Звери (гет)

Омывай полученную обиду не в крови, а в Лете, реке забвения.

Пифагор Самосский

Рабастан Лестранж стоял в тени деревьев небольшого сквера и изучал обстановку. Фонарь, похожий на высокого старомодного джентельмена, тускло освещал аккуратные скамеечки с сиденьями, заваленными сугробиками, подстриженные кустики, натянувшие на себя снежные капюшоны, ровные дорожки, напоминавшие теперь белоснежные реки. Чистый, только что выпавший снежок переливался серебристо-бриллиантовыми звёздочками на квадратах света из окон окружающих скверик домов; за полупрозрачными кружевными занавесками видны были потолки с вычурной лепниной, рамы картин и фигуры отдыхающих магглов.

Лестранж не понимал эти кружевные занавески: что за полумеры? Это как с женщиной: либо она спряталась за одеждой и таинственно манит своей загадкой, вызывая острое желание разгадать её, либо она полностью обнажена и вся открыта перед тобой, опять-таки провоцируя желание. А тут какая-то половинчатость, не то ложная скромность, не то напускная распущенность. Хотя это же магглы, что с них взять.

На одном из окон дрогнули плотные шторы — и на снегу появился ещё один световой остров; стройный женский силуэт замер в рамке окна, сияющая вывеска над входом в ресторан, выходящим на сквер, забросала тёмный наряд и бледную кожу яркими неоновыми каплями. Женщина тихонько вздохнула и отвернулась, так и не заметив человека, смотрящего прямо на неё.

Из тьмы переулка выбежала юная девушка в засыпанном снегом пальто и, пролетев мимо Лестранжа, предпочла его ресторану, на дверь в который она бросила полный потаенной зависти взгляд и вновь скрылась в темноту.

И что они все нашли в этом ресторане — этот вопрос волновал Рабастана Лестранжа, пожалуй, даже больше, чем скрытый глубокий смысл любви магглов к кружевным занавескам. Ресторан, и ресторан. Два бугая при входе в старомодных серых пальто и шляпах, выглядящих в них не менее нелепо, чем если бы они надели пачки. Несколько блестящих солидных машин. Дурацкое напыщенное название на безвкусно-роскошной вывеске. Доносящаяся мелодичная музыка: надрывные скрипки и чьё-то эротично хриплое пение. Наверняка, это место обожают посещать молодящиеся старики с сигарами в зубах и с молоденькими девочками под руку, ластящимися к ним, как кошки к коробке с валерьянкой. Но Десс далеко до первых и уже поздновато для второго.

Но она всё равно выбрала этот ресторан. Хотя, если брать в расчёт её нынешнее, явно невменяемое состояние, то выбор был не так уж и плох: многие на её месте, да и сам Лестранж, аппарировали бы в какой-нибудь захудалый тёмный кабак. Но это же была Эридес, а не Лестранж, и она даже тут постаралась держать марку.

Однако в целом ситуация выходила нетривиальная.

Что что-то не так, Лестранж понял, едва переступив порог комнаты: от двери до будуара тянулась целая дорожка из грязных туфель, утеплённой мантии, потемневшей от растаявшего снега, жуткого толстого платья, которого Лестранж про себя назвал "преступлением против человечества", и пары не менее ужасных толстых чулок. Над чулками-то как раз и сидела заплаканная домовуха Бесси, заламывая руки и дёргая себя за уши (правда, и сам Лестранж, наглядевшись на эти чулки и платье, испытал секундное желание присоединиться к домовухе в истязании собственных ушей).

Покинутому мужу понадобилось аж с полчаса, чтобы успокоить домовуху, выяснить у неё все подробности произошедшего и выявить бреши в приказах сбежавшей жены. Успокаивалась Бесси со скрипом, то есть с водопадом слёз и с ретивой дрожью в голосе, а подробности смахивали на сценарий сладко-сопливой драмы, которую однажды, по юности лет и исключительной неопытности, решив познать жизнь магглов, тринадцатилетний Рабастан увидел на большой белой простыне в странном месте, где показывали целые истории из склеенных колдографий. Десс, как выяснилось, с чего-то попёрлась на ночь глядя в парк Лестранж-Холла, набрела на одно из разбросанных по нему зданий, главное назначение которого состояло в проведении увлекательных посиделок старых друзей, вызвала Бесси, забросала её приказами и, явив миру великого мастера конспирации, пробралась внутрь. Рабастан прекрасно понимал, что она там обнаружила, поэтому не особо удивился ужасу домовухи от выражения лица "молодой хозяйки" и её странным дальнейшим действиям. Десс как угорелая пробежала мимо невидимой Бесси и только минут десять спустя вызвала её; Бесси нашла хозяйку в совершенно расстроенных чувствах, перебросила её в покои, где та, зависнув ещё на пару минут, продемонстрировала бедняге (и это вместо того, чтобы дождаться благоверного супруга) раздевание на скорость, а потом ошарашила и без того шокированную Бесси целым рядом специфических просьб.

