История Тома Реддла (джен)

— Разве тебе никогда не хотелось иметь семью, Том?

— Она бы сделала меня слабой. Я прожил всю свою жизнь без семьи, и только теперь понимаю, что не добился бы и сотой доли того, что имею, будь она у меня.

— Возможно ты бы добился чего-то меньшего, но гораздо более ценного.

— Не нужно. Я просто найду себе новую.

_________________________________________

…январь 1937…

Эми Бенсон, задумчиво подперев подбородок маленькой белой ручкой, сидела на кухонной тумбе и рассеянно болтала ногой. Перед ней лежала потрепанная старая газета, до дыр зачитанная и даже порванная. Марта давным-давно желала выбросить газету месячной давности на мусорку, но Эми заупрямилась и даже впервые в жизни почти подралась.

«Король без короны, или Отречение Эдуарда VIII от престола ради любви!» — гласила огромная, в пол страницы надпись.

Журналисты пытались «перекричать» один другого, и каждый считал своим долгим придумать собственное название нашумевшему событию. В результате оно становилось все вычурней, длинней и безвкусней.

— Сколько можно это читать? — проворчала Марта, агрессивно стряхивая крошки со стола в подставленное ведро и размахивая тряпкой, как британским флагом. — Как будто в мире больше не происходит ничего интересного.

Эми покосилась на Марту и обиженно поджала губы.

— Что ты на меня так смотришь? — Марта бесцеремонно заглянула Эми через плечо и ткнула пальцем в фотографию красивой грациозной женщины. — Тоже мне красавица. Американская шлюха!

Эми пораженно уставилась на Марту, даже прекратив болтать ногой. Она всякого наслышалась от сиротских мальчишек, но Марта была взрослой, а оттого просто не имела права ругаться. По крайней мере, Эми так всегда думала.

Марта искоса взглянула на девочку и передернула плечами, ее взгляд на мгновение стал виноватым.

— Что? — вздохнула она, устало опустив большие руки.

— Не говори так, — почти жалобно сказала Эми. — Это же… любовь!

— Любовь, а? — в кухню вошла Лиза и устало опустила ведро с водой на блестящий, почти сияющий пол. Гряло важное событие, и скромный штат уборщиц, возглавляемый Лизой, отмывал приют сверху до низу. — Наверняка, эта Симпсон просто раскатала губу, думала, что ее будут величать королевой Англии!

— Ну и что? — Эми закусила губу. — Зато король…

— Отрекся от престола ради сорокалетней разведенки, — веско припечатала Лиза, но, смилостивившись, потрепала Эми мокрой рукой по макушке. — Извини нас. Но мы повидали в жизни больше, чем ты.

— Любовь того не стоит, — уже мягче сказала Марта. — Нельзя так слепо верить людям и идти у них в поводу.

— Просто вы зате… закте… закостели!

— Закостенели, — с улыбкой поправила ее Лиза.

— Ну да, — Эми насупилась и тут же прижала газету к себе. — Но я все равно ее вам не отдам!

— Ей надо было реже читать про Золушку, — вздохнула Марта, недовольно глядя на маленькую Эми, похожую на шиншиллу, защищающую детенышей. — Столько сентиментальных бредней ни одну честную девушку ни до чего хорошего не довели.

— Все равно обожжется, — философски сказала Лиза. — Будто никто из нас не наступал на эти грабли.

Эми настороженно смотрела на двух женщин, словно видела их впервые. Они переговаривались в своей привычной, немного едкой манере, позабыв про девочку, а Эми слушала, затаив дыхание. Выходит, и у них тоже была своя история… любви?

Лиза заметила ее взгляд и усмехнулась.

— Толку от тебя сегодня никакого, Эми. Лучше бы привела себя в порядок. И надень мое платье.

— У тебя есть платье? — искренне удивилась Эми, и Марта довольно расхохоталась.

— Конечно, есть, негодница! — проворчала Лиза, ненароком кидая взгляд в зеркало. — Голубое, почти неношеное. Погляди на нижней полке.

Эми встрепенулась и соскочила с тумбы. Ее ноги в аккуратных коричневых башмачках тут же разъехались в стороны, но она совладала с собой и вприпрыжку ускакала с кухни. Темные косички, любовно заплетенные Мартой на ночь, хлестнули по воздуху и скрылись за поворотом вслед за девочкой.

— Почти неношеное? — саркастически спросила Марта. — Для кого тебе его одевать-то было?

Она стянула с рук перчатки и деловито отряхнула пожелтевший, в аляповатых цветах фартук, будто от этого он должен был превратиться в бальное платье.

— Надевать, — фыркнула Лиза и повернулась к зеркалу.

Она начала неуклюже, как умела, поправлять растрепавшиеся волосы. Наконец, разозлившись, молодая женщина стянула старую резинку и жидкая темно-русая масса волос распалась на отдельные пряди, сиротливо повисшие.

— Так еще страшнее, — фыркнула Марта, которая каждое утро с огромным трудом пыталась запихать собственную гриву под платок.

Лиза смерила ее нехорошим взглядом и только махнула рукой. Косметику она не любила, да и денег на нее не было. Брюки отличное заменяли ей платья и юбки, а уж что говорить о прическе?

