Дитя Рассвета (гет)

Спит огонь, закованный во льдах,

С самого утра гуляли в предгорьях Одинокой неистовые ветры. Завывали в каменных осыпях, выбеливая мокрые валуны и высушивая пролитые ночным дождем лужи, гнули к влажной черной земле могучие сосны и играючи швыряли среди облаков редких, отчаянно кричащих галок.

Анира проворно взбежала на вершину одинокого скального выступа, крутанулась в восторге и, прикрыв глаза ладонью наподобие козырька, пристально вгляделась в ясную солнечную даль.

— Две лиги, — объявила она и испытующе посмотрела на Леголаса, который остался у подножия скалы. Эльф поднял лицо вверх, и в его глазах отразились проплывающие мимо белые облака.

— Две с четвертью, — уверенно поправил он и широко улыбнулся. — Пробежимся?

Глаза девушки заблестели от предвкушения. Она набрала полную грудь воздуха и расцвела шальной, плутоватой улыбкой.

— А мы обгоним ветер?

— Если поторопимся! — крикнул Леголас и сразу сорвался с места. Анира взвизгнула, выражая не то восторг, не то досаду, и, не утрудив себя спуском с насыпи, смахнула с высоты десяти футов, в три прыжка догнав хитрого эльфа.

Они понеслись прочь от предгорий, поросших лесом, туда, где ветер беспрепятственно гулял по прибрежным равнинам Долгого озера. Со смехом и радостными вскриками, они синхронно огибали редкие валуны и шумно шлепали по глубоким лужам, поднимая тучи радужных брызг.

Анира летела, почти не касаясь ногами земли, и Леголас вдруг понял, что не может опередить ее больше, чем на несколько локтей. Девушка обладала открытым, гордым и стойким сердцем, и ее непросто было заставить уступить. Вероятно, совсем невозможно. Потому, что природа с лихвой восполнила ее внешнюю непохожесть на гномов и наделила Принцессу их знаменитым упрямством.

Анира хитрила, петляла меж камней, небольшие перескакивала, на крупные взлетала, не сбавляя хода и срезая путь, и в конце концов оказалась впереди Леголаса. Он не сразу понял, что его обошли, и переполнился гордостью за свою ученицу. Принцесса не была эльфом по крови, но магия, двадцать лет назад спасшая жизнь ей и Эмин, сыграла свою собственную мелодию, и девушка получила такие качества, которыми не мог обладать ни гном, ни человек.

Она любила свободу и небо над головой, неважно, было ли оно кристально-голубым, как глаза Леголаса, или низким и темным, как вселенская печаль, и с одинаковым восторгом подставляла лицо солнечным лучам, ветру или дождевым каплям. Теплые летние грозы и снежные бури месяца Гиритон(1) приводили ее в одинаковый восторг, а в бесконечном сверкающем полотне звездного неба она, казалось, могла углядеть гораздо больше, чем даже любой из Волшебного народа.

Последний отрезок пути они пробежали шаг в шаг, не уступив друг другу первенства, и с ходу влетели на пустынный берег Долгого озера. Мирно покачивался на волнах одинокий паром, неподалеку от кромки воды виднелся каменный круг с плохо затушенными остатками кострища. Анира подошла ближе, с неодобрением глядя на дымящиеся угли, которые вспыхивали тревожной краснотой с каждым порывом ветра.

— Торговцы. Видно, были здесь совсем недавно и ушли в Дейл по главной дороге, — небрежно бросила она, направляясь к озеру. Зачерпнув в горсть, она нашептала над водой, и та, выплеснувшись из ее ладони, повисла прозрачным, идущим рябью шаром прямо напротив ее лица. Анира сделала неуловимое движение глазами, и он с громким плеском обрушился на горячие угли. Раздалось шипение.

Леголас хмыкнул и досадно дернул плечом. И немедленно наткнулся на тяжелый немигающий взгляд Аниры. Эльфу показалось, что на него обрушился горный ледник. Так умела смотреть только его Принцесса.

— Ты снова пытаешься обратить магию в нечто материальное, — пояснил он на ее немой вопрос. — Ты и так полна ею! Что тебе стоило просто призвать поток воды? Эта стихия повинуется тебе лучше других. И моих знаний не хватает, чтобы ответить почему, — он задумчиво посмотрел на нее, удерживая глазами ее взгляд, протянул ладонь и невесомо погладил по щеке. — В твоих глазах столько воды, мелламин, что иногда мне кажется, что ты родилась из песни морского прилива. Скажи мне, почему я слышу в твоем голосе шум волн?

Анира неожиданно смутилась.

— Если бы только тебя услышал отец! Море... Это — нечто, ему неизвестное, — пробормотала она и мягко высвободилась. На ее фарфоровой коже расцвел робкий румянец. Эльф погасил улыбку. Чудесное зрелище.

Анира выросла. Леголас едва ли успел заметить, что она уже не дитя. Двадцать лет для его народа — лишь мгновение, и ему казалось, что только вчера он стоял в освещенной рассветными лучами солнца комнате и поднимал на руках крохотного младенца с такими невероятными изумрудными глазами, что даже ему, прожившему столько эпох и, казалось, видевшему в этом мире все, она показалась удивительным чудом.

