Ты не победишь! (гет)

Не заметить Кретина Неизлечимого было просто нереально: он демонстративно выделывался посреди холла. Нарисовал тушью черные полоски на щеках, натянул жуткого болотного цвета беретку и, потешая толпу, изображал партизана, притаившегося в тыле врага. Народ, столпившийся подле лестницы, с восторгом раздавал ему аплодисменты. Как оказалось, статистика не ошиблась: большинство среднестатистических людей были весьма восприимчивы к шуткам более деградированных товарищей. Один такой, завидев меня, сложил руку козырьком и пробасил на весь Нотинстон:

— Враг на подходе! К оружию! — и тут же в подтверждение приказа достал из заднего кармана водяной пистолет.

Мой пульс вспенился. Поразительно, ненормально, но при виде Питера, какую бы идиотскую шутку он ни выкинул, я чувствовала себя готовой спрыгнуть с идущего на всех парах поезда. Девидсон действовал на меня разрушающе. И хоть я пока этого до конца не понимала, его навязчивое присутствие в моей размеренной блеклой жизни заставило меня встряхнуться. Благодаря выкидонам придурка мир вокруг перестал напоминать зебру: с бело-черными полосами было покончено. Да здравствует искрящийся, переливающийся эмоциями новый мир, в котором я истошно хотела прикончить величество, посмевшее поставить пятно на моем изящном сером костюме, стоившем вдвое больше моей месячной зарплаты в редакции.

— Девидсон! — охнула я, неверяще взирая на расползающийся развод воды, поставленный аккурат в районе пупка.

— В яблочко! — дав пять какому-то дегенерату с пучком жиденьких волос на затылке, поздравил себя Кретин.

Возле огромных старинных часов, отбивающих два, окруженный улюлюкающими нотинстонцами, которые и не думали замечать звонок на урок, улыбающийся от уха до уха, Питер больше тянул на трудного подростка в период бушевания гормонов, чем на студента, которому явно за двадцать. Кучерявые вихры разметались, челка почти закрыла синющие озорные глаза, рубашка выбилась из салатовых брюк, на лике — восторг, граничащий с сумасшествием. И это торжество безумия на фоне строгого интерьера Нотинстона: резных колонн, фигурных ниш, диванчиков под арт деко. И Девидсон… доморощенный пират с водным пистолетиком. Я даже не знала, плакать мне или смеяться от такого колоритного зрелища. Застывшая в немом изумлении, пялилась на резвящегося идиота, не помышляя ввязываться в его детские игрища. Вернее, сначала не помышляла, а когда засранец коварно стрельнул в меня второй струей, что-то внутри меня перевернулось.

— Враг побежден! — залихватски присвистнул Кретин, любуясь твореньем рук своих.

Я смахнула маленькую капельку с шеи. Вместе с нею на пол упала почившая с миром выдержка. Следом полетел самоконтроль. В общем, сама не знаю, как так вышло, что в следующий момент я уже на полном серьезе пыталась отобрать у Питера треклятый пистолет.

— Отдай сюда, идиот! — силясь вывернуть его правую руку, беззастенчиво рычала я.

Девидсон ревниво охранял собственность, но, во избежание прокусов на лапе, отпрыгивал от бушующего "врага" в сторонку.

— Эй, так нечестно! — после очередного моего поворота и попытки подставить Кретину подножку, запротестовал он, щекоча отбрыкивающуюся меня.

Девидсон вообще получал кайф от происходящего: вроде бы, невзначай обнимал "врага" за талию, чтобы удержать от "неминуемого" падения, с хохотом получал за это локтем в бок, изворачивался, приседал, касался щекой моей шеи, якобы удерживая таким образом равновесие. Он, придурок, размахивал перед моим носом своей игрушкой, а когда, уверенная в победе, я тянулась за нею, нагло нажимал на курок и поливал меня фонтанчиком водички.

Студенты, узревшие чудное зрелище, не желали расползаться по аудиториям, ровно как и разнимать наш прекрасный дуэт. Они выставляли вперед телефоны, пытаясь заснять наше с Девидсоном представление покрупнее. Нотинстонцы с писком встречали каждый финт предприимчивого Мажора, который, тяжело дышащий, раскрасневшийся, на потеху толпе сделал точную подсечку и позволил мне, взмахнув руками в воздухе, накрениться. В уме уже попрощавшись с папой и подписав завещание, я зажмурилась, предвидя позорное столкновение затылка с паркетом. Однако умирать мне было рано. Кретин не наигрался.

— Будешь ещё выпендриваться? — подхватывая меня под спину почти у самого пола, поинтересовался он хриплым шепотом.

Вспышки разукрасили лицо Питера, вплотную приближенное к моему, в маниакально-белый. Синь распахнутых словно в безрассудстве глаз на общем фоне выделилась четче. Полумокрая рубашка прилипла к телу, на губах застыла улыбка шалопая. Я громко сглотнула. Ситуация была, мягко говоря, специфичной: я полностью во власти Питера, моя правая рука в его крепких ладонях, его волосы щекочут мне висок. Дыхание Девидсона, прерывистое, частое, горячило щеку. Я оказалась в ловушке Величества. Двинусь — и окажусь на полу. Осмеянная, поверженная, раздосадованная. Совсем не так представляла я картину дальнейших событий. Но выбора, к сожалению, не было. Скривившись от досады, я по буквам выплюнула в Девидсона своё унизительное "нет".

Мужская половина хохмачей назвала Девидсона "мужиком", женская — зашлась влюбленным писком. А пока, показушно кланяясь, Мажор ненадолго отвлекся, гордый, что заставил меня покориться, я, наконец обретшая твердую почву под ногами, выдернула из его пальцев "оружие".

— Умри, предатель! — направляя дуло на разом поникшего Принца, провозгласила я и помогла уже и без того мокрому Девидсону умыться.

Пока вода струйками стекала со скул за ворот рубашки Кретина, я чувствовала едва ли не одухотворение. Признаться, такого яркого чувства мне не доводилось испытывать со времен начальной школы, когда, угробив год на подготовку к выступлению, я получила первое место как юная, подающая надежды балерина. Светясь от счастья, очумело поправляя превратившуюся черти во что одежду, я… торжествовала.

— Поздравляю! — похвалил меня кто-то и даже подарил пару хлопков аплодисментов.

Излучая превосходство, я обернулась. И тут же закусила губу, рассекретив "почитателя".

— Вижу, вы заблаговременно отмечаете успешное завершение отработки, мисс Купер, — ехидно поставила меня на место профессор Пирс.

Как обычно подчеркнуто вежливая, одетая с иголочки, она остановилась в паре шагов от нас с Девидсоном, очевидно опасаясь, что брызги оставят след на аккуратных зеленых туфлях.

— Дорогие мои, — она обдала холодным взглядом собравшихся зрителей, и этого хватило, чтобы, поджав хвост, те торопливо разбежались.

Ну вот, теперь мы остались в холле втроем, если не считать фигуру средневекового рыцаря в тяжелых доспехах, приютившуюся в углу. Он, кстати, тоже бы с радостью утопал, судя по вселенской скорби, впитавшейся в мундир, но… бедолага, увы, был обречен стать немым свидетелем нашего с Питером позора. А учитывая то, каким кровожадным взглядом смотрела на нас директриса, ждать поблажек точно не стоило.

— Простите, профессор, — шикнув Девидсону, чтобы тоже покаялся, пробормотала я.

Девидсон принципиально выпятил грудь колесом, скривился в самой отвратительной улыбке и разве что вслух не послал директрису в дали дальние. Камикадзе! Его чванливое самовыставление граничило с откровенной грубостью. Однако бывшую звезду экранов, когда-то бравшую интервью у людей из самых опасных мест нашей зеленой планеты, подобное поведение не расстроило. Испепелив нерадивого студента тонной презрения в пронзительных дождливых глазах, женщина улыбнулась одними уголками губ. Выражение лица, впрочем, сохранило спокойную чопорность — поразительной мимике Демонессы Нотинстона позавидовала бы анаконда, ей богу. Даже я стушевалась и оробела, стоило миссис Пирс вопросительно поднять брови. На Питера, к сожалению, скрытые угрозы не действовали. Он нахально заложил руки в карманы и на немое требование блюстительницы порядка пожал плечами.

— Мне извиняться не за что, — хмыкнул он.

Я готова была убить Кретина на месте, потому что его слова дали директрисе повод придумать нам изощренную пытку отработкой.

— Раз вы ни в чем не повинны, но, без сомнения, энергичны и бодры, — намекая на нашу "подмоченную" одежду и репутацию, воодушевленно начала светлоокая Нимфа. Я уж было расслабилась, но за сим невинным вступлением последовало жуткое продолжение, — то, конечно, вам двоим, — она улыбнулась ещё коварнее, — не составит никакого труда включиться в процесс реконструкции клуба садоводов, — подвела черту миссис Пирс.

Только этого мне не хватало: вскапывать огород и высаживать деревца вокруг Нотинстона. У директрисы весьма особенное чувство юмора. Искоренить бунт при помощи черной физической работы. Гениально! Печалил лишь тот факт, что Девидсон непременно сбросит груз ответственности на мои плечики, а сам будет бездельничать! Словно ворвавшись в тайфун моих мыслей, миссис Пирс весело полюбопытствовала:

— Надеюсь, вы не возражаете против помощи главы клуба?

