Тихоня (гет)

Стеф подпрыгивала на месте и стучала каблуком о каблук, от души проклиная Чингиза. Она ждала его уже пятнадцать минут и за это время успела замерзнуть. Надо было наплевать на стиль и одеться потеплее…

Вчера, в радостном волнении перетряхивая гардероб, ища подходящее облачение для концерта, она не нашла ничего стоящего. Яркие свитера и непомерной ширины штаны — прошлогоднее стремление к эпатажу, явно не годились. Обычная джинса душу не грела. Эх, было бы что-нибудь кожаное!

И когда Стеф совсем уже отчаялась, ей в голову пришла спасительная мысль. С криком: «Банзай!» девушка помчалась в кладовку, молясь, чтобы не оказалось, что свои концертные костюмы она увезла к маме. Костюмы были на месте, висели аккуратно на вешалках — хоть сейчас на паркет. Стеф вздохнула: о паркете придется забыть. Но костюмы пригодились!

Стеф выволокла из недр кладовки то, что искала: ни разу не надетый костюм для рок-н-ролла, который ей так и не суждено было станцевать. Не на шутку опасаясь, что растолстела за год без танцев, она натянула мягкие черные брючки «под кожу», такую же жилетку и оглядела себя как можно критичнее. Костюм сидел как влитой. Правда, сюда полагалось еще огромное количество всяких прибамбасов, но костюм остался недошит — роковая травма заставила Стеф проститься со спортивными танцами. Зато в недошитом виде он идеально подходил для концерта «Арии».

Вот Стеф теперь и мерзла в тонком костюме и легкой курточке, и проклинала Тихоню на чем свет стоит. Сначала она от нечего делать разглядывала живописные толпы «арийцев» в черной коже, длинноволосых, поигрывающих кастетами и вопящих то «Осколок льда», то «Ангельскую пыль», то начинающих скандировать: «Ария! Ария!». Пиво лилось рекой, в воздух поднимались целые клубы сигаретного дыма. Стеф опасливо стояла в сторонке от этого праздника дикости, и в голову стали прокрадываться нехорошие и злобные мысли: а не надул ли ее этот… этот… этот нахал? Сидит сейчас, небось, в холле «Юбилейного», пиво пьет и хохочет с друзьями — как ловко обдурил девчонку. Подначиваемая такими рассуждениями, Стеф постановила себе ждать еще пять… нет, десять минут — а потом идти отсюда как можно быстрее и не оглядываясь. И напиться с досады. Так ее еще никто не кидал.

- Девушка, вы кого-то ждете?

Стеф обернулась. Рядом с ней стоял огромный бородатый мужик с длинными светлыми волосами, которым позавидовала бы любая девчонка.

— Жду, — сказала Стеф и отвернулась, давая понять, что разговор окончен.

Но мужик, по всей видимости, не понял.

- Может быть, меня?

- Нет, не вас.

- А кого же?

— Друга, — обреченно ответила Стеф, понимая, что так просто не отделается.

- Что-то я смотрю, не идет ваш друг. Может, я его заменю?

Стеф набрала было в грудь воздуха, чтобы отбрить прилипалу, но вдруг почувствовала на своей талии чьи-то горячие ладони. Первой ее реакцией было завопить и отпрыгнуть, но она проглотила крик, услышав над ухом знакомый голос:

— Друг давно уже здесь, и носится вокруг «Юбилейного» как угорелый в поисках вот этой вот особы.

Стеф взвизгнула от радости и повисла на шее у Чингиза — сейчас, избавивший ее от приставучего нахала, он казался ей едва не родным. А Чингиз, справившись с удивлением, протянул руку длинноволосому:

— Доктор, вот сначала пристаешь, а потом на пощечины жалуешься. Привет.

— Привет, — улыбнулся длинноволосый и обратился к оторопевшей Стеф: — Что ж ты сразу не сказала, что ты с ним?

- Дак я… это …— промямлила Стеф, чувствуя себя полной дурой.

— Ладно, — махнул рукой прилипала. — Монгол, мы в «мясе» будем. Найдешь, в общем, нас там орава такая…

- Давай, Динка заждалась небось…

Стеф секунд пять соображала, что произошло. Потом сбросила руки Чингиза, так и обнимавшие ее талию, и обвиняюще выпалила:

- Ты опоздал!