— Хозяйка велела ей сделать самую красивую причёску, намазать тело цветочным маслом, а потом помочь надеть то красное платье хозяйки из её дома. Такое странное платье, хозяин, совсем не похожее на мантию! — в глазах домовухи плескались и восхищение, и страх одновременно, причудливо смешиваясь и придавая в целом её виду некоторую долю безумия. Впрочем, Лестранж, услышав это, тоже немало озадачился: определённо какая-то логика в действиях Десс была, но пока что он её увидеть не мог.

Тяжелее было вытащить из Бесси место, куда она аппарировала Десс. Лестранжу после нескольких минут безостановочного битья Бесси головой о стенку пришлось воспользоваться легилименцией.

И теперь, скрываясь в тени деревьев, Рабастан Лестранж размышлял, как без шума вытащить непутёвую Десс. Ему, мягко говоря, не улыбалось разводить шумиху в маггловском ресторане, которая обязательно бы привела к тому, что факт присутствия Эридес при их посиделках выплыл бы наружу. Мальсиберу необязательно знать, что Десс видела его мастерство в действии. Это совершенно лишнее.

Бугаи не спеша прогуливались вдоль входа в ресторан. Пара Конфундусов — и проблема была бы решена прямо сейчас. Правда, тут же возникла бы другая проблема: маловероятно, что Десс заседает в этом ослепительном ресторане в глубоком одиночестве. Так на всех Конфундусами не напасёшься.

Справа послышался звук поворачивающей машины, и Лестранжу хватило нескольких секунд, чтобы всё рассчитать и аппарировать именно в тот момент, когда, остановившись у входа в ресторан, она с громкими щелчками выпустила сразу всех своих пассажиров, наполнивших громкими репликами тишину.

Проще потратить ещё время, дать возможность Десс подостыть (слушать её вопли и истерики Лестранжу совсем не хотелось) и заодно переодеться во что-то более маггловское: у него точно был вполне себе приличный чёрный костюм и даже пальто.

Превратившись из матёрого Пожирателя в респектабельного маггла, Лестранж смог спокойно, без нервов подойти к бугаям, вежливо с ними поздороваться и с самым невинным видом наложить на обоих Конфундус.

— Сэр, — левый бугай, с мясистым носом и монобровью, потряс головой и растерянно спросил, — вы приглашены?

— Конечно, — благородному возмущению мистера Лестранжа не было предела.

— Сэр, — правый, пониже и, видимо, посообразительнее, моргнул и осторожно выдал: — но мы пропускаем только по приглашениям.

— Я уже показал вам своё приглашение, вы и так меня задержали, а я спешу на важную встречу, — у охранников были на редкость глупые физиономии, когда они беспомощно бросили последние взгляды на вошедшего в ресторан человека с рукой, скрытой под пальто; Лестранж не любил держать палочку в карманах верхней одежды, считая, что в расстёгнутых полах проще запутаться. Внутренний карман того же пиджака был предпочтительнее.

Улыбчивая блондинка с толстыми запястьями за мраморной гардеробной стойкой приняла у Лестранжа его пальто и шляпу, кокетливо поднимая на него светлые глаза в обрамлении коротких ресниц. Поначалу он хотел спросить у блондинки, не видела ли она рыжеватую девушку в красном платье, но потом передумал, решив, что не стоит привлекать к себе ещё больше внимания. Так что Лестранжу предстояло самостоятельно отыскать благоверную — нужен был ясный ум, и он вытащил портсигар — стоящий при входе в зал молодой человек в красном услужливо поднёс зажигалку.

Внутри ресторан оказался больше, чем Лестранж предполагал. Лестница с позолоченными перилами спускалась от гардероба вниз, в широкий зал, забитый столиками, бархатными диванчиками, официантами с набриолиненными головами, бегающими между ними с высоко поднятыми подносами, на которых звенели бокалы с шампанским, и морем публики, очевидно считающей себя очень изысканной: увешанные бриллиантами дамы все сплошь были в дорогих нарядах и с пышными причёсками, а господа в безупречных костюмах приподнимали бритые подбородки и мерились ценой запонок, драгоценных зажигалок и кожаных туфель. Как и думал Лестранж, значительную часть всего общества составляли мужчины солидного возраста и сопровождающие их юные девушки со скучающими лицами. Перед сценой танцевало с десяток пар, а темнокожая певица в серебристом платье пела очень прочувственно и, кажется, на испанском. 

"Красиво умираете", — сузив глаза, подумал про себя Рабастан Лестранж и выдохнул изо рта дым.

