Шестнадцать (гет)

Отношения Сириуса и Вальбурги переживали разные периоды — от непримиримой ненависти и полного отрицания до унизительной взаимной жалости, что, в результате, оборачивалась лишь новым витком противостояния. Временами ему искренне хотелось понять и простить мать, встретившую старость в полном одиночестве, потерявшую всех, кого она любила — если это слово могло быть применемо к не знавшей человеческих слабостей леди Блэк.

Однако, длились такие моменты недолго, словно невидимый злобный дух, взявший шефство над жизнью Сириуса, тут же изыскивал новый болезненный способ напомнить ему о несовершенстве полученного в детстве воспитания.

Чарльз Поттер был прав, сомневаясь в способностях Сириуса выжить в суровой реальности, вдали от незримой опеки, что давали ему происхождение и громкая фамилия. И то, что сам покойный лорд едва ли держался бы лучше на заре цивилизации, не вселяло в Сириуса успокаивающего чувства превосходства.

Он был слаб. Его знания об окружающем мире оказались ничтожны. Даже волшебный дар, которым он так гордился, выглядел впечатляющим лишь на фоне пока еще привыкающего к своему новому состоянию Мелькора. Сириус не сомневался, вот из кого получился бы достойный наследник рода. Уже сейчас стихийная магия Мелькора превосходила все, что ему случалось наблюдать в жизни.

Беда состояла в том, что к Арде инструкций по эксплуатации не прилагалось. Сириус не знал, есть ли здесь части света и действуют ли законы физики — и не мог этого определить, потому как Вальбурга считала изучение маггловских естественных наук уделом предателей крови. Когда вокруг зазеленела трава и выросли первые леса, почти все растения оказались ему незнакомы, так как интерес к гербологии, с точки зрения его матери, могли проявлять лишь деревенские простаки, а у них для подобных работ есть Кричер. Примитивной магии Сириуса хватало лишь на базовые потребности вроде обустройства жилья и поддержания одежды в приличном виде — впрочем, в этом уже следовало винить только себя.

Мелькор за его попытками построить дом наблюдал со смесью веселья и любопытства.

— Для чего это? — медленно обошел он вокруг очередного достижения Сириуса, сделанного со скуки. — Что мы будем с этим делать?

— Это обеденный стол, — терпеливо пояснил Сириус. — За ним едят.

— Но мы же валар, — резонно возразил Мелькор. — Нам не нужно есть.

— Можно собираться за ним и обсуждать, как прошел день, — предпринял он еще одну попытку.

— С кем собираться? — теперь уже Мелькор смотрел на него обеспокоенно. — С балрогами?

Сириус только махнул рукой. Он и мог бы рассказать о том, что точно такой же стол когда-то стоял на кухне в доме у дяди Альфарда, и после окончания школы они не раз собирались там с Джеймсом, Ремусом и — тут он скрипнул зубами — Питером, и каждый из этих вечеров заслуживал того, чтобы быть увековеченным в истории, но Мелькор вряд ли поймет. Концепция Мародеров вообще пока что была для него слишком сложна.

— Вы изготовили карту, при помощи которой можно отслеживать местонахождение каждого, кто ступал на территорию вашего замка? — вдумываясь в каждое слово, повторил он. — И вы использовали ее, чтобы ночью пробираться на кухню?

— Нам было всего пятнадцать, — попытался оправдаться Сириус. — Мы еще и каверзы слизеринцам с ее помощью подстраивали, чтобы ты знал! Однажды нам удалось подслушать пароль от их ванной старост…

— А ты можешь сделать такую же карту для всей Арды? — Мелькор, как обычно, придавал его идеям вселенский размах. — Так мы будем знать, что себе делают валар.

— Вообще-то мастером рисунка у нас был Джеймс, — замялся Сириус. — Мы с Ремом больше по чарам. Что-то наподобие наколдовать смогу, вот только я не знаю Арду настолько хорошо. Это ты вечно где-то пропадаешь.

— Я не совсем понимаю, — склонил голову набок Мелькор. — Что такое рисунок?

— Набросок, схема, чертеж, — принялся перечислять Сириус. — То, как Арда выглядит для Илюватора, если взглянуть на нее из Пустоты. Тебе ведь известен его замысел. Сможешь перенести его на бумагу? Валар не так много, это будет значительно проще, чем с Хогвартсом.

— То, что я увидел, я помню наизусть, — тут же отозвался Мелькор. — Но где мы возьмем бумагу?

