобы он пришел к ней, это обычно приносило наилучшие плоды. Гермиона поудобнее уселась на ступеньке прямо посередине лестницы и принялась рассматривать его. Она и раньше, в Хогвартсе, наблюдала за ним, но всегда старалась делать это украдкой, чтобы не попасться. Теперь же она разглядывала Северуса беззастенчиво, наслаждаясь внезапной возможностью.

Он выглядел небрежно — то есть небрежно для него: обычные темные брюки, но ни мантии, ни сюртука, лишь белая рубашка с высоко закатанными рукавами. Такой контраст белого и черного и эта строгость шли ему, подумала Гермиона, хотя ей было очень непривычно видеть его одетым так легко. До сих пор она лишь раз застала его таким — в ночь, когда заболела гриффиндорка-первокурсница. Тогда, как и сейчас, она решила, что он слишком худой. Но порадовалась, заметив, что одежда больше не висит на нем, а когда он нарезал ингредиенты, под тканью мягко двигались мышцы, а не торчали острые лопатки. У нее закололо кончики пальцев. Ей хотелось ощутить движение этих мускулов под своими руками.

Она почувствовала, как покраснели щеки, и рискнула взглянуть на его лицо, но Северус по-прежнему не обращал на нее внимания. Гермиона тихо вздохнула. За всю жизнь она целовалась всего с тремя мальчиками. С первым — когда ей было восемь лет. Вторым стал сосед, в первое лето после Хогвартса. Третьим — Виктор Крам. За прошедшие годы она достаточно прочитала как о биологической стороне вопроса, так и о романтической чепухе из книг матери. Но ни то, ни другое не подготовило ее к этому влечению, этому желанию. Гермиона знала, чего хочет, но не имела ни малейшего понятия, как это получить. Особенно когда речь шла о таком мужчине, как Северус Снейп, которому вряд ли понравится, если она бросится ему на шею. В последний раз, когда она поступила по-гриффиндорски, он практически сбежал от нее.

Она даже не была уверена, что он разделяет ее чувства. Имей Гермиона чуть побольше опыта в отношениях с мужчинами, она бы лучше понимала его. Но как раз опыта ей не хватало. И поэтому надо позволить отношениям между ними, каким бы словом они ни назывались, развиваться с заданной именно им скоростью. Но это совершенно не означало, что ей нельзя любоваться им. Движение его рук во время работы завораживало. Гермиона знала, что его уверенные, длинные, ловкие пальцы покрыты шрамами и мозолями, но, глядя на него сейчас, она представляла его ладони на своей коже. По спине у нее пробежали мурашки. Такие мысли о Северусе в непосредственной близости от него одновременно окрыляли и околдовывали.

— Вы так и собираетесь сидеть там весь день?

Она склонила голову, чтобы скрыть улыбку и румянец.

— Мне нравится смотреть, как вы работаете. Это... — она попыталась подобрать нужное слово: — Это познавательно, как ни странно. Самым неожиданным образом.

— Хм-м.

Это был ничего не выражающий звук, но Гермиона приняла его за поощрение к дальнейшей беседе и решилась спросить.

— «Воспитание ребенка-волшебника»?

На долю секунды его нож замер, а затем продолжил двигаться в привычном ритме.

— «Он будет обладать властью, неизвестной Темному Лорду». Мы с директором долго думали над тем, что бы это могло значить. Мы всегда знали, что это связано с первым поражением Темного Лорда из-за... Лили Поттер. После того как я обнаружил простыню, я изучал их историю и процесс изготовления. Ведь эту книгу вы использовали как инструкцию? — он мельком взглянул на нее и снова вернулся к работе.

— Эту. Но... — Гермиона замялась.

— Но? — напомнил он, когда молчание затянулось.

— Что должен сделать Гарри? В книге так много заклинаний. Какое же правильное?