Девидсон возражал. Он весь подобрался после слов директрисы, в движеньях проскочило нечто истерическое. Все существо Безмозгового Принца, казалось, воспротивилось воле профессора. В своем порыве сдержать возмущение Питер сжал зубы так, что очертания скул сделались угловатыми. Дыхание он тоже задержал. Но отводить глаз от лукавых глаз Нимфы не стал. Они с минуту переглядывались, без слов истязая друг друга. В итоге, визуальный контакт, прервала, как ни странно, миссис Пирс. Мне показалось, с долей вины она официально проинструктировала нас, в чем, собственно, будет заключаться работа. По окончании лекции она, избегая ненавидящего взгляда Девидсона, обратилась ко мне:

— Мистер Девидсон прекрасно знаком со структурой Нотинстона, так что мне нет нужды провожать вас, друзья.

И, крутанувшись на эфемерных шпильках, грациозно поставила ножку на ступеньку.

Питер с непонятным мне чувством, впитавшимся, казалось, даже в поры, смотрел вслед уходящей женщине. Его мысли витали далеко за пределами этой просторной комнаты, а судя по тому, сколь яростно были сжаты загорелые кулаки, размышлял наш пай-мальчик явно не о красоте природы.

— Эй! — позвала я его прежде, чем Девидсон начал крушить дизайнерский интерьер.

Он расфокусированно глянул на меня.

— Клуб садоводов ждет, — как идиоту с расстановкой напомнила я.

Знать бы, что это магическое словосочетание отправит Короля в нокаут, произнесла бы его ещё вчера, во время раздачи докладов. Хотя бы заставила Девидсона позеленеть от злости и захлебнуться собственной желчью. Ну ничего, поставлю галочку на будущее. Если, конечно, оно имеет место быть. Потому что вид рассвирепевшего Модника, изображающего всех четырех всадников апокалипсиса вместе взятых, надежд на светлое и прекрасное не внушал. Мило сопя, как бультерьер, завидевший добычу, мысленно желая мне всех благ загробной жизни, мой ненаглядный враг молча, что уже удивительно, сделал размашистый шажок в сторону Т-образного коридора, ведущего к закрытому корпусу. Мне ничего не оставалось, кроме как браво двинуться за ним. Правда, наше парадное шествие больше напоминало догонялки: Питер убыстряется — я сломя голову несусь за ним, Питер снижает темп — я, не успевая затормозить, чуть не врезаюсь в самодовольного спринтера. И так десять минут, дьявол его покарай!

Десять чудесных минут, пока мы не добрались до винтовой лестницы и пока звук моей одышки не перебудил половину привидений Нотинстона. Паранормальные друзья, и те посочувствовали бы многострадальным маленьким ножкам, которые еле двигались после внепланового марафона.

Надо ли говорить, что, уцепившись обеими руками за перила, я изничтожила спину Девидсона долгим взглядом. Кретин, однако, и бровью не повел: ему-то, спортивно озабоченному, раз плюнуть было немного пробежаться. На меня же, из последних сил ползущую от ступеньки к ступеньке, Кретин решил не обращать внимания.

— Чтоб тебе! — складывая ладонь в кулак и потрясая им в воздухе, пророкотала я.

Кара настигла Девидсона мгновенно. Можно сказать, откуда её не ждали…

Когда господин Кретин, прибыв по нужному маршруту, нерешительно потоптавшись перед резной дверью от пола до потолка, робко постучался, дверь открылась… Резко и совсем не в ту сторону, куда рассчитывал Питер: она, распахнувшись на всю, от души наградила Девидсона неслабым ударом.

— Ауч!! — хватаясь за лоб, взвыл сиреной идиот всея Нотинстона.

Он обиженно убаюкивал и без того больную голову, ласково приглаживал челку и свирепо косился на меня, пыжившуюся сдержать приступ смеха.

— Это карма, Дорогуша, — выпуская на волю демона веселья, таки поддела я.

— Это месть, Девидсон, — напрочь зачеркнул мое предположение звонкий женский голосок.

Мы с Девидсоном, словно по команде, повернулись в сторону обиталища садоводов. Хотя миниатюрная блондинка, едва достающая мне до плеча, вряд ли когда-то держала в руках лопату.

— Итак, ты снова здесь, — тоном умирающего лебедя изрекла Дюймовочка.

Она определенно не порадовалась вмешательству нашей парочки в её уединенное королевство, сокрытое от посторонних глаз за огромной дверью. Пасмурные, как грозовое небо, глазки сузились, пепельная шевелюра всколыхнулась, стоило хозяйке угловато дернуть крохотной рукой. Даже пестрая брошка-бабочка, приколотая к бретелькам светлого платья, взирала на Кретина с исступленным негодованием.

Кретин, однако, справившись кое-как с болью, с таким же, как у Дюймовочки выражением недовольства на своем потрепанном лике, гаркнул:

— Твоими молитвами, Эрика.

Эрика скорчилась, будто Мажор угостил её лимоном. Всеми фибрами души жаждущая избавиться от неприятного гостя, девушка с упрямством крокодила охраняла вход в "ворота рая", то бишь ни на шаг не сдвинулась от двери, ведущей в клуб садоводов. Бедная инкрустированная буком ручка скрючилась в муках под натиском маленьких воинственных пальчиков.

— Что, не получилось великим писателем заделаться, решил к нам вернуться… предатель? — очень прозаично набросилась на Девидсона мелкая бестия.

Огнедышащим драконом она ревниво бдила, чтобы незадавшийся-писатель не пробрался в лоно замка. Смиренный вздох Недописаки был вершиной апофеоза кретинизма.

Девидсон и литературный труд? Девидсон и какой бы то ни было труд вообще? Да это же слова-антонимы, абсолютные антонимы, не имеющие права на сосуществование друг с другом. Параноидальный бред. Питер лишь подтвердил устоявшееся мнение о его мыслительных способностях:

— Ты ещё пирожок мне припомни, который я в детском саду разрушил!

Он возмущенно всплеснул руками. Они вцепились друг в друга заточенными взглядами-клинками. И выглядели в своей свирепости очень потешно. Эдакие муж и жена, не поделившие семейные обязанности.

— А нечего было размахивать своим первобытным совочком! — припомнила Эрика Девидсону былые прегрешения.

Наблюдавшая за диспутом издалека, я приметила, как свободно держится в обществе своей подруги Девидсон: ни привычной мании величия, ни маниакальной тяги выпендриться — просто парень, явно скучавший по такому вот незатейливому приятельскому общению с человеком, знавшим его с малых лет. Маска насмешника немного сползла, обнажив Питера, уставшего от пут одиночества. Модные шмотки и крутая стрижка не скрыли искренности порывов. Надламывая в себе нечто мне не известное, Питер вымученно улыбнулся.

— А нечего было разбрасывать свои "скульптуры" по всему детскому саду! — не остался он в долгу после жестокого обвинения Эрики.

Мне только что и оставалось, изумленно переводить взгляд с одного на вторую. Ещё подрались бы, выясняя, кто прав, кто виноват! Но потасовки удалось избежать благодаря вновь прибывшему участнику интересной сценки.

— Так-так-так-так! Питер Девидсон собственной персоной! Не иначе дождичек из змей прольется на строжайший Нотинстон! — глубоким баритоном воскликнула вторая Эрика, подкравшаяся к нам из-за спины и бесцеремонно навалившая руку на плечо разом взгрустнувшего Девидсона.

Эрика была с Девидсона ростом, в свитере аля дедушка на отдыхе, в сандалях на носки и… с такими же пепельными кудрявыми волосами, как у… Эрики. Удивляться больше, чем я уже была удивлена, не получилось бы, потому, сросшись тенью с коридорным плинтусом, я с нарастающим интересом оглядела неординарную личность от макушки до пят.

Питер, кстати, тоже не остался равнодушен. При виде того, кто покусился на обнимашки с великим и ужасным Мажором, он сменился с лица и стал выглядеть так, будто готов проглотить тапочек от Гуччи, ну, или обнять анаконду.

— Эрик! — торопливо соскребая лапу товарища со своего королевского тела, деланно воодушевленно воскликнул Питер.

И, могу поспорить, во взгляде Кретина промелькнуло чувство… вины?! Это было очень смелым предположением, учитывая сложный характер Девидсона. Тем не менее, кое-кого этот характер ничуть не пугал. Эрик, например, оскорбившись, что друг избегает его прикосновений, потрепал Мажора за щечки.

— Рад тебя снова видеть, пупсик!

У меня челюсть отвалилась, когда блондин такое произнес! Перестав насиловать свой организм, я наконец безудержно рассмеялась. О чем почти сразу же ужасно пожалела, стоило только трем парам хлестких глаз обратить внимание на меня, третий дуб, как говорится, слева.

— Ещё одна… — закатив свои огромные очи, начала Эрика.

— …жертва твоих поползновений? — закончил за неё Эрик.

