Одна опасная игра (гет)

Перемирие. Часть третья

– Почему бы нам не заключить пари? – предположил Слепой Ио.

Боги переглянулись.

– Неужели кто-то из присутствующих хочет поставить против ПитьЧая? – усмехнулся Рок.

– А кто поставит против Сьюзен? – парировала Астория.

По секрету, боги немного (немного, заметьте) опасались именно этих двух смертных.

– А мне они даже нравятся. Кажется довольно… перспективным, объединение этих двоих, – Госпожа скрестила руки на груди.

– Да, вы просто задумайтесь, насколько сильны они по отдельности, – указал Слепой Ио. – А теперь представьте, насколько пугающими они будут вместе.

Боги вздрогнули.

– Как я и сказала: перспективные, – повторила Госпожа.

– Тебе именно такие и нравятся, верно? Что ж, Госпожа, они ни за что не сойдутся, – ответил Рок. – Ведь все знают, что…

– Судьбы не избежишь, – хором произнесли боги, возможно, слегка насмешливо. Они уже неоднократно (или многократно) слышали это, слишком часто. И правда, ни одна живая душа на такое не способна. Но если найдётся хотя бы пара человек, которым это удастся, то ими окажутся Сьюзен и ПиттЧай.

– Я всё ещё думаю, что за ними будет страшно интересно немного понаблюдать, – не пожелала сдаваться Госпожа, снова скрестившая руки на груди.

Астория мечтательно улыбнулась:

– Разве что… совсем чуть-чуть. Что думаешь, Слепой Ио?

– Можно и чуть-чуть, – вздохнул тот, сдаваясь.

– Госпожа всегда получает желаемое, – раздражённо проворчал Рок.

* * *

ПиттЧай победил; отчасти потому что сильнее Сьюзен, но в большей мере из-за обычного везения. Он ухмыльнулся, глядя на прижавшуюся спиной к стене бледную и часто дышащую Сьюзен, и его глаза опасно сверкнули.

– Итак, у тебя и правда есть летающая лошадь? – спросил ПиттЧай, кончик кочерги всё ещё упирался девушке в плечо чуть ниже ключицы.

– Его зовут Бинки, и он дедушкин.

– Бинки? – молодой человек слегка удивился.

– И что в этом такого?

ПиттЧай провёл кончиком кочерги вверх по её горлу, заставив приподнять подбородок. В ответ ассасин получил неповторимый взгляд, который девушка бросила на него, опустив глаза.

– Ничего, – он внимательно посмотрел вниз, а затем влево. – Я просто ожидал чего-то более… впечатляющего. Он не будет против, если мы немного покатаемся?

– Бинки или дедушка? – спросила Сьюзен

– Любой. Оба. Тот, который не будет.

– Опусти кочергу, и я его позову.

– Бинки или Смерть, – ухмыльнулся ПиттЧай.

Сьюзен закатила глаза:

– Бинки.

ПиттЧай кивнул и опустил кочергу. Он развернулся и вдруг исчез из виду, в то время как её кочерга проткнула воздух там, где он стоял пару секунд назад.

– Ты научился предсказывать мои действия, ПитьЧай, – произнесла Сьюзен, не сдержав слабую улыбку, а затем громко переливисто свистнула. С неба галопом спустился белоснежный конь и негромко заржал, после чего ткнул девушку носом. – Это определённо считается нарушением моей попытки жить нормальной жизнью… – проворчала она, гладя морду жеребца.

– Давай сегодня ночью забудем об этом, – предложил ассасин, затем помог Сьюзен взобраться на коня, а сам сел позади неё. Он приобнял девушку, чтобы схватить поводья, и прошептал ей в волосы (они по-прежнему тянулись к нему, будто наэлектризованные и щекотали): – Давай просто побудем Сьюзен и ПитТчаем и поделаем, что вздумается.

