Друг № 3 (гет)

Драко Малфой был одинок, и это никого не волновало. Он был одинок так давно, что сердце его съежилось и застыло, превратившись в ломкий и колкий черный камешек. Заняться ему было нечем, поэтому он мысленно составлял полный и исчерпывающий список своих друзей. Времени на это требовалось немного: в списке были два человека — Панси Паркинсон и Блейз Забини. С тех пор, как закончилась война, прошло девять лет, и все, похоже, сумели приспособиться и оставить прошлое позади. Кроме Драко. Он украсил список дополнительными подробностями, потому что свободного времени у него хватало.

Панси, как и он, была одинока, и денег у нее было в избытке. В возрасте восемнадцати лет она подала в отставку, до этого не проработав ни дня, и после нескольких лет, занятых неудачными романами, пришла к выводу, что нет никакого смысла выходить замуж и заводить детей. В отличие от Драко, она была вполне довольна собой и целиком поглощена очередным творческим или магическим капризом. Ее обычно хватало на пару месяцев, после чего она переключалась на новое увлечение. Она говорила Драко, что не собирается загонять себя в ловушку или принимать в расчет чьи-либо чувства. Панси трудно было назвать милой девушкой, но она, во всяком случае, смирилась с собственным себялюбием. Все, чего она хотела — это всегда считать себя лучше других и делать то, что придет в голову. Драко испытывал к ней невольное уважение.

Блейз был женат на Дафне Гринграсс, которая взялась неизвестно откуда. Ладно, она училась в Хогвартсе на одном курсе с Драко. У Блейза и Дафны имелась пятилетняя дочь Амаранта, и они регулярно устраивали в своем особняке роскошные приемы. Четыре года назад, на одном таком приеме Драко заинтересовался младшей сестрой Дафны, Асторией. У сестер Гринграсс имелось множество достоинств, некоторые из которых начинались на «г» и «з». Кроме того, они были хорошо воспитаны и богаты, и когда Драко заметил, что блондиночка в противоположном конце зала не сводит с него глаз, накопившееся одиночество кольнуло его в грудь. Он пригласил ее на свидание, и так начался его последний роман, который продлился два года.

Драко был одинок не из-за своего прошлого, не потому, что страдал застенчивостью или его не всегда понимали правильно. Просто у него был отвратительный характер. Кроме привычки к издевательским шуточкам, которые только Блейз и Панси находили забавными, он имел обыкновение говорить правду в глаза. Например, если у кого-то (чисто гипотетически) имелась копна не поддающихся укладке волос и выступающие, как у бобра, передние зубы, он чувствовал себя обязанным указать на эти недостатки, чтобы их можно было исправить и тем самым воспрепятствовать снижению общемирового уровня привлекательности. Во внешности Астории трудно было к чему-то придраться, чего, к сожалению, нельзя было сказать о ее уме. Звезд с неба она не хватала, была туповата, не любила читать книги, и Драко не упускал случая пройтись по этому поводу. Как-то на вечеринке Драко сострил при Астории, что той можно напиваться без всякой опаски, потому что ее мозгу уже ничто не повредит. Когда Панси заметила, что его девушка стоит рядом с ним, он ответил, что до той все равно не дойдет. Астория порвала с ним прямо на месте при всех гостях. Получилось некрасиво, но неделю спустя все позабыли об этом происшествии.

Тут вышла довольно любопытная история. Когда его дочь Дафна пошла в Хогвартс, а Волдеморт стал готовиться к возрождению, старик Как-его-там Гринграсс решил, что в этот раз не расстанется ни с единым галлеоном. За время Первой войны он усвоил, что чистокровный колдун из высшего общества может отказаться принять Черную Метку, но тогда он обязан доказывать свою преданность Повелителю многочисленными пожертвованиями. В конце концов, откуда-то надо брать средства на взятки министерским чиновникам и на эльфийское вино с черной икрой для вечеринок Упивающихся Смертью!