— С этим я не могу помочь ни вам, ни Поттеру. Дамблдор целый год рассказывал ему о Темном Лорде и о том, как Том Риддл стал им. Теперь Поттер должен сам найти правильное заклинание.

— Вы можете хотя бы посоветовать?

— Не могу. Даже я не знаю всего, о чем директор беседовал с Поттером.

Обида за него тут же вскипела в ней, заставляя голос звенеть:

— Я полагала, что он вам доверяет.

Лезвие снова замедлилось, прежде чем, как показалось Гермионе, начать резать еще быстрее.

— Доверие тут ни при чем. Это вопрос безопасности. Темный Лорд — могущественный легилимент. Если бы он нашел хоть одно воспоминание, хоть одну мысль, которых не должно быть в моей голове... — Северус замолчал. — До сих пор то, что я получаю лишь самую необходимую информацию, являлось наилучшим решением. И для моего благополучия, и для Ордена и планов директора.

Гермиона сжала кулаки. Она понимала всю необходимость подобных мер. И даже соглашалась с ними. Но считала такое отношение к человеку, который рисковал сильнее всех, пренебрежительным и нечестным.

— Поттер должен прочесть книгу. Он должен принять решение, и мне нельзя знать, какое именно. Когда меня призовут, будет лучше, если я правдиво отвечу Темному Лорду, что мне не доверяют и поэтому не раскрыли весь план.

— Это нечестно.

Он изящно пожал плечом.

— Это необходимо. К тому же я давно подозревал, что победа Лили помимо всего прочего крепко связана с тем, насколько неожиданной была ее защита.

Снова наступило молчание. Гермиона наблюдала, как он сложил нарезанные ингредиенты в маленький медный котел. Целительное зелье, поняла она. Один из наиболее сильнодействующих составов, для которого требуются перья феникса. Разумно, учитывая предстоящую всего через несколько дней битву.

Лили Поттер. Или Лили Эванс. Похоже, весь мир вращается вокруг нее — для Волдеморта, для Гарри и для Северуса. Каждый раз, когда он говорил о ней, Гермиона видела, как тяжело ему даются слова. Все, что он сделал, кем он стал, — было данью его любви к этой давно умершей женщине. И при этом воспоминания о ней причиняли ему боль, а не вызывали чувство любви и душевного тепла, как воспоминания Гермионы о ее покойной любимой бабушке. С другой стороны, когда речь заходила о Лили, имелась в виду ее смерть. Казалось, никто не вспоминал о ее жизни.

— Расскажите мне о Лили Эванс.

Лили Эванс, не Поттер. Гермиона намеренно назвала ее именно так.

Он склонил голову и закрыл глаза, не прерывая помешивания.

— Северус? — тихо позвала его по имени Гермиона. — Расскажите о девушке, которую вы любили. Расскажите о Лили Эванс, — чуть выделила она фамилию.

Не открывая глаз, он начал.

— По большей части Снейпы чистокровны. И, как и Уизли, этот род никогда не имел особого благосостояния или влияния в магическом мире. Наш дом — нынче мой дом — находился в старом, пришедшем в упадок фабричном городке. Однажды по соседству поселилась семья Лили Эванс. Она стала единственным близким человеком для меня. Я доверял ей. И неважно, что она была магглой, вернее, я так считал вначале. Она казалась алмазом среди обычных камней. В самый первый раз, когда я застал ее за неконтролируемым выбросом магии, она смущенно извинилась, — Северус тихо рассмеялся. — Извинилась, словно совершила нечто ужаное.

Гермиона вспомнила свои первые выбросы магии, вспомнила замешательство и страх: а что скажут люди, как будут смотреть на нее? Она понимала, почему Лили извинилась. Она боялась потерять своего нового друга Северуса.

— Именно я объяснил ей, что она ведьма. Рассказал о магии и Хогвартсе, и волшебном мире. В тот день, когда я раскрыл ей, что драконы и единороги существуют, она обняла меня.

Гермиона широко улыбнулась, представив себе описанную Северусом сцену. Она сама была безумно счастлива, узнав о единорогах.