Чингиз отступил на шаг, оглядел Стеф, и уголок его рта снова дрогнул в улыбке:

- Ты потрясающе выглядишь!

Стеф скорчила недовольную рожицу, но сердиться после такого уже не могла. Женщины любят ушами, что поделать, посетовала она про себя, позволяя Чингизу увлечь себя к служебному входу в «Юбилейный».

Следующий час прошел как в карусельной круговерти. Чингиз, подталкивая Стеф перед собой, просочился сквозь небольшую, но плотную толпу страждущих проникнуть на концерт на халяву. Все горячие порывы страждущих разбивались о неприступную стену в виде администратора: два метра высоты и полтора ширины при полном отсутствии эмоций на состоящем из одной челюсти лице не вдохновляли на штурм, страждущие кисло и безнадежно топтались на месте, не предпринимая попыток атаки.

Чингиз, оказавшись перед препятствием, тоже атаковать не стал. Тем более, что препятствие его даже и не заметило с высоты своего роста и социального статуса. Стеф снова засомневалась в целесообразности мероприятия; хорош будет кавалер, если облажается, подумалось ей. Но Чингиз выглядел еще невозмутимее, чем администратор.

Тут Ане показалось, что из двери за спиной охранника (видали мы таких «администраторов»!) выплыла, величаво покачиваясь, огромная темная туча. При ближайшем рассмотрении туча оказалась женщиной, размерами сопоставимой с самим охранником. Аня проглотила язык, наблюдая, как туча неторопливо и царственно приближается, побрякивая серебряными и кожаными украшениями, блистая причудливым макияжем — натуральная картина Малевича на лице.

— Саффи! — Чингиз махнул рукой, чуть не задев Аню по носу.

Туча откинула с лица блестящие черные волосы — Наоми Кэмпбелл сдохла бы от зависти! — и ее выбеленное точеное лицо озарилось радостной улыбкой:

— Монгол!

Охранник безропотно ретировался, подвинутый элегантным движением мощного бедра, и туча нависла над Аней во всем своем грозно-металлическом великолепии. Стеф непроизвольно втянула голову в плечи.

— Монгол, ты что, стоптался, что ли? Вроде повыше был…

Аня посмотрела вверх: отвечая на приветственное объятие, Чингиз ткнулся носом в бесподобных размеров бюст и рассмеялся.

— Эх, Саффи, я по поводу собственных габаритов сокрушаюсь только при встрече с тобой.

Саффи хохотнула в ответ:

— Если б ты был хотя бы масштабов Доктора, уж я бы тебя бесхозным не оставила.

— Ой, спаси господи… Все в порядке? Пропустишь девушку со мной?

Саффи опустила глаза на Стеф, снисходительно ее оглядела и кивнула с милостивым видом царицы, дарующей золотые черевички:

— Обижаешь. У меня не в порядке не бывает. Идем. Только за сцену сегодня лучше не соваться, они там все дерганые. Не подведи.

— О чем речь!

Гигантиха вела их по закулисным переходам и коридорам «Юбилейного», они с Чингизом о чем-то мило ворковали, а Стеф просто распирало от возмущения. До этой Годзиллы в юбке никто не позволял себе так пренебрежительно с нею обращаться. Вот еще, царица ночи нашлась. Бегемотиха размалеванная… От радостного волнения перед концертом не осталось и следа. Хоть разворачивайся и домой иди!

— Э-эй! Ты где?

Чингиз махнул перед ее глазами рукой.

— О чем замечталась?

Стеф огляделась и обнаружила себя в зале, уже почти заполненном нетерпеливо гудящей публикой.

— Ну что, тут останешься или со мной в «мясо»?

Что бы ни обозначало это «мясо», на радужные перспективы от нахождения в нем, по мнению Ани, рассчитывать не приходилось. Поэтому она независимо поморщилась:

— Не. Я тут посижу. Чтоб не затоптали. А кто эта Саффи?

— Впечатлилась? Незаменимый человек. Музыкальный журналист, на любую металлическую тусню впишет. И что характерно, берет за это исключительно борзыми щенками. Ну, иди устраивайся, встретимся после.

