Любой ценой (джен)

С середины озера вид на Хогвартс открывался потрясающий, хотя плыть в ненадёжной лодке не всем понравилось, и ропот был слышен отчётливо. Лисса не очень поняла, почему переправа вызвала у чистокровных первокурсников удивление — это было давней традицией, о которой писалось во многих книгах.

Внутри Хогвартс оказался не столь впечатляющ: знакомство с древним замком началось со сквозняка и гулких коридоров. Заместитель директора также не пришлась Лиссе по душе — чем-то профессор МакГонагалл напоминала одну из её бывших учителей: занудную старую деву, помешанную на соблюдении правил.

Многие из стоявших вокруг детей впервые оказались без сопровождения родителей, и потому отчаянно робели заводить разговоры; другие же были давно знакомы между собой и болтали на непонятные другим темы. Миралисса попыталась отрешиться от всего и настроиться на распределение. Ей было важно, чтобы Шляпа прислушалась к её выбору.

Большой зал был в точности таким, как описывалось в учебники истории, разве что волшебный потолок поразил воображение. А вот на сидевших за столами подростков она специально не стала смотреть, чтобы не сбиться с мысли. Распределение шло довольно быстро, МакГонагалл одевала на очередную голову Шляпу, и через пять-десять секунд звучал вердикт, после чего радостный первокурсник направлялся к столу своего факультета, а его место занимал следующий. Задержек почти не было, лишь пара человек заставили Шляпу задуматься.

Наконец пришла её очередь. Ноги подрагивали, но Лисса не сбилась с шага и с абсолютно прямой спиной и ничего не выражающим лицом села на табурет, после чего МакГонагалл опустила ей на голову Шляпу. И та не подвела. Минуту спустя Лисса уже сидела за столом Слизерина.

На неё поглядывали с интересом, но начинать знакомство не спешили. Как поняла Миралисса, сначала они желали узнать всё о её происхождении.

Лисса знала, что будет непросто, и считала, что готова к этому. Однако даже беглый просмотр общего настроения слизеринцев продемонстрировал, что масштаб предстоящих проблем она недооценила.

Праздничный ужин закончился, и старосты повели первокурсников в общежитие. Очаровательная пятикурсница Джемма Фарли довела детей до гостиной, снисходительно улыбнулась и отступила к стене, где уже собрались все остальные слизеринцы. И тогда появился декан.

Стремительно пройдя на середину помещения, он обвёл первокурсников цепким взглядом и скрестил руки на груди. Выступление Снейпа было кратким: «Слизерин — семья. Проблемы улаживаются внутри семьи». На самом деле он говорил почти пять минут, но кроме общих фраз и повторения на разные лады идеи единства в его речи не содержалось ничего полезного или хотя бы интересного.

Едва за Снейпом закрылась дверь, рядом с Лиссой прозвучало:

— Я не хочу жить в одной комнате с грязнокровкой!

«Началось», — подумала она, а вслух спросила:

— А Аваду в лоб хочешь?

Панси Паркинсон, которая и подала голос, шарахнулась от Миралиссы в сторону. По гостиной прокатилась волна восклицаний: все понимали, что о таких заклинаниях не то что грязнокровка, не все чистокровные дети знают.

— Успокойтесь! — приказала Фарли и, обернувшись к Лиссе, добавила: — У тебя силёнок не хватит.

— Рискнёшь проверить? — хищно улыбнулась та, зная, какое это произведёт впечатление, ведь это не было экспромтом — она тренировалась.

— Ты грязнокровка! — пискнула Паркинсон из-за спины старосты.

— Моя мать чистокровна в одиннадцатом поколении, но семья отца всё равно посчитала её недостаточно родовитой, так что это ещё вопрос, кто из нас грязнокровка! — гневно произнесла она, молясь, чтобы никто не заметил, насколько ей страшно выступать против всего факультета.

— Что-то мы не слышали о семье Торн… И Снейп сказал, что ты жила в маггловском приюте…

Лисса сделала глубокий вдох, посылая проклятия на голову чересчур разговорчивого декана, и нарочито небрежно фыркнула:

— А я и не утверждаю, что жила в мире магии. Однако тот факт, что обо мне оказалось некому позаботиться, в результате чего я и попала в приют вместе с маггловскими ублюдками, никак не влияет на мою способность использовать Авада Кедавру, — и Лисса снова растянула губы, но на этот раз изобразив зловещую улыбку.