— Мое детство прошло... не самым лучшим образом. В доме Снейпов редко выражали привязанность. И спонтанное и свободное проявление чувств Лили потрясло меня, — он на секунду прервался, потом продолжил: — Никогда до этого я не испытывал ничего подобного. Думаю, тогда я и влюбился в нее.

Северус замолчал, рассматривая зелье, и добавил три пера феникса, явно используя возможность, чтобы привести мысли в порядок.

— Именно ко мне первому она пришла, когда получила письмо из Хогвартса. И мы впервые отправились в Косой переулок. Я с гордостью смог показать все то, о чем рассказывал. А затем мы приехали в Хогвартс.

— Наверное, вы были в восторге.

— Это был самый худший день в моем детстве.

Гермиона недоуменно нахмурилась и наугад спросила:

— Вы встретили отца Гарри и Сириуса?

Северус презрительно фыркнул.

— Да, но пока Лили была рядом, это казалось неважным. Нет. Просто я никогда и представить не мог, что Лили распределят на другой факультет.

— Но вы же остались друзьями.

— Остались, — подтвердил он. — Наша дружба оказалась сильнее факультетской гордыни или убеждений, по крайней мере поначалу. Просто то, что так привлекло меня в Лили — ее веселый нрав, энтузиазм и личные качества, — привлекало и остальных.

— Например, Джеймса.

— Например, Джеймса Поттера.

Он в последний раз помешал зелье и уменьшил палочкой огонь под котлом. И впервые полностью повернулся к Гермионе.

— Я на самом деле любил Лили. Часть меня любит ее до сих пор, даже если сейчас я понимаю, что она никогда не полюбила бы меня так же, как мне хотелось бы.

— Неважно, полюбила бы она или нет. Вашей любви хватало. Это изменило вас. Сделало лучше.

— Тогда это не имело значения. Но сейчас... возможно. Порой я не уверен.

— Я уверена, — с твердой убежденностью сказала Гермиона.

Северус шагнул к ней.

— Вы во многом похожи на нее и в столь же многом отличаетесь. Часть меня требует, чтобы я держал вас на расстоянии. Вы слишком молоды, слишком невинны, слишком... все.

Он приблизился к ней еще на шаг, и внезапно воздух словно изменился. Гермиона боялась пошевелиться. Боялась не Северуса, а того, что любое ее движение остановит его. Она снова улыбнулась ему, наполняя улыбку всем тем, что чувствовала к этому сложному, неоднозначному мужчине.

— Я всегда буду моложе. И, боюсь, после того, что вы уже видели и сделали, всегда буду невинней.

Он подошел еще ближе, и Гермиона наконец встала. Но не спустилась, а осталась стоять на лестнице.

— Что же касается... слишком всего...

Северус смотрел на нее снизу вверх. Было непривычно оказаться выше него — обычно это ей приходилось задирать голову. Ее сердце билось, как сумасшедшее, хотя он ничего не делал — только смотрел. Просто стоял и смотрел.

— Северус? — едва слышно выдохнула она. Казалось, ей не хватало воздуха, она задыхалась.

Он распахнул глаза шире — из-за того, что она позвала его по имени, или чего-то другого? Гермиона не была уверена. Взгляд Северуса пугал и завораживал. Это притягивало, и Гермиона спустилась на одну ступеньку вниз. Теперь они смотрели друг другу прямо в глаза, и Гермионе казалось, что они оба перестали дышать.

Северус взял ее руку и провел пальцем по ладони. Гермионе пришлось сжать колени, чтобы не упасть.

— Кто-то однажды сказал: лучше любить и потерять, чем вовсе не любить.

Гермиона слегка нахмурилась, стараясь понять, что он имеет в виду. Он пытался ей что-то сказать, а она не могла уловить тонкий смысл, потому что все ее чувства словно взбунтовались, пока Северус продолжал поглаживать ее руку.

