Luminosity - Сияние разума (гет)

Я прочитала мысли Элспет до того, как это сделал Эдвард.

Это произошло по большему счету случайно: он в это время был в городе по поручению Джаспера, и мы были вне его диапазона. Они пытались найти того, кто сможет подделать документы для Элспет, чтобы она могла свободно перемещаться по миру. Эдвард должен был поехать с ним, чтобы помочь найти подобного человека, потому что существующих контактов в Норвегии было совсем мало. Джаспер поехал, потому что он предпочитал проворачивать такие дела путем нагнетания искусственного страха для предотвращения чрезмерной любознательности. Меня это не слишком волновало, но у меня были другие заботы, из-за которых я по-прежнему пыталась избегать Джаспера.

Между тем Элис и я организовали фотосессию, фотографируя Элспет в разных нарядах на различном фоне, так что, когда Рене сможет посмотреть их, ей будет казаться, что это фотографии нескольких лет из жизни ребенка в фотоальбоме начинающих родителей, а не нескольких месяцев, которые на самом деле понадобились Элспет, чтобы стремительно пройти сквозь младенчество и раннее детство.

— Ам, — сказала Элспет. Это был звук, который она, как правило, издавала, когда пыталась определить, понравится ей та еда, которую ей предложили, или нет. Чтобы накормить ее, я опиралась на свои остаточные знания о кулинарии. В коттедже не было настоящей кухни, только старомодный очаг с висящим над ним котелком, так что я готовила в главном здании и приносила ей оттуда еду. (Джанна вышла из комы, и мне бы не хотелось, чтобы Элспет слушала ее крики.) Элспет не очень-то интересовалась едой — ну или моя стряпня была не так уж и хороша, потому что ни один из ингредиентов не казался мне вкусным, и я с трудом могла вспомнить основы кулинарного мастерства. Тем не менее, она неохотно поглощала внушительный объем тех видов пищи, которые нам удалось уговорить ее попробовать; ей нужно было много энергии, чтобы так быстро расти.

— Хочешь кушать, Элспет? — спросила я, переодевая ее из свитера в легкомысленное платье с оборками, которое купила для нее Элис. Мы делали большую часть фотографий в помещении или на фоне чистого неба, чтобы не так просто было определить время года, и Элис, которой я предоставила полную свободу выбирать наряды-однодневки для фотосессии, набрала одежды на любую погоду.

— Ам, — снова сказала Элспет и приложила свою ладошку к моей щеке.

Ощущение было похоже на просмотр воспоминаний в хронологическом порядке, вот только это были не мои воспоминания. Слишком нечеткие для памяти вампира, слишком цельные — для человеческой памяти, и слишком безболезненные — если считать воспоминания с середины процесса обращения. Кроме того, в воспоминаниях была я — мое лицо, как оно выглядит со стороны. Спустя мгновение, я осознала: непонятно как или почему, но Элспет показывала мне свое рождение так, как она его видела. Я видела то, что видела она, но это не мешало моему реальному зрению. Звука не было, как и остальных ощущений. Была просто картинка меня, склонившейся над ней, затем взгляд Элспет переместился на другую часть комнаты.

А потом видение сосредоточилось на крови из разреза Джанны.

— Мня-я-ям! — уточнила Элспет, опустив руку. Это был звук, который она издавала, когда пробовала еду, и та приходилась ей по вкусу. По крайней мере, насколько ей вообще приходилась по вкусу обычная еда.

— Элспет, — сказала я, — мы в нашей семье не пьем человеческую кровь. Остальным приходится пить кровь животных, но у тебя нет необходимости это делать. Ты можешь кушать обычную еду.

Я не сюсюкалась с ней — нечего ей привыкать к таким разговорам, если через несколько дней она сможет говорить полными предложениями.

— Что происходит? — спросила Элис с потерянным видом, сжимая в руках шляпку с цветами.

— Мы заполучили себе маленькую одаренную, — ответила я, улыбаясь, и начала щекотать дочку: — Маленькую одаренную, которая хочет пить человеческую кровь, но мы ведь не будем поощрять плохие привычки, малышка? Нет, конечно же нет!

Элспет неохотно хихикнула. Затем на ее лице появилось удивительно взрослое выражение — у любого другого человека, кроме моей двухдневной дочки, оно напоминало бы выражение лица расстроенного начальника.

— Что она делает? Она телепат? — спросила Элис. — Ты вела себя так, будто она о чем-то тебя попросила.

— Вроде того. Это были видения, без звука, без слов — ее собственная память, — ответила я. — Но я уверена, что когда она вспомнила про кровь Джанны, она не о здоровье своей тетушки беспокоилась.

Элис хихикнула.

— Увижу ли я, если она мне что-нибудь покажет? — спросила она, протягивая руки.

Я отдала ей Элспет, которая, казалось, не понимала, что от нее хотят. В конце концов Элис взяла ее ладошку и приложила к своей щеке, точно так же, как сделала сама Элспет, когда захотела пообщаться со мной.

— О-ох, — произнесла Элспет — похоже, она поняла, что от нее требуется, и ресницы Элис затрепетали, пока она обрабатывала предложенные ей для просмотра воспоминания.

— Итак, теперь у тебя три источника визуальной информации, — сказала я. — И как оно тебе?

— Голова слегка кругом, — пробормотала Элис. — Она очень настойчива — в том, что касается крови. Может быть, она подумала, что я ей ее дам, если ты не даешь.

— Ох, нет, Элси, нельзя, — сказала я, забирая ее от Элис вместе с шляпкой. — Если уж я не разрешаю — то остальных тоже бесполезно уговаривать.