Она и была им. Быстрая и бесшумная, как эльф, сильная и выносливая, как и любой из подгорного народа, она могла справиться даже с гномьей боевой секирой. Леголас внутренне усмехнулся. В этом он точно ей не помощник. И пусть она думает, что он не знаком с этим стилем боя. Ей не обязательно знать, что в этом вопросе он поддерживает ее отца, считая, что эта ветвь воинской премудрости не подходит для девушки.

На озере ветер ощущался еще сильнее. Он гнал по поверхности воды бурные волны с клочками пены и раскачивал паром, будто оторванную от плота пустую бочку.

Анира стояла, не цепляясь за поручни и широко расставив ноги. Волосы за ее спиной полоскались, словно крылья гигантской черной птицы. У них был такой глубокий черный с лазоревым отсветом цвет, что солнце не играло в них, как в светлых прядях Леголаса, а лучи его будто бы гасли, соприкасаясь с этой глубокой чернотой. В противоположность, серебристая полоса у самого лица будто светилась изнутри. Анариэль... нет, он не мог назвать ее по имени, потому, что не было в ней солнечного света, только отблеск морской волны в лунном свете да обжигающе холодное и манящее сиянье Хеллуина. Только Леголасу ни с кем и никогда не было так светло, как с ней.

— Мы направляемся в Эсгарот? — спросила девушка, обернув к нему порозовевшее от прохладного ветра лицо.

Эльф пожал плечами.

— Куда пожелаешь, Принцесса. Но все же я хочу, чтобы мы провели ночь в лесу. Сегодня она особенная — Весеннее Равноденствие. Кто знает, какие сны могут прийти к тебе в такую ночь?

— Ты говоришь, как эльф, — прыснула Анира, прикрыв рот ладошкой.

— Ничуть, — возразил Леголас. Он посерьезнел. — Твоя мать была младше тебя, когда открыла свою вторую сущность. Я хочу, чтобы ты тоже попыталась это сделать.

— И обзавестись кем-то наподобие этой невыносимой вредины Луит? Мама временами не может с нею сладить! — рассмеялась Анира. В ее голосе не слышалось энтузиазма. — Я совсем не уверена, что хотела бы обрести подобные способности и раздвоение личности впридачу.

— И все же мы попробуем. Сегодня, — коварно усмехнулся Леголас, увидев страх в ее глазах. — А на утро ты вернешься в Эребор. Мне придется оставить тебя, Анариэль, — сказал вдруг он и внимательно посмотрел ей в глаза. Девушка нахмурилась. Он называл ее по имени только когда сердился или затевал серьезный разговор.

— Это связано с твоим отцом? Он хочет отослать тебя?

— И да, и нет. Я иду на Запад. Там, на другой оконечности Лихолесья, тоже живут мои сородичи. До нас дошли слухи, что в тех местах снова появились орки и гигантские пауки. Отец боится, что неспокойные времена возвращаются, — он задумался. — Я и сам чувствую неясную тревогу, будто небо еще ясное и светит солнце, а в воздухе уже чувствуется запах грозы. Хочу сам посмотреть, что творится в Дол-Гулдуре и не поселилась ли там какая нечисть.

Анира мигом воодушевилась.

— Я пойду с тобой!

— Тогда меня ждет напасть пострашнее орков — твой отец, — усмехнулся Леголас. — Нет, мелламин, не теперь. Я вернусь к следующей молодой луне.

Анира замолчала, да так больше не проронила ни слова. Путь до Эсгарота занял несколько часов, и они успели отдохнуть и набраться сил после их сумасшедшего пробега по Пустоши Смауга. Они немного побродили по городу, а большей частью — пробежались по крышам и заборам, распугивая порядочных горожан.

Вечерние сумерки спустились быстро. Пронизанные последними золотисто-красными закатными лучами, они царили в городе, уже ничем не напоминающем старый затхлый и почерневший от сырости Эсгарот, придавая ему немного волшебный вид. Тени домов удлинились и потемнели, предвещая скорую ночь.

Девушка и эльф углубились в лес, оставив позади бесчисленные яркие уличные факелы и сторожевые костры озерного города, запаленные на самом берегу, рассеивающие серо-голубую тьму и отражающиеся в воде. Над Долгим озером небо было еще совсем ясным.

Уже глубокой ночью они очутились на высоком берегу Бурой речки, в небольшой, укрытой камнями и поросшей травой проталине.

— Я помню это место, — оглядываясь вокруг, заметил Леголас. — Много лет назад здесь останавливался отряд твоего отца, когда он еще только вел своих сородичей к Одинокой Горе и не знал, что их ждет — успех или гибель в огне драконьего пламени.

Взгляд эльфа затуманился, и Анира поняла, что тот погрузился в воспоминания. Она опустилась на землю и молча разглядывала трепещущий на ладони шар магического света.

