Эликсир жизни (гет)

Гермиона чувствовала, как слабеют ее ноги, и она сползает по стене. Невольные слезы заливали лицо. Тело сжалось в выворачивающей наизнанку судороге. В голове с пульсом крови стучались вопросы…

Почему ей было так больно? Жутко и пусто, словно разверзлись небеса. Ведь все это являлось игрой, не более…

Неужели это конец, она потеряла его?

У них же был договор. Разорвет ли его Риддл?

Того, что она уже сделала, должно было оказаться достаточно для изменения жизни Тома. Но это не утешало. Утешало одно – он не знал про манипуляции с его воспоминаниями и чувствами! Он думал, что подружка лишь совершала экскурсию по его колоритному прошлому.

Сможет ли Том простить ее?.. Она сама бы смогла?

Мерлин, помоги пока не переживать об этом! Надо прекратить реветь. Немедленно.

Гермиона использовала несколько успокаивающих приемов, и ей стало легче. Отвлечься, нужно было отвлечься. На задворках сознания она прекрасно отдавала себе отчет, что таким образом работает защитный механизм – отрицание важности происходящего ради избавления от боли. Но девушка была и этому рада. Взмахнув палочкой, она проговорила заклинание. И почувствовала, как ее лицо посвежело, глаза засияли, губы словно налились блестящим соком. Она была красива. Пошел ты, Риддл, куда подальше. Гад красноглазый. Параноик латентный. Гибрид баньши с василиском!

В конце концов, можно было даже порадоваться. Ложь, что Гермиона любит его, – это же была просто ложь? – подавила ярость и гнев Волдеморта. Он не убил ее – и на том спасибо.

Экс-гриффиндорка отряхнула платье и быстрым шагом направилась в Большой зал. Нужно было поставить точку в этой безрадостной истории.

Гермиона увидела Джона практически сразу же. Он что-то оживленно вещал той самой кареглазой девушке. Но та лишь сурово хмурила брови и гордо задирала нос. И только когда парень склонился к ее уху, она отстранилась, в ужасе закрыла рот ладонью и бросилась из зала. Люпин было кинулся за ней, но остановился и, опустив голову, погрузил ладонь в каштановые волосы. В этот момент Гермиона передала ему сигнал о необходимости встречи и вышла подкараулить его у лестницы.

Она уже решила, что парень не придет или монетка не сработала, но гриффиндорец наконец появился. Выглядел он откровенно неважно.

– Не думал, что когда-нибудь смогу вновь говорить с тобой, – сдержанно заявил он, не глядя на девушку. – Но все же я обязан сказать тебе спасибо.

– На здоровье, – усмехнулась она. – Вы их нашли?

– Да, сейчас все в медицинском крыле, – сухо кивнул Джон.

– Ты не говорил про меня? – осторожно поинтересовалась Гермиона.

– Нет, конечно, – он возмущенно вскинул голову. Можно было и не спрашивать. Все равно придется применить легилименцию. – Хотя и не ожидал вновь встретить тебя там в таком… необычном виде.

Он покраснел, видимо, вспомнив подробности этого самого «необычного вида». Интересно, они будут теперь ему сниться в его «мокрых» снах? Судя по его эмоциям, весьма вероятно, что будут.

– Спасибо тебе, что согласился сотрудничать. Я рада, что мы заключили сделку и спасли магглорожденных, – вежливо произнесла девушка, обнаруживая в его мозгу нужные воспоминания. – И прости меня, Джон.

– За что? – удивился гриффиндорец.

– За это, – Гермиона взмахнула палочкой, сопровождая движение заклятием стирания памяти, и сразу же после этого – «Accio сигнальная монета Люпина».

Никаких улик и воспоминаний о сделке.

– Нет, со мной все в порядке. Надеюсь, и с тобой тоже. И не бегай так быстро по коридорам, совсем можешь голову расшибить, – тепло и немного виновато улыбнулась она и оставила парня в растерянности и попытках что-то вспомнить.

