Вернись и полюби меня (Come Once Again and Love Me) (гет)

Лили не знала, когда именно Джеймса и Сириуса привели в чувство: последним занятием у нее в тот день стояла арифмантика, на которую эти двое не ходили. Из всей четверки там, как и всегда, появился только Ремус (который уже оправился после своего недолгого знакомства с Круциатусом), но он то и дело норовил уставиться в одну точку и, как и Лили, за преподавателем почти не записывал.

После занятия они бок о бок спустились на ужин в Большой зал — все так же молча, будто сговорились; но как только переступили порог...

— Эванс, — Джеймс вырос как из-под земли, словно аппарировал сюда прямо от гриффиндорского стола. Лили аж подпрыгнула.

Нет, ее точно не хватит на то, чтобы разбираться с этим прямо сейчас. Джеймс и Северус... Задача казалась неразрешимой: общаясь с одним, она неизбежно обижала другого — впору было думать, что ее дружелюбие создает больше проблем, чем откровенная жестокость.

— Джеймс, пожалуйста, только не сейчас, — выдавила она и поспешно свернула направо, чтобы обогнуть стол хаффлпаффцев и подойти к своему столу с другой стороны. Там она пристроилась рядом с какими-то второкурсницами — слишком бесхитростными, чтобы вести себя как стервы, и слишком мало с ней знакомыми, чтобы приставать с расспросами, — и постаралась сделать вид, что не замечает сидевших чуть поодаль Мародеров. Джеймс, Сириус и Питер о чем-то шептались, а Ремус нахмурился и уткнулся в книгу.

Положив себе какой-то еды, Лили машинально отправляла ее в рот, так же машинально пережевывала и глотала, совершенно не чувствуя вкуса; потом наконец сдалась, перестала размазывать по тарелке картофельное пюре и уронила лицо в ладони.

Что же ей делать? Как помочь Северусу, но при этом не растерять всех своих прежних друзей? Должен быть какой-то способ, чтобы примирить между собой эти две силы; не может быть, чтобы все опять свелось к выбору "или — или"... потому что когда-то она его уже сделала, и в итоге... в итоге...

Из раздумий ее вывел уверенный и резкий голос... точнее, не столько даже вывел, сколько выволок из них за шкирку.

— Мисс Эванс?

Лили подняла голову — рядом стояла профессор Макгонагалл, как всегда, суровая и неприступная.

Вот дерьмо...

— Да, профессор? — кашлянув, отозвалась она.

— С вами хочет поговорить директор.

Лили закрыла глаза.

Ты должна всеми силами избегать общения с Дамблдором — в особенности наедине...

Она посмотрела на стол, за которым сидели слизеринцы, словно ожидала найти там Северуса... но нет, конечно же. Ни слуху ни духу.

Она велела себе перестать нервничать — потому что и так знала, что его там нет. А кроме того, она взрослая женщина, которая прошла через войну и не единожды выходила живой из сражений... а Волдеморт заявился к ней домой, когда никто не ждал, и вообще, это был форс-мажор. Так что беседа с Дамблдором — это ерунда. Переживет. Как нечего делать.

Вот только эта бравая риторика отчего-то не слишком помогала. А сердце притворялось мышкой и норовило шмыгнуть в пятки.

Она выпустила нож — тот звякнул о тарелку и улегся рядом с вилкой — и, ни на кого не глядя, вышла из-за стола.

Тепло и яркий свет Большого зала остались позади; вестибюль походил на промерзшую пещеру. Они с Макгонагалл поднимались по главной лестнице, в темноту верхних пролетов; Лили почти никогда не оставалась в Хогвартсе одна, когда все остальные были заняты где-то еще — снизу доносился далекий гул голосов, и весь остальной замок на контрасте казался притихшим. Должно быть, так чувствует себя ныряльщик, когда попадает на глубину с мелководья: вокруг только холод, мрак и безмолвие.

— Профессор... А о чем со мной хочет поговорить профессор Дамблдор? — она попыталась задать свой вопрос так, будто понятия не имела, чем могла заслужить такое особое внимание.

— Я не владею данной информацией, мисс Эванс.

Просто великолепно. Даже морально подготовиться — и то не получится...

Когда они добрались до лестничной площадки второго этажа, Макгонагалл заговорила, строго глянув на Лили поверх очков:

— Мне стало известно, мисс Эванс, что мистер Снейп не стал вверять себя заботам мадам Помфри. Я считала, что в этом вопросе на вас можно положиться, и ждала, что вы не обманете мое доверие.

Желудок попытался совершить обратное сальто.

— Я тоже... думала, что не обману, — пробормотала Лили. Профессор поджала губы.