Эмин мало рассказывала ей о Приключении и совсем ничего — о том мире, в котором она родилась. Все попытки выспросить у нее хотя бы что-то оставались бесплодными. Не отличался словоохотливостью и Торин, который, казалось, решил вовсе стереть из памяти ту часть жизни его жены, в которой не было его. А больше и спрашивать было некого. Старый Балин ушел в Морию пять лет назад, прихватив с собой Ори и еще несколько десятков молодых отчаянных гномов, в том числе и ее старших братьев, которых отец отпустил на удивление легко. Анира поразилась тому, что среди решивших попытать счастья в походе к брошенному царству Дарина не оказалось Гимли. Он был молодой воин с горячим сердцем, не знавшим страха. Но по какой-то причине он предпочел остаться в Эреборе.

— О чем ты думаешь? — услышала она голос эльфа. — Ты вдруг погасла, как светлячок под дождем.

— О братьях. Из Мории уже полгода нет вестей, и мама опечалена. Отец не подает вида, но я чувствую, что его сердце неспокойно. А теперь уходишь и ты, — она подняла на него глаза, в которых плескалась печаль. — Что же остается мне? Сидеть в Горе и гадать, не случилось ли беды с теми, кого я люблю?

Леголас улыбнулся.

— Так устроены все мы, мелламин. Так было, есть и будет до скончания века. Смотри, — он указал на небо, на котором наконец разошлись тучи и показался огромный желтый глаз луны в обрамлении холодных звезд. — Сегодня будет чудесная ночь, и, похоже, вчерашний дождь унесло ветрами. Он не побеспокоит нас.

Он опустился рядом с Анирой и поманил ее ближе, расстелив на земле свой плащ и заставив ее положить голову к нему на колени. И нежно улыбнулся, увидев свое отражение в ее изумрудных глазах.

— Лежи тихо, — приказал он, притрагиваясь пальцами к ее вискам. — Я помогу тебе очистить разум и сосредоточиться, поэтому ты не должна бороться. Запоминай все, что видишь, слышишь или чувствуешь. И не борись со сном. В сновидениях и тишине родится все, что нам нужно. Закрой глаза. Выбери себе какой-нибудь звук, мелодию, образ, запах — все, что угодно. И позволь этому раскрыться у тебя в голове, будто цветок под утренним солнцем.

— И это все? — с сомнением спросила девушка.

— Это не так просто, как ты себе представляешь. Вполне вероятно, что тебе ничего не удастся.

И Анира послушалась, утонув в разноцветье эмоций, чувств и запахов, среди которых она чутко ощущала присутствие Леголаса, его тепло, поддержку и любовь. Ощущение того, что он идет рядом с нею и держит за руку, было всепоглощающим. В радужной круговерти отчетливо виднелся свет впереди, а под ногами она увидела узкую галечную тропинку. И неожиданно испугалась, заметалась, пытаясь выйти из транса и отчаянно желая оказаться в надежных объятиях своего учителя прямо сейчас...

«Иди вперед». Она не услышала — ощутила это повеление всей кожей и неожиданно почувствовала нечто, напоминающее нежный толчок в спину. Так заботливый отец подталкивает своего застенчивого ребенка в сторону играющих детей. И Анира сделала несколько маленьких неуверенных шагов.

А потом она поняла, что падает. Долго, медленно и совершенно невесомо. В канву красочных видений негаданно вплелся сон, смежил веки, погасил буйство красок и последние отголоски страха...

«Спи, Принцесса». Анира услышала это на краю сна, так и не успев понять, сказал ли он это вслух или мысленно.

* * *

…Галечная тропинка никак не желала кончаться. Ветер трепал волосы, донося целую симфонию незнакомых ароматов. Сердце забилось чаще, рванувшись туда, за гряду высоких каменистых холмов, сплошь покрытых неизвестными синими цветами. Пахло свободой и небом и еще чем-то таким, от чего душа вырывалась из груди птицей и стремилась взмыть ввысь.

Оборвалась тропинка, и Анира зажмурилась оттого, что ей в лицо ударил яркий переливчатый свет, а когда она открыла глаза, то задохнулась от восторга, и ей под ноги выплеснулось нечто огромное и неохватное, полное шумом, свежестью, и оказавшееся таким родным...

Проснувшись, она рывком вскочила на ноги, уронив Леголаса, который по эльфийскому обыкновению не спал, а размышлял, уставившись в одну точку и вынырнув из реальности.

— Я видела!.. — она стояла, тяжело дыша. — Я была там!

— Что ты видела, мелламин? — спросил эльф, спокойно улыбаясь. — Что пришло к тебе во сне?

— Море, — выдохнула Анира. — Я видела море.

* * *

Зажженные масляные лампы, во множестве развешенные по стенам и потолку, мерно покачивались на цепях, заливая тренировочный зал мягким и ровным свечением. Они намеренно были расположены именно так, а не иначе, чтобы тени и свет не обманывали глаз, не вводили в отвлечение и не умаляли точности выпадов сражающихся.

Редкий день тут было тихо и пустынно, чаще всего, помимо постигающей воинскую премудрость молодежи, непременно присутствовали любопытствующие. Сам Торин чрезвычайно поощрял рвение молодых и часто самолично присутствовал на занятиях, наблюдая за успехами сыновей и их ровесников. Только вот тяги к этому сугубо мужскому занятию, которое обнаруживала его девятнадцатилетняя дочь, король не одобрял и не уставал пенять ей на ее излишнюю независимость и непокорность.