Девушка вернулась в Большой зал и, сев за один из столиков, налила себе сока и нашла пару несъеденных шоколадок. Как кстати, при таком стрессе одной белковой пищей настроение не повысишь… Гермиона позволила себе отпустить тревожные мысли, эмоциям – слиться с музыкой. Как прав был Мерлин, утверждая, что важен не сам факт, а реакция на него… Она не заметила, сколько прошло времени. Очнулась девушка, лишь когда перед ней появился стройный молодой человек, который на поверку оказался Альфардом Блэком.

– Позвольте пригласить на танец, мадемуазель? – галантно предложил он, протягивая руку.

Гермиона быстро поднялась на ноги, но не потому, что стремилась принять предложение представителя древнейшего магического семейства. Для создания впечатления о собственной значительности не стоило общаться с человеком, глядя на него снизу вверх. Даже если он был выше ростом. Стайные инстинкты, и люди их подсознательно унаследовали. Девушка слегка откинула голову назад и смерила Блэка изучающим взглядом.

– Ты что, Альфард, решил вернуться к амплуа шутника? – подняв брови, наконец, поинтересовалась она.

– А я и не расставался с этим амплуа. Хотя мне просто стало интересно, почему ты тут сидишь одна и заедаешь шоколадками такое приключение, – он выдал смешок, слегка истерический и саркастичный. – Невкусно было?

Глаза Гермионы расширились:

– Что? – удивленно переспросила она.

– Пока ты тут страдаешь в одиночестве, твой дружок половине Слизерина рассказал, как вы пудрили мозги Дамблдору, – с легкой насмешкой пояснил Альфард. – Риддлу пить нельзя. А то так и проговорится, что Тайную комнату открыл.

Ее глаза сузились, и Гермиона приблизилась к парню вплотную.

– Неужто так и сказал, что пудрили мозги? – проникновенно-холодно уточнила она.

– Нет, я сам догадался, – невинно улыбнулся Блэк.

– Держал бы ты лучше свои догадки при себе, Альфард, – ее глаза полыхнули огнем. – Так будет лучше всем: и Слизерину, и магглорожденным, и лично тебе. Уж поверь мне.

И с этими словами девушка быстро направилась в сторону гостиной, отметив на лице Блэка смесь грусти и сарказма.

Картина, представшая перед глазами Гермионы, напомнила ей маггловские фильмы о патрицианских оргиях в древнем Риме.

Место перед камином было освобождено от мебели. На ковре возлежали участники празднества, некоторые из которых только иногда подавали признаки жизни громким иканием и всхрапыванием, другие вели ровную беседу за бокалами вина, третьи перешептывались или хихикали. Даже на полу слизеринцы устроились с роскошью – шелковые подушки и тонкие расшитые пледы создавали ощущение богемности. Живой огонь и порхающие в воздухе заколдованные звездочки завершали картину шика и уюта, волшебства и неги. Но никого из «Рыцарей» в этом братском сибаритском уголке не наблюдалось. Начинающие прихвостни Волдеморта оккупировали мягкую мебель в углу гостиной, откуда лились тихие звуки арфы. Созданная магией музыка рождалась в воздухе и была трепетно-проникновенна. Надо же. А впрочем, чего она ожидала от аристократов? Тяжелый рок? Еще не изобрели... Эйвери что-то шептал на ухо своей хаффлпаффке, в ответ на что та краснела и хихикала. Лестрейндж устроился в кресле и уже ни на кого не реагировал, блаженно пребывая в царстве Морфея. Малсибер опрокидывал рюмку за рюмкой, временами прерываясь на поиски, с кем бы разделить тост. Несколько третьекурсников мирно посапывали в обнимку у него в ногах. Розье лежал на коленях у очередной девицы. А Том… Том развалился на диване, уткнув нос в бокал, зажатый в руке. Рядом с ним восседала… Вальбурга Блэк.