Над залом висела мерцающая сотнями огней, колоссальная люстра, частично загораживающая низкий второй этаж, больше напоминающий внутреннюю открытую мансарду: на этом этаже вдоль стен стояли длинные барные стойки, за которыми сидели в большей степени одинокие люди и потягивали коктейли.

Второй этаж заинтересовал Лестранжа больше, чем первый; намного логичнее в положении Десс было разместиться именно за барной стойкой, чем среди танцующих пар, хотя к её логике у Лестранжа всегда было немало вопросов.

— Прошу прощения, — раздалось за его спиной, и Лестранжу пришлось посторониться: солидный мужчина вёл по лестнице спутницу в розовом платье, облепляющим её, как вторая кожа. Женщина бросила взгляд на Лестранжа и чуть улыбнулась.

И она была отнюдь не единственной: уже заскучавший Лестранж от нечего делать даже начал подсчитывать количество белозубых улыбок и усиленно стрелявших в него глаз, мысленно добавляя себе очков в виде маленьких Чёрных Меток. Количество Меток вышло настолько впечатляющим, что Лестранж не мог не сделать тешащий своё самолюбие вывод: сегодня он был явно на высоте (впрочем, как и всегда), несмотря на маггловский костюм. Но времени на использование этого преимущества у Лестранжа не было: нужно было поскорее вызволять отсюда Эридес.

Молодые юноши сумрачно глядели на дно фужеров, девушки чуть покачивали носами туфелек, сидя полубоком на высоких несуразных стульях — но пока что Десс видно не было. Красные платья выбрали многие, зелёные же почти не встречались, и Лестранж позабавился, представив, что все эти магглы выбрали красный цвет, чтобы выразить солидарность с Гриффиндором, которому, исходя из слов Кэрроу, доставалось больше всех.

Дойдя до поворота, Лестранж уже был в лёгком раздражении на супругу от всё увеличивавшегося количества впустую улыбающихся ему женщин, но вглядевшись в ряд людей, который ему предстояло только обойти, он наконец увидел Десс. Рыжие волосы, убранные волной набок, длинная серьга, усыпанная старыми, чуть тусклыми алмазами, густого красного оттенка платье, обнажающее спину, она смотрела куда-то налево, в обратную от Лестранжа сторону, окружённая пустыми стульями. Бармен, совсем молодой, юркий юноша, обтирал белоснежным полотенцем бутылку — подойдя поближе и определив её содержимое как шампанское, Лестранж понял, что ошибки быть не может, это точно Эридес.

Он даже потушил сигару и оставил её в первой попавшейся пепельнице, понадеявшись, что это ему зачтётся, и максимально естественно и лениво подошёл к стойке и сел прямо рядом с Десс.

— Здравствуй, дорогая, — тихо сказал Лестранж и, дав Эридес несколько секунд на осмысление, подозвал бармена, чтобы тот налил ему "лучшего и самого дорогого виски".

Бармен справился с заданием скоро и, на радость Лестранжа, тактично удалился на другой конец стойки.

"Хороший малый", — оценил тот и всё своё внимание обратил на Эридес.

— Десс, я... 

Лестранж обмер, не успев закончить свою фразу: Десс очень грациозно передёрнула плечами и, едва повернув голову, кокетливо скосила на него ярко накрашенные глаза, демонстрируя точёный профиль — изящный носик, чуть приоткрытые красные губы и густые ресницы, отбрасывающие тень на чистую кожу без единой веснушки. 

— Здравствуйте, — Эридес отодвинула полупустой бокал, поднесла ко рту ранее скрытую от Лестранжа левую, покрытую странными пятнами, похожими на следы от зубов, руку с тонкой сигаретой, закурила и пустила длинную струю дыма, — как паршиво, что вы пришли.

Лестранж много повидал на своём веку, и лишь это спасло его от того, чтобы выразить свой шок как-то иначе, кроме того, как быстро моргнуть и нахмуриться.

Эридес пьяна; удивительно, что она до сих пор не вскочила на барную стойку и не начала разбрасывать тапки. Пожалуй, имело смысл разобраться почему.

Если подходить к вопросу без особого углубления, то, по скромному мнению господина Лестранжа, существуют два универсальных типа, на которые можно поделить всех прилично принявших на грудь. Первый тип людей, которые, напиваясь, становятся либо молчаливее обычного (и к этому типу как раз относился сам Лестранж), либо просто выглядят не менее адекватно, чем обычно, производит впечатление, что они умеют пить не пьянея; а есть другой тип — эти, наоборот, начинают болтать без умолку, озвучивать все мысли, скачущие как блохи в нетрезвом мозгу (хотя и тут тоже есть разные степени запущенности). Что ж, кажется, есть вероятность, что он сегодня узнает много нового и интересного. А ведь он искренне полагал, что Эридес вообще из тех, кто не попадают в подобные классификации. Такая леди, позволяющая себе выпить от силы пару бокальчиков шампанского, а не идущая штурмом на вторую бутылку. Да, такое не может не шокировать. Если он отправится завтра к Малфоям и обнаружит там пьяную вдрабадан Нарциссу, то сможет с полной уверенностью заявить, что нет в мире чистоты и непьющих людей.