— Фу, — недовольно сказала Элспет, попыталась отобрать у меня шляпку и выкинуть подальше, но я нахлобучила ее ей на голову и усадила ее наиболее фотогенично, чтобы Элис могла сделать снимок.

* * *

Спустя некоторое время после того, как все фотографии были сделаны, Эдвард вернулся домой и сразу заметил "голос" Элспет. Он ворвался в дом с улыбкой на лице, которая на секунду привела мои мысли в ступор, подхватил Элспет с высокого стульчика, на котором мы делали последние кадры, и закружил ее на вытянутых руках. Элис выскользнула из комнаты, чтобы дать нам побыть вместе.

— И-и! — ее восторженный возглас был ответом на такое обращение, и когда он поднес ее ближе, она прижала ручку к его щеке и поделилась с ним своей памятью еще до того, как я смогла все объяснить.

Казалось, что он удивился гораздо меньше, чем я или Элис — возможно, Элспет или Элис думали об этом достаточно связно, чтобы он ожидал чего-то подобного.

— А что она тебе показывает? — спросила я.

— Последний раз, когда она меня видела, — тихо ответил он. — Она меня узнала.

— Везет тебе, — рассмеялась я. — А у нас с Элис она требовала крови.

В тот миг, когда я произнесла слово "кровь", выражение лица Эдварда изменилось. — Ох, это ведь значит, что... хм. — он моргнул. — Если ей настолько не нравится человеческая пища...

— Ей всего два дня от роду, — сказала я. — Для нее это достаточный возраст, чтобы иметь собственные предпочтения. Но это не значит, что она настолько взрослая, чтобы самой решать, чем питаться. Если она, когда достаточно повзрослеет, захочет охотиться на животных, я не собираюсь ей мешать. Это было бы похоже на ханжество. Но давайте не будем исключать такую возможность, что она еще просто не привыкла к той пище, которую ей предлагают.

— Может и так, — сказал он.

— Мня-я-ям, — настаивала Элспет, похлопывая его по щеке.

— Там картофельное пюре, — сказала я, махнув рукой в сторону холодильника, который мы перенесли к нам в дом, чтобы хранить еду для Элспет. Ранним утром, пока еще она не проснулась, я готовила сразу на весь день, чтобы в то время, пока она бодрствует, мне не приходилось отвлекаться на готовку. — Его она еще не пробовала.

Эдвард послушно достал миску с пюре, подогрел его в микроволновке, которую мы тоже добавили к нашей домашней утвари, и предложил ложечку Элспет. Она нахмурилась, разглядывая крахмалистую штуку, затем с надменным видом приоткрыла ротик и согласилась попробовать. Вместо того, чтобы издать один из ее обычных звуков, она приложила руку к щеке Эдварда. Он дал ей еще одну ложку.

— Она одобряет? — спросила я, стоя рядом с ними.

Он кивнул.

— Настолько, насколько она вообще одобряла что-либо из еды. Хотя я это понял как благодаря ее таланту, так и своему. Немного сложно расшифровать то, что она хочет сказать, используя только изображения.

— У нее не так много возможностей выразиться, если все, что она может показать — это ее воспоминания. Но, возможно, со временем талант станет более универсальным, — предположила я. — Интересно то, что она должна опираться на визуальное восприятие, тогда как ты работаешь со слуховым...

— Я вижу изображения в мыслях других людей, — сказал он. — Просто ощущения при этом такие, будто я их слышу. Почти как синестезия.

— Но мне не показалось, что я слышу воспоминания Элспет.

Она с жадностью поглощала картофельное пюре, едва прожевывая — похоже, что ей нравилась более мягкая пища, несмотря на то, что у нее был полный набор по-вампирски острых зубов. Возможно, потому, что такую еду можно быстро проглотить и скорее покончить со скучной обязанностью приема пищи.

— Возможно, если бы ты знала про свой щит, ты его и увидеть бы смогла, — сказал Эдвард.

— В любом случае, насколько хорошо одаренность передается по наследству?

— По тем данным, которые у меня есть, можно подумать, что это семейное... но они могут быть неверными, — сказал Эдвард. — Например, Алек и Джейн — биологические близнецы с мощным даром, но если бы дар был только у одного из них — о другом близнеце мы просто никогда бы не узнали.

Я кивнула.

— Но ты сказал, что не можешь разобрать мысли Чарли. Это вроде как похоже на то, что я делаю.

— Так и есть. И сестра Аро после обращения была одаренной — по воспоминаниям Марка, он обратил ее из-за догадок о том, что дар Дидим будет таким же полезным, как и у него самого.

Элспет доела картошку, проглатывая ее чуть ли не быстрее, чем Эдвард успевал подносить ей ко рту ложку. Ее быстрый метаболизм уже использовал пищу как топливо — животик ее на вид никак не увеличился. — А что умела Дидим? — спросила я у Эдварда, эгоистично забирая у него Элспет, чтобы покачать ее на ручках. Он посмотрел на нас с довольным блеском в глазах.

— Ее окутывала аура счастья, — сказал он, потянувшись, чтобы погладить Элспет по щеке, и, похоже, не особо задумываясь на тему нашего с ним разговора. — Этот эффект она не могла ни выключить, ни управлять им. Ничего не могла сделать, кроме как излучать его повсюду, куда только ни направлялась. У нее было множество обожателей, но только Марку она ответила взаимностью.

— Я полагаю, это было очень мило, но по стандартам Вольтури не слишком-то полезно, — размышляла я. — А как на это отреагировал Аро?