Чингиз подмигнул ей и помчался отвоевывать на танцполе «место под солнцем».

* * *

Небо

Мольбы не ждет!

Небо

Угроз не слышит!

Небо

Ведет особый счет!

Стеф еле сидела на месте. Огненная энергетика тяжелого рока била по ногам, отдавалась в ребрах, диким исступлением рвалась из горла — подпевать:

Ты совсем одна, ты в тупике,

В душной неволе.

Быть его рабой на поводке

Ты не смогла!

Ты не смогла —

В сердце игла,

Полная боли,

И зовут тебя там, вдалеке

Колокола!

Да и от самого Кипелова исходила такая энергия, так она дергала, подбрасывала с места, переполняла животным, безумным восторгом, что оставаться спокойным было просто невозможно.

«Наверное, это называется «колбасит», — подумала Стеф мельком, утопая в оглушительном реве хэви метала, бросаясь в него с головой.

— Ну как? Бесишься? — Чингиз облокотился о ручку кресла, тяжело дыша.

— Бесюсь! — радостно заорала Стеф и вцепилась в него мертвой хваткой: — Я в «мясо» хочу! Я сидеть не могу больше!

— Наш человек! — проорал в ответ Чингиз и схватил ее за запястье. — Пошли!

Стеф помчалась за ним, но когда они сбежали к танцполу, к прыгающей, орущей и бешеной толпе, девушку одолели сомнения. Она хотела уже отказаться и вернуться в зал, но Чингиз поставил ее перед собой, обнял, прижал к груди и спиной врезался в толпу, успев крикнуть в ухо Стеф:

- Лицо береги!

А поскольку в сложившемся положении Стеф не могла беречь лицо иначе, кроме как уткнувшись носом в грудь Чингиза — так она и сделала. Тем более что перед глазами то и дело мелькали вспышки зажигалок, молнии курток (такие щеку раздерут запросто!) и всякие другие предметы, вроде в быту совсем не опасные, но весьма неприятные в толпе, бесящейся от тяжелого рока.

Наконец Чингиз остановился, и Стеф поспешила от него отклеиться, но напрасно: толпа плотно прижимала их друг к другу.

— А места попросторнее тут нет? — закричала она, дотянувшись до уха Чингиза.

- Сюда-то еле продрался! Зато перед самой сценой!

И правда! Стеф завизжала и подпрыгнула на месте, насколько позволила теснота. Заходясь от восторга, она позабыла про все на свете, и орала вместе со всеми:

Штиль! Ветер молчит!

Упал белой чайкой на дно!

Штиль! Наш корабль забыт

Один, в мире, скованном сном!

Чингиз тоже вопил во все легкие. Стеф, прижатая к нему, чувствовала вибрацию звука в его груди, и слабый запах дорогого одеколона, и ощущала щекой жар его тела сквозь мягкую ткань футболки. О, это была его музыка! Она подходила ему, она была для него и про него. Это он — Герой асфальта и Король дороги, Тореро и Антихрист, Отшельник и Беспечный ангел… Стеф так и замерла, скованная осознанием этого.

- Стеф! Стеф, тебе плохо? Может, выйдем? Стеф!

Крик Чингиза прямо в ухо вывел ее из прострации. Стеф обнаружила, что стоит с закрытыми глазами, тесно прильнув к нему, вцепившись в его рубашку.

- Так, пойдем-ка!

Чингиз снова обнял ее и таким же макаром, как и вошел, принялся выбираться с танцпола. Стеф затрепыхалась, заупиралась, но Чингиз только прижал ее еще сильнее и прокричал:

— Все равно сейчас последняя песня будет! А ты зеленая, как моя тоска!

В холле по сравнению с танцполом было свежо, как в горах. Чингиз вывел Стеф из зала и усадил в пластмассовое кресло:

— Ну как? Лучше?

— А мне плохо и не было!

— Угу. А лицо цвета надежды… О! Я же сказал — сейчас последняя песня будет. — Чингиз кивнул в сторону входа в зал, где под громоподобные аккорды «Здесь куют металл» Кипелов объявлял состав группы. — Я еще своих дожидаться буду. Пива ага?

— Ага! Холодного!