Пламя вздрагивало в такт колебаниям воздуха и необычно тихому, едва слышному звону стали. Кружился по пустому залу неистовый вихрь из черных кос, неуловимый и практически бесшумный, сопровождаемый только всплесками голубоватого металла и иногда срывающимся с губ шумным стонущим дыханием. Уворачиваясь от острых лезвий, метался вспугнутой птицей магический светлячок. Это было похоже на необыкновенный, суровой красоты танец, на ритуальную пляску, которая могла бы быть смертельной, если бы на месте безразличного волшебного сгустка света оказался бы враг.

Анира часто тренировалась одна, если Трен не мог составить ей компанию. Кроме младшего из братьев в Горе некому было стать ее партнером в воинских тренировках. Обыкновенно, женщины владели оружием, чаще всего кинжалом или совсем немного мечом, но возводить эту премудрость в культ, а тем более тренироваться с упорством, с каким это делала юная принцесса, было не принято.

Гимли наблюдал за нею уже битый час, укрывшись в тени колонны. Зрелище было... завораживающим. Обнаруживать себя не хотелось, хотя он и явился сюда за тем же, зачем и принцесса. Он должен был признать, что девушка мастерски владеет мечом. И этими эльфийскими зубочистками, с которыми она теперь так ловко управлялась.

Два криво изогнутых тонких клинка с навершиями в виде ястребиных головок для гномьей принцессы смастерил ее наставник. Гимли с презрением относился к Леголасу, собственно, как и к другим эльфам, но не мог отрицать, что оружие сработано мастерски. Он сам не единожды придирчиво рассматривал эти кинжалы, но его внимательный взгляд не нашел в них ни малейшего изъяна.

Как и в стиле боя юной принцессы.

Анира прекратила свою безумную пляску мгновенно, остановившись, как вкопанная, и вдруг уставилась в темноту за колонной. Ее глаза светились, как у тианской кошки во время охоты. Гимли подозревал, что в темноте она видела соответственно.

— Ты можешь выйти оттуда, Гимли, — с уверенностью произнесла она. — Я слышу, как ты пыхтишь.

Гном пренебрежительно хмыкнул, но на глаза показался, скрестив руки на груди и являя собой воплощенную невозмутимость. Он молча наблюдал, как Анира любовно и тщательно протерла лезвия кусочком холста, убрала в тонкие, с серебряной оплеткой ножны, приделанные к широкому кожаному поясу с двух сторон, будто близнецы, и только после этого позволила себе расслабиться. Она рванула шнуровку и с удовольствием скинула тонкую суконную куртку. Привычка одеваться в зеленый цвет, как лесные эльфы, прилепилась к ней нечаянно, давала возможность быть незаметной в лесной чаще и очень раздражала ее отца. Под курткой на девушке оказалась только белая рубашка из тонкого полотна, теперь она пропиталась потом и беззастенчиво прилипла к телу. Анира прогнулась, отбрасывая за спину влажные черные косы, и скосила на Гимли насмешливый взгляд.

— Махал! На что это ты пялишься?! — с притворной сердитостью вопросила она.

Гимли спешно отвел смущенный взгляд и отрицательно потряс головой, отчаянно надеясь, что девушка не заметит, насколько сильно он покраснел.

— Я все еще хочу, чтобы ты научил меня обращаться с боевой секирой, — падая на скамью, заметила Анира. — Что мне сделать, чтобы уговорить тебя?

— Я все еще не дерусь с женщинами, — фыркнул молодой гном. — И не хочу испытывать терпение своего короля.

— Я не прошу тебя со мной драться, я прошу научить.

— Есть разница?

— Ты невероятно зануден, — подытожила Анира, и Гимли обиженно засопел.

— Пускай тебя учит остроухий, — проворчал он. — К слову, почему ты одна? Куда делся твой ручной эльф?

— Не называй его так, — машинально поправила она. — Ты говоришь, как мой отец. Леголас где-то на Западе, вернется со дня на день...

В коридоре за стенами зала послышались гулкие, усиленные эхом легкие шаги, и чуткий слух Аниры уловил этот звук раньше, чем гость успел появиться. Через несколько мгновений она узнала голос своей тетки. Та была явно очень сердита.

— Анира! Я знаю, что ты тут! — взывала старая гномиха. — Найду — за косу уволоку!

— О, нет! Это тетя Дис, — затравленно завертелась на месте Анира, подхватывая и кое-как закрепляя вокруг пояса перевязь с мечом и кинжалами. — Поймает — засадит за вышиванье!

— Вполне благопристойное занятие для... Эй!

Девушка не дала ему договорить. Она пихнула Гимли в руки свою куртку и, крепко ухватив упирающегося гнома за косу, потащила вглубь зала.

— Быстрей! Выйдем через заднюю дверь, — громко зашептала она. — Ну, давай же!

Они вылетели через крохотную дверцу и оказались на узенькой пыльной лестнице. Анира не долго думая, потащила Гимли прочь, все ниже и ниже, по каменным мосточкам и переходам. Пару раз они с разбега наскочили на мирно спешащих по своим делам прохожих, перевернули тачку, доверху полную тяжелыми глиняными формами для отливки металла, расколотив, по меньшей мере, половину из них и услышав в свой адрес поток таких ругательств, что Анира, не особенно сведущая в родном языке, даже не поняла их значения. Потом коридоры стали пустынными, заметно потеплело, жарко запахло раскаленным металлом.