— Я не слышал, чтобы Марк постоянно об этом думал, и как я уже сказал, мне никогда не доводилось замечать, чтобы Аро вспоминал о ней, — ответил Эдвард, все еще отвлекаясь на улыбку нашего ребенка. Элспет моргнула — у нее были гипнотические карие глаза.

— Она такая красивая, — прошептал Эдвард.

Я вернула ему дочку.

— В один из таких дней я могу перестать думать, что я центр твоей вселенной, — поддразнила его я.

Он оторвал взгляд от Элспет и посмотрел на меня.

— Она — наполовину ты, — сказал он. — С твоими глазами — твоими прежними глазами. Можно ли в этом меня винить?

— Ни капельки. Ты же знаешь, я тоже ужасно ее люблю. Просто... ты очень легко взял на себя бремя отцовства. Я знала, что тебе подойдет эта роль, но видеть, как это происходит на самом деле, для меня в новинку, и я еще не успела изменить свои мысли о тебе в соответствии с новыми данными.

Он наклонился и поцеловал меня, затем снова стал смотреть на Элспет. Она тоже посмотрела на него, достаточно вежливо. Я усмехнулась, а затем спросила: — Ну как твоя командировка?

— Достаточно хорошо, — ответил он. — В Осло мы нашли одного парня и получили норвежские документы, которые подтверждают, что Элспет исполнился годик. Другие бумаги в работе, будут готовы через несколько недель, по ним ей будет два, три, пять, семь, десять, тринадцать и шестнадцать лет. Теоретически, они охватят все то время, которое мы тут проведем. Оно, естественно, ограничивается способностью Карлайла соответствовать на работе своему предполагаемому возрасту. Джаспер сможет вклеить в них домашние фото, когда внешность Эслпет будет достигать нужного возраста. Когда я уходил, он как раз работал над версией документов, когда ей годик.

Элспет, скорее всего, уже сможет сойти за миниатюрного годовалого ребенка. Размером она была примерно с нормального малыша, но менее упитанной, более внимательной и более зубастой, чем любой другой новорожденный в этом мире. Если бы мне пришлось объяснять ее миниатюрность кому-то, кто засомневается в ее годовалом возрасте, я бы даже не соврала, если бы сказала, что она родилась недоношенной.

— Мне кажется, ей нужно будет больше общаться с людьми за пределами семьи, по крайней мере, когда она научится говорить, — сказала я. — Но продолжительное общение не безопасно, правда? Кто-то может заметить. Ей могут понравиться люди, с которыми она пообщалась, и она будет скучать по ним, либо они ей не понравятся, и она не вынесет из общения с ними ничего полезного.

— У нас большая семья, любовь моя, — заметил Эдвард. — Особенно, если Мэгги и Джанна — и Иларио — останутся с нами. До поры до времени ей должно хватить.

Первоначальный план Иларио отправиться в Италию и жить неподалеку от Рима вместе с сестрой не очень хорошо согласовывался с любовью Мэгги к Ирландии. В последнее время у них были и другие, более волнующие их темы, но они все еще иногда спорили об этом. Я надеялась, что Джанна сможет примирить их или найти компромисс, как только проснется, и компромиссом может быть как раз то, что она захочет остаться в Норвегии. Мы были бы рады, если бы они остались, хоть они и порядком увеличивали нашу группу.

Я хотела бы пригласить сюда Чарли, но даже Эдвард не знал, что Чарли был в курсе происходящего. Чарли в своих электронных письмах излучал своеобразную пассивную агрессию, сетуя, что не имеет возможности подержать на руках собственную внучку. Возможно, мне потребуется предлог, чтобы привезти к нему Элспет в соответствии с моим предыдущим решением больше внезапно не срываться в Ла Пуш. Возможно, она смогла бы подружиться с Коди, и у нее был бы друг — такой же, как она сама. Мне не очень-то хотелось везти ее в Чили, чтобы познакомить с Науэлем. Он был вполне хорошим, но, насколько я знала, не собирался навсегда изменить свои пищевые привычки, а это было не то влияние, которое я бы хотела оказать на Элспет. Я не хочу, чтобы кто-нибудь в радиусе слышимости Элспет говорил об убийствах как о нормальном поведении, пока у нее не сформируются хотя бы зачатки критического мышления.

Элспет снова приложила ручку к щеке Эдварда.

— Она хочет, чтобы ты ей почитала, — объявил он. — Интересно... она показала изображение, как ты вчера вечером перед сном читала ей книгу, но на этот раз это была не просто картинка, к ней прилагались и ощущения.

— Эту просьбу я совершенно счастлива выполнить, — сказала я, и взяла верхнюю книгу из стопки материалов для чтения, которые я принесла после набега на библиотеку Карлайла, забрала Элспет из рук Эдварда и начала читать.

* * *

На следующее утро, в предрассветные часы, когда Элспет еще спала, я пошла к главному дому, чтобы на скорую руку соорудить побольше разнообразной еды. Я услышала Джанну в миле от дома. Я слышала и Мэгги, как она отрывисто поет, пытаясь смягчить то, что ничем смягчить невозможно... но крики Джанны были намного громче.

Я пыталась их игнорировать, сосредоточиться на овсянке, которая только что закипела, и курице, чье мясо я пыталась сварить до такой мягкости, чтобы оно понравилось Элспет, но от криков Джанны было тяжело отстраниться.

Я уже наполовину вмешала сироп в овсянку, когда она сменила вопли без слов на очень коварные словесные выкрики.