Чингиз исчез. Стеф блаженно развалилась в кресле — хорошо, когда о тебе заботятся! — и прикрыла слегка уставшие глаза.

— Что, друг опять пропал?

Стеф так и подскочила на месте. Рядом с ней сидел тот самый приставучий бугай с длинными волосами. А Чингиза нет… Аня поискала его глазами, но концерт уже закончился, и из зала повалила восторженная, заведенная орава, мгновенно заполнив весь холл.

Бугай проследил ее взгляд и замахал кому-то руками:

— Народ! Эй! Сюда!

От оравы отделилась компания в несколько человек и направилась на зов. Мужчина и две женщины. Все гораздо старше и Ани, и Чингиза, зато, похоже, ровесники длинноволосого.

— Доктор, это и есть чудо-девушка, которая с Монголом?

— Она самая! — разулыбался длинноволосый. — Ну, что я говорил? Монгол знает толк в женщинах!

— Да это ничего, что вы меня, как породистую лошадь, обсуждаете, — пожала плечами Стеф.

Компания дружно расхохоталась.

— Браво! — воскликнул длинноволосый. — Зачет. Давай знакомиться, что ль… Я — Стас, для друзей — Доктор.

Фигуристая крашеная блондинка, усевшаяся Стасу на колени, представилась Диной, вторая женщина, с неопрятными русыми волосами и невнятной фигурой, назвалась Соней. Мужчина, пришедший с ними, улыбнулся «голливудским оскалом» и протянул Стеф руку:

— Вадим. Можно Дзен. Даже нужно.

Весло!!!

— Аня, можно Стеф. Даже нужно, — Стеф пожала протянутую руку.

— Так вас и знакомить не надо. — Чингиз поставил перед Стеф кружку с пивом. — Рекомендую: Стеф, студентка, спортсменка, красавица, истинный «ариец». Прошу любить и жаловать, холить ее и лелеять, а то разозлюсь. А кресла стибрить вы, конечно, не догадались!

— А зачем? — Дзен поерзал, устраиваясь поудобнее: на нем сидела Соня. — Три есть, а больше нам и не надо.

Чингиз с сомнением посмотрел на Стеф:

— Ну, это вам не надо… — и остался стоять под насмешливыми взглядами приятелей. — Я бы пошел уже отсюда. Курить хочу.

Доктор одним духом высадил полбокала пива и облизнул усы:

— А на драку остаемся?

— Иди на фиг. Мне прошлого раза хватило.

— Да уж, — хохотнул Дзен. — Тебе помимо всего прочего еще и за фейс достается. Кстати, у нас тут место тренера освободилось в средней группе… Не хочешь?

Чингиз так и встрепенулся:

— Нет!

— Придурок ты, талант в землю зарываешь! Сам же знаешь, лучше тебя так никого и не появилось. А тренерской работой заниматься тебе никто не запрещал, между прочим. Стин Стиныч тебя вспоминает каждый божий день. Давай завтра подъезжай часам к трем…

— Не могу. Завтра работаю. С утра и до забора. И вообще, отцепись уже от меня. Десять лет прошло.

— Вот именно. Только не десять, а восемь.

— Все равно. Десять.

— Не все равно! Монгол, ты сидишь и ничего не делаешь, а надо хотя бы апелляцию подать! Глядишь, все и устроится, может, даже до турниров допустят!

— Еще слово на эту тему — и мы остаемся на драку!

— Ой дурак… — Дзен только головой покачал.

Чингиз что-то еще злобно шипел в ответ, но Стеф не слушала: она соображала, где могла видеть Доктора.

Шлепс! Это Чингиз в ярости хлестнул перчатками по столешнице. Аня подпрыгнула от неожиданности, подпрыгнул хрупкий пластиковый столик, повалились пустые стаканы. Дзен невозмутимо прихлебывал пиво, остальные глядели вслед быстро удаляющейся спине Чингиза.

— Вадик, ну зачем ты так… — с укоризной протянула Соня.

— Ничего-ничего. Карфаген должен быть разрушен.

— Умный, мать твою! — Доктор стряхнул с себя блондинку и поднялся. — Вот кому он сейчас морду бьет, скажи на милость? Вечно ты его доведешь, а я потом расхлебывай!