— Нет! — Гимли вдруг дернул ее в сторону. — Не в кузни. Сюда, — они свернули в темную низкую арку и оказались в тесном туннеле с неотесанными шершавыми стенами, ведущем вбок и вглубь Горы.

Анира не знала этого места, но покорно пошла за другом. Ею вдруг овладело неуемное сумасшедшее веселье. Стоило бы давно остановиться — никто не гнался за ними, не было нужды прятаться. Но идти вот так, взявшись за руки, в полутьме и неизвестности было так весело и волнующе. Наверное, в них все еще живут проказливые дети.

— Где мы? — останавливаясь, спросила она. Было почти совсем темно, душно и сыро, девушка, оставшаяся лишь в одной только влажной рубашке, теперь подрагивала от могильного холода, идущего от мокрого камня. Она торопливо влезла в куртку и засветила над их головами магический огонек.

— В копях, — отдышавшись, пояснил Гимли. — Далеко от центра Горы, к западу от главного моста. Это старая дорога. Вообще-то она давно заброшена, но отсюда можно попасть куда захочешь. Главное, знать, куда свернуть.

— И куда свернули мы?

— Помнишь, несколько недель назад, в подземельях взорвался газ?

Конечно, Анира помнила этот кошмарный день. Газовые карманы были редки в копях, и подобного раньше не случалось. Рудокопы работали споро и спокойно, обыкновенно перебрасываясь редкими репликами, пока один из них неожиданно не пробил киркою стену, оказавшуюся лишь тонкой перегородкой, скрывающий полость. Свечи, закрепленные на шлемах горняков, запалили вырвавшийся наружу газ, случился взрыв и обвал. По счастливой случайности народу там было мало, и никто не погиб, но стена, считавшаяся до этого монолитной, рухнула, открыв небольшую пещеру. Большего Анира не знала, кроме того, что Гимли был одним из тех, кто работал тут во время происшествия.

— Идем, я тебе что-то покажу. — Гимли потянул ее за руку. — Береги голову.

Галерея сузилась до ширины небольшого прохода, гном мог пройти тут только боком, в отличие от маленькой тоненькой Аниры.

Вдруг он остановился и отпустил ее руку. Светлячок, повинуясь взгляду девушки, послушно спорхнул ей в ладонь. Вокруг было уже так темно, что он был здесь единственным источником света.

— Погоди тут, — сказал Гимли и исчез в темном проеме в скале. Через несколько мгновений запахло дымом, и впереди, в скальном проеме, забрезжил яркий радужный свет.

Анира приблизилась и с любопытством заглянула внутрь.

Это была самая необыкновенная пещера, которую ей доводилось видеть. Сначала она не поняла, что вдруг так ярко и разноцветно раскинулось перед нею, подобно цветочному лугу. Но потом, когда ее глаза привыкли к свету, она поняла, что своды и стены маленького грота сплошь покрывают необыкновенно яркие, похожие цветом на сочные ягоды, кристаллы. Она восхищенно ахнула. Вся пещера была похожа на одну гигантскую друзу.

— Что это? — едва слышно прошептала она.

— Турмалин, — довольный ее реакцией, пояснил Гимли. — Не черный, которого везде полным полно, а самый редкий, мы и не думали, что он есть в Горе. Люди называют его ягодным. Цветок глубин. Камень Йаванны.

Туннель обрывался внезапно, и до пола пещеры было не меньше семи футов. Гимли уже был внизу. Он протянул руки.

— Иди сюда.

Анира поколебалась с мгновение, но послушно скользнула в объятия друга.

— Не думала, что под Горой может быть что-то, столь же прекрасное, как и живые цветы, — сказала она, осматриваясь по сторонам.

— Просто тебе нужно чаще бывать дома, — заметил Гимли, неохотно выпуская ее из рук, и девушке послышался в его голосе мягкий укор. — Закрой глаза, — вдруг приказал он. Анира зажмурилась, ей даже в голову не пришло испугаться. Она доверяла ему. Когда она открыла глаза, перед нею на его ладони очутился невероятно тонкий амулет из этого причудливого малинового с зеленью камня, выточенный в форме цветка, покоящегося на ложе из серебряных листьев. Принцесса безошибочно признала в этом голубоватом металле мифрил. Вещицу дополняла искусно сработанная кружевная цепочка.

— Мой отец — искусный ювелир, — сказал Гимли. — Я, понятное дело, и в подметки ему не гожусь, но тоже кое-что умею. И сделал его для тебя. Символ Йаванны...

— Он прекрасен, Гимли, — улыбнулась Анира, откидывая косы и позволяя ему надеть цепочку ей на шею. И неожиданно смутилась, почувствовав прикосновение его пальцев к своей коже. — Спасибо.

Она скучала по детству. Тогда он был просто старшим товарищем, который потакал всем ее капризам, брал с собой в мастерские и позволял выплетать из своей бороды замысловатые косички. Все было простым и понятным.