Слизеринцы прониклись речью и стали расходиться: даже если Лисса и не развеяла до конца сомнения в своём происхождении, идиотов, желающих рисковать жизнью, не было. Джемма положила конец диалогу, приказав всем расходиться по спальням, и повела первокурсниц в их комнаты. Жить предстояло по двое, так что Фарли не успокоилась, пока не удостоверилась, что Торн окажется в одной комнате не с Паркинсон, а с Гринграсс — светловолосой девочкой, равнодушно молчавшей всё время, пока на маггловоспитанную Лиссу нападали кичащиеся своим чистокровным происхождением ученики.

Вся многомесячная подготовка, репетиции перед зеркалом и уверенность в собственной правоте не смогли помочь Миралиссе сохранить спокойствие. Внешне она была бесстрастна как могильная плита, но вот внутри… руки дрожали, пульс зашкаливал, во рту было сухо как в Сахаре.

— Меня зовут Дафна, — сообщила Гринграсс, когда дверь за Фарли закрылась и они остались наедине.

Очнувшись от размышлений, Лисса представилась и принялась раскладывать вещи, то и дело ловя на себе горящие любопытством взгляды соседки.

— Ты сказала правду? — наконец не выдержала Гринграсс.

— Глупый вопрос. Если бы я лгала, думаешь, я призналась бы тебе?

— Э-э-э… — Дафна ненадолго растерялась. — Наверное, ты права, глупый был вопрос. А кто твои родители?

— Не имеет значения, — отрезала она. — Я сама по себе.

— Да мне просто интересно, — с долей обиды протянула в ответ Гринграсс.

— А мне — нет. Я с пяти лет жила с магглами, им тоже сначала было интересно, но я быстро отбила у них желание проявлять излишнее любопытство. Спокойной ночи.

Короткий диалог вымотал почти так же сильно, как и «разборки» в гостиной. Лисса не умела общаться с людьми, хоть и вполне достоверно копировала подсмотренное поведение. И всё же так много говорить для неё было очень непривычно, от эмоционального напряжения разболелась голова. Однако засыпать она пока не собиралась: нужно было убедиться, что спектакль удался. И мысли Дафны доказывали, что ей блестяще удалось создать нужное впечатление. Удовлетворённо улыбнувшись, она легла в непривычно мягкую кровать, завернулась в удивительно тёплое и приятно пахнущее свежестью одеяло, и подумала, что нужно скорее перестраиваться. Теперь вокруг неё не будет магглов и их правил и законов, и скрывать придётся совершенно иные вещи: не магический дар, а маггловские привычки. И избавляться от этих привычек нужно быстро и по возможности незаметно, чтобы никто даже не заподозрил их наличие. Приняв это решение, Лисса почти мгновенно уснула.

* * *

Наступление утра ознаменовало второй раунд противостояния со Слизерином.

Благодаря Дафне ей не пришлось самостоятельно искать путь в Большой зал, но по холодным и насмешливым взглядам однокурсников было более чем очевидно, что рассчитывать на доброжелательность ей не стоит.

За завтраком вокруг Торн была зона отчуждения. Не будь она привычной к изоляции со времён приюта, это могло бы произвести эффект, а так она испытала лишь облегчение — не было необходимости прямо сейчас ломать себя и пытаться поддерживать непринуждённый диалог, чего она пока и не умела делать.

Уроки Лиссе не понравились: было скучно. Справедливости ради она признала, что скучно было только чистокровным ученикам, с детства живущим в окружении магии, остальные, чьи родители уважительно соблюдали предписания Министерства о разумном ограничении магии для несовершеннолетних, восторженно хлопали. До того, как увидела это собственными глазами, Лисса не понимала смысла деления на факультеты — программа-то для всех была одинаковой, так чем Хаффлпафф хуже Равенкло? Но после нескольких совместных с другими факультетами уроков осознала: разница была в самих детях. Большинство чистокровных распределялось между Слизерином и Равенкло, потому эти факультеты неизменно лидировали в учёбе. Полукровки составляли вторую половину Равенкло и большую часть Хаффлпаффа, а магглорождённые или, как принято было говорить на Слизерине, грязнокровки — массово шли в Гриффиндор, лишь изредка попадая куда-то ещё. Потому на совместных занятиях и возникала такая разница: слизеринцы скучали, а гриффиндорцы смотрели на творимое учителем волшебство огромными глазами.