И в тот момент Бинки тихо заржал и галопом устремился в небо. Было холодно, ветер хлестал наездников по лицу. ПиттЧай частенько мечтал о полёте (в буквальном смысле), но ни разу и представить себе не мог, что это окажется таким… безупречным, таким простым и захватывающим дух. Молодой человек посмотрел на землю внизу, чувствуя себя непобедимым.

– Разве это не… весело? – прошептал он.

Сьюзен понравилось выражение лица ПиттЧая, когда тот смотрел на Плоский мир.

– Выше, Бинки, – мягко произнесла она, а затем спросила уже громче: – Куда летим?

– Может, в «Заупокой»? – предположил он.

Внучка Смерти застонала:

– Я уже начала надеяться, что ты забыл.

– Я ничего так просто не забываю.

– Нет, забываешь, – возразила она. – У тебя внимание как у пятилетнего ребёнка, объевшегося сладкого. Ты просто имеешь привычку вспоминать о вещах позднее.

ПиттЧай задумчиво наклонил голову:

– Хммм… нужно приложить усилия и исправить это.

Он с мечтательным видом положил подбородок на плечо Сьюзен и уставился на звезды, мерцающие на чёрном небосводе. Наполняющие город внизу магия и смог не позволяли разглядеть созвездия, а здесь они настолько большие и яркие. Всплыли приятные воспоминания о том, как он лежал на траве неподалёку от Анк-Морпорка, наблюдая за звёздами и перечисляя все способы убийства человека голыми руками.

Бинки начал снижаться, направляясь к шумным ночным улицам города. Стоило только коню коснуться мостовой, как Сьюзен соскользнула с его спины и погладила по морде. Она не видела и не слышала, как спешился ПиттЧай, заметила его уже у бара – ассасин держал дверь открытой и ухмылялся. Герцогиня закатила глаза, но вошла в помещение. «Заупокой» был заполнен завсегдатаями: неудачниками, изгоями, не-совсем-людьми и абсолютно-точно-безусловно-даже-в-близкой-степени-не-людьми.

– Всё ещё не понимаю, почему ты сюда захотел, – проворчала Сьюзен, заказав выпивку. – Не похоже, что ты собираешься ко мне присоединиться.

– Верно, но в прошлый раз ты так глупо себя вела. За тобой было весело наблюдать.

– Поторопитесь с выпивкой, пожалуйста! – крикнула она, перегнувшись через стойку.

Бармен бросил взгляд в её сторону:

– Я тороплюсь, мисс. Вот только, пожалуйста, не используйте Голос, хорошо?

– Не буду. Если получу заказ, – выдвинула Сьюзен встречное требование, после чего вздохнула: – Ладно, просто налейте мне воды, пока я жду.

Бармен пожал плечами и передал ей стакан воды со льдом.

Сьюзен немедленно вылила воду ПиттЧаю на голову, так что идеальные светлые кудряшки полностью намокли. Он усмехнулся – произошедшее его совершенно не задело.

– ПиттЧай, – сказала она твёрдо, – я не собираюсь выставлять себя в плохом свете в одиночку. Если я напиваюсь, то и ты тоже.

Молодой человек поднял мокрую бровь:

– Ты только что сказала, что…

– Две порции! – крикнула Сьюзен бармену, игнорируя пытающегося возразить ассасина.

Пару минут спустя бокалы были поданы, ПиттЧай взял свой и начал изучать содержимое с видом, не то любопытным, не то подозрительным. Герцогиня же (потягивая напиток) наблюдала за спутником и слегка повеселела, когда он сделал первый неуверенный глоток. И скривился.

– На вкус не очень, – выдал ПиттЧай.

– Привыкнешь, – ответила Сьюзен.

Вдруг начался какой-то скрежет, и девушка закрыла уши руками. ПиттЧай оглянулся и увидел уличного скрипача, яростно настраивающего свой инструмент. Некоторое время спустя звуки перестали походить на вой кота, попавшего в мясорубку; напротив, мотив оказался весьма заразительным. Сьюзен, к удивлению начинающего ассасина, начала тихонько подпевать.

– Я знаю эту песню, – ответила она на его вопросительный взгляд.