— Страшная, да и ладно, — наконец сказала она. — Зато не боязно ночью по темным переулкам ходить.

Марта рассмеялась ей вслед хриплым вредным смехом и принялась воинственно месить тесто, уже почти готовое совершить побег из кастрюли.

* * *

— Здорово выглядишь! — восхищенно выдохнул Деннис и воззрился на Эми во все глаза.

Летнее голубое платьице с тонким бежевым пояском делало Эми воздушной, словно она была маленьким весенним облачком. Девочка, довольная новым нарядом, порхала по приюту, украдкой подмечая внимательные завистливые взгляды девчонок и заинтересованные мальчишек. Еще никогда она не была в центре внимания, и сегодня был ее маленький момент триумфа.

Том прошел мимо, сел за парту и вытянул длинные ноги в повисших брюках. Он был погружен в собственные раздумья, и такие глупости, как чье-то там платье, его уж точно не волновали. Том был умным.

Эми грустно вздохнула, проводив Тома взглядом, и сразу поникла. Всю эйфорию, будто рукой сняло. Хотела было окликнуть, но в класс внесся Уолли и тут же нахально присвистнул.

— Привет, Эм! — он подскочил к ней, весь пышущий жизнью и неуемной энергией. Опасливо покосился на Тома, но тот молчал. — Ты, я гляжу, принарядилась!

Эрик подмигнул Бенсон и рухнул за соседнюю парту, вольготно развалившись на стуле. Его вихрастая белобрысая макушка и полные щеки вызвали в Эми волну отторжения.

— Отстань, — недовольно сказала она, совсем тускнея и, одернув платье, отошла в другой конец класса. Взгляд Эрика неотрывно следовал за ней, и девочка, не выдержав, залилась полыхающим стыдливым румянцем.

Деннис неуверенно оглянулся на Эми, хотел было что-то возразить Эрику, но, встретившись с его взглядом, только мотнул головой и торопливо ретировался. Он был похож на большого встрепанного грызуна — в стае держался за спинами наиболее воинственных сородичей, а, будучи один, предпочитал отсиживаться в темном углу.

Команда Уолли привычно окружила своего предводителя: Тюфяк сел справа в том же ряду, остальные чуть позади, словно свита, следующая за королем.

— А если я взойду на престол, Бенсон, станешь моей королевой? — громко крикнул Эрик через весь класс, и девчонки рядом смущенно захихикали, словно он сказал что-то до жути неприличное.

Эми дернула плечом, но даже не повернулась. Она заняла свое привычное место у окна, рядом с флегматичным Билли Стаббсом, долговязым мальчишкой в темной клетчатой рубашке, старом пиджаке и широких бежевых штанах. Билли всегда был спокойным, даже умиротворенным, да и животные его любили. Так что Эми всегда чувствовала рядом со Стаббсом ничем необъяснимую защищенность.

Сейчас Билли сидел, согнувшись дугой из-за высокого роста и рисовал непонятные узоры в своей замызганной тетради. В его сумке что-то явственно шевелилось, оставалось только гадать, какую живность он притащил с собой в этот раз.

— А если, Бе…

— Тихо!

В класс вошла миссис Коул, и весь гомон мгновенно прекратился. Эрик с выражением неимоверной прилежности на лице сел, сложив руки перед собой и выпрямившись, как по линейке. Том со вздохом убрал ноги под парту, сетуя на колени, упирающиеся в слишком низкую столешницу. Стайка девчонок в правом углу класса затихла, торопливо сметая со стола какие-то тетрадки, фотографии, нарезки из газет и кучу дешевой косметики.

Все знали, что сегодня день открытых дверей — день, которого многие дети ждали, другие боялись, а третьи ненавидели.

Коул села за преподавательский стол и воззрилась на сирот мутноватым, равнодушным взглядом. Задержалась на Томе, вокруг которого, как обычно, образовалось пространство пустых стульев и незанятых парт, перевела глаза на Эми, с первого взгляда не узнав в ней привычную серую мышку и, облизнув сухие губы, начала говорить:

— Вы, должно быть, помните, что в этот день традиционно в наш дом приходят неравнодушные люди.

Она так и сказала «дом» и «неравнодушные люди», разом вызвав волну смешков и скептических переглядываний.

— Станут ли они будущими родителями, сделают пожертвование приюту или просто уйдут — это шанс для всех нас. Многие женщины, приходя сюда, трясут перед моим носом сомнительными бумажками, в которых описан их идеальный ребенок. Требования к нему, — Коул громко фыркнула. — Но стоит им взглянуть на настоящих живых детей, а не на черно-белые фотографии из досье, и их сердце вздрагивает. Я не лелею надежд. Я видела разных женщин и мужчин за многие годы. Видела разных детей, многие из которых сейчас сидят передо мной. Но я могу вспомнить и тех, кого забирали в семью.

Саркастически настроенные было дети заслушались наставницу, волей-неволей проникаясь ее сухой размеренной речью. Честность — этого у Коул было не отнять. Она всегда говорила с детьми на равных. Не сюсюкалась, как Марта, не язвила, как Лиза, она пыталась уважать их, и у нее это неплохо получалось.

