Трилогия «Соперница» (гет)

Я вновь в строю.

Кратко напомню, на чём мы остановились: Эмили пытается найти с Томом общий язык. Том хочет выбраться из дневника. Эмили заинтересовала Роберта крестражами, надеясь через него добраться до трактата с самым полным их описанием. Джинни продолжает переживать из-за провалов в памяти, чем нервирует Эмили. Последняя считает себя ответственной за спокойствие невинного человека и раздумывает над тем, как бы всё поправить.

На дворе конец января — начало февраля 1993 года (второй курс Эмили).

Время близилось к отбою. Эмили сидела в гостиной Рейвенкло, выжидая появление одного человека. Перед ней лежал Дневник, сокрытый от посторонних глаз учебником. Рядом лежал ещё один — его Поттер готова была в любой момент положить сверху, чтобы никто не увидел из ниоткуда появляющихся на чистых листах букв.

«Тратишь кучу времени и сил на задачу, которая не нуждается в решении», — продолжал Том их долгий разговор, который они завели сразу после ужина.

«Да нет же! — возмутилась Эмили, нахмурившись. — Я спать спокойно не могу, зная, что она вот-вот к кому-нибудь побежит жаловаться».

«Не побежит, — настаивал Дневник. — Я знаю Уизли куда лучше тебя. Она никому не скажет».

«Угу. Запугал её? Короче, я хочу с этим разобраться. Не всё же время мне за ней следить. Мы ведь уже всё продумали».

Глухой голос бронзового орла за дверью отвлек Эмили. Она подняла голову и, дождавшись появления рейвенкловца, уткнулась обратно в дневник — вошёл не тот, кто ей нужен.

Том не стал отвечать. После того как Эмили пообещала, что будет с ним на связи, она стала часто общаться с крестражем, практически каждый вечер. Иногда рассказывала ему о том, что происходит в её в жизни, но Тома больше интересовала обстановка в мире и те, с кем Поттер завела знакомства. В последнее же время Эмили обсуждала с ним способы того, как заставить Джинни поверить, что её провалы в памяти не связаны ни с Дневником, ни с нападениями.

Заклинание Забвения было предложено самым первым в качестве решения, и Том, казалось, расстроился из-за того, что Поттер отказалась использовать Обливиэйт. Эмили предполагала, что он обеспокоен уровнем её познаний и умений в магии, но объяснила ему свой отказ тем, что использование сложной магии второкурсницей могло быть раскрыто нежелательными лицами. Кроме того, существовали менее мощные способы, которые были бы куда уместнее.

Таким образом, они свели выбор вариантов к зельям. Сначала Эмили решила в принципе обратить на них внимание, а затем вместе с Дневником обсуждала, какое из них лучше использовать. Снотворное не подходило из-за сильного эффекта. Просидев два вечера в библиотеке и много времени проговорив с Томом, Эмили нашла ещё две альтернативы заклинанию Забвения: Дурманящая настойка и зелье Забывчивости. После сравнения действия и побочных эффектов от обоих, стало очевидно, что использовать нужно последнее — зелье, которое они варили ещё на первом курсе.

Этим вечером они проговорили операцию «от и до», учтя все возможные варианты исхода. И хоть Том помог ей с этим, по тону его ответов Эмили чувствовала, что он делает это лишь из необходимости наконец избавиться от проблемы, которую таковой считала она одна.

Дверь в гостиную вновь отворилась. Эмили слегка улыбнулась, завидев вошедшую, а затем склонила голову и черкнула Тому: «Я ушла». Не дожидаясь ответа, она захлопнула Дневник и вскочила.

— Луна! — крикнула она, пока задумавшаяся белокурая рейвенкловка, которую она приметила с самого начала учебного года, рассматривала звёзды на потолке.

— Да? — безмятежно произнесла Лавгуд. Голос её был высок и мелодичен.

Эмили невольно отметила то, с каким спокойствием Луна повернулась к ней. Она сама отреагировала бы на оклик от постороннего человека резче и стремительнее.