Прижимистый мистер Гринграсс поил своих деловых партнеров зельем Забвения, чтобы те забыли, что он им так и не заплатил. Во время одной такой сделки его осенила гениальная идея: изменить состав так, чтобы получилось зелье Забывчивости, и применить к себе и своей семье. Теоретически, в случае успеха о Гринграссах помнили бы только тогда, когда они попадались на глаза. Все остальное время окружающие забывали бы об их существовании.

К несчастью, со времен Основателя слизеринцы переоценивали свои способности к зельеварению (потому что это искусство традиционно преподавалось с явной склонностью завышать оценки своему Дому). Гринграсс повторил распространенную ошибку: он сварил зелье Забывчивости, но сделал его слишком сильным. Если верить Астории, по утрам ее отец зачастую не мог вспомнить, как его зовут, и никто вокруг не мог его просветить, потому что не мог удержать это имя в памяти.

Астории досталась меньшая порция зелья, но и этого хватило, чтобы выводить Драко из себя, пока они встречались. Некоторые его знакомые до сих пор были убеждены, что он ее выдумал, хотя и видели много раз.

Порой Драко думал, что у них с самого начала не было шансов. Какой смысл в подружке, которой даже нельзя похвастаться?

Само собой, Драко не полностью отвечал за свой отвратительный характер. Так уж его воспитали. Если он соображал недостаточно быстро или совершал ошибку, отец ему на это указывал. Если он выглядел не идеально, его мать сообщала ему об этом. В результате Драко Малфой превратился в умного, безупречно одетого, одинокого придурка и таким и остался.

В этот день он чувствовал себя еще более одиноким, чем обычно. Блейз связался с ним по камину, чтобы заявить, что если он еще раз доведет Амаранту до слез, то больше ее не увидит. Панси отбыла на две недели в Колумбию, чтобы выяснить, как выращивают кофе. Других друзей у него не было, и ко всему, когда он полез в комод, то наткнулся на дне ящика на колдографию Астории.

Она улыбнулась в камеру, а потом нахмурилась и отвернулась, упершись глазами в пол. Драко вспомнил, что снимок был сделан за неделю до того, как они расстались. Он сказал ей, что на колдографии она получится замечательно, потому что все равно больше ни на что не годится. Он долго рассматривал снимок, вглядываясь в опущенные плечи и полные боли глаза, и невольно задумался — может, не стоит все время говорить гадости? Разве ему от этого становится легче? Похоже, что все остальные ценят прямоту и честность заметно меньше, чем он. Похоже, что так. Так оно и есть.

Он глубоко задумался, припоминая все остроумные вещи, которые ему случалось говорить и делать, и осознал, что остроумными они казались только ему самому. Например, как-то, когда все зазевались, он съел мороженое Амаранты, чтобы спасти ту от раннего ожирения. Или совершенно случайно нарочно опрокинул полный бокал вина на новое платье Панси. То ей совсем не шло, а так у нее было время до прибытия гостей переодеться во что-нибудь поприличнее. Он даже вспомнил, как когда-то давным-давно отпустил непристойную шуточку насчет трусиков Гермионы Грейнджер, предупреждая, что ту ищут Упивающиеся Смертью. Он до сих пор не знал, почему тогда решил ее предупредить. Но по размышлении ни одна из выходок больше не казалась ему забавной.

Может, ему и было поздно обзаводиться новым характером, но он принял твердое решение: даже если всю оставшуюся жизнь ему будут приходить в голову гадости, вслух он станет произносить не больше половины. Пожалуй, не больше трети. А может, когда-нибудь и вообще почти ни одной. А чтобы не замолчать навек, он станет говорить людям приятное. Он попробует на Блейзе и Панси, а потом отправится в большой мир и будет упражняться на людях до тех пор, пока не обзаведется третьим другом. Для начала он связался по камину с Блейзом.

К его облегчению, тот был в гостиной один, но выражение его лица не сулило успеха. Драко еще не произнес ни слова, а Блейз закатил глаза с такой силой, что Драко испугался, как бы тот не вывихнул веки.

