Трилогия «Соперница» (гет)

Без релакции беты

В этом мире неверном не будь дураком:

Полагаться не вздумай на тех, кто кругом.

Трезвым оком взгляни на ближайшего друга —

Друг, возможно, окажется злейшим врагом.

Омар Хайам

— Темный Лорд вернулся!

Чарльз Нотт стоял спиной к двери в поместье Малфоев, но едва ли вздрогнул от вернувшегося Люциуса. Тот искал Нарциссу, но Чарльз предпочел бы обсудить дела без нее. Миссис Малфой вошла в гостиную вслед за Люциусом. Она цепко держала мужа за руку, и Чарльз невольно позавидовал Малфою. У него самого не было больше человека, который мог бы поддержать в такой момент. Отец не в счет, он лишь испугается и заберет Теодора к себе, как в детстве. Чарльз и без того видел сына редко и боялся представить, что будет теперь.

Все трое расселись в креслах у камина. Люциус как завороженный рассматривал вновь активную Метку на предплечье, словно надеясь, что от пристального взгляда она враз побледнеет. Впрочем, Чарльз его не винил. За этот вечер Метка уже однажды едва не вернулась в свое прежнее бездействие, и в душе невольно трепетала надежда, что и в этот раз она лишь дала сбой. Однако уже несколько часов череп со змеей ярко выделялись на их руках, как в прежние времена, и тускнеть даже не думали. Впрочем, Метка не жгла, что означало бы призыв Темного Лорда, и не ясно, чего хотелось больше: чтобы она так и молчала или чтобы наконец-то собрала всех вместе.

— Что говорят остальные? Селвин, Яксли? — тихо спросила Нарцисса, так сильно выпрямив спину, что казалось, будто к ней была привязана доска.

— Все молчат, — хрипло ответил Чарльз и пригубил вина. Он нервно постукивал перстнем по деревянному подлокотнику и смотрел в сторону. — Все боятся, но я уверен, большинство лишь ждет зова.

— Думаешь, они все придут? — спросил Люциус, тщетно скрывая в голосе панику.

— Не думаю, что все. Но большинство прибегут как миленькие.

— А мы с тобой?

— И мы с тобой…

Нарцисса судорожно вздохнула, крепко сжимая пальцы Люциуса.

— Что теперь будет? Вам придется снова служить ему? — обратилась она к нему, приглушая голос.

Малфой лишь кивнул, в то время как Чарльз отставил бокал и потер лоб со словами:

— Ей. Кажется, теперь наш Лорд обитает в другом теле. Возможно, поэтому он нас и не зовет. Он, должно быть, в Хогвартсе, с Дамблдором.

— Девочка Поттер? — непонимающе оглянулась на него Нарцисса. — Он завладел ею?

— Ты еще не ввел ее в курс дела? — нахмурился Нотт, обращаясь к Люциусу.

Тот бережно повернул жену к себе и показал оголенное предплечье.

— Метка не сразу стала такой. Когда я впервые ощутил жжение и быстро темнеющий рисунок, я был еще в Министерстве. Сразу бросился сюда, но Метка словно с ума сошла: она начала бледнеть так же стремительно. Все это видели. Мы с самого начала предполагали, что Темный Лорд мог каким-то образом оказаться в девчонке: он ведь попросту исчез в тот Хэллоуин. И сейчас Чарли считает, что он этим вечером боролся с ней и наконец взял над ней контроль.

— Значит, она умерла? — Нарцисса прижала руки ко рту.

— Да, — ответил Люциус.

— Скорее всего, — поправил его Чарли. — Он мог просто подавить ее волю. Но это все равно что убить ее, это верно.

— Не важно, что с ней стало, — отмахнулся Малфой и обратил их внимание на Метку: — Темный Лорд вернул себе былую мощь, и мы должны будем присоединиться к нему — вот что важно.

Чарльз нервно притаптывал носком ботинка по полу, опираясь щекой на руку. Облокотившись на подлокотник, он искоса посматривал на Люциуса, пытаясь дать тому понять, что Нарциссу нужно выпроводить. Ей не нужно слушать разговоры о делах Пожирателей Смерти, а им с Люциусом еще было что обсудить до наступления дня, когда должно стать ясным, как поступать дальше.

— Кстати о Селвине, — подал он голос наконец, когда стало понятно, что Малфой не намерен верно истолковывать его взгляд. — Как он?

— А что с ним? — поинтересовалась Нарцисса.

И наконец Люциус одарил Чарли свирепым взглядом и сказал:

— Тебе лучше пойти поспать. Я не хочу, чтобы ты зря переживала. Я все улажу.

— А что не так? — обеспокоенно спросила она, тем не менее позволяя мужу помочь ей подняться.

— Его дочь… — громко начал Нотт, но Малфой его прервал:

— Довольно!

Нарцисса же все поняла. Она прикрыла глаза, беря себя в руки, и медленно спросила:

— Люциус… А Драко?

— Он писал, он в порядке, — уверил Малфой, крепко взяв ее за плечи. — Я велел ему оставаться в гостиной.

— А что там с дочерью Селвина?

Люциус колебался, но Нарцисса так умоляюще смотрела ему в глаза, что он сказал:

— Я… Я выясню. Я пока не знаю деталей, но я выясню. Сейчас Драко ничто не угрожает, поверь.

Чарльз видел, что Нарцисса не верила, хоть и кивнула мужу и тихо ушла в спальню. Нотт был уверен, что она этой ночью глаз не сомкнет. Он сам не знал, куда себя деть, переживая за Теодора. Когда Люциус сообщил вести от сына, Чарльз всерьез испугался. Уж ему было известно, кто такой Наследник, хоть он и не мог взять в толк, как Темный Лорд все это проворачивает. И вот теперь все прояснилось: он действовал через Поттер и наконец взял вверх. Но вот он пробудился, и жертвой очередного нападения стала не абы чья дочь. За что он злится? Что они не искали его? Как теперь просить его о пощаде?

