Шестнадцать (гет)

Оленина была соленой и чудовищно пережаренной.

Прежде Сириус не согласился бы на такую трапезу, даже испытывая смертельный голод, но Грифук не сводил с него полного надежды взгляда, и отчего-то неудобно было, как в старые-добрые времена в родительском доме, с отвращением отодвинуть тарелку.

Крошечный кусочек отозвался в желудке острой болью, словно он только что проглотил осколок стекла.

— Сносно, — вымученно улыбнувшись, похвалил Сириус. — По сравнению с предыдущим стейком — так даже отлично. И что же, орки действительно это едят?

— За здоровье хозяев, — с восхищением отозвался Грифук. — Лорд Блэк — великий маг. Укротил проклятый огонь. Сделал и орков волшебниками.

Сириус только посмеивался, чувствуя себя новым Прометеем. На фоне прочих его дел обучение гоблинов азам кулинарии можно было назвать детской шалостью — но уж очень его деморализовал свирепый вид, с которым те прежде пожирали сырое мясо..

Намного любопытнее было наблюдать за реакцией собственного тела. В Арде оно функционировало иначе, чем на земле: Сириус не испытывал голода, практически не нуждался во сне, был — до сих пор — неуязвим для болезней. Ни научных, ни магических объяснений этому феномену он предложить не мог.

Что же, по крайней мере, он не утратил способности чувствовать. Впрочем, порой один запах орочьей стряпни мог мертвого поднять из могилы.

— Как продвигается сооружение камина перед главным входом? — поинтересовался он, проходя мимо рудника. — Недостатки в дымоходе исправлены?

— Как приказал хозяин Сириус, — услужливо подтвердил гоблин и добавил вполголоса. — Но Грифук все равно не понимает, какой прок от гигантской печи с прожорливым пламенем.

— Поймешь, как только у нас появится пригодный для перемещений летучий порох, — пообещал ему Сириус и раздраженно пробормотал: — Наших с Мелькором сил хватило бы на беспроводниковый портал в любую точку с сопряженным камином, а вместо этого мне приходится ждать, пока Майрон соизволит воспроизвести нечто похожее на то, что раньше я воспринимал, как песок под ногами… — заметив озадаченный вид орка, он смягчился: — Не беспокойся, Грифук. Это пламя тоже покорится нашей магии.

Убедить гоблинов было просто — любые слова Сириуса они воспринимали как факт, не нуждающийся в подтверждении или критическом переосмыслении. Порой он ловил себя на мысли о том, что отдыхает в их обществе от того хаоса, что создавали прочие обитатели Черной крепости.

Сириус поднялся к южному склону горы, осматривая оранжереи — бледную тень темного великолепия, что царило здесь до нападения валар. Восстановить удалось немногое — за исследования и эксперименты изначально отвечал Мелькор, у Сириуса же на кропотливую работу в лаборатории и системный анализ не хватало терпения.

Саженцы из старого — теперь уже единственного — Утумно — приживались неохотно, с отвращением пуская корни в земле, пропитанной дымом и кровью. Когда Сириус задумывался об этом — не мог совладать с яростью. Строить с нуля оказалось куда легче, нежели восстанавливать из пепла. Изначальная Арда, представлявшая собой безжизненное болото, внушала больше оптимизма и веры в благополучный исход.

Издали доносилась раскатистая орочья брань. Сириус зажмурился и со злостью пнул подвернувшийся под ногу булыжник. Камень полетел вниз по склону, увлекая за собой шлейф из пыли.

— Сто пятьдесят, — цифра скользнула по краю сознания, словно жар от раскаленного камня. Сириус повернулся не сразу, взывая к самоконтролю. Его не должны были видеть таким: слабым и полным сомнений.

— Что это значит? — спросил он, наконец.

— Со дня суда над вами в Валиноре прошло сто пятьдесят лет, — пояснил Готмог. — Ровно половина срока его заключения, если только Майрон был точен при составлении календаря.

— Второе имя Майрона — точность, — усмехнулся Сириус, указывая балрогу на место рядом с собой. — Присаживайся, рассказывай, как дела.

И поморщился, поймав изучающий взгляд Готмога на своих запястьях. Кажется, теперь он начал понимать, в чем крылись причины вечного раздражения Аластора. Чужая забота приходилась в тягость — особенно со стороны тех, кем ему отныне предстояло руководить и командовать.

— Следы от ожогов едва потускнели, — отметил Готмог. — Почему не помогают зелья?