На сим ребята понимающе переглянулись, и в столь же изумительной манере заканчивать речи друг за друга, навалились на Питера с расспросами:

— А как же Симона…

— Свет жизни твоей, огонь твоих чресел, — теперь "близнецы" поменялись ролями, и последнее сказала уже Эрика.

Однако после её слов расхохотались все трое. В целом, шутка сняла общий напряг встречи. Но постановка вопроса мне очень не понравилась. Отбросив скромность, я незваной гостьей вклинилась в разговор. И моя вступительная реплика вызвала явный всплеск внимания.

— Можете быть спокойны за чресла своего… хммм… друга, — иронично покачав головой, сказала я. — Ни светом, ни тьмой его жизни я становиться не намерена, — и на немой вопрос обоих членов клуба с улыбкой ответила: — Мы с этим деградировавшим индивидом, — я мрачно кивнула в сторону поджавшего губы и насупившегося Девидсона, — партнеры по отработке. Ни больше, ни меньше, — зачеркнула я все надежды очумелой парочки садоводов на возможность поженить нас.

Эрик присвистнул и тут же отлепился от подозрительно молчаливого Кретина, спустившего мне с рук метафоричное сравнение.

— Воу-воу, мисс, полегче. Иначе ты спалишь сердце последнего романтика Нотинстона! — подбираясь ко мне поближе, поставил меня в известность местный ловелас.

Облапать ему меня не дал, как то ни странно, Девидсон, который, метнувшись стрелой вперед, встал стеною между мной и жадным до женского обожания Эриком.

— Уймись, старик, — принимая "удар", то есть очередную порцию обнимашек на себя, рыкнул Питер.

Эрика была более суровой. Покинув свое облюбованное место возле тронного входа, она подошла к Эрику и, влепив тому щелбан, оттащила идиота от посторонних.

— Правда, она секси, когда ревнует? — для вида сопротивляясь, блаженно поинтересовался у нас парень, "по принуждению" шагающий к двери.

Девидсон не постеснялся покрутить пальцем у виска. Я притворилась, что личная жизнь глав клуба меня совершенно не касается, хотя… в мыслях уже писала емкую статью с громким названием "Что скрывает самый престижный университет страны? Чудаки и зануды Нотинстона. Голая правда". Уверена, Дьявол оценил бы старания по заслугам. Но, к сожалению, моим заданием был Ричардсон, о котором — чтоб у Девидсона Санта Клаус подарок украл! — пришлось забыть во имя избавления от первой пытки в моем, как я уже поняла, длинном списке таких вот отработок с господином Кретином.

Кретин, приметив, что блондины о чем-то тихо спорят между собой, сплетясь волосами и чакрами, наплевал на ожидание приглашения: обогнув колоритную парочку, ступил в святая святых.

— Ты… — с пеной у рта послала в него местоимение Эрика, завидев, что гламурные буты недописателя попрали её святую землю.

— …станешь первым из рода Девидсонов, кто посадит гортензию, — успокаивающе погладил её по головке Эрик и любовно переспросил: — Да, душа моя? — после чего "незаметно" подмигнул Питеру, губы которого растянулись в задорной ухмылке.

Эрика ничего не ответила. Зафырчала, надула губы, но позволила Ловеласу помпезно довести себя до клуба. Именно она, обернувшись, доброжелательно попросила меня войти, хотя по глазам, я видела, драконесса не хочет никого лицезреть в уголке живой природы.

Кстати, об уголке.

Когда мне сообщили, что придется поучаствовать в реконструкции клуба садоводов, я представляла себе нечто абстрактное. Любители высадить цветочки и подстричь газон — вот кто, по моему мнению, входил в состав клуба садоводов. Каково же было мое удивление, когда, переступив порог, я очутилась… в райском саду. С его экзотическим разнообразием.

Буквально поцеловавшись лбом с веточкой плюща, обвившей дверной проем, я окунулась в удивительное разноцветье. Пышущая зеленеющей травкой оранжерея, ветвясь дорожками, уходила в самую глубь необъятного помещения с прозрачной куполообразной крышей из стекла. Симпатичные пальмочки жались к окнам, переплетаясь ветками, будто в страстном объятье. У их подножий уютно устроилась разнообразная живность: антуриумы, рука об руку с лилиями, кичливо раскрывшими бутоны, перемежались розами непривычных глазу пегих расцветок, астрами и даже… ромашками гигантского пошиба. Тропическая фауна так удачно гармонировала с обычными полевыми представителями цветочного семейства, что я очарованно застыла посреди этой волшебной страны Нотинстона.

А вокруг меня неустанно бурлила жизнь: булькающие отзвуки фонтана, затаившегося в чаще папоротников, влекли к себе порхающих то тут, то там бабочек, трудяги-шмели ответственно выполняли свою работу по опылению. Их миролюбивое рокотание наполняло оранжерею атмосферой сопричастности к открывающейся взору красоте. Даже немного влажный, до одури теплый воздух нисколько не портил впечатления уюта, гармонии природы и человека.

— Прекрасно… — только и смогла выдохнуть я, напрочь позабыв, что трое друзей с увлечением первооткрывателей смотрят на меня.

— Подожди, я покажу тебе прекрасное, — вернула меня к действительности Эрика.

В её словах больше не было насмешки или вызова. Отлепившись от своего провожатого, драконша поманила меня пальцем и, минуя фонтан, окаймленный удобными лавочками с круглыми столиками, повела в самые дебри неописуемо великолепного клуба садоводов. Она и впрямь показала прекрасное! Мамочка дорогая! У меня сердце начало стучать быстрее, когда мы остановились под сенью фиолетовых, белых, розовых, кремовых глициний, гирляндами свешивающихся с потолка. Тонкий сладковатый аромат ласково защекотал ноздри; собранные в плотные кисти ветви вьющегося растения нежно касались моих волос. В порыве восхищения я приложила ладонь к груди. Меня переполняли чувства. Не влюбиться в это… это великолепие было просто нереально! Наверное, полнота моего подлинного восхищения и сослужила плохую службу: увлекшись чудным видом гроздей глицинии, я едва не упала, споткнувшись о какую-то веточку. Но испугаться не успела: на мое счастье, огромные лапы Девидсона по-хозяйски легли мне на плечи. И когда я повернула голову, чтобы поблагодарить спасителя, мягкая улыбка господина Мажора неторопливо скользнула по моей щеке. Этот жест, в свете того, что мы оказались в эпицентре самого романтичного уголка университета, показался мне до безобразия нелепым, о чем я не преминула сообщить Питеру.

— Твое присутствие все портит.

Эрика, наблюдая за махинациями друга, громко хмыкнула.

— Да неужели? — поджимая губы, огрызнулся Питер. Он хотел сказать ещё какую-то гадость, но в разговор вмешалась драконша.

— Рада приветствовать тебя в клубе, — оттесняя от меня хмурого Девидсона, чьи ранимые чувства безжалостно попрали, протянула она мне худенькую ладонь.

Я несильно пожала её холодную ручку, про себя ещё раз удивившись эфемерности светловолосой Дюймовочки.

— Спасибо, — кивнула я, толком не зная, к лучшему или худшему наше с нею знакомство.

Времени на раздумья мне, конечно, не дали: взъерошенный Эрик, сверкая белозубой улыбкой аля-Дракула-снова-в-тренде, нарисовался на безоблачном горизонте и попытался вклиниться в наш с драконшей тандем.

— Эй, я тоже так хочу! — коварно хватая меня за руку и наклоняясь, чтобы поцеловать каждый пальчик, заявил блондин.

Питер и Эрика среагировали почти синхронно: Ловелас, покусившийся на мою честь, огреб подзатыльник от подруги и нехилый толчок под ребра от друга, который не поленился выдернуть мою руку из бульдожьего захвата настойчивого кавалера.

— Я, между прочим, — обиженно потирая мягкое место и волком косясь на Кретина, начал Эрик. Закончила за него, естественно, Эрика:

-…болван, который от безделья не знает, чем заняться.

Ловелас после этих магических слов будто воспрянул духом: поднял палец вверх и на манер древнегреческого мыслителя изрек:

— Ах да, дела садовые…

Мне его ехидный тон очень не понравился. И не зря! В наказание за грубость сами-знаете-кого блондинистый Злыдень Нотинстона тут же нагрузил нас работой.

— Ты, — указал он на меня, — прополоть гибискусы.

— А ты, — подхватила эстафету Эрика, — посадить десять… нет, двадцать деревьев туи.

У Девидсона пот на лбу выступил. Он всем телом опротестовал суровое решение бросить его на растерзание физического труда. Но парочка садоводов была непреклонна. После припоминания Ловеласом какой-то Энни, а Драконшей — приключений за пределами Нотинстона, мистер Высокомерие воодушевленно рванул выполнять план посадок. Благо, территория с туями была в противоположной части оранжереи.

— Пока-пока! — помахали на прощание злому как черт Девидсону друзья и повернулись ко мне.

— Идем, — подмигнула Эрика.

— …мы познакомим тебя с гибискусами, — поддержал её Эрик.

Оные совершенно не нуждались в прополке, ибо росли в декоративных горшочках и служили скорее декором подле аккуратных скамеечек близ фонтана.