— Привет. Ты не хочешь присоединиться ко мне и ещё одной девочке — твоей однокурснице, кстати, — э-э-э... на своеобразный пикник? — выпалила Эмили практически на одном дыхании. Фраза, даже многократно прорепетированная мысленно, подзабылась от волнения.

Луна ответила спустя непродолжительную паузу. Вначале она воззрилась на Эмили слегка удивлённо, а после этого её губ коснулась мягкая скромная улыбка. Поттер внимательно проследила за мимикой софакультетницы, отметив про себя, как поразительно непохожа была Лавгуд на остальных девочек. Эмили подбодрила первокурсницу лёгким вопросительным взглядом.

— С удовольствием, — ответила наконец Луна, а Поттер радостно улыбнулась ей. — А вторая девочка — кто она?

— Это Джинни Уизли, вы с ней на травологии вместе работали.

— Ох! Она очень милая.

— Да, я тоже так подумала и решила, что было бы неплохо вам пообщаться поближе. Мне кажется, вам обеим здесь одиноко.

Эмили сделала шаг к Луне.

— Мы с ней договорились на субботу в десять, ты как?

— Мне будет удобно, — помедлив, ответила Лавгуд, заводя прядь вьющихся белых волос за ухо. Поттер невольно отметила странной формы серьгу, качавшуюся на мочке уха Луны, но не придала этому большого значения.

— Отлично. Тогда встретимся с тобой здесь же без пятнадцати. А Джинни будет нас ждать уже в том месте, которое мы подобрали.

Переговорив с ней ещё несколько минут, Эмили пожелала Луне добрых снов и вернулась к Дневнику. Дело было за малым: достать зелье, впрыснуть его в пирожные, поместить антидот в другое, которым она перед самой встречей угостит Полумну, а также принять антидот самой. И ждать, развлекая девочек разговорами и различными играми в попытке подружить их, пока Джинни не обнаружит, что потеряла нить разговора и выпала из времени. После этого она и Луна подтвердят, что с Уизли всё было в порядке и она никуда не отходила.

До самой встречи Эмили с лёгкостью на душе мечтала о том, как эти две первокурсницы будут общаться вместе и перестанут ходить по замку как неприкаянные. И как наконец-то гриффиндорка прекратит думать о том, о чём ей думать не следует.

* * *

Маркус Флинт и двое его одногруппников собрались в одном из пустующих классов. Отжиматься и всячески тренировать мышцы своего тела в гостиной уже давно стало проблематичным. С тех пор как Маркус стал капитаном, вниманием девушек он не был обделён, однако все восхищённые взгляды, которые он ловил на себе, ни стоили и полвзора той, которая на него даже и не смотрела.

— Ну нафиг! Я замаялся, — проворчал Робин МакАлистер, поднимаясь с пола, на котором он только что закончил своё рекордное шестьдесят первое отжимание.

— Слабак, — парировал Флинт. Он отсчитывал уже восьмидесятый раз.

— Ну и пусть, зато не сдохну, — буркнул Робин, направляя палочку на наколдованное ранее подобие коврика, перекрывавшего пыльные половицы аудитории.

— Потом сдохнешь, — натужно хмыкнул Теренс, приподнимаясь на руках.

Дверь в кабинет открылась и в помещение прошмыгнул ещё один их товарищ.

— Вот вы где, — буднично провозгласил вошедший.

— Привет, Робби, — ухмыльнулся МакАлистер, протягивая руку для братского рукопожатия.

— Марк, заканчивай, у меня к тебе дело есть, — быстро проговорил Хиллиард, поздоровавшись со всеми присутствующими.

— Момент!.. Девяносто восемь… Девяносто девять… Сто!.. — Маркус встал, тяжело отряхнув руки и колени. — Что там у тебя?

— Мы на пасхальные что планируем?

Роберт, вторя слизеринцам, взобрался на парту и, сняв с плеча школьную сумку, отложил её в сторону.

— Моргана его знает, я пока не думал, — пожал плечами Флинт, обтирая шею влажным полотенцем, смоченным заклинанием.

— Если что, давай к тебе, — предложил Роберт.

