Тихоня (гет)

В баре «Телеграф» было многолюдно, а потому накурено. Стильное заведение в духе английского паба с расторопной обслугой, прекрасной кухней и неизменно свежим пивом обставляло, по мнению некоторых, даже знаменитый «Моллис паб». Совсем небольшой зал и далеко не демократичные цены почти гарантировали от присутствия сомнительных личностей и «гламурных подонков» из псевдозолотой молодежи; здесь собирались люди респектабельные и платежеспособные, предпочитающие старый добрый рок утомительному и раздражающему «тыц-тыц-тыдыдыц».

По всем этим причинам Аня была здесь впервые. О материальном положении Чингиза она до этого момента как-то не задумывалась, но, спустившись вслед за ним в зал, мигом определила, что он тут был постоянным и желанным клиентом. А как еще понимать то, что он по дороге к барной стойке успел бросить привет одной официантке, получить чмок в щеку от другой, а с барменом вообще поздоровался за руку?

— Привет. Тесновато у вас сегодня…

— Да уж, — ответствовал бармен. — Вроде не суббота… Че не позвонил-то? Я б тебе местечко приберег.

— Да мы спонтанно. Я не собирался сегодня к вам. Кстати, никто меня не хотел?

— Ой! — спохватился бармен. — Вон там в углу мужик сидит вроде из твоей компании. Третий вечер тебя ищет. Совсем памяти не стало, пора на пенсию…

Стеф оглянулась едва не раньше, чем Чингиз. Внушительного вида бородач, по прикиду — явный байкер, во все глаза таращился на нее с углового диванчика под окном. От Ани не укрылось легкое недовольство собственника, промелькнувшее на лице Чингиза: кто девушку ужинает, тот ее и танцует. Ох, подумала Стеф, и намучается она с ним…

— Голодная? — спросил Чингиз. Аня вместо ответа покрутила пальцем у виска. Вкуснющую курицу с медом, приготовленную им всего несколько часов назад, она смолотила со скоростью и аппетитом саранчи, и теперь у нее было ощущение, что в желудок провалился чугунный утюг.

— Два «Гиннеса», — бросил Чингиз бармену и направился к байкеру, у которого, казалось, глаза сейчас вылезут из орбит, как у краба.

— Нехорошо так на чужих женщин пялиться, — промолвил Чингиз, опершись ладонями о стол. — Чего хотел?

— Дак это… — мужик, несколько оторопев от такой бесцеремонности, встал и протянул ему руку. — Я Саня, Саня-Гром, помнишь? Мы в Выборге виделись…

— А! — Чингиз хлопнул себя по лбу и пожал протянутую руку. — «Урал»?

— Ну! — Гром разулыбался, все время косясь на Стеф. — Я тут третий день сижу, решил уже, что ты передумал.

— Не передумал.

— Я все равно не врубаюсь, на кой тебе это барахло, — трещал Саня. — Ты ж, как говорят, из фирменных деталей байки делаешь.

Чингиз усмехнулся:

— Ну да, только они тогда по цене золотые получаются. Какой смысл самопально собирать «Харлей» из харлеевских же деталей, когда можно взять фирменный? Это только для снобов, кому принципиальна ручная сборка…

— Так ты, в известном смысле, тоже фирма.

— Спасибо на добром слове. Что брать-то собираешься?

— Гы… «Босс Хосс»! — горделиво объявил Гром.

Чингиз недоуменно приподнял брови:

— На фига? Он ведь быстро ездить умеет только по прямой, на поворотах замаешься, да и тяжелый, как моя жизнь. Бабла, кстати, немерено угрохаешь. Их же сотни полторы всего выпустили, надо тебе такое счастье? Твоя нынешняя машина и то лучше.

Гром помолчал, мозоля глаза о Стеф.

— Ну не знаю, — протянул он чуть погодя, поняв, что по мотоциклетной части конкретно проигрывает собеседнику. — Насчет того, что «Волк» лучше, ты это хватил… По-моему, он хуже «табуретки».

Тут уж Чингиз откровенно рассмеялся:

— Да ты балда! Мой велосипед видел?

Саня кивнул, не скрывая зависти.