Я слышала, как Джанна кричала:

— Если ты меня любишь! — ее голос уже приобретал хрустальные переливы вампира. — Пожалуйста, пожалуйста, если ты меня когда-нибудь любила!

— Малышка, — прошептала Мэгги, оборвав песню.

— Больно, больно, — рыдала Джанна. Ее позвоночник, который Карлайл сломал, как только она вышла из комы, исцелился уже несколько часов назад. — Если ты меня любишь, ты прекратишь это.

Удар ниже пояса. Правда. Я тоже умоляла о смерти, но я не подвергала сомнению любовь Эдварда, когда он мне отказал. Мэгги издала скулящий звук.

— Все почти закончилось, — яростно произнесла она.

Я слышала, как буйствовала Джанна, и как Мэгги пыталась схватить ее и удержать. Был ли Иларио в комнате, или же он ушел, не в состоянии выносить эту картину?

— Малышка, ты уже почти справилась, я точно тебе говорю, точно говорю...

— Останови это, — умоляла Джанна. — Я никогда тебя ни о чем не просила... ни о чем... это все, чего я хочу... если ты меня любишь...

Голос Мэгги звучал так, будто она плакала, хотя, конечно же, она не могла.

— Я люблю тебя. Я так сильно люблю тебя, моя Джанна, и я не смогу убить тебя, я никогда не смогу, я хотела бы прямо сейчас прекратить эту боль, любым другим способом, но я не могу, малышка, но я люблю тебя, пожалуйста, ты должна это знать. Все почти закончилось.

Затем, с едва уловимой дрожью в голосе, она снова запела, и Джанна прекратила спорить и просто начала выть.

Я слегка стиснула зубы. Сами по себе крики были ужасны, но я знала, что они значат, и это было еще ужаснее. Было замечательно знать, что Джанна очнется прекрасным бессмертным существом и компенсирует радостью каждый миг боли, которую сейчас испытывает Мэгги, и вернет всех, кого сейчас отбирает у нее всепожирающее пламя. Но сейчас она все еще страдала.

Я упаковала подслащенную овсянку. Джанна часто дышала. Я вытащила курицу из духовки, и поставила вместо нее жаркое из овощей. Джанна начала повторять имя Мэгги, снова и снова и снова, слишком быстро и отчаянно, слова звучали друг за другом так, будто она каждый раз собиралась начать полное предложение. Мэгги сводило это с ума, она даже не могла больше петь, прерывая песню, чтобы тоже повторить имя Джанны.

Я не могла отключить себе слух; в мире не было наушников, достаточно пушистых, чтобы помешать мне слышать все, что они говорили. Я занялась перемещением курицы с противня в более компактный контейнер, пытаясь игнорировать странно интимный обмен болью на верхнем этаже.

— Белла, — вдруг произнесла Джанна, прерывая свою литанию "Мэгги, Мэгги, Мэгги".

— Что? — прошептала Мэгги.

— Что такое? — спросила я. Сейчас они слышат меня так же хорошо, как и я их — слух Джанны еще будет улучшаться, но изменения будут уже не очень существенными, так что она прекрасно слышала меня на расстоянии лестничного пролета.

— Нет, нет, — взмолилась Мэгги. — Не поступай так со мной, малышка, пожалуйста...

— Белла, — выдохнула Джанна. — Я тебе помогла. Помоги мне.

— Я не убью тебя, — ответила я.

— Малышка, прекрати, пожалуйста, — умоляла Мэгги. — Иларио сказал "нет", и я сказала "нет", и Белла тоже, и все остальные тоже откажут, пожалуйста, не проси, малышка, я знаю, что ты хочешь жить, это просто...

— Я хочу умереть! — крикнула Джанна.

Наступило затишье, пауза, и я задумалась, как это заявление, прямое и искреннее, может повлиять на Мэгги. Это не просьба, не намек, просто констатация факта.

Кстати, о Мэгги, она же распознает ложь, если ее слышит...

А Джанна не лгала.

Раздался звук, словно скрежет ногтей по грифельной доске, и дыхание Джанны прервалось, а я уже взбежала вверх по лестнице и ворвалась в комнату, не затрудняясь, чтобы открыть дверь. Я отбросила Мэгги прочь от Джанны, при этом повредив запястье Мэгги — я очень торопилась и не рассчитала своей силы новорожденного вампира.

Похоже, что я едва успела вовремя. На поверхности кожи Джанны, в том месте, где Мэгги сжимала ее, проходили трещины, но больше повреждений не было, она тихо дышала, и ее сердце все еще перекачивало ядовитую кровь по венам. Мэгги испускала бессвязные всхлипы, но не пыталась напасть на меня; ее поведение было следствием требования ее пары, а не трезво обдуманным решением.

Трещины затянулись; исцелилось и запястье Мэгги.

— Ты должна ей позволить, — выдохнула Джанна. — Пожалуйста. Пожалуйста.

— Мэгги, может быть, тебе необходимо быть в другом месте? — спросила я. У Джанны не было сил, чтобы навредить себе, ее можно оставить одну, и физически она будет в порядке, а эмоциональная поддержка, которую обеспечивала ей Мэгги, очевидно, не привела ни к чему хорошему.

— Я не могу, я не могу, я не могу, я ей навредила, о Боже, я не хотела, я не могу! — стонала Мэгги.

— Мэгги, — прошептала Джанна, но та только крепко зажмурилась.

— Да, — ответила мне Мэгги. Я взяла ее на руки и вынесла из дома, подальше от криков.