Гермиона чуть не поперхнулась от возмущения. Как быстро Темный Лорд нашел себе утешительницу… Но кто-кто, а Вальбурга! Чуть ли не единственная, кто не смирился с выбором Тома, считая Гермиону чужой, не принадлежащей к их теплому кругу знати. Нет уж, Блэк займет это место только через ее труп! Оставалось надеяться, что та ничего не подмешала этому мерзавцу в вино... пардон, в огневиски… И девушка быстро направилась в сторону сладкой парочки. Подойдя ближе, экс-гриффиндорка разглядела книжку в руках слизеринки, которую та пыталась зачитывать вслух в такт музыке:

Я ветер на море.

Я слеза солнца…

Гермиона узнала песнь Амергина, один из древних поэтических источников, который, вроде бы, как раз и исполняли раньше на Хэллуин.

…Я меняю форму, как бог…

Надо же, она и не подозревала, что в волшебном мире сохранились еще такие традиции. Может быть, именно этого боялись чистокровные маги со времен инквизиции или даже еще более ранних? Забвения традиций? Но традиция и так была мертва без осознания ее смысла.

…Я маг, кто, кроме меня,

Кто, кроме меня, укажет место отдыха Солнца…

Ну, и кто это может понять? Разве что Том.

…Я конец надежды любой.

Вот это точно про него.

Гермиона не сказала ни слова. Просто подошла вплотную и все так же молча отодвинула обмякшее тело юноши, усевшись между ним и пьяной декламаторшей.

Красивое лицо Блэк исказилось недовольно-напыщенной гримасой, но поэтической классики ей, видимо, хватило настолько, что она лишь сумела что-то промычать.

– Какой же ты все-таки садист, Риддл. Заставил леди так напрягаться, – наклонившись к парню, язвительно прошептала его подруга.

Том пошевелился, судорожно допил бокал и рухнул на грудь девушки. Мерлин, он же еще совсем мальчишка… Гермиона невольно положила руку на голову парня, зарыла ее в шелк темных кудрей. Какой бы он ни был скотиной, она не могла потерять его. Более того – не хотела. Видимо, она уже начала сходить с ума. Вот он, предсказуемый эффект влияния среды – мутация сознания. Вся ее жизнь сосредоточилась сейчас в нем, в этом злом гении и практически состоявшейся жертве психотерапии. И, похоже, зелья-нейролептики действительно работали. В который раз она сама избежала титула жертвы, причем, посмертного.

В этот момент Том издал гортанный звук, напоминающий рвотный позыв, чем тот в результате и оказался. Парня скрючило – и Гермиона тупо уставилась на испачканный голубой подол своего бального платья. Дожила... И лишь когда звук повторился, девушка вышла из шока и призвала к себе большую чашу из числа старинных произведений искусства, украшающих слизеринскую гостиную. Лорд все-таки, хоть и темный. И тошнить его должно соответственно.

* * *

Том проснулся от осторожных, нежных прикосновений, которые он мог бы узнать, даже не глядя. Голова раскалывалась сильнее, чем после оглушающего проклятия. Тело ныло, а на языке присутствовал какой-то странный вкус.

– Антипохмельное зелье, – раздался ровный голос Гермионы. – Сейчас тебе станет легче.

Том с трудом разомкнул тяжелые веки. Он лежал все на том же диване в гостиной, где вчера… Лучше не вспоминать, что было вчера. Парень едва слышимо простонал и уже громче помянул все атрибуты Мерлина.

– Где ты его взяла? – наконец, пробормотал он.

Гермиона выглядела заметно изможденной.

– Ночью сварила, – коротко пояснила она.

– Зачем?

– Вообще-то, я твоя девушка, забыл? – все так же безэмоционально напомнила она.

Такое забудешь.