— Похоже, что мистер Снейп... серьезно изменился за эти каникулы. Хотя он не появлялся на занятиях с того момента, как вернулся в школу, — насколько мне известно, вчера он ограничился лишь короткими визитами на гербологию и ЗОТИ, — но столь разительную перемену трудно не заметить.

В горле откуда-то появился ком — словно к ней в рот залетела птичка и там застряла.

Они приближались к кабинету директора — впереди уже показалась статуя гаргульи. Больше всего Лили хотелось поджать хвост и пуститься наутек; она боролась с этим порывом и мечтала, чтобы Северус оказался рядом и помог ей как-нибудь выкрутиться.

— Ореховые ириски, — сказала Макгонагалл, и гаргулья послушно сдвинулась налево, а часть стены уехала вверх, открывая проход. Лили слегка удивилась — вместо того, чтобы уйти, ее спутница шагнула вместе с ней на лестницу и доехала до самого верха, а там прошла чуть вперед, дважды уверенно постучала в дверь и повернула ручку, не дожидаясь ответа.

Лили уже давно не бывала в директорском кабинете — больше года, но несмотря на то, что до этого момента оставалось еще больше трех лет, сама комната, похоже, за это время ничуть не изменилась... Да уж, от такого сочетания времен просто голова шла кругом.

Облаченный в изумрудно-зеленую мантию, Дамблдор сидел за письменным столом. Лили показалось, что ее сердце и желудок собрались поменяться местами. Она привыкла к непринужденным беседам в кресле у камина — общаться с ним как взрослая, не как студентка, которую усадили за письменный стол чуть ли не в милю шириной. Привыкла говорить с ним откровенно — полностью доверяя и ничего не скрывая, а сейчас должна была обмануть человека, которому и солгать-то нельзя.

Ты должна убедить его, что тебя проклял вовсе не Северус... что Северус никогда не стал бы тебе вредить — наоборот, он готов был заболеть сам, лишь бы тебя вылечить, и готов был умереть, лишь бы исправить свои ошибки...

Горло сдавило спазмом... в кабинете было так тепло и светло, а небо за окном уже совсем почернело... в камине весело плясал огонь, портреты на стенах дремали, и их тоненькое посапывание сливалось с шипением и жужжанием серебристых блестящих приборов — звуки умиротворяли, обволакивали и укутывали. Здесь пахло тростниковым сахаром и густым, терпким ароматом чайных листьев, а сам директор улыбался, спокойно и ласково, будто любую ошибку еще не поздно исправить — Лили всегда себя чувствовала именно так, когда попадала в этот кабинет...

Внезапно ей захотелось обо всем рассказать Дамблдору — излить на него свои тревоги и печали, все, от чего сжималось сердце; слова так и вертелись на языке — целый поток признаний, откровенная исповедь...

Исповедь!..

Слово полыхнуло в голове, словно зарождающийся пожар, который наконец-то вырвался на простор. Исповедь — Контрапассо — Темные искусства — умирающий Северус, ожоги у него на руке — от ее пальцев, пальцев той, кто его проклял, — и его слова... Он собирался обречь твоего сына на гибель, но утаил это от меня; он обратил против меня мой стыд, мое раскаяние, и я послушался, я сделал все, как он хотел, как он задумал с самого начала...

Лили пришлось схватиться за спинку ближайшего кресла. Открой она рот — ее бы, пожалуй, стошнило.

— Спасибо, Минерва, — Дамблдор тепло улыбнулся им обеим. — На тебя всегда можно положиться: все будет выполнено эффективно и без промедления.

А затем он обратил свой взор на Лили — словно просветил рентгеновским лучом; взгляд прошил ее насквозь, будто пуля — сливочное масло, и в яркой белой вспышке озарения она вдруг придумала отвлекающий маневр.

— У Северуса на каникулах умер папа, — собственный голос показался ей скрежетом.

Они оба уставились на нее — и Дамблдор, и Макгонагалл; на стеклах их очков плясали отблески каминного пламени. Лили затаила дыхание — сердце колотилось о ребра...

— Умер? — повторила Макгонагалл — таким тоном, словно впервые услышала о существовании смерти.

Лили с трудом разлепила губы:

— Прямо... прямо на Рождество. Его машина сбила. Я... я была на похоронах.

— ...Батюшки мои. — Обычно невозмутимая Макгонагалл приподняла брови. — Бедный мальчик.

Дамблдор расцепил сложенные домиком пальцы и изучающе посмотрел на Лили — ей стало неуютно под этим пристальным взором. Затем задумчиво произнес:

— Уверен, что в столь трудное и горестное время дружеская поддержка много значила для мистера Снейпа.