— Маленькая Эрика, ей было всего пять месяцев, — веско сказала Коул, и глаза ее затянулись сентиментальной поволокой. — Она была очень крикливой, непослушной, но будущая мать, увидев девочку однажды, уже не смогла от нее отвернуться. Трехлетний Бен. Помнится, он поразил своих нынешних родителей небывалой деловитостью и самостоятельностью. Джорджиана, ей было пять. — Коул помолчала. — Я понимаю, что вы старше. Понимаю, что с каждым годом шансы уменьшаются, но нужно верить.

Том опустил глаза на сцепленные пальцы, с трудом подавив горькую улыбку. Верить? Вот уж увольте. Том предпочитал действовать.

— Поэтому, если вы желаете, наконец, убраться из этой дыры, — наставница резко усмехнулась, — соберите все то, что у вас есть: поделки, рисунки, стишки, приведите себя в порядок и будьте готовы очаровывать.

Когда Коул замолчала, повисшая было тишина мало-помалу начала рассеиваться. Дети зашевелились, подняли головы, что-то зашептали друг другу на уши. У кого-то в глазах мелькнула неуверенная надежда, кто-то остался совершенно равнодушен к речам наставницы, но плотный сгусток царившего в классе напряжения наконец распался.

Рука Эрика порывисто взлетела в воздух. Он широко улыбался и был сегодня просто пай-мальчиком.

— А можно самым отчаявшимся не ходить?

— Нет, — резко ответила Коул без тени улыбки. — Я хочу избавиться от вас не меньше, чем вы от меня. А не будешь слушаться, получишь розог.

Все знали, что наставница презирает телесные наказания и никогда не пойдет на подобные меры. Уж если Реддл так и не вывел ее из себя…

— Все равно у нас никаких шансов нет, — не отступал Эрик. — Мы уже старые!

— Говори за себя, — немедленно влезла тринадцатилетняя Алиса Талли. — А я…

— Да ты страшна, как обглоданная курица, — рассмеялся Эрик, и класс вторил ему. — Кому ты нужна?

— У меня, в отличие от тебя, есть манеры, — она так и сказала «манеры», будто была дамой из высшего общества, после чего жеманно накрутила на палец локон. Ее младшая подруга, полная кудрявая девочка, перемазавшая губы земляничным вареньем, с важностью кивнула.

Класс расхохотался пуще прежнего, и Алиса смолкла, продолжая оскорбленно поправлять неуклюжую высокую прическу, состоящую из ржавых шпилек и блеклой золотистой ленты.

— Хватит, — вяло, безо всякой угрозы сказала Коул, поднимаясь. — Не придете, останетесь без обеда, ужина, и только одному богу ведомо, когда в следующий раз я пущу вас за стол. Стол, который я оплачиваю из своего кармана.

Эта угроза была посущественней, а ходить голодным не хотелось никому. Том рассеянно подумал о припасенной половине буханки хлеба и заветренном куске колбасы под кроватью, но решил, что оно того не стоит.

* * *

Они всегда были разными — богатыми, бедными, красивыми, уродливыми, стройными и толстыми, словно обленившиеся мухи. В чьих-то глазах светились не остывшие еще ласка и нежность, кто-то оглядывал сирот, словно выбирал себе ездового осла, кто-то был придирчив, кто-то напротив сжимался под взглядами десятков пар глаз, но всех их объединяло одно простое чувство — отчаяние.

Ни одна женщина не согласится усыновить незнакомого ребенка из приюта, если только не потеряет всякую надежду родить его сама. И в своей последней попытке оставить после себя хоть что-то, передать ту кроху опыта, что она сумела собрать за свою длинную несчастливую жизнь, женщины шли в приюты, будто там скрывалось их неведомое чудесное спасение.

Марта не раз благодарила бога, что ей-то такой точно не стать — она детишек видела каждодневно, и не было никакого смысла усыновлять их. Те и так беспрестанно крутились у нее под ногами.

Женщина оглядела разношерстную толпу ребят, цепко выхватывая из общей массы каждое лицо, сверяясь с мысленным списком. В прошлый раз Коул устроила группе протестантов голодовку на три дня — сама мучалась, встречаясь с обиженными взглядами детей, но стояла на своем. В этот раз пришли все, а значит, никто не хотел повторения печального опыта.

Все до единого хотели вырваться из треклятого приюта, дешевой еды, сырых простыней и бледно-серых стен, но не каждый мог признаться себе в том, насколько он несчастен здесь. Тем более, когда доходило до дела, многие малыши устраивали страшную истерику — менять суровую, но родную наставницу на неизвестных людей…

Ведь не у каждого взрослого хватит мужества на такое.

— Я подойду позже, — бросила куда-то в сторону Коул, минуя Марту.

Та наблюдала, как наставница поднимается по длинной потрескавшейся лестнице, тяжело ссутулившись и с силой опираясь на перила. Прошедшие годы немало подкосили ее, но она все еще держалась — благодаря упрямству и в память о муже.

Каждые полгода вот уже несколько лет подряд Коул, сцепив руки и поджав сухие синеватые губы, заходила в зал с детьми, а неуверенные супружеские пары семенили за ней, словно за предводителем восстания.

Она всегда была краткой: указывала на самых способных мальчишек, на самых хорошеньких девочек и самых покладистых малышей. Не воспрещала общаться, а только становилась в углу зала, застывая там соляным столбом, и следила за посетителями, будто ястреб, выслеживающий добычу.