Они остались вдвоем. Люциус вернулся на свое место, закинул ногу на ногу и взялся за свой кубок. Чарльз внимательно смотрел на Малфоя и хмурился от этого молчания.

— Сказать что-то хочешь? — спросил наконец Нотт, вытаскивая из кармана трубку и табак. — Идем в сад.

— Да, пойдем в наше место. Здесь много ушей, — процедил Малфой и поспешил выйти из гостиной.

Только когда они оказались в заколдованном закутке сада, где никто не мог их побеспокоить, Люциус, слабо прикоснувшись к увядшему плющу, наконец заговорил. Голос его дрожал, и Чарли от удивления не донес трубку до рта.

— Он убьет меня… Он вернулся из-за меня.

— Разве он не должен наградить тебя за услугу? — спросил Чарли, но вид Малфоя заставил его сменить тон: — Что ты сделал?

— Я подвел его…

— Что ты сделал, Люциус? — Чарли в два шага подошел к нему и встряхнул.

— Дочь Селвина… Он выбрал ее, потому что она дочь Пожирателя Смерти, разве не очевидно? Мне уже пришло множество писем, все хотят, чтобы я как Попечитель совета надавил на Дамблдора… И я… В любое другое время я бы так и сделал, но этот старик сейчас последнее, что меня волнует.

Они присели на скамью, и Люциус оперся на свою трость, положив голову на побелевшие костяшки.

— Так, поясни конкретнее. Я явно чего-то не знаю. Мы с тобой прекрасно знаем, кто Наследник, и все то время, что Темный Лорд совершал нападения, ты делал все возможное, чтобы его усилия не прошли зря, и пытался убрать Дамблдора с его дороги. Но что-то пошло не так, Наследник замолчал почти на год, а теперь устроил показательное нападение. Так что именно пошло не так? Что ты знаешь об этом?

— Это был не совсем Темный Лорд, и на грязнокровок нападала не Поттер. Но она каким-то образом связана с ним и с тем, что он жив. И она… Ты ведь видел, какой она уже была на Пасху. Растет она — темнеет Метка, заметил? Потому что двенадцать лет назад Темный Лорд выжил и оказался в ней. Уж не знаю, что там произошло. Помнишь, Темный Лорд бредил пророчеством? Видимо, ему все-таки удалось избежать предначертанного, — Люциус потряс рукой с Меткой, — и теперь окончательно вернуть силы. Но если бы я не сделал кое-что, он бы, наверное, не смог… Но то, что я сделал… он убьет меня, даже несмотря на то, что вернул силы благодаря мне.

— В последний раз спрашиваю: что ты сделал? — прорычал Чарльз, так и не поняв, как Темный Лорд мог быть в нескольких местах одновременно. Он никогда не делился с ними подобной магией. Чарльз совсем не отрицал, что Темный Лорд способен на что-то подобное, но картина до сих пор представлялась туманной.

— Он доверил мне одну вещь… Которая могла открыть Тайную Комнату. Он велел ждать, а тут рейды, и я….

— У-у-у… — протянул Чарльз, не дослушивая, и стал забивать трубку новым табаком. — Ну и кому подбросил?

— Дочери Уизли.

— И что с ней теперь? — без интереса спросил Нотт.

— В том то и дело: она жива-здорова и нападения прекратились. А Поттер мало того, что ходит по моему дому, будто знает здесь каждый закуток, так еще и смотрит на меня как на провинившегося мальчонку, и Метка при ней нет-нет да кольнет! И сейчас нападение на дочь наших. Что я должен думать?

— А почему Темный Лорд тогда не на Драко или Теодора напал? И слова эти… будто в поддержку грязнокровок.

— Этого я не знаю… — прошептал Люциус. Весь его лоск давно был утерян, и он сидел сгорбившись, будто уже ожидая приговора.

— Ну, слушай… Может быть, мы не правы и девчонка тут не при чем. Может, это события, не связанные друг с другом. Случайное совпадение.

— Думаешь, Темного Лорда в ней нет и она, найдя его вещь, напала на одного из чистокровных детей, чтобы мы думали, будто это сделал он? Ты понимаешь, что означает быть Наследником Слизерина вообще?

— Уж будь уверен. Я с ним учился…

Люциус от этих слов вздрогнул, как от пощечины, и продолжил более бесстрастным тоном:

— Если Темный Лорд не владеет ее телом и возродился благодаря чему-то другому, тогда почему он не зовет нас, чтобы наказать за то, что мы не пришли к нему на помощь за все эти годы? И почему тогда она владеет тем даром, что и он, знает этот дом так же, как и он, ее присутствие резонирует с Меткой, которую дал нам он?

— Может, он действует через нее? Может, она…

— …что-то получила от него, думаешь? — Люциус выпрямился, и взгляд его вернул прежнюю остроту. — Как бы там ни было, все дело в ней. Нужно к ней прийти. Завтра я как раз отправлюсь в Хогвартс, чтобы что-то сделать насчет Селвин. Я встречусь с Поттер и все выясню.

Чарльз хмыкнул. У Люциуса было преимущество: его вызвали в Хогвартс как попечителя. Нотту же в Хогвартс не пробраться просто так. Конечно, можно было бы сказать, что он беспокоится о сыне, но Дамблдор не пустит его дальше вестибюля. Люциус же имеет возможность свободно исследовать замок и пользоваться остальными привилегиями главы Попечительского совета. И Нотт ставил сотню галлеонов на то, что Малфой сделает все, чтобы Темный Лорд оценил его выше остальных. Он может даже оклеветать его, Чарльза, и перевернуть все вверх дном. А значит, Нотту во что бы то ни стало надо встретиться с Эмилией первым.

Он распрощался с Малфоем, который принялся готовить оправдания и ходы к отступлению, если Темный Лорд его не простит, а сам отправился обдумывать, как связаться с девочкой, минуя Дамблдора, наверняка следившего за приходящей к ней почтой.