— А сделан на базе «Волка». Чем тебе не ХаДэ74?

— Дак двигло-то не «уральское»?

— Двигло не «уральское», но кто ж в здравом рассудке сейчас на «уральских» движках ездит? Я те больше скажу, двигло и не «харлейное»…

Ане стало неинтересно. Чингиз и Саня разговаривали о движках, каких-то подвесках, передачах и лошадиных силах. Она пила пиво, слушала музыку, рассматривала публику — вполне себе однородную, если не считать фигуристой длинноногой блондинки, в гордом одиночестве сидевшей у барной стойки и цедившей не то чай, не то кофе с брезгливой миной на холеном лице. Блондинка пристально рассматривала Чингиза. Стеф вмиг поняла его чувства, когда ее саму так же беззастенчиво разглядывал Гром: руки прочь от советской власти! Едва удержавшись, чтобы не показать красотке язык, Аня поднырнула под локоть Чингиза, — тот махал руками, пытаясь объяснить Грому устройство какой-то вилки — прижалась к боку и звонко чмокнула его в щеку. Чингиз аж подпрыгнул от неожиданности:

— Ты чего?

— Так, просто так, — процитировала Аня, пристраивая его руку к себе на талию.

Чингиз понял ее маневр по-своему:

— Извини, мы тут заболтались о своем… Ну короче, Сань, думай. Я из твоего «Волка» «Триумф Тэндербэрд» сляпаю запросто. Это будет в сто раз лучше, чем «Босс Хосс». А главное, дешевле. Не хочешь — просто куплю, переделаю и продам уже как эрзац-«Триумф». В общем, у меня сейчас в гараже все равно места нет, а через недельку пригоняй коня, пошаманим.

Стеф поймала себя на том, что буквально лопается от гордости: вот он, вот этот экзотический красавец, которого здесь все знают и любят, такой весь крутой и уважаемый байкер, вот он — ее парень. Он принадлежит ей, принадлежит по своей собственной воле, потому что сам выбрал ее, выбрал снова, даже не вспомнив о той случайной связи на Ладоге. Снова предпочел ее огромному количеству разномастных красоток вроде той крашеной блондинки у стойки… кстати, а где она? Аня чуть улыбнулась, отвечая на далекий от скромности поцелуй. Вот так, проваливай, милая, с дороги. Здесь нет рыбы…

* * *

Нелли наблюдала за Каном-младшим и его подружкой, сидя за барной стойкой в уголке. Она не курила, не любила пиво, и подобные «Телеграфу» кабаки для рокенрольщиков и футбольных болельщиков не выносила на дух. Но другой возможности понаблюдать Чингиза Кана «в естественной среде обитания» у нее не было, так что приходилось терпеть.

Нелли не слышала, о чем говорил Кан с бородатым байкером, поэтому ревниво разглядывала его подружку. И вынуждена была признать: девочка что надо. Где он только такую откопал? Можно тридцать раз перекраситься в блондинку, вставить голубые линзы, извести тонну кефира на выбеливание кожи, но такого ангельского очарования не видать, как своих ушей. Да, при такой компании пытаться его охмурить — дохлый номер. По сравнению с девчонкой Кана длинноногая и пышногрудая Нелли почувствовала себя ужасающе вульгарной, непристойно размалеванной кобылой, и моментально решила перекраситься обратно в брюнетку.

Сам же Чингиз Кан ей активно не нравился. Нет, он, конечно, невероятно привлекательный самец, и почти наверняка неплох в койке. Ей не нравилось в нем то же, что и в его отце. Чингиз Кан не создавал впечатления, что им можно манипулировать. Не без некоторой взбалмошности, очевидно, однако парень с крутым характером. Вон как на бородатого цыкнул за лишний взгляд на свою девчонку, тот аж посерел, бедняга, от страха.

