Тихоня (гет)

Это вытекла твоя душа.

На ее месте осталась выжженная дыра, и глаза твои стали бездонными провалами в ничто.

Ни лишнего слова, ни лишнего звука. Мало ли, чем это обернется…

Боль.

Сколько боли… Порой тебе кажется, что сил уже не осталось, еще миг — и твоя боль разорвет тебя изнутри, не образно, а физически разорвет на кровавые ошметки. И тогда ты полуосознанно бредешь по направлению к ванной, к милосердному лезвию бритвы и теплой, ласковой воде, как зомби, как лунатик, с одной лишь мыслью: избавиться от боли. Но каждый раз что-то не дает тебе дойти до крайнего края — мамина улыбка (как можно причинять ей боль?!), Понтий Пилат, неожиданно спикировавший на голову (он всегда чувствует твое настроение каким-то животным чутьем, не доставшимся людям или утраченным ими, и в меру своих крылатых сил старается помочь), или кстати пришедшийся звонок Дзена.

Это было однажды — и вода, и нож, и вспоротые вены.

Ты считаешь, ты был прав тогда?

Ты считаешь, ты должен был умереть?

Редкая группа крови — самый простой способ для истеричных суицидников. Тебе нужно было лишь достаточно времени, чтобы стать на грань жизни и смерти, а оттуда так легко спрыгнуть в потрясающее ничто! Ты придумал и поверил, что если не попадешь в ад сейчас, то этот ад будет обеспечен тебе на земле.

Извини, товарищ. У судьбы оказались на твой счет несколько иные планы. Откуда ты мог знать, что у Дзена та же группа крови?! «…на рукаве, мой порядковый номер на рукаве, пожелай мне удачи в бою, пожелай мне…» Эту песню вы пели всегда перед выходом на ковер. Вы были похожи на героев дурного водевиля или фарса. Дзен отдал свою кровь, чтобы ты остался жить.

Сентиментальный дурак! Если бы он мог знать, на что тебя обрекает! Он не знал.

Да! Тебя заставили жить!

А ты думал так просто от всего отделаться?

Самой легкой пыткой для тебя было — смотреть в глаза. Родителям. Друзьям. Тренеру, который, прекрасно зная, что приговор окончателен и обжалованию не подлежит, все же на что-то надеялся…. А самое страшное было — жить. Ходить, есть, спать, просыпаться, справлять нужду, снова есть, спать… Видеть в глазах жалость («Бедняжка, вены порезал….»), а под жалостью нередко — злорадство. Ведь ты за свою шестнадцатилетнюю жизнь много кому успел насолить, и врагов у тебя всегда была тьма, а друг — один. Друг, подаривший тебе ад.

Ты блуждал в пустоте. Ты выл и кидался на стены. О, перед тобой были открыты десятки дверей, но одна, заветная, единственная, оказалась на замке. Как долго ты еще не мог осознать, что тебе больше не к чему стремиться! Не мог понять — как это, ты больше никогда не выйдешь на ковер? Это как? Видел бы ты себя со стороны… Потрясающее было зрелище.

Ты стал избегать прежних товарищей. Ты не мог слышать, как они хвастаются своими успехами тебе, отвергнутому, отлученному… Ты не мог заставить себя даже пойти по направлению к тренировочному залу, хотя именно это направление тянуло тебя, как магнитом. Стин Стиныч никак не хотел примириться с тем, что потерял лучшего ученика. Да, ты был лучшим! Тебя в глаза и за глаза называли «золотым мальчиком», «надеждой российской Федерации ушу», «гением кунг-фу»…

Король умер. Да здравствует король…

Тебя уговаривали продолжать тренировки. Не для соревнований, для себя. Неужели непонятно, думал ты, неужели непонятно, что это все равно что соевый шоколад вместо настоящего, сахарозаменитель, резиновая женщина вместо живой… Так думал ты и сходил с ума в бессильном бешенстве. Тебе казалось, все издеваются над тобой, сверженным королем, несостоявшимся гением. Много чести!

Ты был просто маленьким, эгоистичным, захваленным, амбициозным пацаном.

Что? Тебе было очень больно? А вспомни тогда, скольким людям ты причинил боль в своей жизни! Вспомни, запиши и повесь над кроватью! И пусть они смотрят на тебя, пусть ты нигде не сможешь спрятаться от них! Вот тогда ты, может быть, поймешь, что такое «больно»!

Эй! Куда пошел? Что, даже в зеркало смотреть противно? То-то…