— Северус?

Он покачал головой.

— Я не уверен, был ли сказавший это прав, — ни тогда, ни сейчас. Получить все только затем, чтобы снова...

— Я никуда не уйду.

Она хотела успокоить его, и наградой ей стали чуть приподнявшиеся уголки его губ. Казалось, воздух вокруг сгустился и потрескивает от напряжения... или магии.

Его большая и сильная рука, так уверенно державшая ее руку, скользнула вверх, и Гермиона почувствовала огрубевшую кожу его ладони на щеке. В голове внезапно стало пусто, когда Северус притянул ее к себе. Гермиона почувствовала его дыхание за секунду до того, как его губы легко прикоснулись к ее губам. Раз, второй, и Гермиона забыла, как моргать, поэтому увидела, как он отстраняется. Его глаза потемнели, и она не выдержала. Потянулась к нему, не сомневаясь, что он ее удержит.

В этот раз их губы встретились увереннее. Он целовал ее. Целовал, как герой целует свою героиню во всех романах ее мамы. Последней мыслью Гермионы стало: «О-о!», а потом все мысли вылетели из ее головы. Гермиона полностью потерялась в прикосновениях его губ, ощущении его руки на ее лице и задевающих завитки волос пальцах. А затем внезапно она почувствовала тепло его второй руки на своей талии.

Словно во сне, она подняла руки и сжала его рубашку, то ли пытаясь держать его, то ли притянуть ближе. Она не знала, кто из них застонал, когда она приоткрыла рот, и кончик его языка скользнул по ее нижней губе. Скорее всего, это была она. Поцелуй углубился, но по-прежнему оставался невинным. Северус не торопил ее, не давил, и на несколько долгих минут Гермиона полностью растворилась в нем.

А затем она почувствовала, как он сжал ее талию и отстранился. Она задрожала, увидев его взгляд, прежде чем он склонил голову, пряча выражение лица за завесой волос.

— Вы должны уйти, — тихо и хрипло произнес он таким тоном, какого она прежде от него не слышала.

— Я не...

— Пожалуйста.

Гермиона снова задрожала, понимая, что он почувствует это, поскольку до сих пор крепко держит ее. Не зная, как ответить, она просто кивнула и, когда он наконец отпустил ее, вдруг почувствовала холод. Не такой, как от его окклюментных щитов — просто его тело больше не грело ее. Она отступила назад, на ступеньку выше, и внезапно снова посмотрела на него, почувствовав необъяснимый страх, — в ее голове замелькали светящиеся линии и арифмантические уравнения. Тогда она развернулась и стала подниматься по лестнице, подгоняемая страхом. Открыв дверь, она бросила последний быстрый взгляд на стоящего в тени, без своего привычного сюртука, Северуса.

* * *

Когда она поднялась в свою комнату, то всё еще дрожала. Он поцеловал ее. Милостивый Мерлин! Северус поцеловал ее. Она прикоснулась кончиками пальцев к губам, все еще ощущая на них его губы. Гермиона не знала, пуститься ли ей в пляс или... или... Кто-то сказал однажды: лучше любить и потерять, чем вовсе не любить. Я не уверен, был ли сказавший это прав, — ни тогда, ни сейчас. Получить все только затем, чтобы снова...

Ее опять охватил страх. Северус сказал ей что-то важное. Получить все только затем, чтобы снова... Что он собирался произнести? Только чтобы... Что именно? Снова потерять? Он думал, что потеряет ее? И его слова о «тогда» и «сейчас» — относилось ли это «тогда» к Лили или же ко временам автора старой поговорки?

Гермиона почувствовала горечь во рту. Это был их первый или последний поцелуй? Она посмотрела на свитки с ее проектом по арифмантике. Что-то было не так — и с уравнениями, и с Северусом. Она знала: между ее проектом и Северусом есть какая-то связь, и чувствовала, что близка к ее разгадке. Она просто еще не собрала все кусочки паззла вместе. Гермиона выглянула в коридор. Часть ее, до сих пор парящая в облаках, хотела немедленно вернуться к Северусу. Но Гермиона покачала головой.