* * *

Альбус Дамблдор смотрел на один из своих магических приборов — все на тот же, в котором дым давал ответ. Девичья фигура по-прежнему оставалась четкой и ясной, но теперь нет-нет да меняла свои контуры, принимая форму тела другого человека — мужчины. Через секунду клубы дыма вновь мягко перетекали в женские очертания. Этот бесконечный процесс преображения был стабильным и не предвещал конфликтов между сущностями. Дамблдор был удовлетворен увиденным.

— Ты снова вступаешь на зыбкий путь догадок и теорий, — пробормотал он себе под нос, вставая, чтобы отнести прибор на свое место.

— А я говорил вам, Дамблдор, что вы затеяли дурное, — проскрипел со стены один из бывших директоров, Финеас Блэк.

Альбус обернулся к нему и, не улыбаясь, произнес.

— У нас с вами разные представления о дурном, Финеас.

— Вы лишаете ее выбора.

На этот раз уголки губ Альбуса приподнялись.

— Ничуть. Вы наделяете меня невозможным даром, я всего лишь человек.

Он грустно опустил глаза, вспомнив, на каком волоске висела Эмили несколько часов назад. Альбус до сих пор чувствовал, как ныло в груди не то от страха, не то от стыда. Вдруг все же ему следовало прекратить это все в самом начале? Нет, говорил он себе, нет, тогда бы он до конца своих дней жил с уничтожающей мыслью о том, что лишил невинную девочку шанса справиться с тем, что выпало на ее долю, — справиться и жить дальше и, может, сделать для этого мира больше, чем только избавить его от Темного Лорда. Нет, все правильно, убеждал он себя. Все непросто и запутано, но так, по крайней мере, у нее есть выбор.

И сейчас, задумчиво глядя в окно на темный двор школы, Альбус размышлял, какой выбор сделает Эмили дальше. Они с Северусом оставили ее в палате, где ей следует выспаться и прийти в порядок — Поппи обещала позаботиться об этом и держать Альбуса в курсе. Лишь бы не было осложнений… Лишь бы… Альбус сам плохо представлял, какого «лишь бы» он опасался. С одной стороны, было очевидно, что он говорил с Эмили, но, пока он добирался до нее, он мельком видел сцены из жизни Тома Риддла. Альбус мог лишь предполагать, как девочка ощущала теперь себя. И как ощущал себя Том, который, если принимать во внимание почерневшую до предела Метку и увиденное в сознании Эмили, сохранил свое «я» в этом слиянии.

Маги почти ничего не знали о том, как устроены их души. Лорд Волдеморт — как бы Альбусу ни было горько признавать это — в самом деле продвинулся в изучении ее и магии дальше всех. Быть может, Эмили знает о себе даже больше, чем Альбусу хватает опыта предполагать? Будет замечательно, если она согласится объяснить ему, как она теперь чувствует себя: тогда он сможет ей помочь в дальнейшем. Но сейчас остаются лишь догадки и проверки.

Альбус зашел в каморку со своим портретом и рассказал ему все мысли, которые его тревожили. Нарисованный Альбус был благодарным слушателем и понимал все, что ему рассказывали, давно переняв черту, которую настоящий Альбус взращивал в себе многие годы: принятие и сочувствие. Портрет не осуждал его, понимая и разделяя тяжесть, которая угнетала Альбуса последние месяцы, и знал, что в сложившихся обстоятельствах возрастает шанс того, что ему вскоре придется выполнить те инструкции, которые ему оставили на крайний случай.

Сегодня же Альбус пришел, чтобы оставить еще одни. Потому что, если потребуется чья-то жертва, чтобы Эмили победила Темного Лорда, жертвой станет он сам, и никто иной больше. Но все должно быть готово к этому моменту. Он не уйдет просто так, он поможет Эмили справиться со всем, что ее ждет. Но пока он и сам не знает, что ждет их всех. Раньше маленькая Эмили зависела от его помощи, теперь же он — все они — зависит от ее, а исход этой истории зависит от того, правильно ли он поступил или сделал лишь хуже. Но самый ужас состоял в том, что Альбус впервые не был уверен, что не навредил.

— Если вдруг я не успею этого сказать сам, скажи Эмили, что я желал ей только добра и что не виню ни в чем, что бы ни случилось позже, — закончил он свой монолог с портретом и, потушив свечи, вышел в кабинет.

Время близилось к полуночи, а он еще не дал ответ на письмо Фаджа, полученное пару часов назад. Необходимо успокоить министра и общественность, поэтому, посидев некоторое время с закрытыми глазами, Альбус взял на себя ответственность написать следующее:

«Корнелиус, спешу сообщить тебе последние известия. Ученица Слизерина Матильда Селвин в полном порядке и вернется к жизни в ближайшие дни, когда будет готов эликсир».

Он перечитал строчки и нахмурился. Метка, проснувшаяся у Пожирателей Смерти, должна взбудоражить их и привести к Эмили. Неважно, думают ли они, что она, как твердили многие слухи, переняла силу лорда Волдеморта или что, заполучив ее, умилостивят своего повелителя, когда он позовет их. Пока Эмили без сознания и набирается сил, надо обезопасить ее. И Альбус дописал:

«Тебе, наверное, любопытно узнать, кто за всем этим стоит. Я могу сказать лишь следующее: я считаю, что это тот же человек, который действовал в прошлый раз и подставил Рубеуса Хагрида. У меня есть основания полагать, что тогда и сейчас в случившемся виноват лорд Волдеморт. На этот раз он, скорее всего, нападает на невинных магглорожденных с помощью чужих рук. Пока мне неизвестно, как именно, а также неизвестно, почему теперь жертвой стала чистокровная ученица.

Однако это не единственная жертва. Эмилия Поттер, ты должен ее знать, видимо, стала невольной свидетельницей сегодняшнего нападения. Она пострадала, хоть и не попала под чары окаменения, и сейчас находится в Больничном Крыле.