— Яблочки? — встрял Робин, раскрывая свою сумку всем на обозрение.

— Не, мне воду дай, — качнул головой Флинт, а в следующее мгновение поймал брошенную МакАлистером флягу. — Ко мне так ко мне, если не надоело.

— Мы в Рождество отлично оторвались, ты что! — воскликнул также закончивший отжимания Теренс и глотнул из фляги, приняв её из рук одногруппника.

— Ещё б, — произнёс Флинт, прохаживаясь по аудитории и разводя руки в стороны в качестве заминки. — Робби, мы тебе не дадим в библиотеке запереться, так и знай.

— Ну на полчаса-то зайду туда! — полувозмущённо воскликнул Хиллиард под хохот слизеринцев.

— Тебе тут книг мало, что ли? — поддел его плечом Робин.

— Мало, да. Мне нужно кое-что запрещённое, у Флинтов наверняка есть этот труд.

— Что за труд? Опасный? — у Хиггса тут же загорелись глаза. Он был известным любителем вредных для тела и души книг. Любителем как минимум разговаривать о них, поскольку в жизни не держал в руках ни одной подобной.

— Недавно узнал о такой штуке как крестраж, — Роберт заговорщически понизил голос, обведя слизеринцев взглядом, но выражения лиц тех говорили о том, что они тоже впервые слышат это слово. — Что, не слышали ни разу? Вы ж чистокровные.

— И что, — недовольно буркнул Флинт.

— Ах, да, к квиддичу не имеет отношения, значит, и внимания не стоит, — подтрунил над ним Хиллиард.

— Роберт, не зарывайся, — Флинт опасно прищурился, зыркнув на друга. Тот примирительно поднял руки вверх, но на губах его застыла усмешка.

— А мы раньше к тебе сгонять не можем, а? — сказал Хиллиард спустя несколько мгновений молчания, в течение которых парни собирали свои вещи и уничтожали наколдованные коврики. — Как в тот раз, помнишь? Когда ты самокрутки после Рождества забыл дома.

Тогда, пару лет назад, им пришлось дождаться ближайшего похода в Хогсмид. Роберт вместе с Флинтом дошли до самого конца деревни и тайком пробрались к пещерам, чтобы вызвать домашнего, тогда ещё старого, эльфа, не привлекая внимание прохожих. Эльф перенёс их непосредственно в спальню Маркуса, который приказал ему не смотреть на то, что он собирается сделать. Флинт знал, что отец его — в то время ещё живой — любил инспектировать содержимое комнаты своего сына, и табак, который любил выкуривать Маркус, был строго запрещён в их доме. То, что самокрутки остались дома, Флинт обнаружил через месяц после праздников, когда не нашёл их в чемодане. Сразу после каникул курить совершенно не хотелось — казалось, что в праздники он отравил свой организм на весь следующий год.

Как понял Роберт, отец Маркуса ничего не заметил и табак не обнаружил, а их незаконная вылазка осталась незамеченной. По крайней мере, взыскание тогда не последовало ни от мистера Флинта, ни от руководства школы.

— Не-не, я второй раз так рисковать не буду. Ладно батя, нам мимо Филча надо было красться! Нафиг надо баллы терять из-за книги. Дождись уж каникул.

— Долго…

— А что надо-то? — поинтересовался МакАлистер. — Книги водятся не только у Флинта. Может, у меня что найдётся, я могу домой написать.

— Лучше не говорить никому, что я ищу, — замялся Роберт. — Это тёмная магия. Очень тёмная, поэтому из библиотеки кто-то всё подчистую информацию об этом вынес.

— Почему кто-то. Ясен пень, что это старик. Крестражи… А что это? Расскажи хоть, — Теренс подсел к Хиллиарду поближе.

— Вместилище части души волшебника, — очень тихо произнёс рейвенкловец, подождав, когда все будут его внимательно слушать. — Чтобы обрести бессмертие.

— Да ладно? — шокированно округлил глаза Робин. — Нафиг тебе это?

— Просто интересно.