Лили молчала — не в последнюю очередь потому, что вовсе не была уверена в его правоте. Она и сама не знала, переживал ли Северус из-за смерти отца... почти перестала понимать своего друга — что он думает и что чувствует... Даже тогда, когда он терял над собой контроль, и можно было увидеть хоть какую-то реакцию, Лили все равно не понимала, отчего он реагирует именно так — словно видела только поверхность, а сам Северус обитал где-то там, в глубине.

— Пожалуйста, присядьте, мисс Эванс, — предложил Дамблдор, махнув рукой в сторону кресла перед письменным столом — того самого, за спинку которого она держалась. — Спасибо, Минерва. Извини, что помешал тебе ужинать.

Макгонагалл вышла. Когда за ней захлопнулась дверь, Лили присела — словно на электрический стул; ей всегда было проще встретиться лицом к лицу с врагами, чем кому-то солгать — особенно тем, кого считала друзьями...

Дамблдор знал, что мальчику придется умереть, но утаивал это от меня, пока не стало слишком поздно...

Лили сглотнула и уставилась куда-то на плечо директора.

— Я... я в чем-то провинилась, сэр?

— Вовсе нет, — заверил ее Дамблдор — словно Санта Клаус, который утешает напуганного малыша, что нет, ему не грозит получить угольки вместо рождественского подарка. — По правде говоря, я очень рад видеть вас в добром здравии. Должен признаться, что пару дней назад ваше состояние внушало мне серьезные опасения — однако, насколько я понимаю, с тех пор вы уже успели прийти в себя?

— Да, сэр, — согласилась Лили — последнее ее слово заглушил неожиданный стук в дверь.

— Заходи, Поппи, — отозвался директор; замок щелкнул, и в кабинет вошла мадам Помфри. Неужели Дамблдор затеял все это только ради медицинского осмотра?

Чутье подсказывало, что дело швах. Что он знал о проклятии? А об исцеляющих заговорах в целом? А как...

— Добрый вечер, мисс Эванс, — отрывисто поздоровалась мадам Помфри — и не успела Лили выдавить ответное приветствие, как оказалась под прицелом волшебной палочки. Взмах — и палочка просканировала все ее тело, от макушки до пяток, потом вернулась к голове — описала круг и закончила путешествие, тронув Лили за запястье.

— Пульс нормальный, степень утомления тоже — для пациента, недавно пострадавшего от темного проклятия...

Не сдержавшись, Лили вздрогнула всем телом — но мадам Помфри продолжала, указав на ее рукав:

— ...а кроме того, мои глаза подсказывают, что тут есть следы крови.

— Это Северус, — созналась она — и торопливо пояснила, заметив сведенные брови собеседницы, — в смысле, это его кровь. Из пореза на лице. Сириус — Блэк — попал в него заклятьем.

— Это объясняет, отчего профессор Макгонагалл, как только долевитировала до лазарета носилки с мистером Блэком и мистером Поттером, тут же спросила, не видела ли я мистера Снейпа. А также отчего она так ужаснулась, когда я сказала, что нет, совершенно точно не видела. Что ж, директор, мисс Эванс сейчас не в лучшей своей форме, — добавила медсестра, — но в целом все довольно неплохо. И, насколько способны установить мои заклинания, симптомы проклятия полностью исчезли.

— Спасибо, Поппи. После твоей столь скрупулезной диагностики у меня просто камень с души свалился — как, должно быть, и у вас, мисс Эванс, — мягко продолжил он. — Или вы и без того уже знали, что ваше здоровье вне опасности?

И, пока Лили пыталась придумать ответ, от которого будет меньше всего вреда, Дамблдор улыбнулся Помфри:

— Что ж, Поппи, не буду мешать тебе отдыхать. И еще раз спасибо за уделенное время.

— Да какой уж тут отдых, — раздраженно сказала медсестра. — Пока эти пятеро здесь учатся. А сейчас все даже хуже, чем обычно — еще и слизеринцы между собой перегрызлись...

Лили вздрогнула. Северус тогда сказал, что в слизеринском дортуаре стало небезопасно... Ужасно хотелось расспросить мадам Помфри — откуда ей известно то, о чем умолчал Северус? — но та уже собиралась уходить и поворачивала дверную ручку. Мгновение — и скрылась из виду, только в воздухе остался висеть запах антисептика, перебивая дым, которым тянуло от горящих поленьев.

— В Слизерине за последнее время произошло немало интересного, — задумчиво произнес Дамблдор — пальцы Лили впились в обивку сиденья. — Возможно, вам, мисс Эванс, известно об этом что-то, чего не знают остальные?

— О... о слизеринцах, сэр? — запнувшись, пролепетала она.