Нет-нет, ее взгляд рвался к худощавому мальчишке с короткими смоляными волосами и непроницаемыми спокойными глазами, что сидел в противоположном углу, исподлобья глядя на гостей. В его взгляде не было ни страха, ни надежды — ничего. Он просто смотрел и делал какие-то свои выводы, а Коул тихо молилась про себя. Без отчаяния, но с надеждой. Молитвы эти с каждым годом становились все бессвязнее и тише.

Все надеялась, что Тома заберут.

Но нет. Стоило кому-либо приблизиться к Реддлу и ласково окликнуть того, как он поднимал свои ужасные темные глаза на человека, и тот, испуганный и удивленный, отступал прочь.

С каждым годом эти глаза становились все больше похожи на те кошмарные дьявольские омуты, что Коул померещились на личике новорожденного младенца. Или не померещились?

— Все за мной! — громко сказала Марта, спеша отвлечь детей от болезненно худой фигуры наставницы, виднеющейся на лестничной площадке.

Она деловито поправила свой излюбленный платок, разгладила складки на парадной клетчатой юбке, делающей ее похожей на старого шотландца, и устремилась вперед. Дети гурьбой направились за женщиной, оживленно переговариваясь и даже на секунду позабыв про взаимные обиды и непрекращающееся соперничество.

— Эрик, не приставай к девочкам! — командовала Марта, мимоходом оглядываясь. — Билли, оставь в покое жабу, где ты вообще ее нашел? Том не отставай. Алиса, Джиневра, сколько можно прихорашиваться? Эрик, я сказала, оставь девочек в покое!

Шумящая довольная толпа еле как втиснулась в дверной проем вслед за Мартой.

— Малыши, оставайтесь ближе ко входу, — младшие сироты тут же заворчали, недовольные обращением. — Старшие, вглубь зала!

Том плавной прогулочной походкой направился к своему любимому углу, на который в этот раз даже никто не покушался. Эрик, погнавшийся за необычайно хорошенькой сегодня Эми, задел плечом Билли Стаббса, и тот, покачнувшись, начал заваливаться на Тома. Реддл машинально выставил руки, отстраняя от себя Билли, и они замерли друг напротив друга, словно два волка-одиночки, случайно встретившиеся в узком пролеске.

— Извини, — буркнул Билли.

— Ничего, — хмуро, но без злобы кивнул Том.

Дети приюта, затаив дыхание, наблюдали за этой необычной сценой. Марта внутренне напряглась, но решила пока не вмешиваться.

Том славился своей независимостью и неуживчивостью. А после того давнишнего случая, что произошел с Эриком Уолли и его «командой», и вовсе превратился в местную легенду. На утро, когда Уолли прохромал к своему столу с тарелкой каши и кружкой чая, по приюту уже шли шепотки, щедро наполняя умы соскучившихся по событиям сирот.

Постарался Деннис Бишоп, то ли восхищенный, то ли пораженный поступком Тома. К концу дня все только и обсуждали, как Том в одиночку избил Эрика и компанию. Через неделю каждая девчонка знала, что Том на самом деле чуть не убил Эрика за вторжение в свою спальню, угрожая тому целым набором коллекционных ножей, но все-таки смилостивился. Ну а к концу месяца только младенцы не слышали о том, как непобедимый Том Реддл одной левой повыкидывал всех обидчиков в окно, прямо в большую кучу подтаявшего грязного снега. Деннис и сам начал верить во все эти слухи, да так сильно, что вскоре совсем запутался, где правда, а где ложь.

Но результат все равно был одинаков: если раньше Том был «темной лошадкой», то теперь он, словно гусеница, ставшая бабочкой, приобрел совершенно новый статус. К нему больше не походили без особой причины, не трогали, не окликали и находились на как можно большем расстоянии. Он был похож на короля без королевства.

С тех пор прошло два года, но непонятная жуткая слава только еще больше укрепилась за Томом, а Реддл не делал ровным счетом ничего, чтобы опровергнуть слухи.

И вот теперь Билли Стаббс буквально налетает на Тома Реддла. Без предупреждения и безо всякой причины.

Марта точно знала, что в юных головах сирот сейчас проносятся мысли одна страшнее другой: что будет с Билли? отомстит ли ему Том сразу или выждет подходящий момент? как Стаббсу удается оставаться таким спокойным, после случившегося?..

Билли же просто поправил свой затертый пиджак, надетый в честь события, другой рукой проверил, не сбежала ли жаба Алевтина из кармана, и спокойно побрел к своему излюбленному месту под последним подоконником.

Том направился в противоположную сторону, засунув руки в карманы и не глядя на других сирот. Лишнее внимание раздражало его и, казалось, еще чуть-чуть, и он глухо заворчит, как рассерженный медведь.

Дети расступались с его пути, словно волны откатывались от бортов крепкого боевого фрегата. Марта быстро окинула взглядом зал, отметила, что Эрик приобрел какое-то странно-нехорошее выражение лица — будто почувствовал слабину в защите Тома, и поспешила взять дело в свои руки.

— Что за тишина? — весело воскликнула она. — Ну же! Доставайте свои рисунки, поделки и все, что вы принесли! И не забывайте улыбаться. Билли, да убери же ты эту жабу наконец!