— А, ну да, — МакАлистер мельком глянул на галстук Роберта.

— Что-то мне жутко от этого. Это так… — начал было Теренс, поморщившись.

— А что такое? Ну, я так, поискал что-то. Все описывают это как нечто жуткое и запредельное…

— Именно так и может быть. Ты магглорождённый… даже то, что ты рейвенкловец… Тут жопой чуять надо, когда магия очень тёмная. Это с молоком матери впитывается, — заметил Маркус. — Уговорил. Скажи мне название чего там тебе надо. Я домовику своему скажу, чтоб поискал. А в пасхальные тусить с нами будешь, а не страсти всякие изучать.

— Идёт, — улыбнулся Хиллиард, предвкушая то, как он наконец-то узнает, как именно происходит разделение души.

Всё-таки, по сравнению с остальными, он сильно проигрывал, не имея впитанного с детства чутья на поистине страшные магические вещи. Он и правда думал, что деление души — вещь довольно занимательная и стоящая изучения, но то, как отреагировали его друзья, заставило его призадуматься. Теперь ему пришло в голову, что Поттер, возможно, придётся рассказать меньше, чем он узнает, — мало ли какая информация ему откроется. А он привык нести ответственность за то, что и кому говорит.

* * *

Встреча с Джинни и Луной прошла не так идеально, как Эмили себе представляла. Она слишком переоценила свои коммуникационные способности, однако появляющиеся паузы с успехом заполняла сама Лавгуд. Говорила она вещи весьма странные, тем не менее Поттер слушала её, расспрашивала и, как могла, поддерживала общение между ними тремя. Джинни же, судя по всему, была рада этой встрече. Она не переставая хихикала над рассказами Луны и была достаточно сильно вовлечена в происходящее, чтобы небольшой провал в памяти был замечен. В целом Эмили осталась довольна результатом: в последующие дни она не раз замечала, как первокурсницы разговаривают в коридоре, а Джинни выглядела счастливой и более не обеспокоенной предыдущими нападениями.

С тех пор, как Эмили успокоила мысли Уизли, прошло не больше недели. Эти дни в кои-то веки не были бы ничем примечательны, если бы однажды ей не пришлось столкнуться с очередными нападками на магглорождённых.

Было воскресенье. Вместе с Дафной она бесцельно прогуливалась по замку. Многие вовсю обсуждали грядущий День Валентина и сопутствующую прогулку в Хогсмид, только младшие курсы слонялись по Хогвартсу, не будучи заинтересованными этим событием.

С Гринграсс Эмили обсуждала последний совместный урок по трансфигурации, и они уже почти перешли на тему того, каким пером получается писать красивее, как услышали голоса за поворотом. Поттер, едва их уловив, моментально встревожилась и остановилась, схватив подругу за руку выше локтя.

— Чего?.. — осеклась было Дафна, а после замерла сама, приложив к губам палец.

Слова говорящих были невнятными, но Эмили однозначно слышала в них агрессию. Гогот и хлёсткие выражения перемежались с тоненькими мальчишескими всхлипами. Эти звуки всколыхнули неясные воспоминания в душе Поттер.

Дафна на цыпочках подошла к краю стены и одним глазом осмотрела перпендикулярный коридор.

— Это из кабинета, — шепнула она, оборачиваясь к Эмили. Та стояла нахмурившись и плотно сжимала губы. — Они дверь неплотно закрыли. Идём в обход?

Она потянула Эмили за руку, направляясь по пустынному коридору в противоположную сторону от того кабинета, где, как они обе поняли, происходят какие-то разборки. Не успели они дойти до поворота, как дверь сзади хлопнула, закрывшись, и наступила тишина.

— Они заперлись! — испуганным шёпотом воскликнула Эмили. — Надо кому-то рассказать! Они же там... Там же...

— Угу, — побледнела Дафна. — Идём... Если мы вмешаемся, нам от них попадёт. Там слизеринцы. С курса шестого, кажется. Я чей-то голос знакомый услышала.

— Они там пристали к кому-то, слышала? Такое всё чаще поисходит.