Нелли пришла в «Телеграф» подготовленной: все, что только могла узнать об объекте, она узнала. Правда, представление о сыне Аджимурата Кана она составила в основном из слухов и сплетен. Но не бывает ведь дыма без огня. Биография Чингиза Кана оказалась на диво бурной: боевые искусства, дисквалификация, замятое уголовное дело по малолетке (спектр вменяемых статей в зависимости от источника информации варьировался от банальной хулиганки до убийства), армия, Чечня, потом наркота, снова замятая уголовка за хранение героина, теперь вот байкеры… Слухи о том, что Чингиз Кан в свое время танцевал стриптиз, работал в эскорте, снимался в порнухе, связан с чеченской наркомафией и вообще склонен к БДСМ, Нелли с презрением отвергла как полный бред. Тому, что он блядун, каких мало, и изрядный выпивоха, что у него в голове нет тормозов, что у него прегадкий характер и куча поедающих его поедом комплексов — поверила безоговорочно. Похоже, что он нигде не работал и существовал исключительно на родительском иждивении. Портрет получался неприятный.

В целом же наблюдать за Чингизом Каном оказалось занятием неинтересным. Он не преподнес никаких сюрпризов, не проявлял своего оголтелого нрава: спокойно пил пиво, разговаривал, посмеивался, периодически лизался со своей девчонкой, которая бесила Нелли уже одним фактом своего существования в природе. Нелли покинула бар разочарованная. Чингиз Кан оказался заурядным молодым подонком, паразитирующим на деньгах папаши.

* * *

Это уже была просто наглость. Два заказных трупа за неделю! Летучий снайпер вконец оборзел.

Семенов теперь окончательно утвердился в мысли, что это новичок. Дерзкий, талантливый и глупый. Свято уверенный в собственной неуловимости. Надо признать, на то есть вполне определенные основания…

Антон Андреевич точно знал, что вот эта самая уверенность рано или поздно приведет Летучего Голландца к фатальному исходу: настанет момент, и он обязательно на чем-нибудь проколется по небрежности. И если бы все расследование зависело только от Семенова, он бы уселся спокойненько в своем кабинете кофе пить и ждать, когда снайпер потеряет бдительность и совершит заветный прокол. Если бы…

Семенов тяжко вздохнул: это вам не пьяная поножовщина, ее под сукно не положишь и в сейф не запрячешь на условно-вечное хранение, формальными отписочками не отмахаешься. Пресса, как всегда, устроила кипеж, сделав из убиенных едва ли не мучеников, из следствия — бразильский сериал, а из правоохранительных органов — ленивых идиотов в погонах. Попробуй тут подожди.

Он враждебно поглядел на валяющуюся в углу чердака винтовку. Бывает оружие, которое говорит о преступлении и преступнике лучше, чем любой свидетель. Эта СВД оказалась совсем неразговорчивая. Да и снайпер в этот раз сработал как-то халтурно: практически в идеальных условиях. Может, это и не он вовсе, но жопа чуяла. К сожалению, этот аргумент к делу не подошьешь… Объединять дело Летучего с этим эпизодом формальных поводов пока не было. Плюс один висяк. Хрен редьки не слаще.

С охраной Аль-Ади он уже успел побеседовать. Оба гундели в один голос, что никого не видели, ничего не слышали и ничего не помнят. Такой влиятельный бизнесмен мог бы и получше себе телохранителей завести, кажется, а не слепоглухонемых склеротиков. Форменные недотепы, прости господи.

— Антон Андреевич! — в люке чердака появилась лохматая голова лейтенанта Зайцева. Лицо у головы было удрученное. — Там эксперт приехал…

— Ну так хорошо, что приехал, — сварливо заметил Семенов. — Было б хуже, если б не приехал.

Голова Зайцева стала еще несчастнее:

— Да вы на него посмотрите!

— А что?

— Нет, вы посмотрите!

Семенов посмотрел. Вылез с чердака, перешел в дом напротив, поднялся на девятый этаж, вошел в квартиру свежеубиенного, подошел к трупу Аль-Ади и посмотрел.