А потом побежали годы, и с этим что-то неотвратимо поменялось. Появились условности, недосказанности и почти осязаемое напряжение. Теперь Анира и Гимли часто ссорились, причем порой молодой гном становился таким вздорным и непримиримым, насмешливым и саркастичным по отношению к ней, что девушка переставала его понимать. Такой Гимли ей решительно не нравился.

Она отошла к дальней стене пещеры и отвернулась, скрывая замешательство. Потом коснулась пальцами ближайшего к ней кристалла, виднеющегося из тела горы. Он потек, изменил контуры и неожиданно расцвел крупной кроваво-красной розой, которая упала к ногам приблизившегося Гимли. По маленькому помещению поплыл одуряющий аромат. Он протянул руку и тут же укололся об острые шипы. Анира громко рассмеялась.

— Опять эта твоя магия! — возмутился гном. — И зачем тебе понадобилось это делать?

— Чтобы в недрах горы стало чуть теплей. Эребор красив, Гимли, и я люблю его, но здесь кругом лишь камень. Нет неба и солнца, поэтому нельзя вырастить цветы.

— Но так устроен мир, Нари! Ты — гномиха. Почему тебе не живется, как другим нашим женщинам?

— Человек, — покачала головой Анира. — Я человек.

— Это тебе остроухий глупости в голову вбил? — недобро сощурился гном. — Нари, держись от него подальше. Он чужой, как бы там ни было, и он эльф. Он учит тебя таким вещам, которые заставляют твоих братьев краснеть за тебя. — Гимли фыркнул. — Готов спорить, что он и драться тебя научил с помощью магии.

— Что?! Ты намекаешь, что я в бою использую волшебство? — вскинулась Анира.

Гимли с деланным безразличием пожал плечами.

— Возможно, магия может помочь восполнить недостатки в мастерстве...

Он не договорил. И отпрянул назад, почувствовав холодок стали на своей шее. Острие клинка Аниры опасно качнулось. Гном собрал в кулак всю свою невозмутимость и аккуратно отвел в сторону кончик меча.

— Бравада — это хорошо. Но, Нари, не отрицай — ты всего лишь женщина, и тебе никогда не стать равной мужчине в воинском искусстве, — уверенно изрек он.

— Проверим? — запальчиво прошипела девушка. — Прямо сейчас?

— Я не стану с тобой сражаться, — возразил Гимли, убирая руки за спину. — Не хочу случайно причинить тебе вред.

— Спор, Гимли! — зарычала Анира, сверкая глазами и пряча меч в ножны. — Мы будем драться на спор на глазах у других. Сейчас в тренировочном зале, должно быть, уже много народу. Но ты всегда можешь отказаться, и я буду знать, что твои слова — не более чем хвастовство, — сладко улыбнулась она.

— Да ты ополоумела! — вскричал Гимли. — Твой отец нам обоим задаст, да так, что потом о таких глупостях и думать забудешь!

— Не успеет, — сузила глаза девушка. — Я успею проучить тебя до этого.

— К балрогам тебя, женщина! Мое терпение кончилось! — вскипел Гимли, в сердцах пиная сапогом стену. — Пусть будет по-твоему, но клянусь памятью Дарина, ты пожалеешь о том, что в это ввязалась!.

* * *

Анира все рассчитала верно, и к тому моменту, когда она и рассерженный, мрачный Гимли вернулись в тренировочный зал, там уже было около дюжины молодых гномов, в том числе и Трен. За ними наблюдали несколько девушек. Принцесса порадовалась, что здесь нет Двалина, который, скорее всего, пресек бы их замысел в корне.

Шум сражения стих, как по команде, когда все заметили Аниру и Гимли. Втолковывать то, что происходило что-то знаковое, никому было не нужно, слишком уж говорящие выражения были на их лицах.

— Сестрица, от тебя можно факел зажечь, — полушутя полусерьезно заметил Трен, осторожно приблизившись. В его голосе, однако, зрела тревога. — Ты ответишь, если я спрошу, что произошло?

Анира бросила в сторону Гимли гневный взгляд.

— Он слишком много о себе думает! — выпалила она.

— А, по-моему, он много думает о тебе, — заметил Трен, аккуратно подцепляя пальцем цепочку на ее шее и извлекая на божий свет подаренный Гимли кулон. Анира зло дернула вещицу из его рук и спрятала за шиворот. Трен понимающе ухмыльнулся.

Подле них уже кучковался народ, гномы выжидающе смотрели на то, что произойдет дальше, и даже делились догадками, посмеиваясь и нимало не смущаясь, что их слышат.

— Призываю всех в свидетели! — крикнула Анира и обвела зал повелительным взглядом. — Между мною и Гимли возник спор, и единственная возможность его разрешить — поединок, — вокруг удивленно загомонили. — Он поставил под сомнение мое умение владеть оружием и мою честность, — она злорадно ухмыльнулась. — Тем самым оскорбив воинскую честь. Если здесь есть те, кому не по душе такое действо, уходите сейчас. И не советую трепаться о происходящем за пределами этого зала.

К выходу сразу же направилось несколько молодых гномов. Анира проводила их внимательным взором.

— Начнем?

Трен неодобрительно покачал головой и отступил в гущу толпы.