— Мы-то ничего не сможем... Пойдём отсюда.

— Мы на помощь позвать можем! — возразила Эмили шёпотом понастойчивее. Она оглянулась, чтобы определить местонахождение. — Прямо напротив класса арифмантики. Идём, найдём кого-нибудь.

Теперь она тянула за собой Дафну, а та беспокойно закусывала губу и пыталась уговорить Эмили оставить парней разбираться самих. Тогда Поттер её одёрнула:

— Ты не слышала, что там был кто-то из младшекурсников? Сто галлеонов даю, что это кто-то из магглорождённых, если ты говоришь, что гоготали слизеринцы.

— Ну, я сказала, что там был кто-то из слизеринцев. Мало ли чего парни не поделили?

— С первокурсниками?!

Такие случаи и правда стали происходить всё чаще, поэтому было мало сомнений в том, отчего происходит разборка за закрытыми дверями. Эмили слышала, но никогда не сталкивалась с такими ситуациями лицом к лицу. Сейчас её изнутри грызло то, что она знает о происходящем и должна бы, наверное, что-то предпринять. Она от возмущения пошла стремительнее, и Дафна едва за ней поспевала.

— Да почему с первокурсниками... Может, просто голос у кого-то тонкий.

— Да ты чего? — Эмили яростно посмотрела ей прямо в глаза, резко остановившись. — Ты ведь прекрасно слышала, что там кто-то на кого-то наезжал. Причём разница в возрасте у них большая. И в численности, судя по всему, тоже. Мы должны кому-то об этом рассказать.

— Ну... Ладно. Но это не наше дело же.

Не будь всей этой истерии с Тайной комнатой и повальными претензиями чистокровных к магглорождённым и всех прочих к слизеринцам, дело было бы действительно не стоящим внимания. С некоторых пор Эмили стала чувствовать нутром, что разбираться с обидчиками лучше без участия преподавателей. Кажется, что-то из приютского детства её прошлой жизни твердило ей об этом. Но сейчас Эмили видела, что ситуация выходит за рамки, и решать её должны именно взрослые, поскольку случай не единичный и носит не индивидуальный характер.

— А ты что, хочешь, чтобы невинного человека избили?

— О Мерлин, а вдруг он реально что-то им сделал...

— Угу, от магглов родился, — зло выплюнула Эмили, упирая руки в бока. Она развернулась и пошла дальше.

Её страшно разочаровали слова Дафны. Обычно Гринграсс поддерживала её в спорах с Малфоем, но эта поддержка была скорее дружеская, нежели такая, какую обычно дают единомышленники. Эмили понимала, что подруга боялась влезать в конфликт старшекурсников. Поттер и сама испытывала тревогу от того, что нужно было бы сделать. Кроме всего прочего, эти слизеринцы почти наверняка были детьми Пожирателей. Она помнила, что на шестом и седьмом курсе как раз много таких, детство которых прошло ещё при Волдеморте.

Знание о том, что могло происходить за закрытой дверью того класса, пожирало её изнутри и требовало избавиться от этого мучения — поделиться с кем-то, кто мог бы остановить безобразие. Они шли с Дафной почти бесцельно, надеясь встретить кого-нибудь из взрослых. Всё это время Эмили молчала, прислушиваясь к своей совести. Хаотичные размышления завели Поттер в дебри сознания, и она вновь почувствовала волну воспоминаний, за которые боялась ухватиться. Что бы она увидела?

— Ладно, — сказала она наконец. — Минут двадцать уже прошло. Наверное, это всё не имеет больше смысла.

— Конечно, — облегчённо поддакнула Дафна. — Мы в выходные никого не найдём. Все в Хогсмид, видимо, ушли.

— Преподаватели тоже туда ходят?

— Да. А некоторые, говорят, там проживают даже.

— Понятно... — грустно произнесла Эмили, замедляя ход. Она неспешно подошла к ближайшему окну, обогнув подругу, и задумчиво вгляделась в кромку Запретного леса.