Он опрокинул в себя остатки пива и направился вслед за Чингизом, продираясь сквозь толпу, как медведь через бурелом. Медведь! Ну конечно! Это ж надо — троица с Ладоги в полном составе. И тайн у них, похоже, побольше, чем у мадридского двора… Все-таки маленький город Питер.

— Ладно, пойдемте, что ли, тоже… — в голосе Дзена мелькнуло раскаяние, или Ане показалось? — А вы с Монголом давно вместе?

Стеф оторопела:

— Дзен, мы не вместе! С чего ты взял? Я его вообще второй день только знаю!

Насчет давности знакомства Стеф, конечно, слукавила, но не намного: если посчитать их с Чингизом суммарное время общения, то дня два-три в общей сложности и выйдет.

— Да? Мне кажется, он думает по-другому… Скажи честно, он тебе нравится?

Вот так наглость! Стеф даже онемела. И что прикажете говорить?

Она подумала, вздохнула и сказала правду:

— Нравится — не то слово.

- Этого я и боялся.

- Почему? Он что, голубой?

Дзен фыркнул:

- А что, похож?

- Да нет… Но мало ли…

— Аня, послушай меня внимательно, — посерьезнел Вадим. — Был бы он голубым, не было бы и половины проблемы… Ориентация у него, слава богу, нормальная, но вот с головой не все в порядке. Ну то есть… Если его, не дай бог, чем-то разозлить, вывести из себя, то он и убить может. Причем он себя не контролирует в такие моменты, он часто даже не помнит, что натворил. Сколько раз я его из «аквариумов» вытаскивал… Зачем, ты думаешь, Доктор за ним побежал?

— А зачем?

— А затем, что если Монгол взбесится, его только Доктор и может скрутить. Ну или штуки три омоновцев с электрошокерами. Да и бабник он, каких свет не видел. Смотри, поматросит и бросит, причем матросить будет ровно одну ночь. У нас даже поговорка про него есть: кто с ним покатается, уже не возвращается…

— Что членистоногий, так это у него на лбу написано. — Улыбнулась Стеф. — И это вся проблема?

Слов о неумеренной вспыльчивости она как бы и не услышала.

Уже на улице Дзен улыбнулся в ответ, но как-то невесело:

— А ты отчаянная. Я его знаю шестнадцать лет, и то никогда не могу точно сказать, что у него на уме. Еще до дисквалификации, до армии он был понормальнее. Но Чечня его напрочь сожрала…

— Он служил в Чечне?

— Служил. До самого Хасавюрта. Но на этот счет ты лучше у Доктора спроси, они вместе служили. Только Монгол по призыву, а Доктор по должности.

Стеф просто заходилась от любопытства. Вот тебе и Тихоня!

— А что за дисквалификация? Он спортом занимается?

— Занимался. Традиционное ушу, двенадцать лет. Формы с оружием у него — заглядение! Без оружия тоже на уровне, но с дао ему просто равных нет.

— Дао — это что?

— Кривой меч, широкий такой типа ятагана… — Дзен обернулся через плечо и знаком приказал Стеф молчать. — О! Нашли пропащего!

Доктор действительно вел к ним Чингиза, рассерженного и взъерошенного, как дворовый кот.

— Похоже, успел, — пробормотал Дзен, демонстративно игнорируя кулачище Доктора у своего носа.

Судя по всему, подумала Стеф, успел в самый последний момент.

* * *

Все вопросы Нелли предпочитала решать в постели. По стратегическим соображениям.

Обнаженная женщина всевластна. Голый мужик бессилен и смешон, как описавшийся пудель. Вот и Медведев из-за проигранного тендера суетился, бегал из угла в угол и выкрикивал жалкие угрозы, страшные, наверное, только безвкусным фарфоровым статуэткам на каминной полке. С такой солидной фамилией мог бы и подостойнее себя вести.

Нелли наблюдала за ним, свернувшись клубком на кровати. Вот растреклятый Аджимурат Кан наверняка в гневе страшнее взбесившегося тигра. Но зато его и за галстук не поводишь, он кремень, а не мужик. А Медведев больше походил на ужаленного осой бабуина. Нелли на секунду скривилась ему в спину: убожество…

— А можно как-то аннулировать результаты тендера?

