Шестнадцать (гет)

По расколотой ударом невиданной силы каменной скале бежала медно-красная полоска распоротых артерий неизвестного Сириусу металла. Невольно пройдясь пальцами по неровной поверхности, он задумчиво перевел взгляд на такой же подкрашенный багрянцем песок теряющейся за горизонтом пустыни, посреди которой чернела одинокая и весьма зловещая на вид башня. От пустыни их отсекало неподвижное озеро, по размерам едва ли уступавшее Куивиэннен, а из его глубин горделиво поднимались вершины затонувших вулканов, над которыми реяло облако пепла. Определенно, Тху, как и множеству известных по легендам его земных собратьев, не чужда была склонность к театральным эффектам: один вид его цитадели с легкостью вселял страх и ужас в сердца растерянных людей.

Сириусу казалось, что с его последнего визита на юг прошла целая вечность — природа здесь претерпела немалые изменения после обрушения Ормала. Не сумей он убедить Мелиан остаться в городе авари вместе с Хамулом и их новым союзником, королева тоже была бы неприятно удивлена: в ее прошлых странствиях пустыня не выглядела настолько безжизненной и коварной.

— Какое нехорошее место, — пробормотал Сириус. — Воздух буквально пропитан черной магией.

— Пока совпадает с рассказами людей Абеллайо и свидетельством этого жалкого крестьянина, — заметил Мелькор. — Если не считать того, что в прошлый раз башню видели в нескольких лигах от озера.

— Наваждение? Миражи? — осторожно предположил Сириус, но Мелькор только пожал плечами в ответ.

— Кажется, это меня, а не Тху принято считать Отцом лжи и иллюзий. Башня вполне материальна, это меня и настораживает.

— Хорошо, что мы разделились, — Сириус стряхнул с себя сонное оцепенение, кажущееся таким естественным состоянием для пустыни. — Любопытно, почему Тху ведет затворнический образ жизни. Насколько помню из бестиария, практически все разновидности фэйри предпочитали селиться в лесах, в крайнем случае — в предместье гор. Не случайно пленных и рабов они держат по ту сторону гор.

— Мелиан и Хамул возьмут на себя их освобождение и перекинут сюда отряды Орофера, — подытожил Мелькор. — Королеве нечего делать в башне чародея, таков был наш уговор с Эльвэ. Что до Тху, в поединке от них не было бы решительно никакой пользы. Я сам встречусь с ним.

— Чепуха, — возмущенно вскинулся Сириус. — Ты не пойдешь один в эту дьявольскую башню после всего, что мне рассказала о ней Селма.

— Дикари склонны придавать сакральный смысл любому выходящему за рамки их кругозора явлению природы, — с нарочитой беспечностью отозвался Мелькор. — Они поклоняются солнцу и приносят человеческие жертвы, из их уст легенды о странствующей башне звучат совершенно неубедительно.

Марволо и Мелиан единогласно твердили: Селма всего лишь наслушалась страшных историй, к тому же, переживает за сестру, но Сириус сомневался в том, что первобытный миф может быть настолько продуманным. Интуиция буквально вопила о том, что башня представляет собой опасность, и правильнее всего было бы уничтожить ее, не вступая ни в какие переговоры с хозяином — пусть он унесет с собой в вечность даже самые ценные и уникальные фолианты и артефакты.

— Я пойду с тобой, — Сириус говорил тихо, но слова его будто каплями срывались на камни и разносились эхом в каждый уголок обожженных фальшивым солнцем гор. — Это мое решение и мой выбор.

— Что станет с Ангбандом, если наша прогулка пройдет менее удачно, чем мы рассчитываем? Некому будет даже послать патронуса Майрону, — попытался урезонить его Мелькор, но Сириус только сильнее свел брови.

— Триста лет Ангбанд держался на одних лишь воспоминаниях о тебе, — парировал он. — Я даже Тевильдо не смогу в глаза посмотреть, если вернусь один. Твое превосходство слишком очевидно, и что-то подсказывает мне, Тху вряд ли планирует мериться силами. Чистокровные фэйри могут быть невообразимо коварны, особенно если дело касается защиты тех, кому не повезло угодить в их лапы.

Мелькор коротко кивнул, выражая таким образом что-то вроде признательности. К черной башне они шли молча, на сей раз не скрытые даже чарами невидимости, и со стороны это выглядело самоубийственной глупостью. Впрочем, наивно полагать, что здесь им помогла бы даже старая мантия Джеймса, окажись она случайно в их распоряжении.

— Мы что, вот так просто постучим и спросим разрешения войти? — попытался пошутить Сириус, но Мелькор неожиданно серьезно подтвердил:

— Именно. И буду благодарен, если ты продолжишь вести себя, как взрослый и сознательный волшебник, что бы мы ни увидели в башне.

— Когда это я давал повод усомниться в своей надежности? — обиделся Сириус. — Если ты до сих пор намерен припоминать мне конфликт с валар, так я должен был проверить…

— Валар не имеют никакого отношения к тому, что происходит в королевстве авари, — рассердился вдруг Мелькор. — Я слышал об этом фэйри лишь малую часть того, чем он знаменит, но даже этого достаточно, чтобы остерегаться. Это тебе не Финвэ, что умел только размахивать мечом. Тху — искусный чародей и преуспел в играх с чужим сознанием. Гораздо больше, чем мы, — со значением добавил он, прежде чем Сириус успел его прервать.