Вчера, отрываясь с приятелями, Том даже не заставлял себя не думать о произошедшем в коридоре. Внутри стояла гробовая тишина. Оттого ли, что он попал в замкнутый круг, или от немого стыда за собственную тупость и бессилие? Как девчонка посмела выставить его слабаком? Так поймать и использовать его? Обвести вокруг пальца? Но хуже всего было то, что Риддл осознал с отчаянной горечью, с холодной насмешкой – он не мог избавиться от нее. Выпускать нахалку из-под контроля было просто рискованно, а порвать с ней сексуальную связь… Парень хотел, очень хотел этого. Как же он ненавидел эту лицемерку, шлюху, предательницу! Но стоило решиться на такой шаг, как внутренняя тишина становилась просто невыносимой, тягостно-безысходной, надрывно-ледяной.

Он посмотрел в глаза девушке. Словно в битве слился воедино их проникающий в душу взгляд. В темно-медовой глубине не было ни гнева, ни осуждения, ни страха. Лишь чувство собственной правоты. И что-то еще… Салазар! Она же призналась ему в любви. Ловкий ход.

Который он использует против нее. Его слабость обратится силой. Том вдруг понял, как развернуть ситуацию от постыдного поражения к тотальной победе. Он не расстанется с ней. Нет. Но теперь – никакого равноправия. Она перестанет быть его девушкой, став слугой. И расплатится за все.

– И как я понимаю, ты надеешься сохранить этот статус? – с наигранной мягкостью осведомился парень.

– Надеюсь? – саркастично усмехнулась Гермиона. – Нет, я уже мало на что надеюсь. Каждый из нас должен принять ответственность за свои поступки, и я, и ты. Пора повзрослеть.

– И, по всей видимости, ты будешь первая, – он улыбнулся, холодно, угрожающе. Приблизился к ее уху, чтобы никто из возможно не спящих уже слизеринцев не смог услышать его слова. – Мы останемся вместе лишь при одном условии, моя дорогая. Ты полностью прекращаешь спорить со мной, вставлять свои комментарии насчет пользы грязнокровок и делаешь то, что я тебе прикажу. Если ты не согласна – прощай.

Ему показалось, что в этот миг промелькнула вечность. И Том не поверил своим глазам, когда девушка начала медленно подниматься с дивана. Ее лицо словно застыло в маске горечи и непреклонности, смирения с неизбежным и немого страдания.

Но тут в воздухе раздался хлопок и перед парой слизеринцев возник домовой эльф.

– Дуни приказано передать мисс Гермионе и мистеру Тому, что их ждет профессор Дамблдор, – пропищал он.

Девушка тепло улыбнулась ему. Салазар, ладно грязнокровки, но эльфы?!

– Мы будем готовы минут через пятнадцать и сразу придем. Спасибо, Дуни.

И Гермиона быстрым шагом скрылась в спальне для девушек. Том проводил ее взглядом. Неужели она не согласилась с его условиями? Но почему? Парень в задумчивости поднялся и пошел приводить себя в порядок. Голова действительно больше не болела, но под глазами так и остались темные круги. Зачем он напился? Зачем он так привязался к этой девчонке? Нашлись бы и другие слуги. Воистину, она была права – привязанность пагубна. А на любовь он не был способен.

Декан Гриффиндора оказался куда более предсказуемым, чем эта полукровка. Том знал, что он их вызовет. И именно сегодня.

Когда молодые люди дошли до кабинета Дамблдора, Риддл сухо предупредил:

– Закрывай свои мысли. Он легилимент.

– Да, я знаю, – согласно кивнула девушка. – Давай помешаем ему сосредоточиться. Заговорим ему зубы.

Он фыркнул. Почему она во всем так хороша, эта девчонка? По крайней мере, в том, что ценит он.

– Отлично, давай, – кивнул парень, и они вошли в кабинет профессора.

Дамблдор расположился возле стола, на котором стояла чашка с чаем и вазочка с лимонными дольками. Том про себя поморщился.