Нелли знала, что можно. И проще было напрямую спросить, сколько это стоит. Однако если ты рискуешь давать советы мужчине, делать это нужно так, чтобы он был уверен, что это его собственная идея.

— Да ты представляешь, сколько на это надо бабла? Вдвое больше, чем я уже заплатил за этот гребанный тендер! У этих сук же все документы чистые, не подкопаешься!

Резонно. Весьма. Если уж при всех занесенных деньгах, при всех «откатах» в десятки тысяч долларов проект был отдан Кану и Васильевой, значит, они действительно сделали предложение, от которого невозможно отказаться. И теперь, чтобы отыграть все назад, нужны не просто деньги. Возможно, положение не спасут даже очень большие деньги. Доллары здесь бессильны.

«Средства безденежного воздействия», так сказать, вот что нужно. По-хорошему не получается, надо по-плохому. Вот только к кому и с какими словами подойти…

Нелли оставила Медведева в спальне рвать на заднице волосы и продефилировала на кухню, где за чашкой кофе принялась задумчиво листать записную книжку — самое дорогое и нужное в своей жизни. Увы, по сравнению с тем уровнем, на котором предстоит действовать, все люди из заветной книжки, пожалуй, мелковаты. Нелли подосадовала: пора, пора уже обзаводиться настоящими тяжеловесами…

Записная книжка проблему не решила.

Нелли раздраженно стиснула кофейную чашечку: значит, придется обходиться совсем дедовскими методами: нет человека — нет проблемы. Кан без Васильевой обойдется, ее проекты сможет воплотить любой грамотный дизайнер. А вот Васильева без Кана ни хрена не построит.

Какой из этого следует вывод?

Нелли снова открыла записную книжку, на этот раз целенаправленно, на нужной фамилии. После долгого нежного мурлыканья, заверений в вечной любви и преданности, Нелли выдохнула в телефонную трубку:

— Пусик, а кто работал с Кондрашевским и Оруджевым? Мне очень, очень надо, правда!

* * *

Вот и появилась в книжке еще одна запись. Позвонить — и Аджимурат Кан не существует в природе. Но все-таки Нелли не хотела поступать таким дуболомным образом. Убрать Кана можно в любой момент, это не интересно. И это совсем не то, чего Нелли желала добиться.

Раздавить. Растоптать. Унизить. Заставить отказаться от громкого, дерзкого и баснословно дорогого проекта! Тогда Кан потеряет деньги, деловую репутацию — ну то есть все, «что нажил непосильным трудом».

Нелли ненавидела Аджимурата Кана. Он был волевой, независимый, умный, сильный. Жесткий и хитрый, как все эти азиатские чурки, и надменный, как все они, по отношению к женщинам. Как только Васильева умудрилась с ним договориться?

Перед тем, как прилепиться к кошельку Медведева, этой бесхребетной улитки-размазни, Нелли пыталась окрутить Кана. Она тогда еще находилась в плену мифа о том, что среднеазиаты и кавказцы падки на длинноногих блондинок едва не на генетическом уровне, и не сомневалась в удаче мероприятия. Ну и стоило признать, что такие мужики, как Аджимурат Кан, были редкостью, и Нелли влекло к этому Шер-Хану стройбизнеса посильнее любого магнита. История полуграмотного детдомовца из хлопчатобумажной республики, выбившегося в люди вопреки и назло всему на свете, сделавшего себе состояние собственным умом и потом, опасного и безжалостного, как голодный питон, будоражила ее воображение…

Аджимурат Кан не просто отверг ее. Он сделал это демонстративно, снисходительно и насмешливо. «Детка, ну зачем это вам? Вы б лучше в библиотечный техникум поступили, что ли, а ноги раздвинуть успеете, еще и надоест… Этому вы всегда научитесь».

Даже теперь, спустя шесть лет после того злополучного разговора, Нелли скрипнула зубами над остывшим кофе, вспомнив издевательскую усмешку Кана.

Васильева, старая стерва, поступила умнее — легла под его раздолбая-сынка, вот они и спелись…

Ах ты,мать твою! Нелли с досадой хлопнула себя по лбу и даже пролила кофе. Сидит она тут, голову ломает, а все просто, как сибирский валенок.

У Аджимурата Кана есть сын.