Отчасти ей стало даже легко и одновременно стыдно: она поддалась пассивности Дафны и засомневалась в том, стоило ли ей вмешиваться в то, что происходит едва ли не каждую неделю и о чём преподаватели точно знают и с чем безуспешно пытаются справиться. В конце концов, их вмешательство и правда редко помогало. Эту ситуацию нужно решать другим способом.

— Не думай об этом. Такого сейчас много. Мы уж точно ничего не сможем сделать.

«Можем, — подумала Эмили. — Должны. Если не мы, то всё равно. Это должно прекратиться. Что за мир...»

Весь оставшийся день она старалась выкинуть этот эпизод из головы, но вечером при разговоре с Томом не смогла не поделиться своими переживаниями.

«Что ты хотела сделать, прости? Преподавателя позвать? Глупая», — только и ответил он, когда Эмили пересказала ему все свои мысли на тот момент.

«Чего это?» — обескураженно написала она в ответ, а сама почувствовала неприятный укол в груди. Она-то надеялась, он оценит порыв, не вспомнив даже, что в шестнадцать лет он уже сам был за идеологию чистокровных.

В памяти снова что-то шевельнулось. Эмили попыталась сформулировать понимание того, откуда у неё взялось чувство, будто Том мог понять и одобрить её поступок. А тот тем временем написал: «А ты не помнишь, что когда кто-то жаловался взрослым, становилось только хуже, м? В приюте так всегда было: мы всё между собой решали. А взрослые — они что? Пожурят да наказание влепят. Никогда не помогало избавиться от обидчиков».

Но это лишь едва успокоило Эмили. По крайней мере, если бы она приложла больше усилий и нашла кого-то из взрослых, это почти совсем ничего бы не изменило. Может быть, тех мальчишек выловили бы позже.

«А что помогало?»

«Месть. Собственные силы, короче говоря».

Эмили представила приют, и наконец воспоминания двинулись с места и показали ей отчётливую картинку. В приюте Тома быстро перестали доставать, но вот первые курсы Хогвартса... Теперь она поняла, отчего так отчаянно хотела прекратить то, что могло твориться за закрытыми дверями. Она не просто предполагала, что там могло происходить. Она помнила, что в подобном же классе творилось, когда ещё была Томом. Каждое такое новоприобретённое воспоминание о прошлой жизни окатывало её с головы до ног, словно ледяной водой. Ощущения были поразительно яркими и такими сильными, что перехватывало дыхание.

«Я, кажется, вспомнила...» — написала она после продолжительного молчания, которое и Дневник не стремился прерывать.

«Тогда ты должна понимать, что происходит в подобных конфликтах».

«Это воспринимается как слабость, да?»

«Именно. Взрослые и не вмешиваются особо».

«Пожурят и ничего серьёзного не сделают», — повторила Эмили его мысль, пользуясь тем, что она сразу видела то, что писал Том. Иногда он на лету поправлял себя, но она читала всё очень внимательно.

«Поэтому то, что ты так никого и не позвала, очень полезно для тех мелких, которых, возможно, просто побили. Впрочем, если ты говоришь, что это были слизеринцы, то на них что-нибудь из заклинаний попрактиковали. Спорю, это был...»

«Стой-стой, — поспешно прервала Эмили поток его речи. — Чего тут полезного?»

«Давай сама. Думай. Я не собираюсь самому себе всё разжёвывать».

Эмили шумно выдохнула и поменяла позу. Потерев затёкшую ногу, она поправила полог кровати и смочила горло из стакана, что всегда был на её тумбочке. Ей показалось, что Том мог бы разложить по полочкам что угодно, но не данную ситуацию, да и вообще ничего, связанного с его чувствами. Когда-то он был в таком же положении, как и те младшекурсники, которых Эмили слышала в классе, а значит, говоря о пользе, опирался на свой опыт — мысли, переживания и...

«Ну... Они, если справятся сами, раньше повзрослеют», — начала она рассуждать на бумаге. Пусть Том не хочет сам говорить об этом, а ей нужно расставить всё по местам, понять его и себя. Захочет — остановит. Тогда Эмили и решит, как продолжать.