Эксперт — экземпляр пудов на восемь в кругленьких очочках и с солидной окладистой бородой — производил чрезвычайно сложную манипуляцию. Он укладывал линеечку возле головы трупа. Это было для него почти неисполнимо, потому что он был пьян в зюзю. В хламину. В стельку. Он наклонялся с линеечкой в руках и плавно заваливался прямо на труп, втыкаясь головой в пол, как непомерно разжиревший страус-недоросток. Что-то недоуменно и неразборчиво бубнил, кое-как поднимался, отыскивал линеечку, снова наклонялся, заваливался… Присутствующие в комнате врачи «скорой», понятые и участковый взирали на происходящее действо с нескрываемым интересом. В этом и впрямь было что-то завораживающее, но у Семенова на сей раз от бешенства даже маты из горла не лезли.

Выходя из квартиры, он грохнул дверью от всего сердца, как будто дверь была в чем-то виновата. Потом так же выместил злость на дверце машины, проигнорировав замечание обиженного водителя: «Осторожнее, не холодильник же!»

Семенов фырчал под нос и злился аж до самой улицы Рубинштейна. Собственно, и на Рубинштейна он не сильно успокоился. Но он несколько отвлекся, и покривил бы душой, если б сказал, что увиденное не подкинуло ему положительных эмоций. Точнее, увиденные. Эти двое, явно «под газом», выбежали из бара «Телеграф» и ломанулись прямо под колеса служебной машины, заставив шофера высунуться из окна и заорать: «Рехнулись, что ли?!!!»

— Ага! — нахально расхохотался в ответ парень азиатской наружности. — Справку показать?

Семенов с удовольствием разглядывал парочку. Узкоглазый парень в косухе и потертых джинсах был просто неприлично красив. Вылупляются же такие… Единственное, несколько высоковат для азиата, но, может, полукровка… А вот при взгляде на девушку у Семенова просто перехватило дух, и даже потянуло зажмуриться: словно от солнца откололся кусочек, и спустившись на землю, превратился в человека. Сияла нежная персиковая кожа, лучились пронзительно-синие глаза, светились волосы, пушистыми локонами рассыпавшиеся по плечам, серебристым колокольчиком звенел заливистый смех.

Антон Андреевич вздохнул — повезло же мальчишке. Неужели осталась еще на свете такая волшебная красота? Впрочем, странно было бы видеть рядом с таким чудом рода человеческого какого-нибудь пэтэушника в засаленных трениках. Все закономерно, все правильно. Разные, как ночь и день, они так здорово смотрелись вместе, так подходили друг другу…

Семенов кинул на них прощальный взгляд через заднее стекло машины. Они бесстыже целовались на обочине тротуара, опершись о шикарный мотоцикл вроде «харлея». Ослепительно красивые, молодые, такие счастливые. И Семенову очень-очень захотелось, чтобы у этих двоих все было хорошо, чтобы не утонуло их неистовое счастье в море человеческого дерьма.

Феерическая парочка на мотоцикле обогнала машину на повороте на Невский. На секунду Семенов встретился глазами с парнем, краем мозга подумав, что вечно эти молодые придурки шлемов не надевают… и ему что-то не понравилось. Настолько, что Антон Андреевич размышлял об этом всю дорогу. И только войдя в кабинет, осознал, что в этом несусветно красивом азиате было не то.

Семенов называл это повадкой: сплав осанки, движения, взгляда, голоса, мимики… Тот азиат, при внешней охламонистости, был собран и напряжен, как свернутая тугая пружина, а двигался плавно и быстро, словно хищник перед атакой. Цепкие и внимательные глаза, настороженный взгляд никак не сочетались с его счастливой физиономией. Надо же, как девчонка глаза застила, сразу и не заметил, что парень непрост.

Ну да бог с ним…

В конце рабочего дня, заполненного под завязку беготней и составлением никому не нужных бумажек, Семенов понял, что регулярно вспоминает того странного байкера. С чего бы вдруг? Вспоминать его невероятную подружку было бы логичнее… Понял и едва не споткнулся: жопа чуяла!

Семенов опрометью бросился в кабинет, забыв, куда и зачем шел. Вывалил на стол все документы, записи и записочки по Летучему снайперу и принялся методично их перечитывать, дрожа от нетерпения. Перечитывал пять раз. До десяти вечера. Без толку.

Антон Андреевич поматерился, попсиховал, извел целую банку кофе и две пачки сигарет и пришел к выводу, что стареет. Жопа обманула.