— Послушай, приятель, — начал Блейз. — Я понимаю, что обошелся с тобой сурово, но мне надоело подыскивать тебе извинения.

— Я об этом и хотел поговорить, — Драко задумался, что бы сказать приятного. — Я тут видел тебя с Амарантой… ты не такой уж плохой отец.

У Блейза отвисла челюсть, и он так и замер.

— Что ты сказал?

— Ты все слышал.

— Я наверняка ослышался, — заявил Блейз.

— Мне и так нелегко, а тут еще ты!

Драко собирался этим ограничиться, но, раз начав, уже не мог остановиться. Годы смятения и тщательно скрываемых сомнений прорвались ему в горло, и он почувствовал, как впервые в жизни из него выплеснулся поток слов. Он никогда не понимал, почему окружающие не заткнутся и не оставят свои переживания при себе, а теперь с удивлением обнаружил, что остановить поток признаний не легче, чем настоящую рвоту.

Он сдался и позволил себе выговориться:

— Я хотел попробовать, потому что ты один из моих друзей. Один из двоих моих друзей. Ты хоть понимаешь, что у меня вас только двое? И одна уехала, а второй со мной поссорился. Ты отлично понимаешь, что… Я знаю, что вы оба меня жалеете. Бедненький Драко, не знает, куда приткнуться, с тех пор, как мамочка с папочкой не могут покупать ему новых друзей. Хотя нет, не бедненький, такого придурка даже толком пожалеть нельзя. Мне даже с самим собой разговаривать надоело. Так что я решил прекратить издеваться над окружающими.

За всю свою жизнь он на трезвую голову никогда не выпаливал столько правды. Наступила неловкая пауза, которую Блейз использовал, чтобы придать своему лицу подобающее выражение. Сначала на нем проступило потрясение, потом усмешка, а потом возникло впечатление, что он вот-вот покажет Драко, что такое настоящая рвота. В конце концов, он остановился на всех трех выражениях сразу.

— К троллю, Малфой! Ты что, нарочно дождался, чтобы Панси уехала, прежде чем делать свои смехотворные заявления? Сам знаешь, с тех пор, как родилась Амаранта, я стал не тот, и до Панси мне далеко, но раз уж ее нет, постараюсь вбить тебе в голову немного здравого смысла. Да, мы считаем, что ты ведешь себя как идиот, и нам надоело возиться с тобой, чтобы ты себя не прикончил. Но, если тебе от этого станет легче, Панси — редкая сука. Может, еще похлеще тебя, только ее не волнует, что о ней думают. Мы все равно тебя любим, хотя ты и придурок. Мы — единственные на всем белом свете, кто считает, что у тебя есть чувство юмора, и при этом в состоянии выносить твои издевки. Короче говоря, ты выбрал самого неподходящего человека.

Слушать Блейза было неприятно, но Драко понимал, что тот прав, особенно что касается Панси: она бы от него мокрого места не оставила. У нее язык был буквально утыкан иголками. Ладно, это преувеличение. У нее язык был утыкан иголками в переносном смысле.

— Но если ты серьезно, тогда я отвечу серьезно. Я знаю, ты считаешь, что тебе легче справиться с собой, прячась от людей, но лучше тебе попробовать пообщаться с посторонними. Которые не знают, что двадцать шесть лет подряд ты был образцовым придурком. Поэтому тебе надо выбраться из дома.

Драко задумался. Он нигде не работал, и его нигде не ждали, кроме как у друзей. По ресторанам он не ходил, а за покупками посылал домовиков. Поглядев на полупрозрачную кожу рук, он осознал, как неприлично давно не появлялся за пределами Манора. Но для одного дня он и так наговорил о себе слишком много, поэтому не сказал ни слова, ожидая, что еще посоветует Блейз.