— О да, — Дамблдор слегка усмехнулся в бороду. — Поскольку вы, так сказать, располагаете внутренним источником информации.

— Северус не очень-то разговорчив, — пробормотала Лили — что, кстати, было чистейшей правдой. Дамблдор кивнул, будто не мог не согласиться со столь мудрым утверждением.

— Меня ничуть не удивляет, что мистер Снейп, как выражаются магглы, предпочитает придерживать козыри. Это как-то связано с карточными играми, так ведь?

— Э-э... наверное?

Еще одна улыбка.

— Хотите чаю, мисс Эванс? "Лапсанг Сушонг"? Или, возможно, "Эрл Грей"?

— Я...

— Попробуйте лапсанг, — посоветовал директор, и справа от него на столе появился поднос — словно сам по себе; только еле слышно звякнула посуда. — Я порядком к нему пристрастился, и, боюсь, несколько увлекся, делая запасы для школы... никто, кроме меня, его не пьет, а чайные листья нельзя хранить слишком долго, иначе они высыхают. Печенья? Вот это с мятной глазурью — прекрасная, скажу я вам, находка...

Лили молча взяла круглое печенье с бледно-зеленой глазурью — такого же цвета, как стены в Мунго, — и невольно задумалась, не было ли в заварном чайнике Веритасерума. Или в сливочнике, если уж на то пошло. Директор щедро добавил себе и сахара, и сливок — она уставилась на его чашку, на серебряную ложечку, которая размешивала чай... динь-динь-динь — металл звенел о фарфор... но ведь Дамблдор мог выпить антидот...

— Надеюсь, мистер Снейп уже оправился от перенесенных испытаний? — он постучал ложечкой о край чашки, стряхивая в нее капли чая.

Пальцы у Лили стали влажными — а потом еще и липкими от подтаявшей глазури.

— Я... в смысле?

— От событий, которые произошли на каникулах, — Дамблдор поднес чашку к пушистым седым усам и осторожно подул на ее содержимое.

— Я... не знаю, можно ли так легко и быстро смириться со смертью отца...

— О нет, я вовсе не об этом, — сказал он, словно извиняясь, что ввел ее в заблуждение, — хотя вы совершенно правы — смерть подкашивает живых едва ли не так же, как и своих мертвецов. Я имел в виду то пребывание мистера Снейпа в больнице Святого Мунго. М-м... просто великолепно. Чувствуется, что его готовил настоящий мастер.

Лили — она как раз тянулась за чаем — опрокинула чашку. Горячая жидкость обожгла ладонь, растеклась по столу — сложенные стопкой пергаменты отпрыгнули в сторону, а лоток для писем приподнялся на задних ножках, чтобы спастись от потопа.

— О Господи — извините, пожалуйста...

— Нет, мисс Эванс, это я должен просить у вас прощения, — по взмаху волшебной палочки разлитый чай исчез, а ошпаренную руку накрыло холодком остужающего заклятья. — За свою к вам невнимательность: вы же еще не выздоровели окончательно, хотя мистер Снейп прекрасно разбирается в темных лечебных заговорах — куда лучше, чем я мог надеяться, — однако следует быть реалистами, не так ли?

Он налил ей еще чаю и даже поднялся из-за стола, чтобы лично его передать; подхватил Лили под локоть и проводил к креслу у камина — осторожно усадил, протянул напиток; она обхватила чашку онемевшими ладонями.

— Ну вот, мисс Эванс. Выпейте, согрейтесь — сейчас вам это точно не помешает.

У Лили дрожали руки. Она собиралась сделать глоток — жидкость уже намочила губы...

Дверь с грохотом распахнулась — и в теплый, ярко освещенный кабинет ворвался Северус. Лицо его казалось застывшим, точно жесткая, холодная маска; от него будто исходили какие-то эманации — так надвигающееся солнечное затмение отбрасывает перед собой полосу светотени.

На этот раз Лили пролила чай на себя и уронила чашку на ковер.

— Сев! — выдохнула она — под звук бьющегося фарфора, и на долю секунды ощутила себя заблудшим ягненком, который увидел на склоне холма своего пастуха.

Но Северус словно ее и не заметил. Он смотрел только на Дамблдора — который, казалось, даже слегка обрадовался его появлению, — пригвождая того к месту недовольным взором.

— Поить студентов Веритасерумом незаконно, — Северус скривил рот и, махнув палочкой в сторону двери, заставил ее захлопнуться — в напряженной тишине кабинета послышалось эхо.

— Совершенно верно, мистер Снейп, — отвечал Дамблдор — таким тоном, будто ему было приятно обнаружить, что его собеседник так хорошо разбирается в законах. — Однако такое злоупотребление доверием мисс Эванс в мои намерения вовсе не входило. — Он заклинанием убрал с пола осколки. — Боюсь, что мне все же следовало предложить ей менее травмоопасный напиток... кстати, хотите чаю?