* * *

Королева не одобряла затеи Балина. Она считала поход в Морию предприятием, по меньшей мере рискованным, а вообще — абсолютно безрассудным. Причем она думала бы также, если бы даже ее старшие сыновья не решились составить компанию старому доброму гному.

Мория была далеко, и одному Эру было известно, что за ужас может скрываться в этих копях. Эмин подозревала, что в лучшем случае недра Карадраса, Фануиндхолла и Селебдора кишат орками, в худшем же... этого не знал никто.

Торин поддержал сыновей, решив, что они уже достаточно взрослые, а сидение в Горе не идет на пользу юным воинам. Эмин в тот момент никто не послушал.

Соискателям сопутствовала удача, и они смогли поникнуть в подземелья Мории, выкурить оттуда орков и утвердиться на новом месте. С тех пор прошло пять лет, и теперь оттуда не было вестей, а Эмин изводилась тяжелыми думами.

— Выпей, — приказала Дис, впихивая ей в руки дымящуюся кружку. — Это травяной чай. Успокоит душу и расслабит тело. Я верно понимаю причину твоей печали?

Эмин кивнула и невесело улыбнулась.

— Кажется, Торина совсем не беспокоит молчание Балина. Он, вероятно, считает меня просто истеричной женщиной.

— Мой брат полностью поддерживает начинания сумасшедшего старика.

Эмин невольно фыркнула прямо в кружку, забрызгав платье горячим душистым напитком. Дис никогда не отличалась церемонностью.

— В этом все и дело, — кивнула она. — Но там мои сыновья. А Рагнар и Рорин готовы были нырнуть в Келед-Зарам, если только это одобрил бы их отец. Кроме шуток — Балин стар для таких предприятий. К тому же, несмотря на то, что каждый ушедший с ним — воин, это ни разу не армия. Не более чем горстка энтузиастов. Что, если в Мории объявится напасть пострашнее орков?

Дис выгнула бровь.

— Разве не горстка из тринадцати гномов, одного хафлинга и одной человеческой девушки сумела вернуть нам Эребор?

— Смауга убил Бард, — возразила Эмин. — Если бы не это, неизвестно чем бы закончилась та история.

Дис примирительно погладила невестку по плечу.

— Рагнар и Рорин не могли всю жизнь провести, цепляясь за Гору. Они такие же, как и Торин, тем более что росли, имея перед собою пример для подражания. Позволь сыновьям быть взрослыми. В чем-то мой брат все же был прав, отпустив их.

Она с минуту помолчала, но тут же неожиданно всплеснула руками.

— Как я могла забыть! Сейчас меня гораздо больше беспокоит твоя дочь.

Эмин отставила в сторону чашку и в изумлении воззрилась на старую гномиху.

— Анира? А что с ней?

Едва Дис открыла рот, чтобы высказать свои опасения насчет юной племянницы и того чрезвычайно свободного образа жизни, который та вела, как двери распахнулись, и в покои без стука влетела раскрасневшаяся, возбужденная Катрини. Она запыхалась от быстрого бега, рыжие косы в беспорядке рассыпались по плечам. Было видно, что она очень обеспокоена. Она едва кивнула Дис.

— Госпожа... Эмин, идем скорее!

Королева спешно отбросила книгу.

— Катрини, что стряслось? На тебе лица нет!

Но та уже настойчиво тянула ее прочь.

— Там Гимли... и Анира.

Эмин разжала пальцы и не двинулась с места, выпуская вздох облегчения.

— Опять повздорили, да? — спокойно осведомилась она. — У меня создается ощущение, что чем старше они становятся, тем чаще не могут поладить друг с другом.

— Они в тренировочном зале прямо сейчас, дерутся на мечах! — с отчаяньем в голосе воскликнула Катрини.

— Что ты говоришь? Гимли же всегда отказывался поднять против нее оружие. Что там случилось?

— Я не знаю всего, — помотала головой рыжеволосая гномиха. — Но Нари чем-то сильно его задела, сын вышел из себя, и они заключили пари. Гимли и Анира сражаются на спор, Эмин, и это нужно немедленно остановить. Меня они ослушались.

— Вот как? Что же, если она проиграет, это станет ей хорошим уроком, — усмехнулась королева. — Впредь не станет ввязываться в подобные глупости.

Катрини внезапно остановилась и виновато посмотрела на подругу. Та насторожилась.

— Катрини? Какое условие твой сын поставил моей дочери?

— Ох, Эмин...

Анира любовно провела пальчиком по остро отточенному лезвию своего меча. Он был длиннее и тоньше, чем те, что обычно ковали гномы, но обладал удивительной балансировкой и как нельзя лучше подходил хрупкой, но вместе с тем сильной девушке. Гимли был мастером своего дела, не могла не признать принцесса.

Минуту Эмин просто удивленно моргала, с трудом сдерживаясь от того, чтобы призвать на головы этих глупых детей все небесные и не только кары, потом, увлекая за собой Катрини, побежала вперед с удвоенной скоростью.

— Эмин, — подруга заглянула ей в глаза. — Это было пари, свидетелями которому стало как минимум десять человек. Анире придется выполнить условие.