Я вопросительно моргнула, не понимая, что все это значит, посему "близнецы", хихикнув, пояснили:

— Да знаем мы,…

-…что Пупсик заварил всю эту кашу, — неопределенно махнул рукой Ловелас всея университета.

— Поэтому наслаждайся моментом, — предложила Дюймовочка.

— А я могу… — пошло поигрывая бровями и всем корпусом нагибаясь ко мне, устроившейся в тени пальмочки, предложил было Эрик, но зыркнувшая на него с неописуемой яростью Эрика безапелляционно гавкнула:

-…полить гортензии и дать человеку покоя! — после чего под белы рученьки увела "арестанта" подальше.

Я, к удивлению своему и радости, осталась одна. Под сенью прохлады и, подозреваю, искусственно поданного в помещение щебетания птичек. Окруженная зеленью и буйным цветением. Довольная каждым мигом, проведенным в этом удивительном уголке живой природы. Почти… счастливая.

Счастье, как всем, ясное дело, известно, понятие относительное. Я осознала сакральный смысл сий аксиомы, когда светлые мысли о тычинках и пестиках прервал настойчивый голос Девидсона:

— Помогите! Да помогите же кто-нибудь!

Конечно, я могла бы притвориться глухой, слепой и безразличной, но вопль Кретина звучал столь разрушительно требовательно, что усомниться в глубине его печали было безбожно. Так что, прокляв честь и добропорядочность, взращенные во мне папочкой, я чип и дейлом понеслась на помощь нуждающемуся.

Как будто она ему нужна была! Посиживающий на земле, Девидсон протирал свои штаны в прямом и переносном смысле этого слова.

— Ты не торопилась, — стукнув ногтем по циферблату своих дорогущих часов, подвел итог идиот. И, стоило мне развернуться на сто восемьдесят градусов, Кретин сразу же припомнил: — Мы тут, между прочим, по твоей вине! А вкалывать должен я… Не честно, не находишь?

Сказала бы я ему, где хотела бы его найти и какую роль в этом действе должна сыграть лопата, но, укротив злость, миролюбиво уточнила:

— Чем я могу тебе помочь, кошмар моей жизни?

Питер оценивающе пропилил меня взглядом, прикидывая, видимо, на что я гожусь, и после тщательных мысленных подсчетов, нехотя буркнул:

— Хотя бы тую придержи, раз все равно бездельничаешь.

Пропустив мимо ушей подколку, я со вздохом согласилась. Последующее действо можно было считать данью уважения людям, возведшим такую красоту: решительно закатав рукава пиджака, я подошла к вырытой Девидсоном ямке. Деревце, накренившееся вбок, действительно ждало чьей-нибудь поддержки. И я браво взялась за верхушку в праведном порыве подсобить Питеру в посадке.

Доброта моя, в общем-то, пропала втуне, ибо коварный Девидсон, вместо того чтобы засыпать тую землей, набросал черных глинистых комьев мне на туфли. Ещё и рассмеялся, гаденыш!

— Расти-расти, Купер, — подсластил он пилюлю.

Сначала поиграл на моем костюме водичкой в квест, теперь туфли предает земле?! Да у Девидсона вообще есть совесть?! Вот у меня после его вредительства тормоза отказали. Стряхнув темную массу с угвазданных носочков, я подлетела к мистеру Кретину. Он, наслаждавшийся утопией моего гнева, отскочил в сторонку. Всклокоченный, хохочущий, Мажор отпрыгивал от меня ровно до той поры, пока, клацая зубами, я не прижала его к массивному окну.

— Нельзя портить чужие вещи, — тыкая пальцем в лоб идиота, внушала я.

Девидсон перехватил мою руку, когда она в очередной раз свершила дугу, дабы коснуться его многострадального лба.

— Тыкать пальцем в других людей тоже нельзя, между прочим, — иронично отозвался он со своего места.

Питер и не помышлял рваться на свободу: его вполне устраивало тесное соседство с девушкой, которую он довел почти до желания расчленить его на атомы. Однако, понимая, какую подлую цель преследует своими действиями Девидсон, я не позволила себе отвесить ему пинок.

— С момента нашего знакомства, — вместо руко или ногоприкладства произнесла я, — ты вел себя подобно человекообразной обезьяне.

Было очень интересно наблюдать, как меняется цвет глаз Питера от ровного голубого до агрессивного синего. Моя маленькая речь определенно взорвала спокойствие Великого и Ужасного Питера Девидсона, привыкшего к победам и только победам в спорах. "Что, не получилось выпендриться, Кретин?!" — хотелось мне крикнуть ему в лицо, однако я позволила ему сжимать мое запястье сколько душе угодно и, усмехнувшись, добавила:

— Так что не вини меня за попытку проверить, есть ли у тебя вообще мозг, Девидсон. Судя по тому, что я видела, интеллектом ты пользуешься в крайне редких случаях. Видимо, так и остался на стадии махания детсадовским совочком, — поставила я жирную точку в своем суждении о Выпендрежнике Девидсоне.

В знак солидарности с моими вескими обвинениями туя рухнула к нашим ногам. Она задела прожектор, подсвечивающий зону кустарников, и тот подозрительно моргнул. Я рассеянно посмотрела на угасающую искру света. Собственно, по этой причине кровожадный огонек в глазах Девидсона укрылся от моего внимания. А зря, потому что в следующий миг Кретин всея Нотинстона вероломно притиснул меня к себе и обвил огромной ручищей тонкую талию.

— Лучше быть победителем-тупицей, чем выскочкой-проигравшей, — сладко шепнул идиот мне в ухо.

Соловей позавидовал бы щепетильному энтузиазму усмехающегося кучерявого монстра. Весь из себя напыщенный, пребывающий в твердой уверенности, что я буду раболепно стоять затравленной мышкой в его объятьях, Принц, лишенный чувства самосохранения, игриво провел пальцами по моей пояснице.

— Ум, Купер, да будет тебе известно, это несчастье в квадрате: он причиняет страдания, равные самоуничтожению, но никто, заметь, не считает его недугом, — продолжая назойливо дышать мне в щеку, разразился тирадой Питер.

Девидсон был до боли последователен в своих замечаниях. И, если бы я не знала, сколь косны его взгляды на жизнь, решила бы, что в блондинистой головке и впрямь интенсивно варит серое вещество. Надежд на лучшее, собственно, Питер оставлять не стал: по-кошачьи гибко прижавшись ко мне теснее, с долей язвительности добавил:

— Гораздо приятнее направить свои силы на другое, — он глубоко вздохнул, и этот вздох отозвался в моей груди, полностью прижатой к его мощному торсу. — Уверен, тебе тоже понравится, сладенькая… — опаляя меня ядом огненно-синего взгляда, проворковал Кретин.

По сценарию мне полагалось стыдливо опустить глаза, выкрикнуть: "Не для тебя моя роза цвела" и финально упасть в обморок. Во всяком случае, ждал Девидсон чего-то подобного, потому что когда я, елейным голоском пропела:

— Конечно, сладенький, — и подняла колено вверх, поближе к детородным органам засранца, Грандиозный Придурок ошалело заткнулся и даже выпустил из захвата своей лапищи мою руку. — Вот только играть во взрослые игры я буду точно не с тобой! — с ударом на последнее кинула я.

Моя коленка едва не касалась его ширинки. Его исступленный взгляд обжигал предупреждением. Но, окрыленная призрачной властью, я совершенно не думала, что расклад может измениться. Вышло, однако, именно так: один крохотный шажок Девидсона вперед — и уже его колено протиснулось между моих ног. Контакт стал теснее. Перчику ситуации добавил и тот факт, что Кретин наклонился вперед, чем заставил меня прогнуться в пояснице и едва не подмести волосами пол. Мягко, не говоря ни слова, нисколько, черт возьми, не напрягаясь, Питер лишил меня какой бы то ни было инициативности. Изогнутая под неимоверным углом, я могла лишь цепляться за его плечи, чтобы не упасть, да сверлить скотину ненавидящим взглядом, от которого, кажется, гордыня парня взвинчивалась до баснословных размеров.

Минуту. Отвратительную, чувственную, пропитанную предвосхищением греха минуту мы неотрывно таращились друг на друга. Я — с возмущением, идущим из самой глубины души, Девидсон — с первородным желанием зайти дальше дозволенного. Его манящий, насмешливый взгляд медленно, изучающее скользил по моим губам, очерчивал изгиб подбородка, эротично ласкал вырез на блузке. Под ищущим ответа взглядом Девидсона мое тело полыхало смущением. Вся обращенная в комок нервов, я силилась справиться с мимикой и не показать Кретину, сколь разрушающе действуют на меня его грязные приемчики. Но ублюдок видел по горящим щекам, по дрожи пальцев, как неловко я себя чувствую. Он вдыхал мой страх, как дивный аромат самого экзотического цветка. До жути довольный, осознающий свое преимущество, Питер издевательски коснулся кончиком носа моего носа.

Это было слишком.

Взвившись всем телом, я оглушительно громко рявкнула:

— Хватит!