Стаббс угрюмо посмотрел на Марту, но зеленую флегматичную, чем-то похожую на него, тушку из рук не выпустил. Жаба сидела подозрительно спокойно у него в руках, изредка выдавая размеренное «Ква-а-а…», но в общем гаме ее толком не было слышно.

— Эми! Эми, подойди сюда!

Робкая Бенсон осторожно приблизилась к Марте — боялась, что та все еще сердится из-за утреннего инцидента с газетой. Ей было невдомек, что светловолосая помощница всегда любила ее больше всех (если она вообще кого-то здесь любила), и искренне недоумевала, как такую прелестную девочку можно было бросить на промерзшем крыльце старого приюта Вула.

— Эми, ты сегодня просто очаровательна! — Эми покраснела уже, наверное, в пятый раз за день. — Это платье прекрасно тебе подходит, не то что Лизе, — Марта заговорщически понизила голос и ободряюще рассмеялась. — На ней оно наверняка выглядело, как на швабре!

— Но-но, — беззлобно отозвалась Лиза, стоящая поодаль, и Эми тут же втянула голову в плечи. — Это платье здорово мне шло, просто я жутко не люблю все эти девчачьи глупости.

Лиза весело подмигнула девочке, повыше закатала рукава необъятного пушистого свитера и легким шагом направилась к малышне. Среди маленьких сирот завязалась битва за оранжевую резиновую утку, грозящая перейти в самую настоящую войну.

— В общем, — Марта вздохнула, — ты подросла и стала очень красивой. Тебе нужно просто быть чуть-чуть сговорчивей, хорошо? Я помогу тебе.

Марта протянула руку Эми, и та благодарно ее приняла. В отличие от Тома, ей нравилось, когда за нее решали. Это здорово упрощало дело.

Снаружи холла послышался нарастающий шум. Он достиг дверей, перевалил через порог и замер, как испуганный зверек.

В зал один за другим стали входить взрослые.

Дети уставились на них, как на оживших призраков приюта, позабыв про разговоры. «Тронный», как любил величать его Эрик, зал приюта стал похож на картину с полем битвы — с одной стороны застыли высокие напряженные фигуры гостей, с другой — маленькие, ощетинившиеся фигурки детей.

Коул, привыкшая к подобному зрелищу, плавным взмахом жилистой руки обвела зал и что-то негромко сказала. Родители тут же понятливо закивали. Какая-то женщина робко, явно неуверенная в собственных действиях, улыбнулась и шагнула вперед. Она была похожа на маленького храброго парламентера с белым флагом.

И лед наконец-то треснул.

Дети, хорошенько рассмотрев гостью, заулыбались в ответ, расслабляясь и пожимая плечами. Мол, ну и чего вы все испугались?

— Я вам все покажу! — мигом сориентировавшаяся Марта подскочила к родителям, протащив за собой Эми добрых метра три. — Это чудные дети, они вам понравятся! Вот, посмотрите, это Эми.

Коул вздохнула, и Марта с неудовольствием отметила, что наставница выглядит несколько потерянной — то есть, пьяной. Последнее время она пила, не останавливаясь, позабыв про все грани допустимого.

Взрослые тут же обратили свой взгляд на Эми, а та окончательно раскраснелась, потупив глаза. Женщины, немолодые уже и с явными морщинками у глаз и губ, начали тихо шушукаться, расхваливая Эми и кивая друг другу. Их мужья смотрели на Эми неуверенно, но постепенно оттаивали, не чувствуя в девочке протеста.

— Возраст, я понимаю, — тараторила Марта, — но Эми очень хорошая. Умелая, складная и сообразительная. А…

— Так почему ее не забрали раньше? — властным голосом припечатала мадам с массивными завитками седых волос. Она сверкала дешевыми безвкусными украшениями, сжимая в морщинистых руках изрядно износившуюся сумочку из темной кожи. Ее дочь неодобрительно взглянула на мать, но голоса не подала.

— Эми — очень робкая, — Марта пожала плечами, и ее тон прозвучал так, будто это было неоспоримым достоинством. — Ей не удается себя правильно подать, но…

Марта говорила и говорила, сама не очень запоминая, что именно и кому она рассказывает. Это была ее работа в конце концов. Приют не мог прокормить всех: новые дети прибывали, их нужно было растить, а старых толком никто не забирал.

— Мистер Хорнби! — вдруг громко произнес массивный улыбчивый мужчина в дорогой одежде и протянул Марте руку.

Девушка ошеломленно смолкла, но тут же заулыбалась, мигом оценив состояние незнакомца, и протянула руку в ответ. Длинные красивые пальцы, никогда не знавшие тяжелой работы, мягко пожали ладонь Марты, и она неведомо от чего тут же прониклась к гостю симпатией.

— Могу я?.. — он неопределенно махнул в сторону детей. — У нас уже есть дочь, но почему бы не сделать доброе дело?

Марта только закивала, не переставая улыбаться, с легкой завистью скользнув взглядом по белой шубке жены мистера Хорнби. Приют Вула располагался в бедном районе и популярностью не пользовался, оттого и зажиточные господа были здесь редким, но ценным зверем.