«Или сломаются. Тогда твоя услуга им тем более ни к чему. Бесполезна».

«Ну да», — согласилась Эмили и зевнула. Была почти полночь.

«Это называется естественным отбором».

«Но выживает не сильнейший, а тот, кто лучше приспосабливается. Так?»

«Умница. Всё так. — Эмили не смогла сдержать польщённой улыбки и пару раз нежно провела пальцами по краю страницы. — Я заметил, ты начинаешь рассуждать всё лучше и чаще. Это похвально».

«Заметила, что ты не любишь, когда я задаю вопросы», — в свою очередь поделилась Эмили.

«Разве? Наверное, дело в том, что ты задавала вопросы с очевиднейшим ответом».

«Наверное, я просто хотела получить подтверждение».

«Именно так я сейчас это и вижу, после того, как наконец увидел, как ты размышляешь. Глядишь, мы совместными усилиями вытащим меня из этого вечного ада».

Последняя фраза была лишней, на взгляд Эмили. Вокруг стало холоднее на пару градусов. Поттер, зябко поёжившись, забралась под одеяло, согретое её теплом, и, держа дневник на весу, коряво написала: «Обязательно. Что-нибудь придумаем. Я ещё жду ту книгу. Обещали скоро, а пока жду. Ну... наверное, до завтра?»

Как только высветилось прощание от Тома, Эмили отложила ручку на тумбочку, а дневник положила под подушку. С некоторых пор ей стало нестерпимо не хватать этой чёрной тетрадки рядом с собой. А ещё ей казалось, что Тому тоже необходимо её присутствие рядом. Улыбнувшись этим мыслям, Эмили перевернулась на спину и ещё долго смотрела в тёмный потолок с играющими на нём тенями от окон, размышляя.

После разговора с частью себя, она вспомнила не только саму ситуацию, но и действующих лиц. Розье, Мальсибер... Кто там ещё был в другое время? Кто не давал проходу к умывальникам только потому, что первокурсник Том, вероятнее всего, имел маггловские корни? Чьи заклинания приходилось сначала терпеть на себе, а затем непрестанно отражать? И эти ли ребята потом целовали ему руку, а он покровительствовал им и позволял делать всё то же самое, что когда-то они творили с ним?

Как такое произошло и где был тот переломный момент, когда Том из жертвы превратился в нечто, о чём даже вслух боялись сказать? Эмили, обладая пока что малой долей воспоминаний, представить не могла ситуацию, в которой складывались бы такие противоречивые отношения между подобными людьми.

Она что-то упускала из виду, а может, всего лишь чего-то не понимала в силу возраста и не до конца проснувшегося прошлого «я». Но узнать полную картину ситуации было очень важно. Понимание дало бы ей пространство для манёвра хоть в общении с собой же, хоть с другими, кто знал Волдеморта непосредственно. И в первую очередь она смогла бы оценить потенциальную свою как силу, так и опасность.

Более того, это дало бы ей ответ на вопрос о том, почему Том вместо того, чтобы бороться за права угнетаемых магов, родившихся не в той семье, сам стал их угнетателем.

Приспособился. Так ли должен поступать слизеринец: приспосабливаться, а не прогибать ситуацию под себя? Нет, Эмили с этим была совершенно не согласна. У слизеринцев она видела твёрдый внутренний стержень, который не позволил бы им потерять самих себя в погоне за банальным выживанием.

«Том хотел перестать быть собою», — догадалась она, а затем получила внутреннее подтверждение этому. И следом почувствовала: это и было началом всего, страшной ошибкой её прошлой жизни. Тогда она решила: она не пойдёт по такому простому пути и не откажется от себя.

Знать бы только, кто она теперь и в чём её сила. Жить обычной жизнью и пустить всё на самотёк нельзя — ей не нравится мириться с такими установками магического мира и именно она в своём прошлом стала причиной обострения дискриминации магов. А значит она же — Волдеморт — может всё исправить.

Мысль о том, что она не зря живёт на этом свете и теперь имеет некую цель или даже миссию, осчастливила последние секунды Эмили перед сном.