И хотя я тем самым признала свое поражение, Девидсон полностью проигнорировал сие звучное восклицание. Улыбнувшись одними уголками губ, он, напротив, лишь сильнее прижался ко мне. Настолько сильно, что дышать стало невыносимо тяжело: каждый трепещущий вздох, каждый безбожно громкий удар моего сердца рикошетил на Его Величество, без зазрения совести подхлестывающего неловкость момента.

— У-у, — протестующее покачал головой засранец, когда я в порыве прекратить безобразие попыталась двинуть ему коленом по… хммм… в общем, по тому, что отличает мужчину от женщины. — Какая нетерпеливая мисс, — весело заметил он.

И я пожалела, что вообще посмела двинуться. Потому как его рука на моей талии ожила: пальцы очертили широкое полукружье на узеньком пояске пиджака и скользнули ниже — туда, где сбились гармошкой беленькие танго в горошек, укрытые от посторонних глаз плотной тканью классических брюк. Меня прошило разрозненными чувствами: паника, гнев, обида. Рассерженно вцепившись ногтями в запястье Питера, я истерически выкрикнула:

— Прекрати! ПРЕКРАТИ!! — но Девидсон и бровью не повел.

Невзирая на боль от царапин под возмущенное сопение жертвы он удобно устроил ладонь на моем левом полупопии. Будто для него не было ничего привычнее принудительных зажиманий с девушкой, готовой отправить его на тот свет.

Я дернулась. Глазами-блюдцами уставилась на Кретина, а он, будто ему не хватило воздуха, вдохнул через рот. Я видела: какая-то бешеная мысль металась в голове Девидсона. Но она разбилась вдребезги, когда, чертыхнувшись, он яростно вдавил свои губы в мои.

— Мфммм… — исторг Питер, закрывая глаза.

Кажется, ему не терпелось укусить меня, поставить метку, но, уловив тень растерянности, почти испуга в моих глазах, парень сбавил напор. Нежно погладил по волосам, успокаивая, чмокнул в уголок губ, чуточку ослабил захват, но вырваться окончательно, конечно же, не дал. Сильные лапы все настойчивее сжимали меня. Между нашими бедрами не сталось ни дюйма. Помятая одежда комкалась ещё больше под водопадом волнообразных движений торсом Девидсона, который оккупировал все мое свободное пространство. Его горячие губы на моих дрожащих губах, его сбившееся дыхание лижет кожу, его лапы приподнимают и опускают меня, заставляя поступательно тереться о его ногу. Ни разу в жизни я ещё не чувствовала себя такой беспомощной и такой желанной одновременно. Мое тело, не знакомое с подобным раскрепощением, не знало, как реагировать. Все мышцы свело, будто после долгого бега, руки непроизвольно ставили на плечах Девидсона синяки.

Да, не буду скрывать, мне… приятны были его поцелуи со вкусом цитруса и мармелада. Приятны были настолько, что хотелось поцеловать Кретина в ответ. Зарыться в его волосы, мокрые от пота, провести рукой по щеке. Но в то же время, испуганная этими ненормальными, неестественными желаниями, я с яростью дикой пантеры отбрыкивалась от поползновений Питера. А вот Питер нисколько не мучился сожалениями: увлеченный процессом, после очередного тычка под ребра он попытался раскрыть языком мои зубы, чтобы углубить поцелуй.

— Сла…день…кая… — мученически выдохнул он мне в губы.

И как раз после его надрывного просьбы открыть рот… нас полили из шланга холодной водичкой.

— На отработке страдают, — как сквозь вату услышала я возмущенный голос Эрика.

— А не устраивают свидания, — фыркнула разочарованная в моем целомудрии Эрика.

При виде друзей Питер, ошарашено моргнув, вернул меня наконец в вертикальное положение. Мне ничего не стоило оттолкнуть его от себя, что я с превеликим удовольствием и сделала.

Девидсон выпрямился, отряхнул шевелюру от капель воды и вновь превратился в гадкого напыщенного придурка.

— Ничего особенного, — вперившись оценивающим взглядом в меня, побагровевшую от стыда и злости, скучающе проговорил Кретин.

Он ухмыльнулся при виде того, как облепил костюм мою одинокую фигурку, и я вынужденно скрестила руки на груди, чтобы идиот на неё больше не пялился.

— Как я и думал, ты не стоишь того, чтоб играть с тобой во взрослые игры, дорогуша, — цинично поддел Девидсон. — Скууучно, — довершил он свой апофеоз кретинизма беспочвенной жалобой.

— Тогда поиграй во взрослые игры с туей! — вместо меня вмешалась в разговор драконша.

Она встала между нами, с недоверием посмотрела на раскрасневшегося от недавно произошедшего Девидсона и неодобрительно прищурилась, оглядывая рубашку друга, превратившуюся в непонятно что.

— Думается мне, веселья тебе таки, наоборот, прибавится, — неопределенно покачала головой Эрика.

Поправив воротничок как маленькому, она толкнула Девидсона в плечо и очень тихо что-то сказала Кретину на ухо. Что-то очень интересное, ибо после оного Питер взбеленился не хуже, чем вчера в клубе.

— Ошибаешься! — проникновенно заверил он хохотнувшую Дюймовочку.

— Вряд ли, — поддержал главу садоводов второй член этой скромной партии. Он подошел к брызжущему ядом Девидсону и вручил тому лопату. — Вот, Пупсик, перенаправь-ка свою энергию на благое дело.

И хотя я все ещё пребывала в разрозненных чувствах, не смогла не улыбнуться, когда Ловелас от души шлепнул Питера по заднице.

— Труд, приятель — штука полезная! — под аккомпанемент ругательств Ярого Бездельника Нотинстона сыронизировал Эрик, но на всякий пожарный отбежал подальше от придурка, размахивающего лопатой. Искрометной подачи попавшимся под руку кактусом Ловелас, однако, не избежал. Пришлось ему потом долго и упорно выдергивать из свитера колючки. Девидсону тоже досталось — от разгневанной Эрики, которая не смирилась с тем, что идиоты посмели тронуть лелеемое ею растение.

— Копай так, родной, будто могилу себе роешь, — после череды совсем не тактичных подзатыльников, отвешенных Питеру, пророкотала она.

Спорить с ней я бы не решилась. Девидсон, притворно стонущий от боли, тоже смирился с неизбежным: доковылял до заброшенного кустика, поднял его и… молниеносно обернулся в мою сторону.

— Посажу, только если она, — он указал перстом на поджавшую губы, промокшую, испачканную землей меня, — поможет.

Я бы удавиться помогла Кретину, однако, дабы избежать ненужных споров, смело шагнула навстречу капризному идиоту. На переглядывания президентов клуба я старалась не обращать особого внимания: рада была уже и тому, что ребята никуда не уходят. Оставаться с Девидсоном наедине у меня не было никакого желания. Из этого точно ничего хорошего не вышло бы.

— Жду-не дождусь окончания этой нескончаемой отработки, — хватаясь за верхушку туи, в сердцах бросила я углубляющему ямку Девидсону.

— Не переживай, сладенькая, Спаркс обязательно привлечет нас к общественным работам, которые ты так обожаешь, — не отвлекаясь от своего занимательного занятия, успокоил меня господин Кретин. И, обернувшись, чтобы перехватить мой свирепый взгляд, продолжил издеваться: — По глазам вижу, как ты уже скучаешь по мне и ждешь возможности объединить наши… усилия…

Он имел наглость, выдав такое, ещё и переплести наши пальцы на деревце, что придало фразе интимный подтекст, который мне совсем не понравился.

На короткий миг, пока держался за ручки со мной, Питер бросил копать, и лопата стояла, накренившись, прямо около виска придурка.

— Не забывай о докладе, — в тон Девидсону напомнила я. Он изумленно присвистнул.

Но не успел ответить на реплику, ибо, воспользовавшись ситуацией, я немного толкнула обожаемого партнера по литературе. Райской музыкой прозвучал вопль Кретина в тишине цветущей оранжереи. Коварный черенок лопаты таки угодил Девидсону в лоб. Троица очевидцев этого ужасного преступления зашлась от хохота. Блондины кто как выразили мне свое почтение: Ловелас проникновенно похлопал по плечу, Дюймовочка дала пять. Последняя, кстати, даже сопроводила метания пострадавшего веским комментарием:

— Итак, на ринге в зеленых штанах непревзойденный боец, не знающий пощады — Питер Девидсон, и его безжалостный противник… — договорить она не смогла, потому что подавилась хохотом.