– Здравствуйте, профессор Дамблдор, – с ходу начала девушка. – Извините, еще полчаса назад мы пребывали в царстве Морфея и блаженно смотрели сны. Поэтому, когда появился Дуни и сказал, что вы хотите поговорить с нами, нам понадобилось время на сборы. Мы чувствуем себя очень нехорошо, что заставили вас ждать, профессор. Извините, пожалуйста. [1]

– Профессор, хотел заметить как староста, – подхватил Том, – что вчера никаких происшествий среди слизеринцев не было. В коридорах…

– Вот про это я и хотел поговорить с вами, мистер Риддл, мисс Гаррисвилль, – наконец, вклинился Дамблдор, и Том едва смог скрыть усмешку.

– Видимо, это что-то важное, профессор. Внимательно слушаем, – серьезно отозвалась Гермиона.

– К сожалению, должен сообщить вам, что вчера вечером в коридоре я и несколько учеников с Гриффиндора видели вас двоих в… э-э-э… очень необычном положении.

Девушка покраснела. Интересно, ей действительно было стыдно или она так ловко прикидывалась? Он открыл было рот, но Гермиона его опередила:

– Я очень сожалею, профессор. Но сразу должна сказать, что Том тут ни при чем. Это была моя инициатива.

Гриффиндорство проснулось, или именно в таких благородных глупостях проявлялась эта самая любовь?

Дамблдор поднялся из-за стола, подошел ближе, медленным движением погладил бороду. Глаза его прищурились.

– Профессор Дамблдор, разве ученики не имеют права на личную жизнь? – Риддл не позволил затянуться молчанию.

– Мы любим друг друга, профессор, – голос девушки чуть дрогнул. И она горячо продолжила: – Для нас это серьезно!

Подыгрывая, Том сделал шаг к подруге и взял ее за руку.

Дамблдор неожиданно улыбнулся – хитро, с искоркой в прищуренных глазах. Именно такие моменты потомок Слизерина ненавидел больше всего.

– О, я не сомневаюсь, мисс Гаррисвилль, что вы любите друг друга, – спокойно отозвался профессор. – И я очень рад за вас, мистер Риддл.

Интересно, с чего он такой довольный? Тому все больше и больше не нравилось поведение Дамблдора.

– Но я вызвал вас по другому вопросу, – продолжил декан Гриффиндора. – Как долго вы находились в том коридоре? И не видели ли вы чего-то подозрительного? Голоса, кого-то из людей?

– Недолго, профессор, – вежливо отозвался Том. – На пути нам встретилась пара скелетов из праздничной декорации, но мы их, прошу прощения, ликвидировали. Надеюсь, они не являлись ценным школьным имуществом?

Дамблдор, казалось, задумался. А потом, словно опомнившись, покачал головой:

– Нет, ни в коей мере не являлись… И еще вопрос, почему вы выбрали именно этот коридор?

– Потому что туда никто не заходит, разумеется, – с невинным выражением лица пояснил парень.

– Вполне понятно, – кивнув, согласился декан.

Еще раз внимательно посмотрев на молодых людей, он вновь стал чрезвычайно серьезным:

– Что ж, не смею вас больше задерживать.

– Всего доброго, профессор.

Когда они шли по направлению к Большому залу, Гермиона задумчиво протянула:

– Как ты считаешь, он что-то понял?

– По-твоему, он мог проникнуть через защиту так, чтобы ты не заметила? – скептически фыркнул Том.

– Но согласись, что вел он себя как-то странно, – заявила девушка. – Хотя мы тоже постарались.

Том поймал ее сосредоточенный взгляд. Усмехнулся:

– Старого хрыча надо бить его же оружием. Раз он считает, что самая большая сила в мире – это любовь, вот пусть ее он и получит.

– И будет рад за вас, мистер Риддл, – засмеялась девушка, передразнивая Дамблдора.

Но ее смех быстро погас. Она остановилась у дверей Большого зала.