Как Северус сказал? Слишком молода, слишком невинна и слишком всё? Она скривилась. По сравнению с ним так и выходило. Но она уже не была такой молодой и невинной, как раньше. Та часть ее, которая не парила в облаках, заставила ее вытащить свиток, над которым она работала до этого. Гермиона села в кресло и принялась снова просматривать свои уравнения.

Комнату заливал предзакатный свет, когда она наконец отложила перо. Гермиона еще раз проверила числа в надежде найти допущенный где-то просчет или случайно перепутанные знаки — что угодно, лишь бы убедиться, что она ошиблась. Мерлин помоги, я не могу совершить это!

Гермиона уже вскочила с кресла и направилась к двери, чтобы поговорить с директором, как вдруг замерла. Она вспомнила разговор с профессором Дамблдором прошлым летом. Северус сильно пострадал и находился без сознания, и она была в ярости, поскольку считала, что Дамблдор делает слишком мало для спасения жизни Снейпа. Директор сказал ей тогда: «В прошлом я много требовал от Северуса. И до сих пор он не разочаровывал меня. В будущем я буду требовать от него еще больше». А потом он повернулся к ней: «Не исключено, что придет время, когда я потребую того же от вас. Так же, как и Северусу, вам придется спросить себя: чем я готова пожертвовать, чтобы победить Тома? Сколько готова отдать? Я защищаю стольких, скольких могу. Всеми силами и с помощью любых знаний, которыми обладаю, я пытаюсь защитить всех, но это не означает, что я не допускаю ошибок. Как и то, что моим соратникам никогда не будет угрожать опасность».

Они знали. Дамблдор и Вектор знали. Гермиона медленно вернулась в кресло, села и подтянула колени к груди. Северус знал. И внезапно многое в его поведении стало понятным. И то, что он сказал ей недавно, обрело чудовищный смысл. Вместе с его отстраненностью и непонятным выражением глаз. Он не боялся, что она покинет его. Он готовился покинуть ее. Он готовился умереть.

Гермиона ожидала, что ее охватит ярость. Они обманывали ее. Сознательно. Но ярость так и не приходила. Гермиона обхватила колени и сжалась в клубок, испытывая боль. Она не могла этого сделать. Ей казалось, что сердце у нее в груди разбивается на части. Она не станет этого делать. Гермиона встала из кресла и направилась в коридор, к лестнице. Комната Северуса была на последнем этаже, он был единственным, кто забрался так высоко. Она поднялась наверх и устроилась на ступеньках в ожидании Северуса.

Она так и сидела там до его прихода. Наверху сквозило сильнее, и Гермиона снова подтянула колени к груди и обхватила их руками, чтобы не замерзнуть. Снейп поднимался медленно, неторопливыми шагами, и Гермиона по секундной заминке в его движениях определила миг, когда он заметил ее. Он понял, что она ждала его, но продолжил подниматься и остановился, лишь когда их глаза оказались на одном уровне.

Несколько долгих минут Северус пристально смотрел на нее. Видимо, выражение ее лица или язык тела выдали ее, поскольку Северус не упомянул поцелуй. Вместо этого он без удивления и обреченно констатировал:

— Вы знаете.

Она слабо улыбнулась. Воистину, Северус Снейп очень умный и наблюдательный человек.

— Профессор Вектор говорит, что у меня талант к арифмантике, — Гермиона замолчала и глубоко вдохнула, собирая последние крупицы воли, чтобы не сорваться. — Вы не можете этого сделать. И я не стану.