Лестранж запустил руку во внутренний карман пиджака и невербально лишил Десс сигареты. Та некоторое время смотрела на опустевшие пальцы, пытаясь сконцентрировать взгляд, а потом устало схватилась за бокал, допила и поставила его обратно со стуком.

— Десс, пора возвращаться, — ещё несколько минут назад он собирался сказать ей что-нибудь очень язвительное, но сейчас говорить вообще не хотелось; Эридес задумчиво облизала губы.

— Нет, — всё её кокетство, весь притягательный вызов испарились, исчезли, лопнули как мыльный пузырь, и теперь её не хватало даже на самую слабую улыбку.

— Десс, нельзя, чтобы кто-то знал, что ты...

— Что я здесь? — Лестранжу надоело, что она его уже во второй раз прерывает, но не стал пока никак выказывать своё недовольство. — Конечно, среди всех этих тупиц магглов, что я здесь делаю? — её голос был ниже обычного, язык чутка заплетался, но всё же Десс удивительно хорошо держалась, что навело Лестранжа на мысль, что напилась она далеко не в первый раз.

— Нет, не это главное, а то, что...

— Я здесь делаю, потому что мне здесь самое место, — почти прошептала Эридес. Лестранж не совсем понял, к чему она клонит, неужели опять дело в том, что Эйвери чересчур человеколюбивы? Поэтому проигнорировал то, что она опять его прервала, и внимательно стал слушать. — Да, самое место. Я ничем не отличаюсь от всех этих магглов, почти ничем.

— Ты волшебница, Десс — и одно это делает тебя совершенно не похожей на всех них.

— Я? Волшебница? — она произнесла это таким тоном, каким обычно пользуются, пытаясь придать словам вид саркастичной шутки. Начинается.

"Скажи это ещё громче, а то получилось слишком тихо".

— Мне кажется довольно странным изображать из себя МакГонагалл, Десс, — невинная твердолобость Эридес и её девственно-упрямый сарказм чуточку бесили Лестранжа, особенно сейчас, когда необходимость сматывать удочки и аппарировать отсюда была ясна и сквибу. — Не строй из себя маггловскую одиннадцатилетку.

Впрочем, Лестранж тут же понял, что просчитался, решив, что Эридес движут, в первую очередь, твердолобость и пьяное упрямство: она вздрогнула, будто ей дали звонкую пощёчину и сжала сочно-красные губы в тонкую и жёсткую линию.

— Ты, Лестранж, — он отметил резкий переход в обращении, но вряд ли это надолго, если только Эридес не собралась пить теперь каждый день, — ничего не знаешь, сидел в своём этом Азг... Азгабане и не знал, что происходило со мной в эти годы, — Десс сжала руку в кулак, и Лестранж окончательно настроился на роль пассивного слушателя, не желая прерывать её. — А я ведь полусквиб, умею с трудом только апп... аппарировать, научилась с годами, а зелья, превращения, всякая там защита — у меня ничего не получалось. Я была безнадёжна, я чуть не завалила С.О.В., на уровне Ж.А.Б.А. учила самые тупые предметы, — она прикрыла глаза и опустила голову, зазвенев серёжками. — Я бездарна, — закончила она слишком безразлично.

Лестранж позволил себе залпом выпить виски.

— Как же тогда ты попала сюда? Мне пришлось наложить два Конфундуса, чтобы пройти.

Но он не угадал с выбором случая для поддержания духа. Эридес громко фыркнула.

— Очень просто, Лестранж. Бесси ап-парировала со мной в женский туалет, — Лестранж сделал себе заметку на будущее: потратить время и посмотреть воспоминания чуть дольше того момента, что нужен. На всякий случай.

Эридес покрутила в руках бокал.

— Как же я тебя ненавижу.

Собственно Лестранж не стал утруждать себя и удивляться этому. Всё предельно логично: был бы он почти тридцатилетний девственницей, которую без спроса выдают замуж за бывшего узника Азкабана, сразу бы заавадился.