Пока я веду внутреннее расследование, прошу подумать вот о чем: лорд Волдеморт мог оставить после себя множество темных артефактов своим последователям, в том числе тот, который позволил бы открыть Тайную Комнату так же, как это, предположительно, было сделано в его учебные годы. Любой из Пожирателей Смерти, избежавших Азкабана, мог подкинуть эту вещь в определенное время кому-либо из учеников. Я могу только догадываться, кто это мог быть, поэтому не буду бросаться обвинениями, а лишь прошу дать мне разрешение лишить права Люциуса Малфоя — действующего главу Совета попечителей — передвигаться свободно по школе, ради обеспечения безопасности всех учеников, а в частности мисс Поттер, которая наверняка привлечет к себе внимание того, кто мог подкинуть вещь лорда Волдеморта невинному ученику».

Альбус перечитал письмо и подписал его. Он надеялся, что правильно истолковал послание, которое Эмили оставила на стене, и что она правильно расценит все, что он делает сейчас, чтобы отвести от нее подозрения. Не ее вина в том, что начал Том Риддл, но тем, что она смогла все закончить, она заслужила помощи.

Альбус никогда и не думал, что ей придется справляться со своей ношей в одиночку. Никогда не собирался оставлять ее без подсказки и без поддержки. Но как слепа любовь и как мучительно позволять человеку совершать ошибки, сознательно подавая руку лишь заслуженно и лишь тогда, когда урок получен. Иначе поддержка лишь навредит, и, когда его не будет рядом, Эмили не сможет найти в себе силы двигаться дальше.

Но нужно позаботиться еще кое о чем. Альбус уже давно сделал то, что должно было беречь Эмили долгие годы в ее родном доме: закрепил защитные чары, которые Лили невольно поставила между дочерью и лордом Волдемортом. И, если Альбус не ошибается, сейчас они перестанут иметь смысл. Метка, вернувшая свою активность с пробуждением Эмили, беспокоила Альбуса: он ожидал, что та потеряет свою мощь от этого преображения. Но если она горит, это означает, что частичка Темного Лорда в Эмили жива. И в то же время жива сама Эмили, в чем Альбус был полностью уверен: Том, по его мнению, не смог бы раскаяться и решиться жить, только зная, что имеет на это моральное право перед самим собой. И из всего этого выходит, что кровная защита окончательно принимает под свое крыло частицу Темного Лорда в Эмили. Пока можно надеяться, что бестелесный Волдеморт по-прежнему не сможет навредить ей до наступления совершенолетия, и не доберется до нее на каникулах, пока она считает Привит-драйв, 4 своим домом и возвращается туда. Но теперь было рискованно считать, что там она находится в безопасности от Пожирателей Смерти. Если уж она запустила Метку, то высока вероятность, что она будет являться проводником под купол защиты. Чтобы проверить свои догадки, Альбусу придется попросить Северуса попробовать добраться до дома Дурслей. Раньше именно на нем проверялась стойкость защиты против последователей лорда Волдеморта, и многие годы Альбус был уверен, что Эмили находится в недосягаемости от них. Жаль, что он был так самонадеян, что не предусмотрел вероятность соприкосновения двух душ в ее теле. Ему, право, казалось это невозможным.

Северуса он попросит отправиться в Англию завтра, им всем нужно выспаться, чтобы пережить завтрашний день. Наверняка Фадж прибудет лично и станет расспрашивать Эмили. Альбус надеялся, что она догадается подыграть той легенде, что он сочинил в ее защиту. А еще нагрянет Люциус, и хорошо, если к этому времени Альбус уже сможет законно запретить ему передвигаться по замку.

* * *

Она лежала на кровати — это первое, что она поняла, придя в сознание. Сон еще не отпускал ее, и она видела обрывки своих жизней. Они причудливо переплетались между собой, путая ее и заставляя гадать, где правда, а где вымысел.

Она видела себя маленькой. Она приютский мальчик Том, и вместе с остальными приютскими детьми Том лепит во дворе снеговика. У него нет варежек на руках, да и зачем, если они всё равно дырявые? А снеговик у него особенный: глазницы у того зияют чернотой, а импровизированные губы не улыбаются. Том и не хотел, чтобы получился обманчиво радостный снеговик, как у других, глупых детей из его приюта. Мимо пробегал Дэвид Спарк. Он остановился, чтобы поглядеть на снеговика, а ужаснувшись, обозвал его уродцем и пнул в средний ком, разрушив всю фигуру. Том, не сказав ему ни слова, сложил покрасневшие руки в карман, и отправился в помещение. Может быть, он даже плакал, скрывшись в своей комнате. Может быть… Нет. Том так не делал, так сделала бы Эмили.

По правде же Дэвид не появлялся до самого обеда, а когда весь взрослый состав приюта начал его искать, обнаружился замёрзший под грудой снега во дворе. Его лоб был рассечён и весь в крови, будто Дэвид упал ничком. Его успели спасти, но миссис Коул весь вечер расспрашивала детей о том, кто это сделал, и Том не получил бы никакого взыскания, если бы не друг Дэвида, ляпнувший, что последний раз видел Спарка с ним на улице. Том был не слишком разочарован наказанием. После розг он сидел на стуле в запертом кабинете и, напевая считалку, поигрывал жёлтым йо-йо. Он давно приметил его у Дэвида в руках. Не то чтобы игрушка сильно ему нравилась, но Тому было приятно, что теперь он, а не Спарк бросал катушку, а затем возвращал её в руку.

Бросал — возвращал, бросал — возвращал... И улыбался.

А вот она снова маленькая, но теперь она девочка Эмили, и она гуляет с мамой, папой и братом в зимнем парке. Они тоже лепят снеговика, но у Эмили на руках самые теплые, самые красивые бордовые варежки. Она вместе с Дадли катает снежный ком, но брат толкается и хочет, чтобы Эмили ему не мешала. Наконец он делает ей подножку, и Эмили падает, ударившись носом о твердую будущую голову снеговика. Дадли хохочет, но тут же замолкает — он с воем хватается за голову, вместо которой теперь снежный ком. Ему больно. Ему больно.