Миралиссе хватило недели, чтобы понять, что в Хогвартсе всё ориентировано на полукровок (а то и вовсе на грязнокровок), которые не могли похвастать высоким магическим потенциалом, и если она хочет чему-то научиться — учиться придется самой.

Это было вполне привычным положением вещей и не пугало. В знаниях школьной программы она здорово обогнала даже чистокровных сокурсников, поэтому пока можно было не напрягаться — очень хотелось обследовать замок. Но сейчас были дела поважнее. Влиться в коллектив было намного сложнее, чем она наивно полагала. Слизеринцы признали право Торн жить в замке, но не то что помочь — терпеть рядом и то отказывались.

Каждый вечер Миралисса занимала в гостиной угловое кресло и постепенно приучила всех к своему присутствию — слизеринцы перестали кривиться каждый раз, когда замечали её. Она не лезла с вопросами к старостам, хотя так поступали все младшекурсники, не пыталась заговорить с однокурсниками, не вмешивалась в чужие диалоги и даже не пялилась по сторонам — она читала. И, конечно же, слушала.

Через две недели, поняв, что к её перманентному присутствию в гостиной все привыкли, Лисса позволила себе сделать передышку и прогуляться по замку. Первоначальное мнение не слишком-то улучшилось, Хогвартс по-прежнему был в её глазах всего лишь древним зданием, однако его волшебные составляющие казались интересными. Те же портреты, двигавшиеся, говорящие, мыслящие! Бесцельно бродя по коридорам и переходам, Лисса запоминала маршруты до классов и заодно проникалась духом магии. Всё же та небрежность, с которой чистокровные дети воспринимали окружающее их волшебство, была ей недоступна и вызывала зависть.

Лисса уже намеревалась на сегодня закончить экскурсию и вернуться в гостиную, и нужно же было такому случиться, что она попала в эпицентр межфакультетного конфликта.

В тупике третьего этажа трое гриффиндорцев схлестнулись в словесной битве со слизеринцем. Когда Лисса проходила это место пятнадцать минут назад, здесь ещё никого не было, теперь же четыре старшекурсника перегораживали путь обратно.

— Без своих дружков ты не такой смелый, да, Боул?

— Зато ты без своих никуда. В сортир вы тоже вместе ходите?

— Ах ты… Ступефай!

Слизеринец увернулся и ответил своим заклинанием, но врагов было больше, а потому не прошло и минуты, так его обезоружили.

К ногам Лиссы подкатилась палочка, и она машинально подняла её. Как поступить, она не знала и замешкалась. С одной стороны, слизеринцы презирали её, и помогать им было глупо, с другой — гриффиндорцы априори считали её врагом только из-за факультетской принадлежности. С третьей же — ей было страшно выступать против трёх старшекурсников… Она склонялась к тому, чтобы просто молча вернуться в тот коридор, из которого только что вышла, но не успела — её заметили.

— Твоя подружка, Боул? — издевательски захохотал зачинщик свары. — Ну и что ты сделаешь?

Лисса усмехнулась и шагнула к Боулу — меньше всего она хотела вмешиваться в чужие разборки, но выбора ей особо не оставили: либо сбежать, поджав хвост, и заслужить вечное презрение Слизерина, а в том, что Боул расскажет о её трусливом поведении, она не сомневалась, либо встать на сторону сокурсника.

— Экспеллиармус! — без предупреждения выкрикнула она и всунула палочку Боула ему в руку.

Обезоруженный гриффиндорец и его приятели изумлённо таращились на первокурсницу, а Боул, не теряя времени, атаковал. Один гриффиндорец был обезврежен, но два других, забыв, что они волшебники, кинулись в рукопашную.

Люциан был крепким парнем, но справиться с двумя противниками сразу не смог…

— Помоги Моррису, я сам закончу с этим, — крикнул гриффиндорец, и его товарищ, наподдав Боулу напоследок, отошёл к парализованному другу.

Лисса уже обрадовалась, что о ней все забыли, когда обезоруженный ею ранее гриффиндорец с яростью на лице подобрал свою палочку и направил на неё.

— Маленькая тварь, Экспеллиармус!

— Протего! — парировала она, пятясь назад.

— Папаша научил драться? Не поможет! Ступефай!

— Протего! — снова повторила она, испуганно косясь на Боула, чьё лицо было залито кровью.

— Да ладно, — издевательски протянул гриффиндорец, — в жизни не поверю, что какой-нибудь Пожиратель смерти учил дочь только детским заклинаниям. Нападай!