— Ты испортил мне всю жизнь. Как надо мной издевались. Как смеялись! Если первый год в этой грёбаной школе ещё был терпим, то потом... Полусквиб, у которой женишок в тюрьме, за пытку любимых всеми и уважаемых авроров, — безразличие ушло и с лица, и из тона Десс. Она почти шипела, периодически будто захлёбываясь свистящими словами, — как чудно можно травить её! Как весело оскорблять её, отнимать палочку, зная, что заколдовать всё равно не сможет. Как круто подстерегать её, когда она одна. И как прекрасно смотреть, как эта жирная корова падает с лестницы кубырем! — Лестранж замер, залипнув на её дрожащей нижней губе, на слезе, потёкшей по щеке вниз, оставляя за собой чёрно-телесный след. — А как чудесно перехватить её поздно вечером, по дороге из библиотеки, затащить в чуланчик и, — бокал хрустнул в руках, рассыпался по столешнице, разрезав кожу до крови, и она зашипела от боли, — стянуть юбку. Она же всё равно даже Силенцио снимать не может.

Бармен, услышав хруст, подался было к ним, но очередной Конфундус остановил его, заставив подумать, что намного важнее вернуться к протирке бутылок.

Что ж, с девственницей он, видимо, погорячился. Лестранжу хотелось выпить ещё, но звать юнца было не с руки. Ещё хотелось узнать имя того, кто это сделал, найти его и не убить, нет. Наконец-то попробовать метод Мальса. И заодно фаворита Беллатрикс использовать — тут у него точно получится. Причём не хуже, чем у невестки.

— Но меня спас мальчик, мальчик-староста с Равенкло, он успел заметить, как меня втащили в чулан, и он умел колдовать. Родители так и не узнали, — красное лицо Эридес перекосилось, — а он мне помог забыть. Он был такой хороший, от него так вкусно пахло мандаринами... Он был первый, с кем я поцеловалась... Мы тайно встречались, а когда он закончил школу, мы стали переписываться. Но потом он перестал писать. Не знаю, что с ним стало... Не знаю... Может, кто-то прознал? Я не знаю, не знаю... Но у нас с ним всё равно не было будущего, — Эрилес затрясло. — И я забыла.

— Забыла?

— Забыла, дала клятву забыть. Я вырвала это из памяти, вырвала даже его. Так, первый поцелуй, не более... — Эридес поднесла окровавленную ладонь к глазам, словно изучая раны с интересом исследователя. — Роберт. Его звали Роберт.

Лестранж достал сигару, осторожно зажёг её от палочки и закурил, пуская рваные клочья дыма.

— Можно... Можно я тоже закурю? Мне так будет легче забыть, — попросила Эридес. Посеревшее лицо, бессмысленное выражение пустых глаз, дрожащие губы, дорожки слёз на щеках и крови — на пальцах.

— Нет, хватит. Пойдём на улицу, нужно залечить твои порезы.

— Я умею лечить порезы, — внезапно сказала Эридес. — И я не хочу туда. Мне надо к брату. Мне надо его увидеть, потому что я такая сука.

— И признаться ему в этом? — Лестранж огляделся и восстановил из осколков бокал, счистив заодно и кровь.

— Зачем? Он это и так знает, — кажется, он начинал догадываться, что причина изрядного подпития Десс не только в увиденном в Лестранж-Холле и нахлынувших воспоминаниях.

— Пойдём, Десс, — он подал ей свободную руку, — ты должна достойно уйти.

— В смысле, взорвать тут всё Бомбардой? — мрачно отреагировала Эридес и сфокусировала взгляд на Лестранже. — Я недостаточно весела для этого. Я всегда, когда пью, не становлюсь весёлой, как многие. Только за языком не могу уследить.

Это точно. Не напейся Десс, он никогда бы не узнал эту историю с попыткой изнасилования. Что ж, всё к лучшему.

Эридес оценивающе оглядела Лестранжа с ног до головы, запнувшись на сигаре, и неожиданно выдала:

— А ты красивый, — тут же приняла его руку, измазав её в крови, и встала со стула, немного качнувшись. — Это будет нелегко. У меня кружится голова, — Лестранж знал одно неплохое антипохмельное заклятие, но время действие у него было ограниченное, зато после его окончания в башку, казалось, запихивали беспокойного дракона. Тем более пока ей не стоит анализировать собственные слова, которые она вполне может забыть, если ничего не будет принимать. — И руки болят.

— Это ненадолго, ты сможешь.

Они пошли через левую сторону второго этажа, в пустом углу которого Лестранж вытащил палочку, очистил её и свои руки от крови и, вопреки своим привычкам, положил её в карман и выдал Десс платок, чтобы закрыть самые глубокие раны.

Они шли вальяжно, Десс цеплялась за локоть Лестранжа и нетвёрдо, но очень аккуратно переступала каблучками по начищенному полу. Женщины ему больше не улыбались, если только кисло и чуть презрительно, очевидно, замечая нетрезвое состояние спутницы. Мужчины бросали оценивающие взоры на Эридес, примерно такие же, как недавно проделала сама она.

