Водоворот (гет)

— Что ты хочешь, чтобы я тебе рассказала на этот раз?

— Вы не закончили историю про моего прадеда.

— Да. Разграбленный замок моей семьи... Моя бабка очень любила моего деда, и единственное, что удерживало её на этом свете после того, как его истерзанный труп был вывешен на распахнутых ветром воротах родового гнезда — мой отец, тогда ещё пускавший слюни... Это было тяжелое время. Хотя, казалось, мы живём отдельно от магглов, но, тем не менее, кризис, охвативший весь мир, отразился и на нашем существовании. Как ты понимаешь, враги выгребли всё подчистую, и бабке приходилось браться за любую работу, чтобы раздобыть хоть немного пропитания. Как ни странно, но и в этом жестоком мире нашлась добрая душа, приютившая бедняжку. Хотя, конечно, “приютившая” — это сильно сказано. Жене главы одного из тогдашних семейств понадобился управляющий...

— Кто-то, кого я знаю?

— Не торопись... В общем, у бабки появился вполне приличный доход и работа, которая, в отличие от мойки посуды в кабаках, требовала знаний и умений... Мой отец проводил дни в играх с наследником рода. Древнего и богатого рода... В один день самому главе попалась на глаза красавица, заправлявшая делами в замке, и он начал правдами и неправдами склонять её к близости. Долго ли, коротко ли склонял, но в один проклятый день терпение его лопнуло, и он застал неуступчивую красавицу врасплох и изнасиловал её. И ещё раз, и ещё. В конце концов, она сдалась и в течение пары лет удовлетворяла прихоти хозяина, пока в один прекрасный день всё не раскрылось. Хозяйка бросила мужа и с детьми поселилась в нашем замке, ибо уже давно сдружилась с бабкой. Сын хозяйки по достижении совершеннолетия отказался от отца и от всего рода и проклял свою кровь...

— Предатели крови?

— Да, те самые... Кровь там, надо сказать, и вправду, была дурная. Мужчины в роду отличались вспыльчивостью, нетерпимостью, отвратительными манерами и, к тому же, частенько заканчивали свои дни на плахе, попавшись на изнасиловании. Женщины славились распутством, даже бешенством своего рода. Одна из наследниц в XVII веке устраивала массовые оргии, никогда не носила одежд и совокуплялась со всеми твёрдыми предметами, за что её в конце концов сами маги сожгли на костре. Такие вот дела. Да что ты краснеешь, как девица? Я, между прочим, не рассказываю ничего такого, что ты не мог бы прочитать в Хрониках. Неудивительно, что они пытаются откреститься от своего рода, как могут. Хе-хе, кровь не обманешь!

— М-да, досталось же вашей семье!

— А ты поражаешься жестокости моих планов! Это, кстати, не мои планы. Да, ещё забыла сказать. Тот хозяин замка тоже погиб совершенно нелепо... Провалился в канализационный люк и ударился при падении головой, потеряв сознание. Обглоданный крысами скелет, найденный через двадцать лет, опознали по родовому перстню, который магией был прикован к останкам, и волосам фирменного родового цвета. Как бы они не желали отречься от прошлого, но дети у любого из них всегда будут рождаться с такими волосами. Ну, и со всеми остальными родовыми заморочками. Не смотри на меня так, я тебе только правду рассказываю, можешь у своей мерзкой зверушки спросить!

— Это теперь ваша зверушка!

— Будь ты проклят! И эта полоумная с её зоопарком!

— Не кипятитесь! Альтернативой было бы подстроить вам какой-нибудь несчастный случай с гарантированным уничтожением мозга. Например в момент, когда вы гуляете по крепостной стене, левитировать вам на нос капельку птичьих экскрементов и, когда вы отвлечётесь, слегка подвинуть ногу. Или той же левитацией отправить вам весло в лоб, когда вы катаетесь на лодке...

— Да что ты такое говоришь?

— Раз уж вы упомянули зоопарк...

— Ты хочешь сказать...

— Да. Лавгуды в течение многих веков пользуются своими уникальными способностями по управлению существами с изнанки мира. Вовремя вытащенный оттуда наргл способен дать атакующему достаточно времени, чтобы воспользоваться обстоятельствами.

— Как это чудовищно!

— Чудовищно — это организация планомерного истребления магов и их семей, чтобы отомстить за отдавленную почти сто лет назад мозоль.

— Не забывай про изнасилованную девушку!

— Вы мне ещё про слезинку ребёнка напомните! Вы ничем не лучше старого п... С его “общим благом”. Только тот был готов положить одну или несколько невинных жертв, чтобы гипотетически кому-то там в отдалённом будущем лучше жилось, а вы готовы вырезать тысячами за одну невинную жертву в прошлом.

— Хватит мне читать мораль! В конце концов, я почти вдвое старше тебя!

— Вы об этом вспоминайте, когда мне непристойности предлагаете! Ну, ладно, давайте, лучше про наших родственников.