* * *

Меня не беспокоило, что я оставила овощи в духовке. Если из-за этого начнется пожар, Элис сможет нас заранее предупредить. Мэгги не пыталась заставить меня поставить ее на землю, она просто свернулась клубочком и издавала жалобные звуки.

Я посадила ее на край фьорда, и она села, почти прямо, обняв колени и уткнувшись в них лицом.

— Спасибо, — прошептала она.

— Пожалуйста, — ответила я, хотя стандартный ответ тут казался совсем неподходящим. — Ты... кхм... в порядке?

— Иларио получше, чем мне, — произнесла Мэгги монотонно, в отличие от своей обычной живой манеры речи. — Он не был уверен в себе, поэтому он ушел, для нее так было лучше, меньше риска, я тоже не была уверена, но осталась, потому что хотела, чтобы она нуждалась во мне, но все вышло не так, кто угодно оказался бы лучше меня, я слабая, я ее ранила, я знала, что так выйдет, так уже было...

— До этого были просто несчастные случаи, — сказала я. — А сейчас — ответ на искреннюю просьбу, хотя такую просьбу можно было ожидать. Это не значит, что твоей главной целью хоть когда-нибудь было причинить ей вред.

— Я не просила о смерти во время обращения, — прошептала Мэгги. — Я спросила, закончится ли это все, и она сказала — да, и я поверила ей, потому что это было правдой.

— Это не просто вопрос веры, — сказала я.

Мэгги стиснула руки на ткани брюк. Джинсы натянулись, но ткань не порвалась.

— Если я сейчас уйду, — сказала она, — если она больше никогда не увидит меня после обращения, как думаешь, есть ли у нее шанс найти кого-то лучше меня? Кто бы никогда не п-п-пытался...

Я никогда раньше не слышала, чтобы вампир заикался.

— Понятия не имею, — ответила я. — Но даже если бы она могла, это могло бы занять так много времени, что даже Элис не смогла бы это предвидеть. Ты не можешь быть в этом уверена.

У меня не было сведений о том, что Сью чувствовала по отношению к Гарри в промежутке между ее и его обращением, кроме каких-то очевидных доказательств в поведении. Не говоря уже о том, как бы она жила в том случае, если бы он умер, когда она еще была посреди процесса обращения — и это был ближайший пример, от которого я могла отталкиваться.

— А что, если я умру? Это поможет?

— Не знаю, — сказала я. — Кроме того, как бы ты это провернула?

— Иларио, — был ее ответ. — Я могла бы найти его и рассказать ему, что произошло, и просто не сопротивляться...

— А потом — что, если это не сработает, и она проснется, и окажется в положении Ирины — но в самом начале жизни, потому что ты ушла и покончила с собой, пытаясь освободить ее для кого-нибудь "получше"? — спросила я.

— Ты права, — пробормотала Мэгги. — Но она заслуживает лучшего.

— Она простит тебя, — сказала я. — Не сможет не простить.

— Я знаю, и от этого еще хуже. Если бы я навредила ей раньше, она послала бы меня куда подальше, и этим смогла бы себя защитить, а сейчас она даже не сможет это сделать, по крайней мере, если я ее увижу, да кого я обманываю, я не смогу оставаться далеко от нее, если буду жива, я не настолько сильная, если бы я была настолько сильной, я бы не была сейчас с ней...

— После того, как она станет вампиром, вряд ли ты будешь способна причинить ей боль, — заметила я.

— Но это не значит, что я никогда так не делала, — сказала Мэгги. — Я делала.

— Как думаешь, нужно мне остаться тут с тобой, чтобы ты не наделала глупостей вроде провоцирования Иларио? — спросила я.

— Нет, — ответила Мэгги. — Я просто... думаю, я просто подожду здесь. Пожалуйста, попроси кого-нибудь остаться с Джанной. Она не должна оставаться в одиночестве. Я не имею в виду тебя, у тебя ребенок, за ним нужен уход, но, возможно, Джаспер, если он хоть как-то сможет ей помочь с помощью своей силы, но вряд ли он сможет, он не настолько силен... Эсме?

— Я найду Эсме и попрошу ее, — согласилась я.

— Спасибо, — прошептала Мэгги, и я бессмысленным жестом потрепала ее по голове и оставила на краю фьорда.

* * *

Я задержалась в доме, отключила духовку и отправилась на поиски Эсме. Она обнаружилась в гараже, где болтала с Розали, а та возилась с двигателем гигантской красной машины, которая, как я поняла, принадлежала Эмметту.

— Привет, Белла, — тепло произнесла Эсме, когда я вошла в здание. Розали извлекла руку, испачканную в машинном масле, из внутренностей автомобиля и помахала мне.

— Привет, — сказала я. — Эсме, Мэгги не может больше находиться рядом с Джанной, а Иларио ушел через несколько часов после того, как она пришла в сознание. Но Мэгги не хочет, чтобы Джанна оставалась одна, и она попросила меня, чтобы я попросила тебя побыть с ней в оставшиеся несколько часов.

— Конечно, Белла, — ответила Эсме. Среди всех возможных вселенных не было такой, в которой Эсме ответила бы отказом на такую просьбу; она была существом, судьбой предназначенным для утешения страждущих, и не противилась своей натуре. Она погладила Розали по волосам — они были уложены в светлую копну на голове, чтобы не мешаться при работе — и упорхнула к Джанне, пройдя мимо меня.

Я кивнула Розали и повернулась, чтобы уйти, больше ничего недосказанного у меня к ней не осталось, но она меня остановила.

— Белла.

— Что? — спросила я, разворачиваясь.