— Она еще не проиграла. Ты забываешь, что ее наставником в воинской премудрости является эльф. Я бы не ставила так опрометчиво на твоего сына, — уверенно возразила королева.

Гномиха снова остановилась и покачала головой.

— Мой сын будет драться яростно, будто слепой воин, — сказала она. — Потому, что его награда велика. Эмин, ты знаешь не все. Две луны назад Гимли просил у короля Торина руки твоей дочери, но тот отказал ему, отговорившись тем, что Анира еще слишком молода для брака.

— И я узнаю об этом сейчас? — возмутилась королева. — Пожалуй, мне есть, о чем поговорить с моим мужем! Если кто-то может остановить наших детей, так это только он, — она внимательно взглянула на подругу. — Не пойми меня неправильно, Катрини, но Торин прав — наша дочь еще ребенок. — Эмин вдруг рассмеялась. — Мне очень симпатичен твой сын, и именно поэтому я не желаю ему кошмарной судьбы в лице Аниры!

* * *

Трен понимал, что вмешиваться в происходящее ему не стоит, равно как и пытаться отговорить от этой сомнительной затеи свою безрассудную сестру и ее разгневанного друга. Нет, он совсем не беспокоился за Аниру и даже был почти уверен, что она сумеет обойти Гимли в этом поединке, однако все же надеялся, что мать с отцом появятся вовремя, и дело обойдется без отрезанных бород и вынужденных браков.

Им владело странное чувство смеси из волнения и азарта. Украдкой оглядевшись вокруг, он ухмыльнулся. Зрители были возбуждены и растревожены, и Трену вдруг подумалось, что их, пожалуй, очень позабавит любой исход этого поединка.

Удар за ударом Гимли изливал свою ярость, совершая размашистые и сокрушительные, однако практически бесполезные взмахи оружием. У него не было цели ранить Аниру, хотя любой из этих ударов, попади он в цель, раздробил бы девушке кости. Он всего лишь пытался сбить ее с толку и оттеснить в глубокую оборону, загнать в застенок и лишить возможности атаковать. И принцесса это понимала.

Гимли продолжал планомерно наступать, его тяжелый меч теперь просвистел параллельно земле, заставив ее отступить, и она отступила на шаг, давая противнику возможность порадоваться успеху. Потом метнулась вперед, уворачиваясь от очередного удара, и успела полоснуть Гимли по плечу. Брызнула кровь.

А в следующую секунду ей снова пришлось отступать, потому, что злой от досады и боли гном обрушил на нее целый каскад быстрых точных ударов, вынуждая пятиться к стене.

Очень показательно, Гимли. Теперь мне действительно не по себе.

Анира не учла, сколько сил, ярости и желания вложит ее друг в этот бой, и понимала, что вполне может проиграть. И тогда... Она старательно давила в себе страх и лихорадочно искала выход из глубокой обороны, в которую загнал ее молодой гном, и предприняла отчаянную попытку отвоевать пространство и вырваться в центр зала, но меч Гимли просвистел совсем близко от ее лица, предупреждая ее действие. Девушка увернулась, мельком услыхав испуганный шепот среди зрителей. На каменный пол упала нечаянно срезанная острым клинком прядь ее волос.

Мгновение они ошалело смотрели друг на друга, ясно понимая, что не уступит ни один. На лице Гимли читался смутный страх — он боялся, что не рассчитает сил и в следующий раз заденет Аниру по-настоящему.

— Боишься? — прошептал он, не опуская оружия и глядя ей прямо в глаза.

— Да, — услышал он такой же тихий и неожиданный для себя ответ.

— Боишься, что я могу тебя ранить? — спросил Гимли. — Или того, что придется выполнять мое условие?

— Да! — со злостью крикнула она. — Хватит болтать — ты тратишь мое время!

— Прекратить! — полный ярости рев Торина прозвучал под сводами зала, усиленный эхом, как гром камнепада. Анира присела от неожиданности, и Гимли ясно увидел трепет в ее глазах. Как бы там ни было, отца она боялась. Он опустил меч, уткнув его острием в каменный пол. Девушка последовала его примеру.

Народ незаметно и бесшумно схлынул прочь, быть свидетелями королевского гнева не хотелось никому. Анира бросила на мать умоляющий взгляд. Но Эмин только покачала головой и скрылась за спиной Торина.

«Натворила — и разбираться будешь сама. Ты достаточно взрослая, чтобы ответить за свои поступки», поймала девушка ее сердитую мысль.

Торин медленно обвел взглядом оставшихся. Молча кивнул Трену и Катрини, и они быстро покинули зал. Он обернулся к застывшим в напряженных позах Гимли и Анире.

— Я не буду спрашивать у вас, что тут происходит, — тихо сказал он, и принцесса нервно сглотнула. — Гимли, ты пойдешь со мной. Анира — немедленно к себе, — бросил он, не глядя на дочь. — И горе тебе, если посмеешь хоть нос наружу высунуть.

С этими словами он вышел вон. За ним последовала Эмин, сочувственно глянув на девушку. Последним покинул зал Гимли, успев незаметно подобрать с полу и спрятать за пазуху срезанную прядь волос принцессы.

(1)Гиритон — декабрь (синдарин)