По лестнице больше никто не спускался, все столики были заняты, а танцующих было в разы больше. Заиграло танго, и множество дам с высокими вырезами, обнажающими их стройные ноги, двигалось под него, ведя в танце, будто рассказывая вызубренный текст.

— О, я обожаю эту мелодию! — это утвердило Лестранжа во мнении, что, во-первых, Эридес всё-таки лишена какой-либо логичности и, во-вторых, она здесь бывала и раньше. И кажется, он догадывался с кем именно. Он выкинул сигару в позолоченную урну.

Что ж, напиться в таком месте — да, такая идея могла прийти в голову только бывшей мисс Эйвери.

— Давайте потанцуем! Я пьяна, у меня кружится голова, и я почти ничего не помню, что было сегодня. Я хочу забыть, совсем забыть!

Мерлин и Моргана, как не вовремя в ней проснулась восторженность (но что уж скрывать, девизом Десс определённо должны служить слова: "не вовремя, но всё же вовремя").

Эридес отпустила его руку и на удивление бодро стала спускаться по лестнице; как Лестранжу не хотелось покинуть это пропахшее духами и дымом место с рекордным количеством магглов, ему всё же пришлось последовать за ней.

Они дошли до свободного места, и Эридес повернулась к нему, вновь слегка качнувшись, и ему пришлось действовать поактивнее.

Вести Эридес совершенно не собиралась и предоставила эту необыкновенную честь Лестранжу, видимо, рассудив, что он, как и все аристократы, умел прекрасно танцевать всё, в том числе, и танго. Да, так оно и было. Но до Азкабана. Сейчас же у него в памяти остались только отдельные движения, никак не склеевающиеся в единый танец; выход был один — внимательно следить за другими и повторять их заученные движения. Он был очень собой недоволен. Глупость, конечно, но осадок и не собирался растворяться.

Эридес закрыла глаза, словно впитывая в себя музыку, вслушиваясь в каждую ноту; кровь опять сочилась из её ран и щекотала его пальцы — он не любил вида крови, нет, не боялся, но это было ему неприятно: слишком грубо, слишком животно. Вот Долохов баловался этим делом и часто использовал Режущие. Наверное, дело было в том, что его сын был найден в огромной луже крови. Наверное, в этом. Ладно, без разницы, просто ему это неприятно.

Десс, несмотря на выпитое, вполне недурно двигалась, идеально следуя ритму. И Лестранж почувствовал горечь на языке: она не просто была здесь раньше, она танцевала это танго с кем-то другим.

Нет, определённо ему следует навестить этого Фила. И жаль, что он не знает фамилии того магглорождённого, Роберта, спасшего Эридес. Знал бы, не тронул бы его или, наоборот, сразу же убил бы, если был бы с Мальсибером или тем же Долоховым.

От равенкловца мысли опять вернулись к Филу, которому (а Лестранж не сомневался, что именно уши этого суслика торчали в деле знакомства Эридес с маггловскими ресторанами) пришло в голову привести чистокровную волшебницу сюда. Да и сама чистокровная волшебница хороша: дала привести себя и, более того, завела привычку в горе бросаться именно в этот ресторан, где она проводила время с Филом, а не, например, в объятия своего супруга.

Забавно, но Рабастан Лестранж всегда считал, что ему чрезвычайно везёт с женщинами: они велись на его обаяние, внешность, на голос, на язвительность, которая до странного привлекает их, даже на его манеры. Да, ему определённо везло.

Но не с Эридес. С малышкой Десс Эйвери, которая выросла и стала миссис Лестранж. Вернее, так и не стала и не собиралась становиться: Эридес Лестранж ненавидела своего мужа и только по пьяни сейчас танцует с ним, просто чтобы забыть. И вот это раздражало Лестранжа даже больше, чем её благосклонность к тому суслику.

Эридес была каким-то удивительным зверьком, который всё никак не приручался. Да, жаль, что спаивать дам не в его принципах (всё-таки до какой степени принципы порой мешают даже в достижении самого необходимого). Однако что-то делать было нужно. Вечно это продолжаться не может — Белла права, хотя и выразила верную мысль в несколько специфичной форме.

А тут ещё этот чулан... Малолетние идиоты. Насколько же дети бывают жестокими, порой, даже более жестокими, чем взрослые. У взрослых есть на это причины, а у детей — нет. Жестокость ради жестокости, насилие ради насилия. Ради смеха.

Как он презирал этот инфантилизм в насилии, нежелание брать ответственность за смерть человека, но готовность втоптать его в грязь и оставить там подыхать самостоятельно. Презирал и ненавидел.

Поэтому он разыщет этого старосту Роберта с Равенкло и выяснит у него, кто тогда посмел затащить в чулан чистокровную волшебницу, его невесту. Он решит эту небольшую проблему, не в его принципах оставлять без наказания тех, кому хватает ума трогать его семью.