— Если вы решили устроить допрос, — Северус так сощурился, что его глаза превратились в темные щелочки, — честнее было бы пойти прямо к тому, кто вас интересует. Атаковать врага в самое уязвимое место — разве так поступают истинные гриффиндорцы?

— А вы мой враг, мистер Снейп? — спросил Дамблдор — словно даже удивился, что ему приходится учитывать такую возможность.

Лили была поражена — Северус ответил не сразу, сначала долго глядел на директора, и на его напряженном лице отражались какие-то эмоции — какие именно, она не понимала... а глаза смотрели так пристально, и даже снова заблестели — точно вода в лунном свете...

— Это вы мне скажите, директор.

У Лили чуть сердце не оборвалось; она украдкой глянула на Дамблдора — но тот тоже впился взглядом в своего визави и казался теперь убийственно серьезным.

— Я как раз пытаюсь в этом разобраться, — ответил он наконец, негромко и спокойно.

— Ну да, — Северус презрительно усмехнулся — гримаса исказила все его лицо. — И помочь вам в этом должна Лили, которая даже склеротику не сможет внушить, что сегодня среда, а не четверг.

— Меня интересовала вовсе не ее способность обманывать, — все так же негромко и спокойно произнес Дамблдор. — Я знаю, что сердце у нее доброе. И мне приятно было думать, что вы смогли преодолеть свои разногласия. Но вы кажетесь уставшим, мистер Снейп — совершенно разбитым, я бы даже сказал. Возможно, вам следует заглянуть к мадам Помфри? Должен признаться, до разговора с мисс Эванс я как раз пытался разобраться в причинах, вызвавших ваш столь плачевный внешний вид... но у вас, как я понимаю, были весьма бурные каникулы. Мои соболезнования по поводу вашего отца. А тот недуг, что уложил вас в больницу... вы ведь от него уже излечились?

Северус и глазом не моргнул.

— В значительной степени.

— Надеюсь, он не помешал никаким вашим важным планам? — вежливо-озабоченным тоном продолжал Дамблдор.

Северус растянул в усмешке губы, но только спросил:

— Лили в чем-то провинилась?

— И представить себе не могу, в чем она могла бы провиниться передо мной или другими преподавателями.

— Значит, она может идти? — он говорил без нажима, но... почти как Сфинкс.

— Да, — кивнул Дамблдор. — Я только хотел, чтобы ее осмотрела мадам Помфри — чтобы мы все могли удостовериться, что ее болезнь окончательно побеждена. Хотелось бы мне как-нибудь услышать, как именно вы этого добились. Задача, похоже, была не из легких.

Вместо ответа Северус слегка поклонился — вот же выпендрежник чертов... У Лили так и чесались руки запустить в него чашкой.

— Благодарю вас, мисс Эванс, — произнес Дамблдор, помогая ей подняться с кресла. — Приятно было поболтать с вами обоими, — он улыбнулся. — Спасибо за в высшей степени познавательную беседу — как я погляжу, в наши дни это так редко стало случаться...

— До... до свидания, — тонким голоском вымолвила Лили и не стала сопротивляться, когда Северус потянул ее за собой — прочь из комнаты, на винтовую лестницу.

От облегчения на нее накатила слабость — пришлось прислониться к Севу, чтобы не кувыркнуться вниз. Лили и сама не понимала, в чем тут дело — отчего после этого разговора о пустяках, когда Дамблдор только и делал, что прыгал с одной темы на другую, у нее задрожали колени. И тем не менее, результат был налицо. А Северус... она надеялась, что он сгладит ситуацию, а не усугубит ее этой своей... попыткой продемонстрировать мужскую крутость.

— Какая муха тебя укусила? — слабым голосом спросила Лили — лестница у нее под ногами со скрипом тронулась с места.

— Сомневаюсь, что он узнал что-то новое по сравнению с тем, что успел выяснить в мое отсутствие — у тебя, — холодно отвечал он, стискивая ее руку почти до боли. Внизу, там, где заканчивались ступеньки, начал открываться проход — пригнувшись, Северус шагнул под поднимающуюся часть стены, и Лили пришлось последовать за ним.

Коридор был затянут клубами дыма — она моргнула и подпрыгнула, когда наступила на что-то мягкое.

— Джеймс! — вскрикнула она, но тот был без сознания. А поперек него валялся бесчувственный Питер; на лбу у него красовалась яйцеобразная шишка.