— В самом деле, после встречи с моей драгоценной матушкой меня уже ничто не удивит, — Сириус все еще старался удерживать маску беззаботности. — Вот кого повстречать в гостях у Тху мне уж точно не грозит. С того самого дня ее дух меня больше не беспокоил.

— Леди Вальбурге я бы даже обрадовался, у меня осталась к ней пара вопросов, — вздохнул Мелькор. — Эта башня, как и Дол Гулдур, полностью возведена и поддерживается при помощи магии, поэтому я и не хотел, чтобы ты приближался к ней. Но ведь когда речь заходит об исполнении приказов, ты становишься упрямее Майрона.

— Его здесь не хватает, верно? — усмехнулся Сириус. — Не то что бы я ждал от него великих свершений или небывалого героизма, но он все же волшебник, в перспективе — намного более сильный, чем я. И чем ближе мы подходим к этой башне, тем больше мне становится не по себе.

Они поднялись по черным ступеням. От блестящего мрамора, из которого был выточен обелиск, веяло холодом, словно солнечные лучи отталкивались от него, не передавая строению и крупицы своего призрачного тепла. Как и следовало ожидать, дверь была заперта. Сириус вскинул голову, ожидая, что Тху обратится к ним со балкона, подчеркивая свое царственное величие, но там так никто и не появился. Тишину нарушал лишь рокот суховея где-то вдалеке.

Когда молчание стало совершенно невыносимым, Мелькор несколько раз ударил по дверному косяку. И спустя несколько минут, к вящему удивлению Сириуса, дверь отворилась.

Внутри было темно, как в склепе. Единственным источником света был медный канделябр с несколькими оплывшими свечами, что вот-вот должны были погаснуть. Та, что спустилась их встретить, держалась в тени, и Сириусу никак не удавалось рассмотреть ее лица, — однако, по стуку каблуков и сладковатому облаку тяжелого, пряного аромата он немедленно понял, что перед ними женщина.

Внутри отчего-то нарастало беспокойство: сердце будто сжалось в неясном ожидании, и потребовалось совсем немного времени, чтобы в голове загорелся огонек внезапного понимания. Только одна из известных ему женщин предпочитала именно такой аромат. Кузина.

Но ведь Белла не могла, ни по одному закону магии не могла оказаться здесь.

— Моя госпожа, — церемонно приветствовал ее Мелькор. — Мы пришли, чтобы говорить с королем Тху, правителем авари и эльфов южных земель, от имени королевств севера. Примет ли он нас?

Женщина, наконец, ступила в небольшой треугольник света, падающего от канделябра, и подняла на них искаженное невероятным потрясением лицо. Сириусу захотелось зажмуриться и закричать от ужаса. Он ведь приказал ей оставаться в Ангбанде! Майрон поклялся, что с ней не случится беды! Как Тху удалось это провернуть под самым их носом — и, главное, когда?

— Тхури… — произнес он на одном выдохе, но дочь, едва обратив на него внимание, покачиваясь, подошла к Мелькору и вдруг схватила его за плечи с отчаянием утопающей.

— Как это может быть? — голос ее дрожал, она едва сдерживала слезы. — Я подумала, глаза меня обманывают… Ты ведь призрак? Ты не можешь быть настоящим… Это безумие не могло сработать… Майрон… ведь он же сам смеялся над этими нелепыми суевериями… Ты и вправду все слышал? — она еще крепче вцепилась в Мелькора, пряча лицо у него на груди. — Молитвы, заклинания, служение в Храме, ритуалы, что мы придумывали на ходу, ты их слышал, а я не верила, думала, у нас уже не осталось никакой надежды… Но ведь тогда я должна предупредить его, должна лететь в Арменелос! Если ты вернулся, Майрону больше нет нужды оставаться в этом осином гнезде, — Тхури метнулась к двери, и Мелькор едва успел удержать ее на месте, не пуская к выходу.

— Она не в себе, — потрясенно пробормотал Сириус. — Снова не в себе, как тогда, после Валинора. Это какой-то гипноз? Что с ней сделал этот мерзавец? Клянусь, я своими руками убью его!

Тхурингветиль вдруг оставила попытки вырваться из рук Мелькора и посмотрела на валу совершенно ясным взглядом, выражающим на сей раз лишь искреннее недоумение и — по причинам, пока что Сириусу неизвестным, — неподдельную неприязнь.

— Я не понимаю лишь одного, — жестко сказала она. — Что он здесь делает?

— Он? — Мелькор обернулся к ничего не понимающему Сириусу. — Что ты хочешь этим сказать, Тхурингветиль?

— За эти годы многое изменилось, — с отвращением отозвалась Тхури. — Когда я увидела твоего патронуса, решила, что это чья-то дурная шутка. Я уверена, что знаю Рун, как свои пять пальцев, и если на самой границе внезапно появляется неизвестная даже старожилам среди кочевников башня, прекрасно понимаю, что туда нельзя соваться безоружной, — она улыбнулась, и у Сириуса буквально мороз по коже пробежал от этой дьявольской улыбки: теперь перед ним будто и вправду стояла воскресшая Беллатрикс, еще более безумная, чем прежде. — Я очень хорошо подготовилась к этой встрече, Повелитель, и если лорд Блэк немедленно отсюда не уберется, он на собственной шкуре узнает, как Мордор встречает своих врагов.