Сириус хитро улыбнулся, будто возвращаясь в довольно редкий момент из детства, когда он оказывался единственным учеником в классе, знавшим правильный ответ на вопрос профессора.

— Магглы делают бумагу из дерева, — сообщил он. — Так не будем же отступать от проверенного пути!

Главным в трансфигурации оказалось не представлять в процессе возмущенное выражение лица профессора Макгонагалл. То, что вышло у Сириуса при первой попытке, скорее напоминало берестяные грамоты, в древние времена имевшие хождение среди славянских магов вместо пергамента. После нескольких часов кропотливой работы и трех загубленных деревьев он, наконец, смог похвастаться перед Мелькором желтоватым листом с неровным краем.

— Это бумага? — благоговения к его творению Мелькор пока явно не испытывал. — И вы создаете ее, чтобы рисовать?

— Не только, — Сириус устало выдохнул, опускаясь на одноногий табурет, явно из той же коллекции, что и лапа тролля в прихожей родительского дома. — Мы пишем письма, книги, документы… Выпускаем газеты… Не то что бы нам все это скоро пригодилось, — он потянулся, — но я устал. Кто бы мог подумать, что сотворение мира — такая сложная задача. Хорошо валар, их там тринадцать. Нам нужны еще помощники.

— На землю спустилось много майар, — Мелькор слушал его в полуха, уже нанося на лист первые штрихи зачарованным куском графита. — Стоит привлечь кого-то из них. Между прочим, некоторых привел с собой Ауле.

— А значит, они владеют частью его секретов по ковке металлов и обработке камня, — радостно заключил Сириус и изумленно замер, наблюдая за работой Мелькора. — Слушай, ты гений. Поверить не могу, что ты сейчас все это нарисовал.

Графит мелькал по листу с молниеносной скоростью, и на нем одни за другими возникали горы, поля, водоемы и леса, словно вала сейчас не вспоминал, а магией переносил на карту изображение из собственной памяти.

Мелькор остановился, с сомнением глядя на Сириуса.

— Что-то не так? Вы делали это по-другому?

— Мы купили в “Зонко” волшебные карандаши и полтора года прятались от завхоза Принггла под мантией-невидимкой Джеймса, — мрачно буркнул Сириус. — Мы чертовы неудачники.

Хорошее настроение вернулось к нему на этапе нанесения рун. Удивительно, но руки сами помнили, какой узор выводить и как вдыхать в него жизнь. Карта на его глазах превращалась в живое существо, с первых минут существования демонстрируя характер, вспыхивая новыми красками. Заклинать ее оказалось намного проще, чем в детстве — в чем-то, благодаря опыту, в основном же — в силу географической точности Мелькора.

— Отдохну немного и сделаем еще парочку, — решил Сириус. — Теперь остались только базовые чары. С ними я справляюсь с закрытыми глазами, Флитвик всегда меня хвалил.

Позже, глядя на результат своей первой самостоятельной работы, Сириус подумал, что профессор Флитвик твердой и уверенной рукой поставил бы ему оценку “выше ожидаемого”.

— Я не понимаю, — пробормотал он. — Чары обнаружения живых существ должны были безошибочно определить имена всех валар и майар, что на сегодняшний день спустились в Арду. Так что это за клинопись вместо нормального языка?

— Смотря что ты подразумеваешь под нормальным языком, — развеселился Мелькор. — А заменить эти крючки на изображение ты не можешь?

— Для этого придется начинать все заново, — схватился за голову Сириус. — Мы в свое время отказались от этих рун, и без того одна запись громоздилась на другой.

— Я, кажется, понял, в чем дело, — предположил Мелькор. — Формально в Арде еще нет языков. Мы ведь общаемся на сочетании мыслей и образов. Нам нет нужды что-либо записывать.

— Нет языков, нет письменности, — широко раскрыл глаза Сириус. — Знаешь, мне кажется, мы сейчас сделали что-то гениальное. С опережением эпохи на много веков. Ты представь, сколько должно пройти лет, прежде чем они научатся разговаривать, изобретут эти буквы и сделают это знание достоянием гласности. И только тогда мы сможем прочитать их имена… — он почувствовал, как внутри сжимается невидимая пружина, — возможно, их настоящие имена…

Он коснулся листа в том месте, где изящными, сплошь из росчерков и завитушек, рунами было, предположительно, записано его имя.

— Я пошел за новой бумагой, — вздохнул он. — Что же, по крайней мере, нам пригодился стол.