Но нет, Эмили так не делала. Так сделал бы Том. На самом деле к Эмили тогда подбежала мама, разняла их с братом, утерла нос. А Эмили не должна была ничего делать. Это было опасно… Пока еще опасно. Она еще знала, что злость в душе могла заставить ее сделать что-то неправильное, что-то, за что мама будет ругать именно ее, забыв, что Дадли начал первый. Поэтому Эмили лишь закусывала губу, стараясь не зареветь, и все силы прикладывала к тому, чтобы случайно не сделать Дадли больно в ответ.

Она наконец открыла глаза. Она — это она, перед ее глазами только что пробежали все ее жизни, они сомкнулись в одной точке, перемешались и улеглись в ее сознании, словно ил, опустившийся на морское дно. Она знает, что тела Тома больше нет, и она уже не тот Том, который приходил убивать это тело двенадцать лет назад. Она знает, что тело Эмили — ее тело. Всегда было и есть сейчас. Но то лишь тело, а жизнь? Чья у нее теперь жизнь?

Теперь это какая-то новая жизнь, и она не может зваться Эмили или Томом. Впрочем, она не может и не зваться ими. В таком случае она продолжит быть Лией — немногим лучше, но пока это самый подходящий вариант, чтобы разобраться, где берет начало она сама и где кончаются те ее личности, которые долгое время жили врозь: в своих телах, в своих временах, в своих собственных жизнях.

Лия чувствовала тяжесть, но эта тяжесть была приятной. В Дневнике такого чувства не было. Это означает, что у нее есть тело, и оно болит. А вот и сам Дневник — лежит на тумбочке рядом. Лия приподнялась на кровати, чтобы дотянуться до него, но, не справившись со слабостью, легла обратно.

Что-то подобное с ней уже было, когда она падала с башни и пыталась лететь. Но в этот раз ощущения иные: в теле что-то происходит, бурлит; тело ломит и лихорадит. Лия не знает, что с ней такое, Том никогда с таким не сталкивался, а Эмили и подавно. Лишь бы магия не пропала, думала она, вспоминая свои мучения два года назад.

Неподалеку раздались шаги. Лия вновь лежала на кровати, окруженной ширмой, и не могла видеть того, кто ходит по лазарету. Но шаг был ей знаком: должно быть, это мадам Помфри. И точно, вскоре ширму раздвинули, и полумрак сменился утренним светом.

— Как себя чувствуете? — спросила мадам Помфри, деловито подходя к ее тумбе и расставляя на ней склянки с подноса.

Лия открыла рот, чтобы ответить, но не сразу совладала с голосом.

— Не очень, — хрипло вырвалось из нее.

Мадам Помфри помогла ей подняться, подложила под спину подушку, накормила супом и принялась поить лекарствами. Лия послушно пила их, отстраненно замечая, чем именно ее лечат, и пытаясь понять от чего. В положении полулежа стало немного легче, и теперь Лия смогла оглядеться. Она была одета в мягкую больничную сорочку, ее школьная одежда вместе с сумкой лежала на стуле рядом. На тумбочке возле кровати, помимо склянок с зельями, стоял графин с водой, свежие луговые цветы в вазе и дневник. Лия украдкой бросила взгляд на мадам Помфри, но та не задавала лишних вопросов, молча делая свою врачебную работу.

— Как долго я здесь? — поинтересовалась Лия, решив, что мадам Помфри не собирается сегодня болтать.

— Всего ночь, вы быстро в себя пришли, хоть и пережили вчера немало.

Лия нахмурилась и едва заметно напряглась. Но мадам Помфри больше ничего не говорила, в то время как Лия желала узнать подробности и отчетливо распознала: «Знать бы еще, что с ней сделал этот Наследник. Не представляю, какую магию к ней применили. Дамблдор не позволяет отправить в Мунго». Быстро сообразив, что только что услышала мысли целительницы, Лия опустила голову, осторожно улыбнувшись: способности легилимента не пропали от произошедшего слияния и, более того, вернулись на тот уровень, на котором находились, когда она шла в Годрикову Впадину.

Она помнила беспомощность маленькой девочки, которой только предстояло изучить ту магию, которую она познавала долгие годы. Было бы очень неприятно лишиться всех знаний. Но Лия, зная о душах больше, чем кто-либо, была готова к тому, что настанет время, когда какие-то из освоенных чар не сработают. Слияние, она понимала это, точно не могло пройти бесследно: должны были распасться многие усвоенные уроки, взятые под контроль эмоции должны были пошатнуться, и Мерлин знает, что еще ее души претерпели от столкновения друг с другом. Но легилименция осталась с ней — это радовало.

— Дам… Профессор Дамблдор заходил? — спросила Лия и пристально посмотрела на целительницу.

Она узнала ответ раньше, чем ответила мадам Помфри. Да, Дамблдор был здесь. Видел ли он дневник? Брал ли его в руки, совал ли свой нос куда не следует? Если он знает обо всем, что с ней случилось, ей следует как можно скорее убраться отсюда. Опыт Эмили сейчас не имел значения, Том, как считала Лия, знал Дамблдора дольше и лучше. И дневник лежит на тумбочке — он должен был находиться в сумке. Кто его достал, Роберт или Дамблдор? Если второй, то он точно все понял, и ей опасно оставаться в школе.

Мадам Помфри оставила ее, сообщив, что ей положен постельный режим. Лия подождала, пока шаги стихнут, и попробовала встать. Ноги были деревянными, а ступни ныли и не хотели вставать на пол как положено. В руках была похожая боль, в пояснице, грудине — тоже. Лия поднялась, опираясь на тумбочку и неуклюже дошла до стула. Отыскав в карманах мантии палочку, она спешно вернулась к кровати и упала на нее ничком.