— И самому тебе не справиться. Тебе нужно найти какого-нибудь хорошего человека, который бы подсказывал, что делать, иначе ничего не получится. У нас такого на примете нет. Мне помогла Дафна, но тебя она не выносит. Так что я помогу тебе единственным известным мне способом: давлением и шантажом. — Он сделал драматическую паузу. — Если ты сможешь мне жаловаться, дело не сдвинется. Поэтому я отказываюсь с тобой общаться, пока ты не обзаведешься третьим другом, которому ты действительно понравишься, — заключил Блейз с очаровательной улыбкой.

— Ты это называешь помощью? По мне, так все наоборот! — жалобно проныл Драко. — Я только что принял решение начать новую жизнь, и ты меня бросаешь? Что ты за друг после этого? Мне придется сначала найти второго друга, потому что я остался только с одним!

— Я — плохой друг, точь-в-точь как ты, и мне не помешает отдохнуть от обязанности нянчиться с Малфоем. Так что я еще кое-что прибавлю: найди-ка себе работу.

Если хорошим людям постоянно дают такого рода дружеские советы, Малфой точно не хотел войти в их число. Он искривил губы.

— Видишь? — как ни в чем не бывало, продолжал Блейз. — Поэтому люди тебя и не выносят. Ты хоть понимаешь, что всем, кроме нас, приходится работать, даже если им совсем не хочется?

Драко про это знал, но вспоминать не любил.

— А может, хватит того, что я это понял, и перестану издеваться над теми, кому приходится зарабатывать на жизнь?

Блейз хмыкнул.

— Нет. Я, пожалуй, объединю оба требования. Мы не будем общаться, пока ты найдешь себе еще одного друга и не наймешься на работу. И не вздумай бежать к папочке! Нет, это должна быть настоящая, черная работа. На Диагон-аллее есть маленькая кофейня. «Ворон» или как-то так. Вчера видел, что им требуется персонал.

Блейз расхохотался, представив, как Драко Малфой в длинном фартуке хмуро подает кофе и портит людям день с самого утра.

— На сегодня добрых советов хватит, — продолжал он. — В любую минуту может вернуться Дафна с покупками, и я не хочу, чтобы она увидела твою голову и озверела сразу, как переступит порог.

— Послушай, может, я задержусь на пару минут, обменяюсь с ней словечком? Я буду хорошо себя вести, обещаю.

В ближайшие две недели, пока не вернется Панси, никакого дружеского общения Драко не светило, поэтому он и тянул.

— Да ну? И о чем таком вы будете говорить? О погоде? Сомневаюсь, что ты помнишь, какое нынче время года. А может, вам посплетничать про Асторию, чтобы до Дафны дошло, почему она никогда тебя не простит? О, придумал — можете потолковать о моей дочери, над которой ты так любишь поиздеваться. Знаешь что? Оставайся к обеду, вот все обрадуются!

— Я не издеваюсь над Амарантой.

— По-моему, мы это обсудили пару часов назад. Ты рассказываешь ей жуткие истории, после которых она не спит по ночам, внушаешь, что она тупая, и в пятилетнем возрасте вздумал устроить ей пищевое расстройство.

Блейз заметил виноватый вид Драко и добавил:

— Думаешь, я не замечаю, как ты таскаешь десерт с ее тарелки? Лучше тебе перестать, пока Дафна тебя не застукала. Она тебя еще больше возненавидит, если это вообще возможно.

— Ладно, все, понял. Я ни на что не гожусь, и у меня нет шансов исправить все, что натворил. Думаю, мне лучше всего уйти и как-то это пережить.

При виде трагического лица Драко Блейз смягчился:

— Хорошо. Раз ты решил стать приличным человеком, я с тобой так и обойдусь. Как отец, я тебе ответственно заявляю: если сможешь устроиться на работу и найти друга, я, пожалуй, буду тобой гордиться. Тобой раньше кто-то гордился?

— Никто, — ответил Драко, не задумываясь.

— Тебе понравится. А теперь пошел отсюда, пока мои не вернулись, и весь день не полетел насмарку.