— Они караулили под дверью, — с безжалостным равнодушием пояснил Северус. — Видимо, ждали, пока ты спустишься. Мне нужно было войти — пришлось убрать их с дороги.

Как же права была мадам Помфри. Впору уже подыскивать психушку, и для нее, и для Лили заодно — пригодится, если эти пятеро и дальше будут продолжать в том же духе...

Она опустилась на колени, проверяя пульс у Джеймса; потом потянулась к Питеру, но заколебалась — рука повисла в воздухе, сердце бухало в груди...

И вдруг Северус схватил ее за запястье. Лили вздрогнула, словно от удара током — как в тот раз, когда она сунула палец в розетку; сердце со всего размаху стукнулось о ребра.

— С-сев? — дрожащим голосом промолвила она. Он перевернул ее руку ладонью вверх — кожа почему-то оказалась красной, словно выпачканная мелом.

— Ты что, с пыльцой возилась? — требовательно спросил он, прищурившись, и уставился на ее рот. Лили почувствовала, что заливается краской; ей было не по себе — и отчего-то в этом холодном, мутном от дыма коридоре, рядом с Севом, который все о ней знал, это чувство только нарастало — стало даже острее, чем там, наверху, у Дамблдора, опасного своей излишней догадливостью.

— Нет, — надтреснутым голосом сказала она, — я только чаем облилась... чашку на себя опрокинула...

— И ты его пила, — все так же прищурившись, заключил он. Она молча кивнула. — В чае была добавка.

— В-веритасерум?..

— С тобой он ни к чему. Этот порошок называется "выявлятель", потому что позволяет выявить тех, кто соприкоснулся с темной магией.

— Н-но ведь это я и есть. То проклятие...

Он покачал головой — и застыл на месте. Лили огляделась по сторонам — ни Мародеров, ни преподавателей, но Северус отпустил ее руку, точно ошпаренный кипятком. "Ох", — подумала Лили; сердце ее упало...

— Чтобы соприкоснуться с темной магией, достаточно стоять рядом с тем, кто пытается сотворить заклятие; жертва при этом может находиться где угодно, если у колдуна есть ее волосок или капля крови. Ты столкнулась с темной магией, когда я проводил исцеляющий обряд. Это... наложило на тебя отпечаток.

— Но... но ведь ты же меня лечил!

— Темные лечебные заговоры — это темная магия. Не проклятия, да, но все равно темная.

— Ты... ты имеешь в виду... это что, запрещено законом?

— Ну да, — сказал Северус. — Потому что это темная магия.

— Но... но ведь это полная бессмыслица. Разве такое проклятие можно снять светлой магией? Наверняка же нельзя...

— Когда это магические законы были справедливыми? — с почти артистичным пренебрежением откликнулся он.

Лили попыталась вытереть руки о мантию — бесполезно, цвет остался все таким же вызывающе-ярким. Ей даже захотелось вернуться к Дамблдору — ворваться в кабинет и высказать все, что думает об этом его... ударе ниже пояса. Она так хотела защитить Северуса, но, оказывается, с тем же успехом могла даже не пытаться. Так нечестно!..

Глаза защипало от набегающих слез. Все вокруг начало расплываться — испятнанный тенями коридор, Северус, словно сотканный из контрастов черного и белого...

— Спасибо... что нашел меня. Но как ты узнал, куда я?..

Он вытащил из рукава какой-то листок и протянул ей — Лили развернула сложенный пергамент и увидела...

— Откуда она у тебя? — выдохнула она, едва не уронив Карту Мародеров.

— Это же очевидно. Заклинание призыва — еще тогда, в ванной старост. Я подумал, что без постоянной слежки мое вынужденное заточение станет чуть более сносным, — Северус криво усмехнулся. — Теперь мы с ними снова на равных — никаких больше засад у меня на пути; они не могут предугадать, где я окажусь через пять минут.

— Они — они бы не стали...

Под его пристальным взглядом Лили захотелось съежиться — словно ее кожа была готова впитаться в тело.

— Ведь не стали же?.. — севшим голосом сказала она — не столько возражая, сколько не желая этому верить. А ей-то казалось, что Джеймс с Сириусом пришли в ванную старост из-за нее — потому что искали ее и нашли рядом с Северусом...

Голова шла кругом. Неужели они и впрямь использовали карту именно так?.. Но это же... это же просто подло!

— С твоего позволения я ее заберу, — он выхватил у Лили пергамент и выпрямился, снова поворачиваясь к ней спиной.

— Сев... — безнадежно позвала она — пошла за ним следом, но через два шага споткнулась о вытянутую руку Джеймса... опустила глаза, уставившись на его безвольно приоткрытый рот... закусила губу — в груди поднималось какое-то странное чувство...

Северусу я сейчас нужнее.