— Как ты думаешь, — не сегодня, может быть, не на этой неделе, но уже скоро — как ты думаешь, не могла бы я иногда присматривать за Элспет?

Я моргнула. Я привыкла к мысли, что Розали восторженно согласилась участвовать в создании и рождении Элспет и тем самым очень нам помогла. Но я была немного озадачена этим предложением, а точнее — просьбой о том, чтобы принять участие в уходе за ребенком.

— У нас не так уж много других насущных занятий...

— Я понимаю. Я знаю... что тебе не нужна моя помощь, — сказала Розали, поджав губы. — Она спит, а ты — нет, в школу мы в этом году не пойдем, да и в целом ничего особо не происходит, за исключением обращения Джанны, и все такое, — но если вы с Эдвардом когда-нибудь снова захотите отправиться в путешествие, только вдвоем, я буду счастлива присмотреть за ней.

Я рассмотрела ее предложение. Элспет росла быстро, так возмутительно быстро, что каждое мгновение, проведенное с ней, было драгоценным, даже дороже, чем если бы она была человеком. Тем не менее, у меня не было никаких оснований применить этот аргумент по отношению к себе и не распространять его на остальных родственников. У Розали тоже оставалось совсем немного времени, чтобы поиграть с Элспет-ребенком.

Кроме того, это обеспечило бы мне прикрытие, если бы пришлось снова уезжать за границу: я "позволила" бы Розали повозиться с Элспет, пока мы с Эдвардом взяли бы "немного времени для себя". Я надеялась, что смогу обойтись без очередной важной поездки, но нужно было учитывать и такой вариант.

— Я буду иметь в виду, — сказала я. — Спасибо. Знаешь, ты могла бы прийти вместе с Элис на фотосессию в ближайшие несколько часов — нам нужно будет наделать очень много фотографий со всеми членами семьи, а не только со мной или с Эдвардом и Элис. То, что я не хочу приносить ее в главный дом, пока идет обращение Джанны, не означает, что остальные не могут навещать Элспет.

— Я приду, — сказала Розали.

Я улыбнулась ей, затем вернулась в основной дом, чтобы забрать запеченные овощи и сделать для Элспет фруктовый смузи. Затем почистила несколько яиц. Хороший, сбалансированный рацион. Эсме уже делала все возможное, чтобы успокоить Джанну, которая обнаружила, что ее просьбы о самоубийстве-с-помощью-вампиров на всех, кроме Мэгги, действуют гораздо менее эффективно.

* * *

Я принесла всю еду в коттедж, положила в холодильник и пошла в свободную комнату, в которой стояла кроватка Элспет. Эдвард смотрел, как она спит, не желая оставлять ее без присмотра даже на мгновение, но в эту ночь он держал ее за руку, прижимая ее к своему лицу, и сидел с закрытыми глазами.

— Белла, тебе нужно на это посмотреть, — прошептал он очень мягко, чтобы не разбудить ее. Свободной рукой он махнул мне, чтобы я подходила ближе, и приложил ладошку Элспет к моей щеке.

Я могла видеть ее сны.

Я невольно ахнула — не так громко, чтобы разбудить ее, — когда цвета, формы и лица, которые она "вспоминала", проникли в мой разум. Спокойные, в основном бессмысленные, завораживающе прекрасные. Наши лица — мое и Эдварда — в ее сне встречались наиболее часто, но хотя бы раз промелькнули все, кого она успела встретить. Один раз появилась даже Джанна, под наркозом, равнодушная ко всему, какой Элспет видела ее после своего рождения. Между лицами возникали случайные оттенки цвета, перетекали друг в друга, кружились и рассыпались, образуя произвольные формы.

— Это удивительно, — прошептала я Эдварду, и он улыбнулся мне в ответ, а затем перешел на другую сторону кроватки, чтобы попробовать взять ее руку с другой стороны. Это сработало. Мы замерли, погрузившись в сны Элспет, пока лучи рассветного солнца не проникли в окна, и она не проснулась, смешно зевая. Она заметила, что мы склонились над ней, и прежде чем отнять руки от наших лиц, она отправила нам образ нас самих, прикрепив к картинке чувство некоторого самодовольства. Я представила себе, как она говорит: "Ах, сколько внимания, прямо как я люблю".

— Как думаешь, такой способ общения задержит развитие у нее речи? — спросила я, поднимая Элспет, чтобы побыстрее пойти ее покормить. Она растет во сне так же сильно, как и во время бодрствования, и, естественно, просыпается голодной. — Овсянка. В холодильнике.

Эдвард разогрел еду в микроволновке, а я схватила ложку.

— Возможно, но не думаю, что он сильно ее замедлит. Похоже, что в основном она нас понимает, и если возникнет такая необходимость, мы всегда можем попросить ее начать использовать слова.

Элспет протянула ко мне руку, и я наклонила голову, чтобы "послушать" ее: она еще раз показала мне картинку с кровью Джанны. — Нет, никакой крови, — ответила я. — Сегодня на завтрак овсянка. Ты ее еще не пробовала. Она может тебе понравиться.

Я отступила на шаг, пока Элспет скорчила мне хмурую рожицу.

— Можешь посмотреть, она действительно чувствует себя нехорошо, или ей просто не нравится вкус еды? Не исключено, что ее потребности в питании, пока она будет расти, будут отличаться от ее диеты во взрослом состоянии, но сейчас она выглядит здоровой, только недовольной.

— Все, что я слышу — это недовольство, — заверил меня Эдвард. Он взял овсянку из микроволновой печи, и Элспет печально вздохнула, когда комнату заполнил аромат "некровавой" пищи.