Свернувшись калачиком, Лия крепче сжала палочку и, чуть передохнув, попробовала простейшие чары: цветы взмыли в воздух, описали над кроватью круг, сделали пируэт и вернулись в вазу. Капли, разбрызганные стеблями цветов, исчезли с одеяла и пола. Лия уже была готова облегченно вздохнуть, но усилившаяся от колдовства боль во всем теле обеспокоила ее. Это должно пройти, сказала она себе, прислушавшись к ощущениям и предположив, что таков, должно быть, побочный эффект от того, что это тело принимает новую для себя магию, магию другой души.

Лия вспомнила, как Эмили не могла терпеть боль, и мысленно порадовала сама себя тем, что в другой жизни пережила самые высокие пороги боли и теперь знает, как перенести эту. Она снова повторила себе, что это побочный эффект и те лекарства, которые она только что приняла, должны помочь в ближайшие часы. Но, вероятно, колдовать придется первое время осторожно, главное — хотя бы оценить, какие чары еще остались с ней, а какие подверглись искажению и должны быть изучены заново — для ее новой души, какого бы вида она сейчас ни была.

Пока и речи не могло быть о побеге. Лия решила, что будет действовать по ситуации, а пока будет делать вид, что никак не связана с нападением, и будет отрицать, что имеет какое-то отношение к этому дневнику. Она уже готовилась к встрече с Дамблдором, ожидая, что тот навестит ее раньше всех, и держала палочку рядом с собой на всякий случай. Но Дамблдор ее удивил.

Не прошло и часа после ее пробуждения, как в коридоре послышались голоса. Мадам Помфри поспешила к дверям, чтобы проверить, кто собирается нарушить покой ее пациентов, и Лия смогла распознать говорящих, когда щелкнул замок.

— Она наш друг, мы хотим узнать, как она, — говорил голос низкий, размеренный. Он принадлежал Маркусу Флинту.

Лия с первого звука узнала этот голос и ощутила в груди странное чувство. Особенно это его «друг» заставило ее пойти мурашками и почему-то почувствовать стыд. Она сжала край одеяла вспотевшей ладонью и прислушалась.

— Она приходит в себя, пока я к ней никого не пускаю, — строго ответила Мадам Помфри.

— Но она уже в сознании? — спросил другой голос, высокий и резковатый. Это был Роберт Хиллиард.

Лия от этого голоса почувствовала еще большее смятение. Последнее, что она помнила о Роберте, это как он, побледневший, пытался узнать, что с ней стало. Тогда она не могла ответить — хотела, но слова никак не покидали сознание. Сейчас Лия ощутила готовность и необходимость говорить. Она вынула из-под одеяла палочку и направила на ширму. Шторки распахнулись, открывая перед Лией весь лазарет, а едва возникший всплеск боли в каждой кости тут же потух от того сладкого чувства, что Лия испытала, увидев друзей. Друзей. Лия чувствовала, что сам смысл, которое наполняло это слово, она поняла, только живя жизнью Эмили. Вот отчего было смятение: Том не испытывал ничего подобного.

Лия улыбнулась им обоим, переводя взгляд с таких знакомых крупных зубов и маленьких бегающих глаз Маркуса на не менее въевшиеся в память квадратные очки и острый прямой нос Роберта. Она словно вечность не видела их и не знала, как повести себя сейчас, чтобы показать им, как она рада их видеть. Эмили не успела дорасти до того момента, чтобы передать ей знание о том, как справиться с ненормально бьющимся сердцем при виде близких людей. А вот жизнь Тома дала ей достаточно знаний о том, что привязанность — лишь мираж, и заставляла чувствовать себя неуютно от той расположенности, которую Лия испытывала сейчас к этим старшекурсникам.

— Мадам Помфри, пожалуйста, дайте нам всего десять минуток. Обещаю, я не встану с кровати, — проговорила Лия наконец, на мгновение избавив себя от необходимости приветствовать парней какими-либо словами.

Целительница повернулась к ней, открыв рот, будто готовясь по привычке погнать ее в кровать, но, увидев, что Лия никуда не вставала и примирительно улыбалась ей, поджала губы и нехотя отошла от прохода, пропуская гостей.

— Через десять минут выгоню, — проворчала она, уходя в свой кабинет.

Маркус и Роберт в несколько шагов пересекли лазарет и уселись на стулья возле Лии. Все трое переглядывались, не зная, с чего начать. Роберт сидел плотно сжав колени и почесывая нос. Маркус не двигался, широко расставив ноги и навалившись на спинку; его подбородок был задран, так что казалось, что он смотрит свысока, и в этот момент Лия отчетливо поняла, как же он был похож на Альфарда Блэка, кем бы он ему ни приходился.

Сама Лия двумя руками держалась за палочку, которая лежала поверх одеяла, и склоняла голову, разглядывая парней. От нее не укрылось, что Маркус раз за разом проговаривает про себя какой-то вопрос, который не решается задать, и что Роберт заметил на тумбочке позади нее черную тетрадку, но старается не смотреть в ту сторону. Чтобы разобрать что-то большее, Лии надо было приложить усилия, чтобы разъединить мысленные образы, которые она, словно антена, ловила от них обоих, и она начала разговор первая:

— Что вы знаете о том, что произошло?

Она смотрела то на одного, то на другого, вылавливая общее настроение.

— Дамблдор сказал, на тебя напали, — ответил Маркус, перед этим переглянувшись с Робертом. — На тебя и чистокровную слизеринку.

Лия опустила голову, не уверенная, что в состоянии сейчас скрыть свое удивление. Справившись с ним, она вновь подняла взгляд и спросила:

— А что еще он сказал?

— Что ты… пострадала от него. Что это был… Наследник Слизерина. Что могло быть двойное нападение, но тебе удалось избежать чар Чудовища из Тайной Комнаты.

Лия смотрела прямо в глаза Роберту, говорившему эти слова, и в ее сознании проносились картинки сегодняшнего завтрака, где директор объявлял о том, что Наследник Слизерина взялся за учеников иного статуса крови. За спиной Дамблдора так и висело ее кровавое послание.