Она не знала, правда ли это так, но Джеймс, по крайней мере, даже не узнает, что она его бросила, тогда как Северус сразу заметит, что она предпочла остаться с Джеймсом... с тем, кто устраивал на него засады и не гнушался пользоваться преимуществом, о котором Северус в то время даже не догадывался...

Решившись, Лили помчалась догонять Сева; свернула за угол — и со всего маху врезалась в его прямую, как палка, и напряженную спину, чуть не расквасив об нее нос.

— Уй-й! Сев...

Он предупреждающе вскинул руку — ладонью вперед, но остался стоять на месте, слегка склонив голову набок, и замер в неподвижности, будто олень, слушающий, как в подлеске копошатся охотники. А потом безо всякого предупреждения скользнул в сторону, за приоткрытую бархатную портьеру, за которой, как оказалось, пряталась ниша, и скрылся из виду.

Лили моргнула, но уже через секунду услышала знакомые голоса...

Она метнулась в альков; ушибла палец о постамент, на котором стояла ваза, и чуть не начала ругаться — но замолчала, когда Северус на нее зашипел; только сжала губы и придвинулась ближе к нему, за то каменное возвышение, за которым он притаился. Из-за угла доносились голоса — можно было разобрать слова...

— Этот... — и Сириус разразился целой тирадой, половина которой сводилась к теме "Северус и его проблемы с гигиеной", а вторая — к откровенной нецензурщине. Лили честно попыталась найти хоть какой-нибудь смысл во всем этом сквернословии... похоже, Сириус достиг новых для себя высот из-за того, что Северус стащил у них карту.

— Черт возьми, нельзя ли потише? — прошипел Ремус. — Если преподаватели услышат, тебе влепят как минимум пару отработок, и это еще если повезет!

— Ты слишком много думаешь об отработках! — прорычал Сириус. (Лили мысленно вычеркнула семь ругательств, которые он вставил между этими шестью словами.)

— Возможно, поэтому меня и наказывают куда реже, чем тебя, — парировал Ремус. Лили удивилась — с каких это пор он заговорил таким уверенным тоном? Или это мадам Помфри подлила ему что-то в то лекарство для нервных окончаний?..

— Возможно, ты опять пытаешься выгородить этого... — Лили выслушала очередную конструкцию, еще более неприличную, чем обычно, — ...эту салодельню ходячую?..

— Бродяга, я не ослеп только благодаря ему.

— Да-а? И зачем же он это сделал? Просто так, потому что в его грязном сердечке вдруг проснулась доброта? — и тут Сириус сменил тон — с издевательского на серьезный и резкий; они с Ремусом как раз остановились по другую сторону портьеры: — Что такое?

— Я... ничего, — интонация выдавала Ремуса с головой; с тем же успехом можно было что-то прятать в домике из стекла. Северус еле заметно шевельнулся — Лили бросила на него беглый взгляд, но ничего не смогла рассмотреть в том неровном свете, который пробивался в нишу из коридора.

— В каком это смысле — "что такое"? — с фальшивой непринужденностью продолжал Ремус.

— Ты даже в лице изменился — будто что-то знаешь! Какого...

Лили решила, что отныне будет пропускать мимо ушей все его многоэтажные загибы. Она всегда была за свободу самовыражения, но сколько ж можно-то?..

— ...он сделал? — закончил Сириус.

— Он вылечил меня, Бродяга! Черт возьми, я уже миллион раз тебе повторял!

— Ну да, — с нажимом сказал Сириус, — но так и не сказал, зачем ему это нужно.

— Ну конечно — так Снейп мне и признается, зачем он это сделал! Может, искал рычаг давления на нас. Или хотел, чтобы Лили им восхищалась. Может, и то, и другое сразу — у него вполне могло быть несколько мотивов...

Лили бросило в жар — лицо вспыхнуло от непонятного смущения.

— Если этот скользкий... решил, что мы его по гроб жизни благодарить будем...

— Ну разумеется — с чего это нам его благодарить? Только из-за того, что я не ослеп?

— Лунатик, он явно что-то задумал. Только не говори, что ничего такого не заметил — я же знаю, ты у нас голова. Ткни Сопливчика мордой в реальность, скажи, что Эванс не станет с ним трахаться даже за все золото в Гринготтсе — и он тут же взбеленится...

Лили будто обухом по голове двинули. Возможно, с ней когда-то и случалось нечто подобное — не исключено, что даже недавно, — вот только она никак не могла вспомнить, когда именно.

— ...и напрочь перезабудет все заклинания. Он всегда был слабаком и ничтожеством; я миллион раз повторял, что у меня от этого мразеныша просто мурашки по коже, но сейчас это и правда так. Он примкнул к этому... Волдеморту, вот что он сделал.