— Кстати, о том, что ты слышишь, — сказала я, перемешивая овсянку, — почему ты был в таком восторге от ее снов? Для меня они стали новостью, но разве ты не мог их слышать без того, чтобы она тебе их передавала?

— Вообще-то я не могу слышать сны, — ответил он. — Либо они не считаются "поверхностными мыслями" — это моя теория, либо они слишком отличаются от той умственной деятельности, которая у меня происходит, потому что я не сплю — это гипотеза Элис.

— А что думает по этому поводу Элеазар? — спросила я, зачерпнула на пробу ложку овсянки, предложила ее Элспет и выслушала ее тихое хмыканье, пока она пробовала ее на вкус.

— Никогда не приходило в голову спросить, — ответил Эдвард. — В любом случае, предполагается, что сны вообще трудно помнить, пока ты еще человек — я сам вообще не помню этот процесс — так что видеть сны Элспет для меня совершенно новый опыт.

— Из моих записей следует, что большинство снов гораздо сложнее, чем эти — хотя, скорее всего, не в возрасте Элспет. А как ты до этого додумался?

— Она издавала звуки во сне — не разговаривала, но близко к этому, похоже было на бормотание себе под нос, — ответил он. — Стоило попробовать.

— Мня-ям-м... — вздохнула Элспет, и я дала ей еще овсянки. Она жевала ее с унылым и страдальческим выражением на лице.

* * *

Как и обещала, Розали пришла на фотофестиваль, она смыла масло с рук и снова распустила волосы. Эмметт тоже пришел; Элспет, у которой была отличная моторика, вцепилась в его волосы, как будто это было воронье гнездо на одной картинке.

Когда пришла очередь Розали держать Элспет на руках и позировать, на ее лице была сияющая, гордая, проникающая в самое сердце улыбка — с оттенком грусти. Она либо пыталась забыть, что Элспет не была ее собственным ребенком, что не совсем ей удавалось, либо привыкала к своей роли тети и ее отвлекало что-то другое, связанное с нами или нет... Я глянула на Эдварда в поисках подсказки, но он был спокоен, так что я тоже перестала об этом волноваться.

Элис сделала несколько снимков с Розали, держащей одетую в куртку Элспет, затем отправилась переодевать ее и отдавать в следующие руки. Когда Розали отдала ребенка, ее лицо приняло обычное выражение — высокомерное, нейтральное, погруженное в себя. Обычно оно говорило: вам придется потрудиться, чтобы привлечь мое внимание. Если подумать, возможно, именно поэтому выражение счастья, когда оно появлялось на ее лице, было таким завораживающим. Пока я об этом размышляла, я смотрела на нее и заметила, как слегка дрожат ее брови — почти незаметное движение.

Розали не обращала на меня внимания; она смотрела, как Эдвард позировал для своих фото с Элспет. После того, как Элис удовлетворили их снимки, в кадре появилась я, затем были фото нашей небольшой семьи, потом Эдвард отошел, Элспет переоделась, а я сама сфотографировала ее.

Это была запутанная последовательность задач, но мы справлялись довольно быстро, и Элспет не была такой уж неженкой — нам не нужно было одевать и переодевать ее так, будто она была сделана из мыльных пузырей. (Если бы мы совсем не заботились о ее безопасности, тогда, конечно, мы могли бы ей навредить, но избежать таких ситуаций было достаточно легко, и это не особо нас замедляло.) На всю фотосессию ушло около пятнадцати минут. Пританцовывая, Элис покинула нас сразу после того, как сделала последний снимок, и отправилась сбрасывать фотографии на свой компьютер, чтобы сделать меня на этих снимках с розовой кожей и карими глазами, специально для тех членов семьи, которые все еще оставались в неведении.

Розали задержалась, даже когда Эмметт уже ушел.

— ...Хочешь покормить ее сегодня утром? — спросила я. Мы кормили Элспет пять раз в день, что для ребенка ее возраста было нормальным графиком питания — если не считать того, что мы давали ей гигантские порции обычной твердой пищи. Хотя в ее случае, пожалуй, жидкая диета была бы намного более странной, потому что под жидкостью подразумевалась кровь. — Посмотрим, любит ли она яйца?

— Я бы с удовольствием, — просияв, ответила Розали. Я передала ей Элспет. Она последовала за нами в дом и разогрела яйца, одной рукой удерживая Элспет. Розали казалась очень довольной, когда Элспет одобрила то, что ей предложили. Я могла догадаться, что яйца будут ее любимой едой, учитывая, как Джанна пристрастилась к ним во время беременности, да и у Сью было то же самое. Это была такая малость, и Розали была так безмерно счастлива, поэтому я не стала возмущаться, что первое свое яйцо малышка Элспет получила из рук Розали, а не из моих или Эдварда.

Элспет съела полдюжины яиц со сдержанным удовольствием. Я отчасти удивлялась — куда у нее помещается вся еда? Она поддерживала высокую температуру тела и все еще росла, так что я полагала, что она ест примерно так же, как и оборотень (которые неизбежно становились хищниками), но волки были намного крупнее нее. Когда Элспет сообщили, что шестое яйцо было последним, она улыбнулась Розали и дотронулась ладошкой до ее щеки.

— Ой, — Розали просто растаяла. — Она такая вежливая!

— Она нашла свой способ сказать "спасибо"? — спросила я.

Розали легонько кивнула, не смещая руку Элспет.

— Она просто показывает все, что произошло, и добавляет свои чувства, — проворковала она, тихо покачивая ребенка.