Но вот что ему теперь делать с Десс, в понимании которой, как выяснилось, личные отношения связаны с насилием в стиле Мальсибера? Как объяснить ей, что не все такие, как душевнобольной Мальс или те подростки? Что он, Пожиратель Смерти, узник Азкабана, не будет издеваться над ней, как издевались над ней в Хоге?

Белла всё слишком упростила, заявив, что Десс просто кобенится. Всё намного сложнее. И, Мерлин дери, ещё этих сложностей ему и не хватало для полного счастья.

Танго закончилось, а Эридес всё стояла с закрытыми глазами, и он сам повёл её из душной толпы магглов. Блондинка-гардеробщица с неудовольствием посмотрела на летающую в облаках Десс и сунула вещи Лестранжу и без намёка на улыбку.

— А дама без верхней одежды пойдёт? — подозрительно спросила гардеробщица.

— Мы на машине, — кинул универсальную фразу Лестранж и укутал тихо мурлыкающую себе под нос Десс в пальто.

Громилы-охранники продолжали стоять на посту и вежливо пожелали им спокойной ночи. Скверик всё так же был засыпан снегом и тих, только горящих окон почти не осталось.

Лестранж вытащил палочку, уже не таясь, и наскоро остановил кровь у Десс — у него с целительной магией близких отношений не сложилось.

Он покрепче взял её за плечи и с хлопком аппарировал.

Из окна с тонкими кружевными занавесками всё это время за странной парой, вышедшей из ресторана, — девушкой в мужском пальто и мужчине в одном костюме и шляпе — следила темноволосая немолодая женщина. Она грустно смотрела на них и слабо улыбалась, когда девушка качалась, видимо, будучи навеселе.

Наконец толстый ствол старого дерева скрыл их.

Больше женщина их не видела.

* * *

Душная тишина спальни с розовыми во всех смыслах обоями встретила мистера и миссис Лестранж духотой и тишиной. Огонь мягко щёлкал в камине, отбрасывая блики на его каменную резьбу; хрупкие золотые часы на каминной полке, усыпанные густо-кровавыми шпинелями, тусклыми сапфирами и грязноватыми алмазами, глухо стучали, поскрипывая кружевными стрелками; две фарфоровые пастушки в пышных юбках, украшенных тонкими цветами, чопорно изгибаясь, пустыми глазами взирали на потемневший от времени пейзаж на противоположной стене, на котором под раскидистым деревом полулежала молодая пара в пудрёных париках; пара чуть морщилась от света камина и прикрывала глаза бледными ладонями, не забывая обмахиваться широким веером, едва спасающим от висящего жаркого воздуха. Роскошный бархатный балдахин, возвышаясь над креслом в шёлковой обивке и тумбочками в завитушках, даже не шевелился, будто сделанный из камня, а не сшитый из ткани, а стук часов был единственным звуком, спорящим с щёлканьем пламени.

Лестранж аппарировал ко входу в парк Лестранж-Холла и, не желая тащить Эридес на себе через весь парк, вызвал Бесси, которая сразу же перебросила их в спальню Десс.

Жаркая духота комнаты совершенно выбила его из колеи: Лестранж плохо переносил жару, с некоторых пор отвыкнув от неё, — это обстоятельство и отвлекло его от Десс, которая сбросила пальто прямо на пол и швырнула с ног каблуки в угол, издавших при этом утробный грохот.

— Бетси! — крикливо позвала напуганную домовуху Бесси Эридес. — Помоги мне раздеться! И сделай уже что-нибудь с моими руками! — после аппарации девушка еле держалась на ногах и опьянела окончательно; впрочем, не до такой степени, чтобы попросить помочь раздеться у Лестранжа.

Бесси быстро увела свою качающуюся хозяйку в будуар, а Лестранжу оставалось только снять пиджак, стянуть бабочку и упасть в кресло. Чем меньше людей ли, нелюдей ли будет знать о сегоднейшем увлекательном приключении Лестранжей в мире магглов, тем лучше. Он пересидит у Десс, а потом пойдёт к себе, когда уже все точно улягутся, в том числе и домовики.

На столике аккуратно лежала какая-то перевёрнутая книга, старая, потрёпанная и выцветшая; Лестранж от нечего делать взял её в руки и рассмотрел помутневшую надпись на обложке.

Сказки барда Бидля.

— И почему я не удивлён?

Пожелтевшие шуршащие страницы слабо пахли мандаринами и шоколадом, некоторые их уголки были загнуты, а над названиями сказок кто-то давно набросал чернилами небольшие рисуночки: и прыгающий котёл, и трёх дам в высоких головных уборах, и даже Смерть в балахоне.