Эрик и я тоже пребывали в состоянии, далеком от говорения, так что невидимым зрителям пришлось лишь догадываться, кто же посмел обидеть застенчиво сквернословящего Питера Девидсона. Скорее играющего на публику, чем в действительности оскорбленного. Сам еле-еле сдерживающий смех, Мажор с удивлением наблюдал, как плавно я вливаюсь в дуэт его неординарных друзей, как непринужденно перебрасываюсь с ними остротами и всячески получаю удовольствие от знакомства. Закутанный от макушки до пят в мантию мании величия, Король не смел вслух признать, что в дружеской атмосфере ему находиться приятно. Взамен наш Принц, презирающий трудолюбие, к вящему довольству толпы, быстро управился с туей и был готов к новым свершениям. Их нам с упоением вампиров, дорвавшихся до свежей крови, организовали Эрик с Эрикой. Лично мне поручили прикормить рыбок в пруде-бассейне, а господину Кретину пришлось и цветочки прополоть, и кустики подрезать, и букетик гербер для директрисы собрать. В общем, энергию его уняли. После двух часов мучений, бесчисленных стычек с Эрикой, трех провальных попыток сбежать и двух щелбанов от Эрика Девидсон закончил миссию. Он, еле волочащий ноги, страждущий выпить прохладной водички, волком смотрел на меня, обсохшую, лучащуюся свежестью, заряженную позитивом и… с баночкой пепси прикорнувшую на лавочке. Я прямо нутром чувствовала волны недоброжелательности Питера, но отвечать на полные яда насмешки сами-знаете-кого не стала. Я и пальцем не пошевелила, когда раздосадованный всеобщим игнорированием Питер шлепнулся на место со мною рядом. Порешив, что от этого маленького попустительства не развалюсь, я демонстративно пожала плечами. Нравится выделываться, бога ради! Лавочку я не бронировала!

Улыбнувшись про себя мысли, что отработка закончена и через каких-то пять минут я смогу избавиться от Девидсона хотя бы до завтра, я расслабленно потянулась. В ответ на косой взгляд его Величества я лишь поудобнее прильнула к спинке лавочки. Хочет изображать ацтека, не приобщенного к истокам цивилизации, его дело! Я даже позволила господину Кретину сесть ко мне вплотную. Не изображать же попранную добродетель? Пусть и не надеется, что напугал меня своим поцелуем. От воспоминания о последнем, однако, у меня запылали щеки и свело желудок. Близость Девидсона, его неукоснительное присутствие рождали в памяти картинки недавнего… инцидента. И вместе с неловкостью, робким отзвуком неприязни я ощущала… странное волнение. Будто прикосновения Питера всколыхнули мирно спящую до того момента женственность. Впрочем, робкая чувственность уступила место кичливой гордыне, желанию переиграть идиота, нахально положившего подбородок на мое плечо.

— Поздравляю, — ехидно начала я, едва не утыкаясь носом в макушку Девидсона.

Тот недоуменно поднял голову. Его раскрасневшиеся щеки и чуть влажные губы делали Девидсона похожим на чертову топ-модель. Кретин развалился в непринужденной позе — ноги поставил на сиденье, лапы в молитвенном жесте сложил, рукава своей этой дебильной рубашки закатал по самые локти, ещё и пуговки на груди расстегнул почти до низу. Ни дать, ни взять вылитый идол, от которого сносит башню девочкам-фанаткам. Не знаю, почему, но, осознав, что признаю Девидсона привлекательным, я разозлилась сильнее.

— Сегодня знаменательный день в истории, — с долей иронии продолжила я свои милые рассуждения. Питеру не приглянулось мое напыщенное вступление, но вместо ответной шпильки он всего-навсего прищурился. — Великий Питер Девидсон сделал что-то полезное для общества. Может, обвести кружочком этот день в календарике?

Кретин клацнул зубами и только открыл рот для искрометной подначки, как настойчивое "Тудум. Тудум-тудум-тудум"* взорвало размеренную тишину оранжереи. (*мелодия из "Розовой пантеры*) Контраст с привычными слуху мелодиями современности был столь велик, что мы оба непроизвольно повернули головы по направлению источника звука и не смогли сдержать улыбок, когда пританцовывающая Эрика подбросила в воздух свой трезвонящий телефон, поймала его, после чего ответила-таки на звонок. И если настроение девушки до того момента было светлым, как ясный день, то по мере течения монолога на том конце телефонного провода, лицо драконши словно заострялось. Хорошенькие правильные черты девушки окрасились призраком ужаса. И без того белоснежная кожа побледнела. Она так сжимала телефон, пока слушала собеседника, что пальцам наверняка стало больно.

— Мама, — было единственное, что произнесла Эрика, прежде чем пошатнулась и ухватилась за выступ окна.

В этом надрывном слове отразилось что-то такое трагичное, паническое, словно душу располосовали лезвием. Кое-как затолкав сотовый в карман, Эрика рассеянно посмотрела на свою застывшую подле укрупненную копию. Пронзенные отчаянием, главы клуба садоводов глазами говорили друг другу слова поддержки. Они выглядели как жертвы жуткого кораблекрушения и, хотя я не имела понятия, что стряслось у этой неординарной парочки, лезть с расспросами сейчас точно не стала бы. Слишком устало, слишком обреченно глядели они друг на друга. В их дружном дуэте не нашлось бы места для вторжения кого бы то ни было. Абсолютно забыв про нарушителей универского устава, сосланных в их обиталище, Эрик и Эрика не сговариваясь, почти бегом рванули к выходу.

— Ничто не меняется под сиянием лунным, — провожая задумчивым взглядом друзей, протянул Девидсон.

Он наверняка знал, почему ребята, не попрощавшись, унеслись прочь, но мне, конечно, ничего говорить не собирался. Да я и не спросила бы. Вот ещё: связываться с Кретинами — себе дороже.

После ухода тех, кто обязан был поставить в табели штамп, подтверждающий успешное прохождение отработки, я преспокойно могла заняться своими делами вне досягаемости ненавистного мне сами-знаете-кого, развалившегося во всю длину скамейки. Так я и поступила: отринув формальности, встала, чем едва не заставила Мажора рухнуть с насиженного места и, абсолютно не реагируя на устрашающие оклики Кретина, направила стопы к шкафу, где главы садоводов услужливо предложили нам оставить личные вещи. К сожалению, мой ненаглядный серый рукзачок лежал на последней полке, до которой, хоть убей, дотянуться у меня не получалось. Благо, рядом с трехъярусным мощным предметом старины скромно стояла высокая лестница, упирающаяся своим "острием" едва ли не в прозрачный потолок оранжереи. Следующие пять минут я потратила на безуспешные попытки пододвинуть лестницу к шкафу. Наблюдавший за этим действом Девидсон изрядно повеселился. Он, пока позволяло терпение, упивался моими "юмористическими" дерганиями за все ступеньки. Потом не выдержал — приблизился ко мне вплотную, положил руку поверх моей, уцепившейся за крепление лестницы, и пафосно предложил:

— Помочь?

Мне даже не потребовалось времени на раздумья. Не отрываясь от своего интересного занятья, пыхтя, я мрачно буркнула:

— НЕТ!

И, неловко дернув локтем, случайно ударила Девидсона в солнечное сплетение. Я совсем не хотела рассердить или обидеть Кретина: просто он стоял слишком близко. Однако признать это — значило бы проиграть, поэтому я несколько нервно бросила:

— Ты мешаешь!

Этой короткой фразы хватило, чтобы гнев Девидсона заиграл всеми оттенками радуги. Беззастенчиво развернув меня так, чтобы я оказалась лицом к нему, Питер с улыбкой аллигатора погладил меня по волосам, аккуратно завел непослушную прядь за ухо и нежно так, демонически просипел:

— Ну, раз я мешаю… — он многозначительно поиграл бровями, натешился моим едва ли не шокированным ликом, а потом, к вящему ужасу, подхватил на руки.

— Эй, что ты делаешь?! — не сыграло никакой роли на фоне термоядерной решительности господина Кретина.

С легкостью бетмена идиот одним толчком ноги поставил лестницу как надо, закинул меня попой кверху на плечо, для надежности пару раз любовно хлопнул по филейной части и, абсолютно не обращая внимания на проклятья в свой адрес, спокойно взобрался по ступенькам вверх.

— Посиди-ка тут, Сладенькая, насладись одиночеством. Может, пораздумав, научишься быть вежливой!

Он усадил меня на пыльную крышку шкафа, выдержал ругательство, отражающее мое видение его гадкой, подлой, кретинской натуры, после чего молниеносно спустился на пол и отодвинул лестницу так далеко, чтобы я определенно до неё не дотянулась.

— Хорошего тебе дня, Дорогуша, — имел наглость подмигнуть мне засранец.

Я мысленно четвертовала упивающегося своей мнимой победой ублюдка. Кусая губы, сдержала порыв наговорить ему много-много нелицеприятных выражений, о которых вскорости, будучи человеком воспитанным и культурным, пожалею. Каждый мой кусочек сознания яростно вопил. На каждом ноготке застыло негодование. Но, подобрав под себя ноги, я пилила Девидсона уничтожающим взглядом молча. Чтобы он понял: такая сильная личность, как я, не опустится до бессильных, пустых угроз. Пусть идет. Раз ему доставляет удовольствие показывать всем свое превосходство, вперед! Я уже видела шанс избавить себя от заточения. В конце концов, маленькая шалость Кретина была легко исправима: мне надо было только добраться до рюкзака и позвонить кому-то из знакомых. Думаю, никто не отказал бы девушке, попавшей в беду.

Задумчиво потирая висок в размышлениях, чей номер набрать в качестве 911, я и не заметила, что Девидсон, уже было покинувший убогую меня страдать от недостатка его королевского внимания, вдруг обернулся. Он быстрыми шагами сократил расстояние до шкафа, послал мне очередную гаденькую улыбку и… черт его возьми, взял с полки мой рюкзак.