— Это правда? — Маркус подался вперед, на лбу его пролегла беспокойная складка.

Никто из них не улыбался. Лия чувствовала исходившую от них тревогу, и осознание, что они боятся ее, только другую ее, болезненно пульсировало где-то в районе солнечного сплетения.

— Что-то вроде этого, — тихо произнесла она, позволяя себе немного слукавить.

То, что произошло на самом деле, в целом, можно было охарактеризовать, как «пострадала от Наследника Слизерина». Но Лию обеспокоило, что Дамблдор упомянул ее, как одну из жертв. Ей бы вовсе не хотелось мелькать в этой истории.

— Вам рассказали, как Наследник все это делал? — спросила она, прощупывая ситуацию дальше.

Роберт быстро взглянул на дневник и вернул взгляд на колени.

— Роберт, ты что-то знаешь? — Лия полностью повернулась к нему.

— Нам не сказали, — ответил Маркус на предыдущий вопрос, почесав подбородок. — Но мы видели, как эта штука… м-м-м…

— Она текла в тебя, — закончил за него Роберт.

Лия легонько коснулась его сознания, чтобы рассмотреть, как слияние с крестражем происходило со стороны, но вместе с этим она словно окунулась в тот ужас, которым сейчас наполнялся разум Роберта при воспоминании об этой сцене. Он вспоминал труд Герпия и думал, что Эмили столкнулась с темной магией. Лия, испугавшись того, как близко он был к разгадке, сказала ему лучшее, что смогла придумать за такое короткое время:

— Это я возвращалась в себя. Эта тетрадь была как-то заколдована, и я случайно оказалась под ее влиянием, когда…

— Так это ты вчера напала? — нахмурившись, перебил ее Маркус.

— Я… Нет, дослушай!

Лия вздохнула, собираясь с мыслями. У нее должно было быть другое алиби, к такому повороту она не готовилась. Что бы она сейчас ни сказала, Маркус и Роберт оба поймают ее на лжи, зная и то, что у нее есть домовик, который мог бы отнести вещи в башню, если бы она сказала, что направлялась туда, прежде чем спуститься в библиотеку, где ее видели другие ее друзья, и то, что ей несвойственно забредать в странные кабинеты и уголки замка, если бы она сказала, что якобы столкнулась с Наследником именно там.

— Я просто завернула за угол. Все. Я не помню ни самого Наследника, ни Чудовища, ни того, как ко мне попала эта тетрадь.

— Гм-м… Возможно, директор скрыл какие-то воспоминания, — предположил Маркус. — Ну, знаешь, чтобы ты не помнила самого страшного.

Лия хмыкнула, подумав сначала, что это не его стиль — манипулировать с сознанием так грубо, но потом вспомнила Дурслей, забывших, что именно магия стала причиной аварии в прошлом году. Мерлин, она помнит Дурслей! Помнит это лето с ними и то, как улучшились их отношения. Лия невольно улыбнулась себе и почувствовала, как защипало в глазах. Она не смотрела на парней и на мгновение даже забыла об их существовании, вспоминая маму.

— Ты чего? — обеспокоенно спросил Маркус, дотрагиваясь до ее плеча.

— Я родителям давно не писала, — тихо ответила Эмили, направляя палочку на сумку.

Та летела к ней неровно, неуверенно, и Лия почувствовала, что парни пристально смотрели за ее палочкой в дрожащей руке. Лия не сказала им ни слова и была благодарна, что они тоже сделали вид, будто все было нормально. Она достала пергамент, чернила, и подняла голову на друзей:

— Я в порядке. — Она перевела взгляд на Роберта, который сидел совсем бледный и повторила специально для него, помня и ощущая его волнение: — Со мной правда все нормально. Раз Дамблдор говорит, что я выжила и не пострадала так сильно, как та слизеринка, давайте больше не возвращаться к этому. Кстати, вы его видели здесь?

Парни рассказали ей, как все случилось, упомянув, что вместе с Дамблдором пришел Снейп и оба они были очень взволнованы и словно понимали, что происходит с ней. Лия украдкой скосила глаза на дневник. Значит, Дамблдор точно все знает. Но почему он выставляет все совсем по-другому? Может, он и правда думает, что сама Эмили не нападала на Матильду и что Наследник в этот раз решил напасть на двух учениц немаггловского происхождения? Тогда, наверное, стоит побыть здесь чуть дольше и сбить его с толку, подыгрывая этой легенде. Неплохо бы скорректировать ее, а то многие могут решить, что целью Наследника была Эмили, полукровка, и что Матильда попала под руку случайно. В конце концов, все может свестись к тому, будто Эмили сама нападала на учеников. И еще Джинни… Она может решить, что, избавившись от Дневника, подвергала опасности кого-то другого, может понять, что это и в самом деле она нападала на магглорожденных прошлой осенью. Нет, нет, Лия должна что-то с этим сделать.

— Знаете что, — сказала она. — Мне кажется, я поняла, почему в этот раз Наследник напал на чистокровную и не постеснялся напасть на меня.

Парни сдвинули брови почти синхронно.

— Я родилась у магов, но моя мать — Лили Поттер — нет. Матильда родилась у магов, ее родители — тоже от магов, родители ее родителей — тоже. Но насколько далеко идет эта «чистая» родословная? Раз Наследник напал на нее и написал то, что написал, значит, он считает, что в ее роду есть магглы.

— А оно так и есть, — горячо закивал Маркус. — Я знаю, что у меня есть очень далекий родственник-маггл. В нашей официальной родословной его нет, но в детстве, на похоронах бабушки, я много чего слышал. Хоть мне и говорили, что все это бредни.

— И что, он теперь будет косить всех, чьи дальние родственники когда-либо были магглами? — спросил Роберт.

— Да вроде его новая надпись говорит как раз, что чистокровный маг — это тот, кто владеет магией, невзирая на родословную, — задумчиво произнес Маркус.