— Бомбарда! — выкрикнула Миралисса, разозлившись. Какое право этот недоумок имел говорить о её отце?

Гриффиндорец играючи увернулся от атакующего луча, но заклинание попало в дверь за его спиной, и его посекло осколками.

— Тварь! — разъярённо вскричал он и, кажется, позабыл, что перед ним первокурсница, атакуя всерьёз: — Депульсо! Глиссео! Диффиндо!

Лисса с распахнутыми в страхе глазами прижалась спиной к стене, до боли в пальцах сжав палочку, и приготовилась подороже продать свою жизнь, но противник действовал увереннее и быстрее, так что её щитовые чары не представляли для него особой сложности. Пару раз Лиссе удалось увернуться, дважды Протего спасло, но атаковать даже нечего было и думать, против четверокурсника она, разумеется, долго не выстояла.

— Экспеллиармус! Петрификус Тоталус! — устало произнёс голос справа, и гриффиндорец, наконец, заткнулся. Боул быстро, не давая двум другим противникам возможности среагировать, обездвижил и их, и повернулся к Лиссе. — Ты как?

Она со стоном села. Последние заклинания её всё-таки достали, швырнув об стену, да ещё и покрытый льдом пол, на который она упала…

— Нормально, — неуверенно пожав плечами, ответила она.

— У тебя кровь, — заметил Боул.

— Ерунда.

— Уверена? Об стену тебя шваркнуло будь здоров… Где ты колдовать научилась? Заклинания четвертого-пятого курса, а ты даже не запыхалась.

— На пустыре за приютом, — пожала плечами она. — Кем бы меня ни считали, я — чистокровная волшебница!

— Теперь верю… Ты не слушай, что болтал Тайлер, у него язык без костей…

— А может, он прав? — ехидно улыбнулась Миралисса, и попыталась встать. — Ой-ой!

— Э, подруга, да у тебя нога, кажется, сломана! — присвистнул Боул. — Пошли к Помфри. Обопрись на меня.

— А с этими что?

— Пусть полежат, подумают над своим поведением, — сплюнул Боул. — Ладно я, но напасть на ребёнка?

Она хотела было возразить, что не ребёнок, но наступила на повреждённую ногу и едва успела стиснуть зубы, чтобы не заорать. Дорога в Больничное крыло заняла много времени. Миралисса едва сдерживала крики, до крови закусив губу, и всё-таки расплакалась, как не крепилась. Но Боул не только не стал издеваться, но ещё и утешить пытался, таща её в лазарет.

— Дальше ты сама, — остановившись перед дверью в медпункт, сообщил Люциан.

— Спасибо, — сквозь зубы поблагодарила она, надеясь, что Боул поймёт правильно.

— Да не за что, — хмыкнул он с улыбкой, — ты вообще-то из-за меня пострадала, так что с меня причитается.

Лисса серьёзно кивнула и ввалилась в Больничное крыло.

Наспех придуманная история о падении с лестницы не вызвала никаких вопросов, и вскоре она уже спала на больничной койке. Разбудили её голоса. Оклемавшиеся гриффиндорцы тоже не смогли обойтись без помощи, и когда мадам Помфри напоила их зельями и удалилась, они принялись составлять план мести, то ли не заметив ширму вокруг одной из кроватей, то ли не придав этому значения. К счастью, саму Миралиссу гриффиндорцы врагом не считали, пренебрежительно забыв, что Боул был не один, так что за себя она могла не волноваться. А вот оказать услугу третьекурснику было полезно.

Этот день стал переломным. Миралисса не знала, что Боул сказал на факультете, но это помогло ей стать одной из них. Конечно, слизеринцы не превратились в одночасье в лучших друзей приютской девчонки, но издевательства прекратились навсегда. На неё больше не смотрели с презрением, её присутствие в общей гостиной больше не вызывало недовольства, а соседство за одной партой или в Большом зале перестало сопровождаться гримасами отвращения. Её по-настоящему приняли, и теперь Миралисса Торн была официально причислена к чистокровным слизеринцам.

Было удивительно встретить людей — волшебников! — у которых слова не расходились с делом, но Снейп ничуть не погрешил против истины, когда первого сентября внушал первокурсникам «правду жизни». Слизерин действительно был един перед лицом врага. Какие бы отношения ни связывали слизеринцев, друг за друга они стояли горой. Хотя, чему удивляться? Даже для одиннадцатилетней Лиссы, жившей в мире магглов, уже было вполне очевидно, каково положение вещей в Хогвартсе. С попустительства директора три «светлых» факультета травили «тёмный», а на их стороне был только декан.