— Прихвачу, пожалуй, с собой, — демонстративно взвешивая вещь на ладони, хохотнул кошмар моей жизни. — Дабы ничто не нарушало твое единение с живой природой.

КАК? Ну как у этого шута получалось доводить меня до белого каления? Он что, родился с целью испортить мне жизнь?! Козлина мажорская! Да чтоб ему в аду участочек два на два организовали!!

— Ненавижу! — в сердцах крикнула я, в бессильной злости протирая брюками пыль на крышке шкафа.

— Мммм, я знаю, — сверкнув наглыми глазищами, помахал мне на прощание Девидсон.

Он на волне позитива выплыл из оранжереи, а я так и осталась давиться злостью и… голодом.

*

За последующие полчаса я испытала все стадии хандры. Уныние и смирение увенчали их длинный список, когда я поняла, что мне придется либо а) спрыгнуть с идиотского огроменного шкафа, рискуя сломать себе руку или ногу, либо б) до посинения кричать, надеясь на уши-локаторы моих потенциальных спасителей.

Веселая дилемма, не правда ли? Посему, мысленно утопив Девидсона в его же слезах, я глубоко вдохнула, пожелала себе удачи и неуверенно взялась за покатый выступ. Тарзан из меня получился, мягко говоря, не очень: я с детства не умела лазить по деревьям, вечно cбивала коленки и создавала проблемы страдающим от моей неуклюжести товарищам. Но теперь никто не страховал меня внизу, и оттого сердце в груди свершало не только сальто, но и тройные тулупы. Захлебываясь адреналином, я полностью свесилась с верхушки шкафа и, ужасаясь тому, что до пола осталась высота больше моего роста, зависла в воздухе, грудью упираясь в шероховатые дверцы. Выкидыш летучей мыши. Скрещение парашютиста с неудачником. Апофеоз грации косолапого медведя. Пальцами истерически цепляясь за деревянную балку, я умоляла себя успокоиться. Как же! Скорее спанч боба перестали бы транслировать на детском канале, чем страх оставил бы в покое мои трясущиеся конечности. С готовностью аль денте к грандиозному прыжку, я… едва не встретилась носом с дверцей, когда попыталась потихоньку разжать палец за пальцем, дабы беспомощной макарониной соскользнуть на пол. Коварный шкаф, однако, не жаждал освобождать меня из плена. Наверное, знал, что живой и здоровой из нашей битвы не выйду. Собственно, противник из меня был что надо: за неимением возможности свершить манер безопасного падения, я попыталась мастерски поставить ногу на крутящуюся ручку двери. Шкаф скептически скрипнул, ручка, очумев от моей наглости, провернулась и, затравленно пискнув, отлетела к чертям собачьим. Все было против меня! Расстроенная больше, чем напуганная, я изобразила грушу, которую нельзя скушать, то бишь, лишившись опоры, вновь повисла на абсолютно ненадежном выступе шкафа. Теперь уже прекрасно понимая, что через минуту-другую распластаюсь на холодном полу. Одинокая и несчастная. Брошенная всеми… Так думала я, прежде чем Кретин всея Нотинстона соизволил вернуться в родные пенаты и огласить оранжерею возмущенным рыком:

— Чокнулась?!

Конечно! Мажор ведь не дал разрешения всяким проходимцам бултыхаться в воздухе, пока его Величество получает всяческие удовольствия от жизни за пределами криминального клуба садоводов. Вот отослала бы Девидсону смс "О, мой дорогой распрекрасный Король, соблаговоли своей смиренной рабыне спрыгнуть с изумительного трехъярусного предмета старины!", тогда да — Питер не стал бы с глазами беременной русалки скакать ацтеком подле шкафа, надеясь… Впрочем, я не знала, на что надеялся этот убогий индивид: наверное, хотел в первых рядах увидеть мое грандиозное падение. Чтоб ему! Ещё и за щиколотку меня схватил, ещё паче ввергнув в пучину паники.

— Уйди!! УЙДИИИ! — из последних сил пыжась удержаться, крикнула я и очень по-детски двинула ногой в желании ударить врага по носу.

Девидсон увернулся, шикнул вскользь что-то по-латински, — подозреваю, какую-нибудь обидную гадость — после чего без зазрения совести грубо дернул меня за ногу.

— Не бойся, — узрев мое покрасневшее от паники и гнева лицо, напыщенно бросил он. — Теперь можешь прыгать. Я поймаю.

Ага! Конечно! Поймает такой! Да скорее травка в аду зазеленеет! Я ни на грамм не верила Мажорному козлине. Однако выбора он мне не оставил: видя, что я истошно царапаю поскрипывающий от удовлетворения шкаф, господин Кретин второй раз дернул меня за щиколотку вниз. Естественно, его сила пересилила мою. Составляя в уме завещание, жалея о том, что так и не досмотрела намедни "Короля льва", я… живая и здоровая, приземлилась прямо на Девидсона, который, не выдержав мощного толчка, рухнул на пол. Прямо рыцарь в сияющих доспехах! С сияющей ухмылкой на губах и взглядом голодного питона. Правда, надо отдать "спасителю" должное, он по-джентльменски удержал меня над собой, чтобы не придавить весом своего далеко не маленького тела. Хоть какая-то доля разума присутствовала в этой обделенной интеллектом пародии на человека!

Стремясь унять нервную дрожь, похожая на призрака в период отхождения в астрал, я на миг утратила связь с реальностью. Именно тем и можно объяснить тот позорный факт, что в желании обрести уверенность в твердой почве под ногами я скомкала пальцами ткань рубашки Девидсона, который, наверное, больно ударился головой, раз поразительно интеллигентно себя вел — не выделывался и не лапал меня. Убедившись, что больше никуда не лечу, что все конечности целы, что ран на лбу и прочих повреждений нет, я наконец выдохнула с облегчением.

Рано радовалась.

— Так и знал: ты больше любишь быть сверху, — вернул меня к суровой действительности Кретин, очухавшийся после падения.

Он хотел было положить руки мне на талию, но, дошедшая до крайней точки кипения, я схватила первое попавшееся, — а это, на счастье, оказался букет алых гербер, собранный для самой прекрасной, по мнению Эрика, женщины Нотинстона — и с остервенением саданула им Девидсона по лицу. От переизбытка чувств, только что пережитых, мне даже не удалось сопроводить действие словами. Адреналин, вышедший из берегов, придал смелости треснуть Кретина ещё раз, и ещё…

— Ты! ТЫ!! — и это был весь широкий спектр обвинений, выдвинутых мною засранцу, проведшему меня за пару гребаных дней через семь кругов ада.

Засранец, кстати, подозрительно молчал. Он глазами-блюдцами таращился на сумасшедшую меня. Даже не пытался выдернуть из моих рук букет. Стоически терпел заслуженные удары. Кривился, жмурился, но от кровопролития воздерживался. Он был до того тих, что я заподозрила неладное: остановив избиение, хорошенько пригляделась к поверженному врагу. Который, запрокинув голову, вдруг схватился за горло и, умоляющим взглядом воззрившись на меня, начал задыхаться. Грудная клетка Девидсона заходила ходуном, мышцы шеи напряглись, рот открылся в истошной попытке глотнуть кислорода. Буквально минуту назад кипящая от ярости на Девидсона, я вновь была не на шутку огорошена Идиотом! Который слабым движением руки указывал на алые герберы. Догадаться не составило труда: у моего ненаглядного врага была аллергия на кумарин, содержащийся в этих цветах.

— Держись, Девидсон, я… — пробормотала я, сама до конца не понимая, что именно должна сделать в такой жуткой непредвиденной ситуации.

Хрип Питера, явно силящегося что-то сказать, вызвал во мне очередной приступ паники.

Сама того не замечая, я отшатнулась от задыхающегося Мажора.

— Не… у..х…ди! — намертво стискивая мою руку своей, выдавил Кретин.

Поразительно: даже в таком состоянии, даже умирающий, Питер Девидсон продолжал приказывать! Феноменально! Если бы я не была в таком ступоре от происходящего, точно улыбнулась бы.

— Пытайся дышать, Питер, пытайся! — вместо того, чтоб злорадствовать, повторяла я, то и дело вглядываясь в огромные цвета неба глаза Девидсона. — Я… я вызову скорую, — клятвенно заверила, выдирая запястье из его пальцев, но Кретин нисколько не ослабил хватку.

— В… в… — тщетно шевеля губами, пытался он донести до меня некое изречение. И когда я наклонилась над его раскрасневшимся лицом, оформил предложение до конца: — …кармане… тблткииии.

Над нами прожекторы ламп создавали протяжный желтоватый отблеск солнца. Шкаф суровым големом высился близ Девидсоновой головы. Мириады цветов протягивали листочки в сторону нахальных пришельцев, вторгшихся на их территорию. И среди всего этого разнотравья -скорчившийся в муках парень, разметавший вихры по земле, выгибающийся в такт сиплым выдохам, жмущий мою руку так, будто собрался отойти в мир иной раньше положенного срока. Кто на моем месте не испугался бы? Кто, истерически не кинулся бы шарить по всем видимым и невидимым, кстати, тоже карманам умирающего Кретина? Верно, каждый нормальный человек, имеющий сердце, попытался бы добыть из недр Питеровых штанов чертовы таблетки.