— Хорошо... Начну с маггла Свансона. Во время нападения на замок он отличился беспредельной жестокостью. Собственно, он и с моим отцом хотел поступить, как ты рассказывал... За ноги... Ты думаешь, я это придумала? Я знаю, где можно взять воспоминания очевидцев о штурме. Запасись только тазиком и полотенцем, а лучше вообще это всё смотреть в обнимку с унитазом. От моей бабки его оттащили, когда он порвал на ней всю одежду и уже забирался сверху... Всем раненым он приказал выпустить кишки. Мой отец всего этого помнить не мог, но увиденное тогда годовалым ребёнком так его потрясло, что он страдал энурезом до восьми лет. По иронии судьбы, Свансон после штурма был покрыт царапинами, и в одну из попало содержимое кишечника какой-то из жертв. В общем, дальше понятно — ранку вовремя не промыли, как следствие — заражение крови и мучительная смерть в течение нескольких дней.

После возвращения в родовой замок моя бабка, побитая жизнью и сломленная, завещала моему отцу все свои воспоминания. Когда он ещё учился в Хогвартсе, он начал составлять план. Точнее, План с большой буквы. Дед и прадед, нужно сказать, уже успели сделать пару закладок, так сказать, в наследство будущим поколениям. Прадед умудрился устроить так, что один сильный светлый волшебник заразился христианством. Дед устроил встречу некоего маггловского дворянина с лесной ведьмой. Злые языки говорят, что ведьма опоила маггла приворотным зельем, но в реальности всё было иначе. Невзрачный помещик в годах встретил ослепительной красоты девушку и влюбился. Получив отпор и осознав, что так просто он её на получит, он обратился за помощью к другому колдуну, который подарил магглу амулет, который полностью подавлял магию ведьмы.

Силой получив в свой дом игрушку, он удерживал её там в течение долгих трёх лет, пока амулет внезапно не сломался. Вновь обретя свою мощь, ведьма убила своего мучителя и сбежала. Оставшегося после неё ребёнка родственники маггла отдали в приют, как бесовское отродье.

— Интересно, у вас какие-нибудь светлые истории есть?

— Нет, мальчик мой! А ты, что, думаешь, что попал в сказку? В каком-то роде оно так и есть, только сказка эта — кошмар!

— А как же волшебство, чудеса?...

— Владение которыми порождает ощущение превосходства и вседозволенности? После чего кучка посредственных колдунов мнит себя вершителями судеб человечества? И готова убивать и насиловать без разбора просто потому, что им “можно”?

— Я, кажется, знаю, о чём вы...

— “Сильнейший маг современности” — вот, как мы называем Волдеморта, совершенно забывая добавить “в пределах Великобритании”. В той же Франции наберётся, минимум, пара десятков Магистров, которым Тёмный Лорд пришёлся бы на один зуб. А видел бы ты китайских колдунов!...

— Я видел.

— Что? С ума сойти! Расскажи!

— Не сейчас. Вы не упомянули русских.

— О, да, русских лучше не упоминать. Иначе они придут.

— И что будет?

— Будет всем бо-бо. Когда французские маги поддержали вторжение в Россию какого-то мелкого выскочки... Его ещё потом в сортире замочили...

— Не замочили, а победили, и не в сортире, а в битве при Ватерлоо. Это название места, а не туалет.

— Без разницы... Они там обидели кого-то из магических существ из русских лесов... Пятёрка русских колдунов вынесла почти половину французских Магистров и полста магов уровня нашего тёмнолордского страшилища. По слухам, на прощание они провели какой-то страшный колдовской ритуал, включающий окунание сапогов в Сену, и она навеки стала грязной вонючей речушкой...

— Ну, вы даёте! Это вы, что, опять европейскую нечистоплотность на диких варваров валите? Нечего нечистоты в реку сбрасывать!

— Может, про Сену и неправда, а вот то, что вейлы и великаны у нас именно после этого появились... Но мы отвлеклись! Итак, когда мой отец приступил к выполнению своих планов, ему стоило лишь активировать эти закладки. Сирота уже был готов, чтобы встать на сторону зла, ему лишь потребовался небольшой толчок, который заключался в том, что его мать, которая до этого уже провела десять лет в Азкабане, Визенгамот в расширенном составе единогласно приговорил к поцелую дементора. Он начал учиться тёмной магии и собирать сторонников. Когда началась Первая война, светлый волшебник уговаривал соратников не действовать опрометчиво, поскольку каждый вставший на путь зла заслуживал второй шанс. В итоге, ряды тёмных магов полнились, а светлых волшебников выкашивали сотнями.

Когда мой отец закончил школу, он женился на дочери подруги моей матери... Той самой подруги...

— То есть, вы в родстве с...

— Ну да!

— Это заставляет взглянуть на вашу... неугомонность... с другой стороны!

— В моей, как ты сказала, неугомонности, — а я бы это назвала грубее, — отчасти виноват и ты!

— Я?!! Я-то тут при чём?

— При том, что, когда я проводила сутки напролёт, строя “планы”, посторонних мыслей у меня не было. Теперь, с другой стороны, мне всё труднее и труднее с каждым днём. Я чувствую, что ещё неделя — и я соглашусь на осла!