Северус шагнул вверх и сел на ступеньку рядом с ней, прислонившись спиной к стене. Избегая его проницательного взгляда, Гермиона протянула руку и провела пальцем по белой полоске рубашки, видной из-под черного воротника. Ей понравилось, как он выглядел без сюртука, но все же именно такой Северус Снейп — застегнутый на все пуговицы, затянутый в темную ткань — был тем самым Северусом Снейпом, которого она знала лучше всего. Больше никто не носил одежду так, как он. Черный материал его сюртука со множеством пуговиц служил одновременно и одеждой, и оружием, и щитом.

Он поймал ее руку в свою большую ладонь, заставив замереть.

— Станете. Вы должны. Точно так же, как Поттер должен сразиться с Темным Лордом.

— Я... — она почувствовала, что теряет самообладание и сдерживаемые до сих пор предательские слезы все же покатились по щекам. Она вырвала свою руку из его и вытерла лицо.

Северус провел пальцами по ее щеке, поймав новые слезы, и у Гермионы перехватило дыхание.

— Вы достигли всего, к чему стремились, Гермиона. Это задание должно быть выполнено, и вы сделаете это.

Она усмехнулась сквозь слезы.

— Я не хочу быть всезнайкой-перфекционистом, — и Гермиона судорожно вздохнула, пока он ласкал пальцами ее лицо. — Я хочу не справиться с чем-то. Я хочу не справиться с этим.

— «Не справиться» даже не обсуждается. Слишком многое зависит от вас.

Она закрыла глаза, не желая показывать, как ей больно.

— Иди ко мне.

Он сказал это так тихо и с такой нежностью, что Гермиона сначала решила, будто ей показалось. Она открыла глаза.

— Иди ко мне, — повторил он так же тихо и протянул ей руку ладонью вверх.

Не колеблясь ни капли, она буквально бросилась в его объятия. Ей было совершенно наплевать, что они сидели на лестнице и кто-то мог подняться и увидеть их. Она обхватила его плечи и прижалась к нему, принимая поддержку, которую он предлагал. Уткнувшись лицом в его шею, она глубоко вздохнула, впитывая его успокаивающий запах. Несмотря на недавний поцелуй, этот миг казался Гермионе намного более интимным.

Северус несмело гладил ее по спине, и это вызвало у Гермионы новый приступ слез вместе с неловким желанием рассмеяться. Северус совершенно не умел утешать, но хотя бы пытался ради нее.

— Ты должен сказать мне… сказать, что все будет хорошо.

Он чуть передвинулся, крепче прижимая ее к себе.

— А еще я когда-то обещал говорить тебе только правду.

— Солги мне.

Это прозвучало, как просьба, как молитва и несбыточное желание одновременно.

Северус ослабил объятия, прежде чем слегка отодвинуть Гермиону. Подняв голову, она встретилась с ним взглядом и тут же пожалела об этом.

— Что рассказала Вектор?

Гермиона опустила голову, уставившись в пол.

— Ничего. Несмотря на то, что мы не в Хогвартсе, я продолжила работать над своим проектом по арифмантике для седьмого курса. Занималась аномальной линией в матрице Вектор, — Гермиона бросила на него быстрый взгляд. — Но я не продвинулась далеко, поэтому начала экспериментировать.

Он поднял бровь.

— Экспериментировать?

— Пробовать вводить разные уравнения, исходные данные... людей. И вся матрица изменилась. — После его кивка Гермиона продолжила: — Поначалу я не поняла, что у меня получилось. Лишь когда Вектор почти ударилась в панику, я взглянула внимательнее. Уравнения вызвали у меня чувство тревоги. Я догадалась: что-то не так, и принялась пересчитывать с самого начала. Я занимаюсь этим уже несколько дней, — она отвела вгляд, ковыряя пальцем ступеньку, и прошептала: — А потом этот поцелуй. Ты казался скорее печальным, чем радостным. Ты казался таким же неправильным, как и уравнения. И я вновь вернулась к ним. — Гермиона решилась посмотреть на него, и ее глаза опять наполнились слезами. — Северус, я убью тебя.

Эти слова, словно острое лезвие, упали между ними.