С происшествия в коридоре прошла лишь пара недель, а Лисса перестала быть персоной нон-грата, начав почти наравне с другими учениками участвовать в жизни школы. Её забавляли стычки однокурсников с гриффиндорцами. Негласным лидером первокурсников был Малфой, как и инициатором конфликтов. Наверняка до Хогвартса у Драко был учитель риторики, потому как язык у него был прекрасно подвешен и он умудрялся всего лишь парой фраз так вывести из себя, что гриффиндорцы с бешеными глазами кидались в драку.

О событиях Хэллоуина восемьдесят первого года она узнала из нескольких источников, но о Поттере мнение сложилось после знакомства с ним самим и было оно, мягко говоря, не восторженным. Гарри Поттер тоже рос в мире магглов, но в отличие от Миралиссы он был наивным и откровенно недалёким мальчишкой, абсолютно не умеющим контролировать свои эмоции.

Лисса не знала, что послужило настоящей причиной для ненависти Малфоя к Мальчику-Который-Выжил, но без колебаний приняла сторону Драко. Да и как могло быть иначе, если по вине Поттера она лишилась отца? С присущим многим детям эгоизмом Миралиссу не интересовала ни политическая, ни нравственная подоплёка событий. Она наплевательски относилась к людям, пострадавшим от действий Пожирателей смерти и самого Тёмного Лорда, к многочисленным жертвам… Для неё только одно имело значение: как это отразилось на ней самой. Исчезновение Тёмного Лорда привело к заключению её отца в Азкабан, что, в свою очередь, вылилось в её переселение в приют и теперешнее жалкое положение. Вывод из этого был лишь один: Гарри Поттер — враг.

Лисса почти не вмешивалась в противостояние между факультетами, предпочитая не демонстрировать истинное отношение, а потому личных врагов не завела. Её не любили не потому, что она не нравилась сама по себе, а за цвет галстука, что в Хогвартсе было нормой. Впрочем, её это ничуть не расстраивало: общения с однокурсниками-слизеринцами ей было более чем достаточно, ведь много говорить для неё по-прежнему было сложно, и в дополнительных собеседниках она точно не нуждалась.

Не проходило ни одного дня, чтобы совместные уроки слизеринцев и гриффиндорцев не закончились бы стычкой. Обычно профессора снимали баллы или назначали взыскание, и на этом конфликт исчерпывался, но никогда ещё не было такого, чтобы за нарушение приказа следовала награда!

Принятие Поттера в квиддичную команду в обход всех существующих правил здорово подорвал авторитет Дамблдора. Ученики были возмущены до глубины души, ведь об этом многие мечтали, но даже не пытались пройти отбор до того, как им исполнится тринадцать — уважали правила. А Поттер…

Теперь уже не только слизеринцы пренебрежительно игнорировали выступления директора в Большом зале или его распоряжения, но и часть других учеников пересмотрела отношение к «справедливому» Дамблдору.

О квиддиче Лисса не мечтала, но научиться летать хотела. Полёты и зелья были тем, чем она не могла заниматься в приюте. И потому, как только появилась возможность воспользоваться школьной метлой, Лисса её не упустила. И в этом она оказалась не одинока.

Решение заниматься полётами посетило ещё шестерых первокурсников, и с середины октября они регулярно пробирались на поле, чтобы полетать наперегонки или отработать пассы заботливо заколдованным старшекурсниками мячом. Было непривычно получать советы или вместе с кем-то тренироваться, но без подсказок и помощи Лисса ещё долго бы не решалась подняться на метле выше ярда-полутора, а так, с подстраховкой, она очень быстро научилась хорошо летать, лишь немного уступая однокурсникам, что сели на метлу в раннем детстве.

Разрешения они ни у кого спросить не удосужились, посчитав, что раз Поттера приняли в команду, то и они имеют права заниматься. И общая тайна сплотила нарушителей порядка. Первыми к добрососедским отношениям перешли Дафна Гринграсс и Теодор Нотт, а неделю спустя к ним присоединились Малфой, Гойл и Забини. Наконец-то Лисса перестала быть изгоем. Дружбой эти отношения было называть рано, но неизбалованной вниманием Миралиссе и этого было более чем достаточно.