– Ты же была дочерью герцога. А это народный мотив. Откуда ты его узнала?

Сьюзен поморщилась, посмотрела по сторонам, наклонилась вперёд и очень, очень тихо прошептала:

– В детстве я иногда танцевала степ и…

– Я думал, ты ненавидишь танцы, – громко сказал ПиттЧай, из-за чего Сьюзен вздрогнула.

– ТСС! – зашипела она и тут же покраснела, поскольку Бармен бросил на неё недовольный взгляд. – Эм, тсс! И да, я действительно ненавижу танцевать в паре, и одно время думала, что и все остальные виды не выношу. Но однажды в Сто-Гелите объявились Нак-Мак-Фиглы, и я попыталась их затоптать. Кто-то сказал, что из меня может выйти неплохой степ-танцор, вот я и попробовала…

– И у тебя ничего не вышло?

– У меня не так уж и плохо получалось, – ответила она, защищаясь. – Именно под эту песню я больше всего любила танцевать.

– И почему ты прекратила?

– Я не танцевала с тех пор, как умерли мои родители, – ответила Сьюзен, делая очередной глоток.

– Это не ответ на мой вопрос, – заметил ПиттЧай.

– Потому что умерли мои родители, – повторила она.

Начинающий ассасин недоумённо моргнул:

– Я не… понимаю.

Сьюзен закатила глаза.

– Это напоминает мне о них, о том, что мы больше никогда не увидимся. Да и, в любом случае, выгляжу я во время танца совершенно по-идиотски. – В глазах ПиттЧая загорелся опасный огонёк. Молодой человек открыл было рот, чтобы заговорить, но она не позволила: – НЕТ. Нет, нет, я НЕ буду этого делать.

– Это была просто шальная мысль, – пожал плечами ПиттЧай.

Примерно полчаса спустя весь бар хлопал, в то время как подвыпившая Сьюзен стояла на столе, уперев руки в бока, а её ноги двигались с той же скоростью, с которой ПиттЧай обычно орудует ножом. А зрители активно её подбадривали.

Сам ПиттЧай ликующе хлопал, но и он, казалось, не мог устоять на месте. Выяснилось, что выпивший ассасин, или, по крайней мере, этот ассасин, ещё сильнее похож на переевшего сладостей ребёнка, чем раньше. Он непрестанно носился по помещению. Сьюзен спрыгнула со стола, и толпа расступилась, давая девушке пространство для танца – её ноги не переставали выделывать молниеносные па. Её волосы тоже танцевали – свивались в колечки и развивались.

ПиттЧай, покусывая губу, внимательно наблюдал за движением ног девушки. Ему в самом деле необходимо было выплеснуть всю излишнюю энергию, поэтому он попытался танцевать. Сьюзен это заметила и показала пару движений. Ассасин споткнулся о свою ногу, рассмеялся над собственной неуклюжестью и предпринял ещё одну попытку. Пара посетителей к нему присоединилась, и вскоре уже половина бара танцевала степ.

– А у тебя неплохо получается! – воскликнул ПиттЧай, чья улыбка была до нелепого широкой даже по его собственным стандартам.

– Я ж тебе говорила! Говорила! – повторила она, закружилась и, как ни странно, ухмыльнулась. Их глаза снова встретились, и Сьюзен покачала головой: – Ты все делаешь неправильно.

– Знаю, – он нахмурился и со злостью посмотрел на свои ноги.

– Нет, нужно так, – внучка Смерти встала на колени и попыталась рукой сдвинуть ногу ассасина. Если бы ПиттЧай не выпил первый раз в жизни, он бы не потерял равновесие и не рухнул на пол. – О, извини! – обеспокоено воскликнула Сьюзен. Молодой человек рывком сел, на лице поначалу возникло слегка озадаченное выражение, но затем он усмехнулся.

– Забавные ощущения! – громко сказал он. – Очень забавные ощущения, а ты очень красивая.

Сьюзен наклонила голову.

– Нет никакой связи, – заметила она.