– Кстати, ты разболтал половине Слизерина намеренно или тебе просто нельзя пить?

Нахмурившись, Том собирался уже ответить, что вовсе не половине, как она прибавила:

– Не забудь, в следующие выходные у нас Париж.

И Гермиона, развернувшись, быстрым шагом направилась к своему месту за столом.

Проклятая девчонка! Как же ему хотелось в этот момент придушить ее, скормить василиску, сжечь на инквизиторском костре. Какое право она имела не страдать? Не бояться, что потеряет его навсегда? Проникать в его прошлое, заставлять считаться с собою? Но чего-то же она должна была бояться! Страх был естественен для любого живого существа – без него не работал механизм самосохранения. Обычно Риддл очень быстро отыскивал слабости и уязвимые точки людей, на которые можно было давить. Но с Гермионой дела обстояли по-другому. Он не нашел ни одной. Нахалку нечем было пугать, ей ничего не было нужно. А от агрессивных действий его сдерживали выгоды их сделки.

Ирония судьбы, бредовая ситуация. Он ненавидел девчонку, но хотел ее, ее общества, а она любила его, но общаться не желала.

Похоже, ему не было дано понять, что такое любовь, и тем более всех ее хитросплетений.

Проклятый Дамблдор! Чтоб его дементор поцеловал, от большой любви!

– Том, зайди ко мне после завтрака, – знакомый голос вывел его из раздумий.

Риддл повернул голову – рядом с ним остановился Слагхорн. Профессор нервно поглаживал рыжий ус и выглядел чрезвычайно озабоченным. Видимо, уже был в курсе.

– Конечно, профессор, – вежливо улыбнулся парень.

Он быстро закончил завтрак и, наградив Гермиону долгим взглядом, поспешил к декану Слизерина. Парень был практически уверен, о чем с ним хотели поговорить.

Слагхорн указал на стул напротив своего кресла:

– Присаживайся, Том, – профессор нервно постукивал пальцами по подлокотнику. – Скажи, ты уже в курсе событий прошлой ночи?

Риддл повесил на лицо маску удивленной невинности:

– Нет. А что случилось?

– Еще одна атака на гр… магглорожденных, – мрачно заявил декан. – И ты должен понимать, что в первую очередь подозревают… кого?

– Слизерин, профессор, – озабоченно нахмурившись, отозвался парень.

– Верно. И думаю, ты догадался, почему я позвал тебя, Том, – Слагхорн перестал постукивать пальцами и теперь смотрел на Риддла в упор.

– Не знаю ли я, кто к этому причастен? – юноша не отвел взгляда, придав ему выражение кристальной честности.

– Совершенно верно, – кивнул профессор. – И ты должен понимать, что школе грозит объявление чрезвычайного положения. Поэтому твой долг старосты сообщить все, что тебе известно, не покрывая товарищей или знакомых. Я готов предположить, что виновники хотели просто пошутить, воспользовавшись слухами о том происшествии с Миртл. Заколдовали скелеты, и что-то могло пойти не так…

Том молчал, все так же смотря в глаза декану, когда тот закончил свою тираду.

– Профессор Слагхорн, – наконец, проникновенно начал он, – а не кажется ли вам, что кто-то намеренно хотел подставить Слизерин? Потому что мне ничего подобного не известно о моих товарищах. И вы сами сказали, что подумают в первую очередь на нас.

Глаза декана расширились.

– Но… но кому могла прийти в голову такая чудовищная мысль? – пробормотал он, в изумлении качая головой.

Легкая усмешка тронула губы Тома, мстительная, злая.

– Конечно же, тому, у кого есть к Слизерину свои счеты, профессор.

* * *

[1] Один из методов наведения поверхностного транса, в котором «жертва» готова воспринимать более легко слова и внушения. Много сложных предложений с использованием слов, относящихся к трем модальностям (зрение, слух, ощущения). Происходит «перегрузка» сознания.