Эми, что-то почувствовав, с грустью проводила Хорнби взглядом. В ее глазах не было зависти — только застыла неясная детская обида. Весь день вокруг нее порхала сначала Марта, потом приставал противный Эрик и другие мальчишки, но это было приятно! А такой добрый и улыбчивый дяденька не обратил на нее и капли внимания.

Хорнби тем временем пересек размашистым шагом уже половину зала, уверенно держа курс на вполне определенного паренька.

Том!

Эми обмякла и сразу заулыбалась. Значит, кто-то еще, кроме нее, смог углядеть в Томе хорошее. А ведь она говорила!

Марта чуть приподняла брови в удивлении, но поспешила вернуться к слушателям. Ощущение, что она расхваливает свинью на рынке, выращенную на убой, ее не покидало. Ей вдруг очень-очень захотелось обнять Эми и сбежать вместе с ней прочь, но она подавила глупый порыв и еще более лучезарно улыбнулась миловидной девушке. Той самой, чья седая мать недавно задала свой каверзный вопрос.

— Итак…

* * *

Если бы не Марта, Лиза и, конечно же, Коул, Тома бы здесь не было. Даже ноги его бы здесь не было!

Все ходили и пялились на них, как на музейные экспонаты, и Реддлу очень хотелось сделать с ними что-нибудь… особенное.

Он знал, что может.

— Здравствуй, — раздался простой дружелюбный голос над ухом Тома, и тот резко вскинулся. Обычно это действовало безотказно.

Но не в этот раз.

Узрев собеседника, Том не выдержал и порывисто отпрыгнул назад, к стене. Коул, стоявшая в противоположном конце зала, естественно заметила это и тут же вцепилась в него пытливым взглядом, не спеша действовать.

— Здравствуй…те.

— Алан, — улыбнулся гость и протянул руку Тому. Реддл покосился на раскрытую ладонь, потом снова на Алана и не пошевелился.

— Ну хорошо, — вздохнул Алан и присел перед мальчиком. Злости в его глазах не было. — Я просто заинтересовался тобой и все. Не бойся.

Заинтересовался, как же! Он как-то вышел на Тома, но как? По плащу, забытому во дворе Хорнби? Или глупый Джимми сдал его? А может быть, это Оберон? Или… горгульи?

Алан Хорнби с интересом следил за мальчишкой, улыбаясь так, словно совершенно точно знал, о чем тот думает.

— Вы хотите меня усыновить? — мертвым голосом спросил Том.

— Нет. То есть, да, — Алан мотнул головой. — Ты просто напомнил мне меня самого. Один, в углу зала, ни с кем не беседуешь, а только наблюдаешь. Ты отличаешься, — Том насторожился. Мужчина говорил правильные слова, словно знал, чего Том так жаждет услышать. — А моя жена после рождения дочки больше не способна подарить мне дитя. Я бы хотел сына, но… Выходит, приют — наш единственный выход. Тем более, что люди мы богатые.

Люди. Он как-то странно сказал это слово — так, будто произносить его ему было непривычно и неловко.

— Я не хочу, чтобы меня усыновляли, — твердо произнес Том и бросил встревоженный взгляд на Коул. Впервые он хотел обратиться за помощью и совершенно неосознанно выбрал суровую наставницу — ту, кого он избегал вот уже столько лет. Но Коул теперь неотрывно наблюдала за Хорнби, словно пытаясь передать ему свою мысль-мольбу, и ей не было никакого дела до переживаний Тома.

— Не хочешь — не буду, — просто сказал Алан и поднялся с корточек. — Я лишь хочу сказать, что в нашей семье тебе не будет худо, как здесь. И смотреть на тебя будут иначе.

— С чего вы взяли, что мне здесь худо? — еще сильнее ощетинился Том. Он точно знал, что присутствие Алана в этом приюте — никакое ни совпадение. Но также он знал и то, что в словах мужчины нет лжи.

— Мне просто так кажется, — Алан улыбнулся легко и открыто — так, как редко кто улыбался в этих стенах. — В любом случае, мое предложение ты слышал. Если вдруг надумаешь…

— Ал? — миссис Хорнби, сверкающая, лучащаяся молодостью и красотой подплыла к мужу. За ней неотступно следовал едва ощутимый цветочный аромат.

Она посмотрела на Тома с интересом и легкой настороженностью, как на диковинного зверя со спиленным зубами. Ее красивые тонкие пальчики легли на плечо Алану, и обручальное кольцо маняще сверкнуло гранями крупного бриллианта. Сироты начали оглядываться, в глазах некоторых явственно мелькнула зависть.

— Я просто беседовал со славным мальчуганом, — Алан подмигнул Тому и накрыл ладонь жены своей — не менее изящной, но куда более крупной кистью.

— Вот как? — тонко и певуче произнесла миссис Хорнби. Затем она улыбнулась, столь светло и доверчиво, что Реддл невольно залюбовался. — Я подумала, что тысяча шиллингов в качестве пожертвования будет…

Том вытаращился на Хорнби и сглотнул так громко, что его, наверное, было слышно даже во дворе. Тысяча шиллингов? Целая тысяча? Выходит, если бы он тогда пробрался к ним в дом, если бы только смог, то…

Алан резко и строго взглянул на Тома, и Реддл машинально отступил еще на шаг. Миссис Хорнби продолжала ворковать, не заметив странного переглядывания между сиротой и мужем. Складывалось ощущение, она знать не знает ни об истинной цели визита, ни о своих «проблемах» с рождением детей.