— Уж такая у нас Ауле творческая натура, — ухмыльнулся Сириус. — Цепь, которой меня сковали, создана не из простого металла. Какой-то хитрый, сложносоставной сплав, укрепленный дополнительными чарами. Ее так просто не снять и не уничтожить, к тому же, она почти полностью блокирует магию. Даже руны, что поглощают энергию извне, а не личные ресурсы волшебника.

— Вала Мелькор ведь разделил вашу судьбу? — с сомнением поинтересовался Готмог. — И последствия… они неустранимы?

— Цепь не причиняет страданий, пока ты находишься в чертогах Мандоса, разве что создает некоторые неудобства, — пожал плечами Сириус. — Я пострадал, потому что переместился сквозь время и пространство самым невообразимым способом, которого ни валар, ни Эру предусмотреть не могли. Даже не берусь предположить, насколько могущественная то была сила, что расщепила Ангайнор на атомы. Поверь, меньшее, чем я мог отделаться, — пара ожогов средней тяжести. Мелькору это не грозит, он вернется из Валинора живым и здоровым, — он помолчал, искренне надеясь, что не заблуждается. — Ладно, оставим эту тему. Что скажешь о нашем альрауне? Продолжает упорствовать?

— Заключенный хранит молчание, — даже в мыслях Готмога читалось глубочайшее пренебрежение. — Внимания на гоблинов как будто не обращает, колдовать не пытается. Бездействует — и наблюдает. Вот кому не помешает что-то вроде Ангайнора.

— Мне никак не удается забыть, что все эти годы он жил в голове моего любимого крестника, — посетовал Сириус. — И откуда теперь знать, где заканчивалось сознание одного и начиналось — другого? Я не хочу брать на себя роль вершителя судеб, Готмог, но я не знаю, что с ним делать.

— По мнению Майрона, он смог сохранить свой дар, а возможно — и знания, — рассудил Готмог. — Он будет полезен в новой войне. На нашей стороне слишком мало волшебников.

— Пока что, — загадочно сверкнул глазами Сириус. — Ненадолго. Волдеморту неплохо было бы осознать, что здесь нет его прихвостней, готовых воспользоваться хаосом для передела власти. Единственная альтернатива нам с Мелькором в лучшем случае отправит его туда, откуда едва удалось выбраться мне, а в худшем — поступит как с результатом неудачного эксперимента. Мы будто снова перенеслись во времена инквизиции. Ему придется сотрудничать, или он погибнет.

Готмог неохотно кивнул, всем своим видом демонстрируя, что случись принятию решения зависеть от него, и он с большим удовольствием склонится к методам валар. Сириус, однако, даже слышать об этом не хотел. Оставалась некая грань, переступив которую, он бы уже не смог с точностью сказать, чем, собственно, отличается от противника.

— Мы, наконец, примерно подсчитали нанесенный ущерб, — донеслись до него мрачные мысли Готмога. — Порядка двухсот гоблинов Ангбанда. Еще около сорока из нового Утумно, что отстали во время отступления. Только десять троллей уцелело, исключительно женские особи. Ты должен решить, целесообразно ли продолжать их разведение. Вся морская фауна уничтожена. Пресноводным водяным и русалкам не хватает места. Пикси расселились по окрестным лесам и подвергались истреблению вплоть до ухода эльфов. От запаса зелий Мелькора давным-давно почти ничего не осталось, а гоблинам необходимы...

Сириус обхватил голову руками, искренне желая абстрагироваться от голоса Готмога, монотонно перечисляющего недостающие составы. Зельевар из него было, надо признать, весьма посредственный. Что до троллей, он до сих пор представить себе не мог, как Мелькору в свое время удалось добиться такого неожиданного эффекта от обычного камня.

— Будут тебе зелья, — пробормотал он, поднимаясь на ноги. — И водяных я переселю, как только достроим новую крепость, подальше от Белерианда, и наладим каминную сеть. С этим бы неплохо поспешить. Учитывая нынешнее состояние Тхури, я бы не хотел, чтобы она оставалась здесь. По крайней мере, до возвращения Мелькора.

Готмог понимающе кивнул и, наученный предыдущим опытом, лишних вопросов о здоровье наследницы Блэков задавать не стал. Сириус благодарно кивнул и направился к границе восстановленного антиаппарационного купола.

Всеми силами стараясь поверить, что не смолкающие в его сознании голоса, звучащие то отчетливо, то приглушенно, будто пробиваясь сквозь толщу воды, — ничто иное, как последствие общения при помощи мыслеобразов.

Не мог же он, в самом деле, после памятной встречи с матерью, окончательно сойти с ума?