Но как только моя ладонь скользнула в задний карман идиота, отдающий концы Девидсон вдруг прекратил крючиться и поразительно резво для больного сцапал в кольцо захвата и вторую мою руку.

— Это сексуальное домогательство! — привычно хамным голосом без примеси агонизирующих хрипов заявил Девидсон.

Целый и невредимый, ничуть не страдающий от тяжелого приступа аллергии, ублюдок легко подмял меня под себя и, впитав в себя весь спектр моего пока что молчаливого негодования, заломил мне руки над головой.

— Понравилось выигрывать, Купер? — наваливаясь всем телом, в самое ухо выдохнул господин Кретин.

У меня каждая клеточка и без того саднила от бурного контакта со шкафом, запястья и кисти оцарапались о его шероховатости и выпуклости, волосы спутались, нервы расшатались до крайности, а придурок решил ПОШУТИТЬ?!! Изображая аллергика на пути к анафилактическому шоку?!

— У тебя все с головой в порядке? — озвучила я вопрос, который волновал меня с момента нашей первой встречи.

Не нависай надо мной Питер тенью восставшего из мертвых Гамлета, не удерживай он меня от поползновений на убийство, я бы точно организовала ему летаргический припадок. Подумать только: играть на чувствах того, кто едва не пострадал от его предыдущей, черт побери, выходки!!! Если и есть справедливость на свете, Девидсону причиталось глобально помучиться в скором будущем, дабы искупить те страдания, на которые он ни за что ни про что обрек несчастную меня.

— Настигни тебя сейчас скоропалительная кончина, я бы с места не сдвинулась, чтобы помочь такому сукиному сыну, как ты, Девидсон! — искренне выплюнула я ему в лицо, и синие омуты подернулись льдинками злости. — Более того, когда мы отсюда выйдем, я на коленях буду просить Листера освободить меня от твоей персоны. Катись в ад! Тебе там самое место, Кретин!

Не спорю, мои слова были излишне резки, быть может, даже изобличительно критичны, но, учитывая испытания, мною пройденные за этот день, рискну предположить, что я была ещё мила и непосредственна в выражениях.

Девидсон, однако, так не считал. Вжав мои ладони в землю с нечеловеческой силой, Кретин, на полном серьезе заявил:

— Никому НИКОГДА не позволю так с собой разговаривать!

Мы оба были в том состоянии, когда чувства поджаривают мозг, оба изнывали от негатива, оба желали придушить оппонента. Разница была лишь в том, что у Девидсона был шанс расправиться со мной, а у меня — с ним — нет. Вторая попытка сбросить с себя паразитирующий ненавистный балласт увенчалась провалом. Балласт едко хохотнул, когда, бардовая от натуги, я прожгла его испепеляющим взглядом.

— Три раза, Купер, — под прицелом моих ненавидящих глаз Девидсон неторопливо расстегнул верхнюю пуговичку на моей блузке, — три раза ты посмела меня ударить.

Следующая пуговичка выскользнула из петельки.

— Что ты… — ошалело начала я, но Питер перебил.

— Не говоря уже о феноменальном шоу с лопатой.

Я подалась вперед, чтобы продолжить список своих достижений столкновением наших лбов, но без особых усилий Девидсон повернул мою голову в сторону, самодовольно расстегнул третью пуговицу и, обнажив плечо, наклонился к моему уху:

— Уже не хочется злословить, дорогуша? — наблюдая за тем, как я вся сжалась, подкольнул Кретин. — Правильно. Помни об этом, когда снова приспичит назвать меня сукиным сыном.

Сказав это, он с азартом Дракулы впился в изгиб между шеей и плечом.

— Ссссукин сссын! — полностью проигнорировала я предупреждение засранца, почувствовав, как клыки пропарывают нежную кожу.

Ухмылка Девидсона запечатлелась на моем теле. Ублюдок на секунду перестал терзать плечо и, вновь развернув меня так, чтобы я смотрела на него в упор, под яростный, полный желания поквитаться взгляд, эротично провел языком по месту прокуса. Боль обожгла местечко, где красовался теперь отпечаток ровного ряда зубов Девидсона. Я сжала челюсть, дабы не осыпать Кретина хитросплетением ругательств. Пригвожденная к его телу, с оставленной меткой, обличающей власть Девидсона надо мной, я силилась сохранить остатки попранной гордости. И гад, терзающий мое горло, видел, сколь необузданно я стражду его убить.

— Рррраз, — потешаясь над выражением моего лица, хмыкнул Девидсон.

Я ничего не могла подделась с изумленным "что?!", сорвавшимся с губ.

Едва не сверкая от самолюбования, кошмар моей жизни провел кончиком носа от линии укуса до кромки волос. Я вздрогнула. Его касания, невесомые и в то же время вызывающие, пестрили чувственностью. Можно подумать, Девидсон поставил перед собой задачу соблазнить меня, а не унизить. Впрочем, первое нисколько не уступало второму по части отвратительности. Мне неприятно, мне мерзко было ощущать лапы Величества удавкой на своих запястьях, мне тошно было от прикосновения его полных губ, привыкших к искушению. Я… не успела додумать мысль, ибо, добравшись до местечка, где истошно билась венка на шее, Девидсон мягко очертил языком аккуратный круг.

— Не… делай этого! — истошно дергаясь под ним, потребовала я.

— Ммм… — почти промурлыкал Питер, а потом влажные губы раскрылись, и я почувствовала легкую боль от его вдоха.

Укуса скотине показалось недостаточно! Он самозабвенно ставил огромный засос на самом видном — чтоб его Муфаса гиенам скормил! — месте. Ни толики целомудрия, ни надежды на скорый финал действа. О нет! Девидсон получал кайф от происходящего: длинные ресницы трепетали, касаясь щек, свободная лапа поглаживала участочек кожи, недавно исполосованной волчьим оскалом, все его натренированное тело, прижатое к моему, пышело первородным жаром, желание доказать, кто тут главный, казалось, въелось в учащенный пульс. Мне… стало не по себе от напора Питера. Я не была столь наивна, чтобы не понимать: начатое в качестве глупой шутки переросло в нечто большее. И страстность поцелуя, нещадно терзающего мою плоть, настораживала, если не сказать внушала панику.

— Девидсон! — после очередного фиаско с освобождением рявкнула я, потому что засасывания стали интенсивнее. — Я… — боже, что могло остановить эту адскую машину? — Я… хочу обнять тебя! — выпалила я, сама не веря, что несу подобный бред.

Однако шокирующая новость заставила врага отлепиться от моей многострадальной шеи. Оглушенный несуразностью просьбы, Король моргнул. Он на мгновенье замешкался и ослабил лапу, удерживающую мои руки. Этого хватило, чтобы выдернуть их из захвата, двинуть Девидсону локтем в бок и, шатаясь, подняться на ноги.

— Псих! — запахивая блузку, крикнула я.

Кретин тоже лениво поднялся. Ему стоило сделать всего один шажок в мою сторону, чтобы я отпрыгнула к самому шкафу. Пылкость моей опаски насмешила парня: не скрывая улыбки, он подбоченился.

— Не стоит распалять меня, Сладенькая, а то… — он вероломно двинулся ко мне, и, проклиная все на свете, я ринулась к двери.

Подобрав портфель, брошенный у раскидистой пальмы, я мысленно дала себе зарок отплатить Королю за сегодняшние "подарки".

— Сегодня последний день, когда ты спишь спокойно! — брызжа ядом, бросила я на прощание.

Девидсон маниакально вздернул бровь.

— Обещаешь? — пошло уточнил он.

С этим дьяволом просто невозможно было спорить! Одной своей фразой он умудрился вогнать меня в состояние аффекта. И, признаться, я была как раз на той стадии, чтобы выдернуть клок волос из густой шевелюры Кретина. Пусть кто-то попробует бросить в меня за это камень! Девидсон заслужил кару и похлеще. Растрепанный, сардонично ухмыляющийся, он лопался от довольства. Он знал, черт возьми: его взяла. Это бесило больше всего!

— Грррр!!! — в бессильной злости прорычала я, дергая за ручку двери.

В душе клокотал огонь мести.

— Не забудь, ты должна мне ещё один поцелуй, Сладенькая! — вдогонку донесся мне смех Девидсона.

Ручка жалобно скрипнула под напором моих окостеневших пальцев. Резьба двери отразила весь спектр моего фонтанирующего негатива.

Однако распинаться я не стала. Выпрямившись и гордо подняв подбородок, спокойно вышла из оранжереи.

Только избавившись от тлетворного присутствия Кретина, я позволила себе выдохнуть. Легче не стало. Не лучшей идеей было и нанести сокрушительный удар стене. Единственное, чего я добилась, — обрела статус счастливой обладательницы новой ссадины. А вот Девидсона хотелось изничтожить так же. Исступленно. Фатально. До искр перед глазами.

Что ж, в конечном итоге, он доказал мне: верить кровавым цветам ни в коем случае не стоит.

Этот урок я усвоила на всю жизнь. И за него очень хотела поблагодарить Питера при первой же возможности. Благо, времени впереди у меня было предостаточно…