Взгляд Алана еще мгновение внимательно изучал Тома, потом разом потек, словно подтаявший шоколад, и окончательно подобрел. Мужчина мягко взял жену за руку и потянул за собой. Напоследок он благожелательно кивнул:

— Доброго дня, Том.

Он не прощался. И знал его имя.

Том во все глаза смотрел в спину уходящим Хорнби. Женщина остановилась возле небольшой девчушки и промурлыкала что-то ласковое, но та неожиданно разревелась, оставив миссис Хорнби недоуменно и виновато озираться.

Подоспевшая Марта вручила девочке конфету, и ребенок затих. Женщина бегала по залу, словно ошалевшая. Расхваливала, рассказывала, пыталась разговорить как детей, так и их потенциальных родителей. Уже немолодая, она все еще выглядела, словно семнадцатилетняя девчонка — те же пшеничные волосы, цветастый платок, повязанный наспех, угловатые подвижные руки и ноги и добродушные глаза.

Старело ее тело, но не разум, и Том искренне считал, что все дело в не очень развитом интеллекте.

Том цепко оглядывал людей вокруг себя, избегая смотреть на Коул. Когда Алан ушел, он почти физически почувствовал, как рухнули ее последние надежды. Он понимал наставницу: если этот человек — а он был особенным, Том точно это знал — не смог очаровать Реддла и забрать с собой, значит, не сможет никто. А терпеть еще целых восемь лет Коул не хотела. Или не верила, что выдержит.

Большой грузный мужчина с тонкими блестящими очками, съехавшими на нос, удивительно проворно следовал за своей женой — маленькой, похожей на птичку, стареющей женщиной. Наверное, они очень старались, да не вышло.

Женщина металась между детьми. Ей хотелось обнять и пригреть каждого, поделиться тем огромным нерастраченным запасом тепла, что разъедал ее изнутри, но дети сторонились ее, чувствуя отчаяние, передававшееся им словно по эстафете. Женщина сунулась было к Тому, но тут же отступила на шаг и сразу поникла, будто внутри нее не выдержал и щелкнул какой-то тумблер.

— Ну же, Клара, не волнуйся, — голос немолодого джентльмена был низким и бархатистым. Клара торопливо закивала и уткнулась в плечо мужа, а тот осторожно обнял ее одной рукой, успокаивая.

По другой стороне зала прохаживалась та самая седовласая мэм. Она ступала, как гордая гусыня, глядя на сирот свысока, и те недобро глядели в ответ — им не нравилось, что их оценивают, словно селекционных псов на выставке. За женщиной семенил маленький мужичок, похожий на суетливого енота, и смиренно выслушивал все ее причитания об «ужасном вкусе и виде молодого поколения».

Какая-то худая и изможденная женщина, прибавившая от усталости лет двадцать, присела на корточки рядом с Билли, пытаясь разговорить мальчугана. Все ее руки были в кошачьих царапинах, и Том заподозрил в ней ветеринара.

Он отмечал все это мимоходом, переводя взгляд с одной пары на другую. Его мысли были полностью заняты анализом произошедшего.

Казалось, неудачи преследовали его одна за другой: сначала дурацкие горгульи, потом… Патрик. А теперь еще и Хорнби! Не хватало только, чтобы миссис Коул устроила ему разнос или, того хуже, выкинула из приюта. Черт знает, что ей взбредет в голову после очередной пьяной бессонной ночи.

— Эми! — громкий радостный голос Марты вырвал его из размышлений. — Ну же, соглашайся, моя хорошая.

Та самая девушка, что пришла вместе со своей грозной матерью, смотрела на Эми своими теплыми красивыми глазами и что-то ласково говорила ей. Эми явно было не по себе — она все была красная, дрожала и улыбалась робко-робко — из последних сил.

Выходит, Марте все-таки удалось уговорить семью взять немаленькую уже девочку в приемные дочки.

Том ничуть не удивился — Эми была золотой находкой. Добрая, вежливая, покладистая и трудолюбивая. Она напоминала маленького беззащитного кролика, выглядывающего из своего укрытия, и чье-угодно сердце было способно дрогнуть лишь после одного взгляда в эти глаза.

— Ну что, Эми? — Марта наклонилась к девочке, но та и слова не смогла выдавить. — Я думаю, можно оформлять доку…

В этот момент Эми что-то почувствовала и обернулась. В ее глазах плескалась мольба. Она отчаянно хотела, чтобы все это наконец закончилось. Глупая, глупая Эми…

Том равнодушно посмотрел в ответ.

В памяти всплыл светло-голубой шарф, свернувшийся теплым клубком в неприметной коробке в глубине шкафа.

«Если вдруг обнаружишь магию, если вдруг найдешь ее… возьми меня с собой, ладно?»

— Нет! — вдруг громко отчаянно воскликнула Эми и замотала головой. — Нет, я не хочу!

Она отступила на шаг и еще на шаг, а потом побежала — то ли спиной, то ли лицом вперед, странно раскачиваясь и конечно же упала. Марта подоспела ей на помощь, подняла и начала успокаивать, а Эми только плакала, и ничто не было способно ее утешить.