У меня появилось весьма странное чувство, что я как-то навязчиво стою над душой у Розали, пока она держит на руках мою дочь. Я посмотрела на Эдварда — он стоял позади меня, на его лице можно было углядеть легкое недовольство. У нас не было очевидных причин, чтобы потребовать Элспет обратно и уйти и при этом не показаться грубыми — кроме того, показать Элспет плохой пример поведения было гораздо хуже, чем позволить Розали подержать ее еще немного. Я положила контейнер для яиц обратно в холодильник, чтобы он не мешался. Его можно было вымыть и попозже, когда я буду готовить еду на следующее утро.

— Ну разве ты не лапочка? — ворковала Розали. Элспет самодовольно улыбалась.

— Обращение Джанны завершится где-то через минуту, — сообщил Эдвард.

— Ой, так нам всем нужно пойти на нее посмотреть, — ответила я. — Надо должным образом познакомить ее с Элспет. В конце концов, Джанна оказала ей очень важную услугу. — я задумалась, — Ну и кто-то должен сообщить Мэгги.

— Роуз, пожалуйста, можешь сбегать и рассказать все Мэгги? — попросил Эдвард, протягивая руки, чтобы взять Элспет. — Она сидит на краю фьорда, который ближе всего к главному дому. На лице Розали было написано сожаление, но она отдала нам дочь и отправилась к Мэгги. Эдвард и я с Элспет на буксире направились прямиком к главному дому; мы замедлили шаг, когда услышали последние пронзительные визги Джанны, и подождали, пока они полностью прекратятся, прежде чем поднести ближе более впечатлительные ушки. (Слух Элспет не был таким же острым, как наш, и Эдвард заверил меня, что она ничего не слышала.)

Мы прошли в комнату, где собрались все остальные, последними, сразу за Мэгги и Розали. Джанна стояла и смотрела в окно — высокая, цельная, идеальная. Ее кожа сохранила слабый чайный оттенок, такой же, как и у Иларио. Позади нее собрался весь ковен, впереди всех стоял Иларио. Мэгги стояла в стороне, съежившись в ожидании какой-то страшной мести за то, что она несколько часов назад приняла неверное решение.

— Джанна? — мягко спросил Иларио.

Джанна крутанулась на одной ноге, окинула мимолетным взглядом всех нас и уставилась на Мэгги. Ее новоприобретенные темно-красные глаза засветились радостью.

— Ну... — сказала Мэгги. — Ну ты только посмотри на себя, малышка.

Джанна понеслась вперед, заключая Мэгги в объятия. Впервые я сознательно заметила, насколько Джанна выше своей подруги. Мэгги была очень маленького роста, но когда я сравнивала ее с Джанной-человеком, разница в их силе была настолько более заметна, что разница в росте на ее фоне просто терялась. Мэгги пискнула в объятиях Джанны, и та моргнула и отпустила ее — ту же ошибку я совершила с Эдвардом, когда пыталась его обнять сразу после обращения.

Они одновременно произнесли: "Сможешь простить меня?" Скорее всего, Джанна извинялась за свою просьбу о смерти, а Мэгги за то, что ее послушалась.

Мне пришло в голову, что Иларио до сих пор не знает, что случилось во время обращения Джанны, и не имеет ни малейшего представления, за что Мэгги просит прощения, хотя он может подумать, что это за то, что она оставила Джанну одну во время процесса. Я думала, что если уж он потом все узнает и решит поднять этот вопрос, Джанна неизбежно его отговорит атаковать Мэгги.

Джанна и Мэгги улыбнулись друг другу, тихо хихикая над тем, как они одновременно начали говорить. Затем Джанна обратила внимание на всех остальных.

— ...Доброе утро, — сказала она. Правила этикета умалчивают о том, как следует приветствовать группу вампиров, которые пришли посмотреть на своего новорожденного сородича. — О Боже! Неужели это Элспет?

Я кивнула,забирая ее от Эдварда и посадив ее вертикально, чтобы Джанне было лучше видно.

— Элспет Аннароуз Каллен, собственной персоной, — представила я.

— Ой, она такая милая, — сказала Джанна. — Привет, Элспет. Ты так выросла.

— Поздоровайся, Элси, — подсказала ей я.

Элспет помахала Джанне, улыбаясь полным ртом зубов, а затем протянула ручку, желая пообщаться с помощью передачи воспоминаний. С осторожностью, понимая, что Джанна еще новорожденная, а кровь Элспет, пусть и не очень привлекательная, но все-таки кровь, я шагнула вперед, чтобы осуществить ее намерение. Джанна смотрела с вежливым удивлением, не понимая, что хочет ребенок, пока Элспет не начала передавать информацию.

— О, она знает, кто я, — с сияющей улыбкой сказала Джанна.

— Она очень умная, особенно если учитывать, что ей всего три дня от роду, — сказала я. Элспет опустила ручку, и я вновь устроила ее у себя на руках.

— Тебе нужно поохотиться, малышка, — сказала Мэгги, обернув вокруг себя одну из рук Джанны. — Эдвард, вокруг все чисто?

Он проверил и кивнул, и Мэгги увлекла за собой Джанну из окна прямо в лес. Иларио после секундного колебания последовал за ними.

— Я рада, что все закончилось, — сказала я. — Ну а теперь, Элспет, хочешь прогуляться вокруг дома?

Элспет приложила ладошку к моему лицу и показала короткое путешествие через входную дверь и вверх по лестнице, которое она уже совершала, к изображению было прикреплено ощущение незаконченности и любопытства.

— Я буду считать, что это было "да", — сказала я.

Это был мой последний мирный день.