— Может, это его новое предупреждение?.. — Лия сглотнула и обернулась к Маркусу. — Ну, знаешь, как кошка Филча в прошлый раз.

— Думаешь, он хочет сказать, что слизеринцам пора пересмотреть взгляды на чистокровность? — уточнил Роберт.

Флинт, сильнее вздернув подбородок, выплюнул:

— Я-то их давно пересмотрел!

— Рейвенкловцам тоже, — заметила Лия. — Похоже, ему нужны были чистокровная и полукровка с этих двух факультетов, чтобы стало ясно, что нападение не ошибка.

Маркус встал, утирая лоб рукой, и принялся ходить вокруг кровати. Он то засовывал руки в карман, то доставал их и теребил галстук.

— То есть он просто так в любой момент может напасть на любого ученика, пока все не признают в магглорожденных магов?

— Видимо так. Но ведь ты давно искал возможность перевернуть представления о чистокровности? — тихо проговорила Лия, внимательно следя за его медленными, размеренными шагами. — Ты и некоторые другие слизеринцы. Помнишь, ты мне говорил об этом на первом курсе?

— Помню, конечно… Просто в такое время…

— По-моему, подходящее время, — отрезала Лия. Пергамент в ее руках намок от пота, пришлось скомкать его и отложить вместе со всем остальным в сторону. — Скажи о своих догадках другим слизеринцам. Я уверена, вам сейчас есть что обсудить.

Маркус потер сзади шею, задумчиво глядя в пол, затем покивал:

— Да, ты права. Надо показать, насколько мы теперь все в опасности. Еще неизвестно, что Малфой сейчас сделает…

— Ты про старшего? Он уже здесь? — Лия вскинула на него голову.

— Здесь… М-м-м… — Маркус переглянулся с Робертом. — Вообще он хотел с тобой пообщаться, едва узнал, что ты тоже пострадала, но в сознании.

— Хорошо, — кивнула Лия. — Я подготовлюсь к встрече с ним.

— М-м, ты не поняла. Его не пускают к тебе, — вместо Маркуса ответил Роберт.

Лия перевела взгляд на него.

— Дамблдор?

— Да, ограничил передвижение по школе для посторонних, даже для тех, кто состоит в Совете попечителей. Ради безопасности, как нам сказали.

— А Люциус… — начала Лия по привычке и поспешно договорила фамилию, — Малфой еще здесь?

— Вроде бы с сыном общается, — сказал Маркус, присев на ее кровать с другой стороны.

— Угу… — Лия задумалась. — Тогда я сама с ним поговорю.

Она откинула одеяло и попыталась встать, надеясь, что тело стало чуть более послушным. Но едва она коснулась ступнями пола, она поняла, что боль в каждой клеточке дает о себе знать. Лия, впрочем, могла стоять на ногах и даже передвигать ими, и пошла к стулу с одеждой, пытаясь скрыть от друзей свои муки.

— О чем? — начал было Маркус, но заметив в ее движениях что-то неестественное, вскочил с постели и подхватил ее под локоть. — Куда тебе идти? Ну смотри, что с тобой. Ляг, ради Мерлина. Он сам до тебя доберется, будь уверена.

Лия позволила вернуть себя в постель и мысленно согласилась с Маркусом, что никуда она идти пока не может. А при разговоре с Люциусом она должна быть здоровой и не показывать своей уязвимости. На всякий случай. Да и то, при каких обстоятельствах она хотела поговорить с ним, заставляло ее сначала прийти в себя, чтобы не навредить ни Малфою, ни себе.

Пока Лия возвращалась под одеяло, в поле ее зрения попала тумбочка.

— Тогда отдай ему вот это. — Она схватила с тумбочки бывший крестраж и едва сдержала улыбку при взгляде на него. — И, если не сложно, передай, что я обязательно поговорю с ним, когда это будет возможно.

— А эту штуку зачем ему отдавать? — спросил Роберт, одиноко сидевший чуть дальше от кровати с другой ее стороны.

— Вещественное доказательство. Он ведь хочет узнать, что со мной стало? — Лия улыбнулась.

— А что, в ней все еще черная магия? — Маркус указал на тетрадь в ее руках, не решаясь браться за нее.

Лия демонстративно пролистала дневник.

— Может быть, и нет. Может, Дамблдор снял чары. А может, пока нет Наследника, она не работает, как и Чудовище. Но ты передай ее Люциусу. Пожалуйста. И скажи, что я о-очень хочу поговорить с ним. И обязательно поговорю, когда смогу. Сделаешь?

Маркус нерешительно принял из ее рук дневник. Он держал его подальше от себя, поэтому Лия добавила:

— Лучше спрячь и не показывай никому, кроме Малфоя. — Затем она перевела взгляд на Роберта и обратно на Маркуса и сказала: — Если что, когда будете объяснять чистокровным свою версию того, почему на них нападают, имейте в виду, что я за вас. Так что держите меня в курсе, ладно?

На этой ноте они распрощались: мадам Помфри пришла выгонять гостей. Когда парни ушли, Лия приняла необходимые зелья и, уронив голову на подушку, расплылась в улыбке. Эмили никогда не чувствовала то, что она ощущала сейчас. Что ж, видимо, в текущем положении Лия пока сделала все, что смогла. Не стоит терять времени даром, и раз она не лишилась знаний легилименции, хоть и ее использование причиняет небольшие неудобства, она пока займется решением своих внутренних проблем.

Где-то там, в Албании, находится совсем другая она. Она, еще не знающая о том, что маггл-отец не сделал ее меньшим магом. Она, которая считает себя главной. Она, которая никогда по-настоящему не переставала быть Томом Риддлом, хоть и навсегда отказалась от этого имени. Но прежде чем отправиться на мысленные поиски второй половины лорда Волдеморта, чтобы внести ясность между ними, Лия решила, что все-таки сначала напишет письмо родителям.

Она вновь приняла полусидячее положение, достала новый пергамент и начала писать.