— Ну, тогда подождём ещё неделю!

— Лучше убей меня!

— Я не обещал, что вам будет легко.

— Уйди, пожалуйста!

* * *

Гермионе не спалось. Стресс давал о себе знать, и она ворочалась, по новой переживая прошедший день. Страх перед опасностью постепенно отступал, и она вдруг осознала, что начинает испытывать благодарность к Беллатрисе. Чем бы та ни руководствовалась, выбирая Гермиону на роль жертвы, но ей было понятно — это лучше, чем попасть в лапы Фенриру. Про предводителя оборотней ходили разные слухи. Самый жуткий из них — оборотень любит насиловать своих жертв в зверином обличье, обгрызая мясо с плоти. Может, от такой участи вольно или невольно и спасла Гермиону Пожирательница. Может, не до конца безумие разъело её мозг. Определённо, Грейнджер в любой момент между Фенриром и Круциатусом выбрала бы последний. Да что там, даже Аваду бы предпочла этому нечёсаному и немытому монстру с сальными глазками и грязными обкусанными когтями! Нет, заснуть не удастся! Гермиона выбралась из-под одеяло и надела свитер с брюками, надеясь, что ей удастся разыскать Гарри в доме. Не удалось.

Поттер нашёлся снаружи, на крыльце “Ракушки”. Увидев продрогшую Грейнджер, он распахнул куртку, и она благодарно прижалась к нему, обвив руками его худые рёбра. Ей тут же стало тепло, как только Гарри запахнул куртку и притиснул её к себе.

— Ну, что тебе не спится? — ласково пробурчал он торчащей из-под куртки головке с беспорядочной копной волос на ней.

— Я всё думаю...

— Зря ты это! Думать — вредно, от этого — морщины на лице! — улыбнулся Гарри.

— Вот, сегодня я могла умереть! Так и не узнав, каково это... В смысле, я, в общем, про секс говорю! А ты... — укорила Гермиона друга. — Три ночи в одном спальнике — и ничего, как будто меня там и нет!

Поттер долго молчал, глядя в темноту ночи, и ей начало казаться, что он вовсе не станет отвечать.

— Скажи мне, Герми, что мы делаем?

— Я не понимаю твоего вопроса. Сидим на крыльце и обсуждаем...

— Твой зуд обсуждаем! Ну, в общем, что мы делаем? Выживаем? Скрываемся от Пожирателей?

— И это — тоже! — медленно сказала она. — Но мы — сражаемся!

— Вот! — кивнул Поттер. — Мы воюем, причём за своё будущее... За то, чтобы мы могли жить счастливо. Если же думать о том, что мы завтра умрём, то и никакого будущего у нас нет. Скажи мне, ты любишь меня?

— Дурацкий вопрос! Конечно!

— Я тебя тоже люблю. Ты не ответила на мой вопрос.

— Ну... — протянула Гермиона.

— У тебя ноет сердце, когда ты меня не видишь и сладко стонет, когда встречаешь? А после разговора со мной тебе хочется биться головой о стену от того, что ты опять не сказала самого главного?

— Нет и нет.

— Тогда — какого чёрта, Герми?

Гермиона потёрлась ухом о его грудь:

— А ты, Гарри? Ты всё это испытываешь?

— Да, я всё это испытываю. И не могу позволить тебе совершить глупость с тем, чтобы завтра ты встретила по-настоящему любимого человека и прокляла меня за содеянное. Ты — мой друг, и я не могу потерять тебя по такому незначительному поводу.

— Незначительному? Я готова поспорить, что ты жизнь бы отдал за одну ночь...

— С любимой, Герми, с любимой!

Она замолчала, переваривая сказанное, а потом тяжело вздохнула.

— Не волнуйся, подруга, встретишь ты ещё своего принца! И посадит он тебя на коня, и увезёт в замок на горе, и сделает своей принцессой. Не всё нужно брать здесь и сейчас!

— А что ты здесь сидишь? Тоже не спится?

Поттер кивнул.

— Да. Переживаю.

— За змеюк своих волнуешься?

Он хмыкнул:

— Ты же знаешь, в каком гадюжнике они обитают! Давай, не будем об этом! И так на душе погано!

— А о чём?

— Да хоть о Роне!

Гермиона скривилась:

— А что — о Роне?

— Переживал он за тебя, вот что... Всякими неприличными словами ругался...

— Это он не ругался, он неприличными словами разговаривает!

— Я про то, что он — хороший друг, и всерьёз за тебя переживал...

— Он дурак и совершенно не следит за языком. Из-за него этот гоблин чуть было не обиделся! — возразила Грейнджер. — И что бы мы тогда делали? А что, если бы он что-нибудь важное сболтнул Пожирателям? Или хуже того — накинулся бы на меня в той палатке?

— Я же тебе сказал, Гермиона — если Рон сделает что-то плохое, то я сам его убью, но другом моим он быть не перестанет!