— А с чего тогда вздумал лечить оборотней и магглорожденных? Думаешь, это у Пожирателей Смерти хобби такое? — поинтересовался Ремус с изрядной долей сарказма.

— Это такая маскировка, — не согласился Сириус. — Чтобы сбить нас с толку.

— В таком случае, она не работает. Бродяга, ну включи ты логику хоть на пять секунд: никто же не поверит, что Снейп... перевоспитался или как там это называется — только из-за того, что он совершил парочку добрых дел. На это никто не купится — уже никто не купился. Не тянет оно на прикрытие.

— И все же этого хватило, чтобы вы с Эванс стали считать его нормальным! — огрызнулся Сириус.

— Два студента из нескольких тысяч, не считая преподавателей? Хорошенькая маскировка, нечего сказать! Худшая в мире, должно быть!

— Сопливус вечно не видит главного, Лунатик, — резко возразил Сириус и устремился прочь — ковер приглушал его тяжелые шаги.

— И он в этом не одинок, — пробормотал Ремус и последовал за ним, но куда более тихо.

Хорошо, что в алькове стоял такой полумрак: Лили не знала, как теперь смотреть Северусу в глаза, и не хотела, чтобы он смотрел в глаза ей. Потому что готова была провалиться сквозь землю и не могла даже вспомнить, когда в последний раз испытывала такой жгучий стыд.

В отдалении послышались голоса — кажется, эти двое свернули за угол и наткнулись на Джеймса и Питера... Сириус выдал длинное ругательство, такое забористое, что у Лили чуть уши в трубочку не свернулись — она даже поморщилась. Ремус говорил вполголоса и явно пытался ему что-то втолковать — бесполезно, его даже не слышали.

Рядом пошевелился Северус — похоже, собрался уходить. Внутри всколыхнулась паника, вспыхнула в груди, бесформенная и яркая; Лили схватила его за рукав — под ногти забились катышки шерсти — и успела сказать:

— Пого...

Он застыл на месте, не двигаясь ни вперед, ни назад; безмолвствовал, и Лили молчала вместе с ним, потому что заговорить как-то не получалось. Слова никак не шли на язык... ни то, что она хотела бы сказать, ни уж тем более то, что ему надо было бы услышать.

— Да? — откликнулся наконец Северус до невозможности холодным тоном.

— Мы... мы можем это обсудить? — спросила она — беспомощным, почти умоляющим голосом, от которого ей самой стало противно. Потому что сейчас от нее требовалось совсем другое: мудрость и рассудительность... когда-то ей неплохо это удавалось...

Ну да — когда твоя соседка рассталась с мальчиком, с которым и двух недель не провстречалась. Или когда нужно было помочь второкурснику с домашним заданием по чарам. Но если говорить о Северусе — этом Северусе — то это он всегда тебе помогал. С первого же дня, с самого начала...

Собственно, в этом-то и крылась проблема: она даже не представляла, с чего теперь начать.

— Что тут обсуждать? — возразил он; слова его были словно темный провал, сверху затянутый корочкой льда. — Ты же не первый год их знаешь.

— Н-нет!.. Я не... я никогда...

Я не знала, что они могут так себя вести. Лили была ошарашена и расстроена, и, пожалуй, даже чувствовала себя немного обманутой.

— Нет? — переспросил Северус — так, словно ему было все равно.

Она молча помотала головой.

— Так ты думала — это все просто шуточки? Все эти драки и проклятия?

— Я... — Господи, да что с ней такое? Лили опять была готова удариться в слезы — словно перенеслась в те кошмарные дни после СОВ, когда перестала общаться с Северусом, и либо сердилась, либо обижалась на все, что ей только говорили, и разрывалась на части от тоски и злости. — Вы так усердно отравляли друг другу жизнь — просто ужас какой-то...

— Да, — тихо согласился он. — Просто ужас.

А затем повел плечами, мягко стряхивая ее ладонь; мгновение — и скрылся из виду. Рука осталась протянутой в пустоту; Лили позволила ей опуститься. Под лопатками чувствовалась каменная кладка стены, сквозь мантию просачивался холод — плевать, ее и так переполнял жар... И горечь. Тело прошила дрожь; Лили обхватила себя руками, недоумевая, с чего ей вообще пришло в голову, что это возвращение в школу может что-то для кого-то прояснить. Ибо в эту минуту будущее казалось ей мрачным и туманным, как никогда прежде.

Но она знала, каким было их прошлое, и точно знала, чего не хочет от будущего.

Сощурившись, она сжала руки в кулаки, чтобы не растерять остатки решимости, и бросилась догонять Северуса.