Взрослые и дети начали на них оглядываться. Та самая Алиса и ее подруга злорадно переглянулись, не испытывая ни капли сострадания. Марта изредка поднимала виноватый взгляд на посетителей, а Эми не могла остановиться.

Через пару минут Бенсон что-то прошептала — тихо-тихо, так, что Марте пришлось наклониться. Когда она вновь подняла голову, ее злые глаза уставились прямо в темный неприметный уголок, в котором сидел Реддл. Том вздохнул.

Не его вина, что Эми так привязана к нему, что не способна оставить приют. Не его вина, что ей не хватает мозгов понять, где ей будет лучше. Но если он не попробует уговорить ее прямо сейчас… Марта разорвет его на куски, это точно.

Только вот уговорить Эми не выйдет. Это Том тоже знал. Но все равно, медленно, нехотя, он побрел к девочке, а та смотрела на него свои заплаканными красивыми глазами и чего-то ждала.

Он присел с ней рядом, сглотнул, не зная, с чего начать и открыл было рот, но Эми резко мотнула головой. «Нет, — говорил ее взгляд. — Не уговоришь».

Том беспомощно взглянул на Марту, словно говоря: «Ну и причем здесь я?». Марта ответила упрямым обвиняющим взглядом.

Как же ему надоели все эти женщины.

* * *

— Ты должна согласиться, — монотонно, в тысячный, наверное, раз повторил Том.

Они переместились в заднюю захламленную комнатку, чтобы не привлекать лишнего внимания.

— Нет.

— Эми, это действительно шанс.

— Нет.

— Эми, — Том ближе наклонился к девочке. — Пойми, иначе ты будешь болтаться по свету без друзей и крова. Ты не сможешь выжить в одиночку, ты не умеешь.

Эми посмотрела на Тома широко распахнутыми, разом высохшими глазами.

— А вот и смогу, — наконец сказала она. В ее голосе прорезалось небывалое упрямство.

Марта обреченно выдохнула и потерла рукой лоб. Из ее глаз исчезла былая злость, но смотрела она все равно неодобрительно. Ей всегда казалось, что Эми привязана к Тому больше, чем было разумным в случае такого мальчика, но не могла взять в толк, откуда взялась эта странная, почти навязчивая симпатия.

Том тоже не мог.

— Я их не знаю, — дрожащим голосом сказала Эми, и Том отметил, как непривычно громко звучит ее голос. — Это совсем чужие люди. А ты видел старуху?

— Эми!

— Марта, но вы же и сами слышали ее! Она такая… вредная!

В комнату, гулко цокая каблуками, вошла миссис Коул. Она выглядела вполне обычно, если не считать непривычной трезвой строгости, застывшей в темных глазах. От нее даже уже почти не пахло джином.

— Эми, я не могу кормить тебя вечно, — просто сказала она.

Эми беспомощно посмотрела на Марту, затем перевела молящий взгляд на Тома. Она снова стала маленькой, хрупкой и очень испуганной. Против такого аргумента ей было нечего противопоставить — она знала, что, чем взрослее становится, тем большей обузой является для приюта. А отстаивать собственные интересы в ущерб чужих Эми не умела и не могла.

— Марту и Лизу вы оставили, — спокойно сказал Том и посмотрел Коул прямо в глаза. Против обыкновения она выдержала его взгляд стойко, не дернувшись и не пошевелившись.

— Марта и Лиза остались здесь еще со времен покойной Абигейл, а я чту ее волю. Тем более, они полезны приюту.

— Как и Эми. Она тоже может быть полезна приюту. Она штопает одежду для малышей, помогает Марте на кухне, носит покупки с Лизой, — Том говорил быстро-быстро, сам не понимая, откуда в нем взялось там много знаний о блеклой незаметной Эми.

Коул смотрела на Тома ничего не выражающим взглядом, тем самым признавая весомость его аргументов. Она чуть откинула голову назад и взглянула на мальчика оценивающе, будто бы свысока. Ее непонятный страх перед ним раньше не позволял ей делать подобного. Но сейчас он стал меньше.

Неожиданно Коул улыбнулась.

Том замер, у Марты против воли брови поползли вверх, Эми застыла, вжав голову в плечи, пытаясь понять, что бы это значило.

— Хорошо. Пусть пока остается, — вдруг сказала Коул мягким, почти ласковым голосом и, медленно развернувшись, покинула комнату.

Том так и не понял, что в этот момент Алиса Коул, разглядев в одном из самых проблемных своих подопечных первый за все годы признак человечности, посмеела надеяться.

Марта качнула головой, стряхивая удивление, коротко взглянула на Эми и грустно улыбнулась. Она понимала, почему девочка хочет остаться. А еще понимала, что объяснить это Тому никогда не получится.

— Зря, — наконец вздохнула она, поднимаясь. — Пойду сообщу той милой женщине.

— Спасибо, — проникновенно и тихо сказала Эми и робко улыбнулась Тому, когда дверь за Мартой закрылась.

Реддл коротко кивнул и подумал, что если бы не тот разнесчастный голубой шарф, он был бы куда менее… сентиментальным.

Но Том Реддл не любил быть у кого-то в долгу.