Лестранж просмотрел все страницы и на нахзаце обнаружил выведенную тонкими завитушками подпись: мисс Эридес Эйвери. Под ней расплылось высохшее, но, видимо, недавнее чернильное пятно, частично закрывшее другую подпись: имени было не разобрать, зато фамилия Шафик гордо отпечаталась на бумаге. Наверное, это Хелен, нынешняя миссис Джонсон. Яркая, южная красавица, страстная, горячая — да, жаль, что так всё неудачно сложилось у неё с этим полумугродьем Джонсоном.

Лестранж опустил глаза ещё ниже. В самом низу жёстким, плывущим и неровным почерком было написано: миссис Эридес Лестранж. Бумага вокруг была бархатистой, а последняя буква фамилии затерялась за кляксой. Несложно было представить, как Эридес, разгневанная и расстроенная, влетает в комнату, носется по ней, замечает на столике книгу, хватает её и пишет на обложке дрожащей рукой, сбиваясь, ставя кляксы, свою новую фамилию, а потом, словно одумавшись, роняет перо на имя Шафик и плачет.

За стеной послышался высокий смех, и Лестранж чуть не выронил книгу от неожиданности и на всякий случай вернул её на место.

Из будуара выползла Эридес, хватаясь за косяк двери, в цветастом шёлковом халате, на босу ногу, с растрёпанными волосами. Даже не обратив внимания на Лестранжа, всё ещё сидящего в кресле, она прошлёпала к кровати, сдёрнула одеяло и грохнулась на постель, сопроводив сие действие слабым залихватским визгом, покрутилась и замерла.

— Десс? — не особо надеясь на вменяемый ответ, спросил тишину Лестранж.

— Лестранж? Ты всё ещё здесь?

Он только хмыкнул, но встал и подошёл к кровати. Эридес, плашмя лёжа на постели в позе морской звезды, расслабилась и была как-то туманно счастлива, разительно этим отличаясь от себя самой в маггловском ресторане, мрачноватой и горькой. Закрытые глаза придавали её облику своеобразный ореол покоя, но всё же красный нос и пятна на щеках и шее выдавали её состояние.

— А ты пьянчужка, Эридес Эйвери, — улыбнулся Лестранж.

— А ты убийца, Лестранж, — вдруг прошептала она. Её истинное отношение к этому разгадать было невозможно: глаза были закрыты, лицо ничего не выражало, а тон напоминал тот, что обычно используют дети, когда хотят поведать какую-то тайну. — Это ты убил ту женщину.

Лестранж перестал улыбаться. Он не видел смысла в ответе: у него были своеобразные аргументы, но, пожалуй, их Эридес, если брать в расчёт её мнение относительно убийства Прюэттов, и в трезвом-то состоянии вряд ли смогла бы оценить. В принципе, почти любому убийству можно найти оправдания. Много ума для этого не требуется. А уж этому и подавно.

Тишину нарушило ровное негромкое сопение.

Лестранж тут же выкинул воспоминание, в котором фигурировал Мальсибер и маггла, из головы и присел на кровать рядом с Десс.

Он смотрел на её ставшее спокойным лицо, на разбросанные по подушке волосы, приоткрытые губы, на тонкую шею, на красивую женственную фигуру, белые руки и голубые от вен запястья и силился вспомнить её другую, ту маленькую девочку, от которой у него в памяти остались только вспышки света, звонкий смех и образ наивных больших глаз, чистых, с неподдельным восхищением.

Но девочки нет, осталась молодая женщина, настоящая женщина, слабая, нежная, воспитанная, домашняя, любящая музыку, танцы, красивые платья, изящные украшения и балы. Женщина, которая в детстве подвергалась оскорблениям и издевательствам, но смогла сохранить в себе любовь к жизни и забыть, сумела забыть едва несовершившееся насилие над собой, забыть на столько лет и жить нормальной жизнью.

Настоящая женщина... Но такая ли слабая?

Рабастан Лестранж, несмотря на все свои умения и силу, не умел так забывать.

Комментарий

Зачастила что-то я со своими комментариями xD Не удержалась, прошу прощения)

Да, это ПОВ Лестранжа) Но тут я позволила себе чуть больше отавторщины: всё-таки я довольно слабо представляю себе мужскую логику, поэтому наблюдательность Лестранжа, его, так скажем, рациональность и повышенное внимание к женскому полу, то бишь вполне себе мужские черты повествования, которых в ПОВах Эридес не было, разбавлены чисто авторскими заморочками, хотя и с попытками тоже добавить "мужиковости" на рабастановский лад. Не знаю, получилось ли. Решать Вам, дорогие читатели)

Что касается музыки. В моей голове крутилось танго из "Запаха женщины", хотя это и не суть важно; но думаю, примерно мелодика ясна) И да, это чистое эстетство xD