– Да. Но это правда.

– Что ж, спасибо, – сказала девушка, предлагая ПиттЧаю руку и помогая подняться. – У тебя очаровательные мальчишеские кудряшки.

– Это хорошо или плохо?

– Ну, – сказала она, притрагиваясь к одному из его завитков, чтобы проверить, мокрый ли он, – в сухом состоянии они очень милые.

– Милые? – спросил ассасин, удивлённо наклонив голову.

Сьюзен слегка растерялась. Какая-то часть её считала, что следует смутиться из-за того, что эти слова таки сорвались с языка, но эта часть была изрядно приглушена несколькими бокалами алкоголя. Поэтому девушка откинула сомнения прочь и даже не заметила, что ПиттЧай так и не отпустил её руку.

– Да, милые, – сказала она в итоге.

– А это хорошо? Люди нечасто давали мне характеристику, отличную от понятия «внушающий невероятный ужас».

– Ну, у тебя это неплохо получается. И мне нравятся твои кудряшки, – ответила Сьюзен.

ПиттЧай просиял, и толкнул плечом стоящего рядом человека.

– У меня милые кудряшки. Когда они сухие, – выдал он, широко ухмыляясь.

Человек, к которому обратился ПиттЧай, медленно попятился, но ассасин уже не обращал на него никакого внимания. Повернувшись к Сьюзен, подался вперёд и поцеловал её в щёку. Глаза девушки расширились от удивления, и он прошептал ей на ухо:

– Твои волосы тоже очень милые, Сьюзен, – ПиттЧай отстранился, всё ещё ухмыляясь.

Волосы внучки Смерти сворачивались в колечки возле её красных щёк, смущённые.

– И чем же?

– Смотри, – серьёзно произнёс молодой человек, будто разговор шёл о чём-то очень важном. Он протянул руку к лицу девушки, и её волосы подались навстречу. – Видишь? А ещё они такие кудрявые и белые с чёрной прядью, и сияющие. А при свете луны они кажутся синими. И пахнут, кстати, приятно.

– Это-то ты как умудрился узнать? – удивилась Сьюзен.

– Ты же сидела на лошади прямо передо мной, – решительно объяснил он и начал подпрыгивать то на одной, то на другой ноге. Этот ассасин просто не мог стоять спокойно. Она рассмеялась.

ПиттЧай не так-то часто слышал, как смеётся Сьюзен, но если она делала это, то смех всегда был сухим и ироничным. А сейчас он был чистым, весёлым и счастливым. Слегка покрасневшее лицо девушки будто светилось, а волосы слегка шевелились. Она была такой очаровательной. Нет, такой милой. И он почувствовал, как его переполняет счастье. Частично это было из-за выпивки, но в большей мере это было из-за очарования его Сьюзен.

– Знаешь, что? – сказала всё ещё улыбающаяся Сьюзен. – А ты, оказывается, не такой уж и плохой.

* * *

Шестью часами ранее изнывающий от скуки ПиттЧай прогуливался по улицам Анк-Морпорка. Вдруг до него донеслись головокружительные звуки музыки – где-то танцевали. Желая утолить любопытство – да и заняться, к тому же, было нечем – он решил посмотреть на происходящее.

ПиттЧая не так-то просто разозлить. Однако когда это происходило, возникало ощущение, будто чья-то ледяная рука сжимает сердце (тогда, конечно, можно было бы предположить, что у него оно есть, а это вопрос весьма спорный). Из-за этой холодной ярости он становился жестоким и импульсивным. У него никогда не было так называемых «приступов ярости» – молодого человека будто наполняли тонны льда, и нередко после этого кто-то страдал. Пусть ПиттЧай и был импульсивным, когда злился, но менее опасным из-за этого он не становился – отличие было лишь в серьёзности, сменявшей беззаботную весёлость.

Этого начинающего ассасина немногое могло вывести из себя. Он раздражался, когда люди неправильно произносили его фамилию, а если кто-то заходил слишком далеко, то терпение ПиттЧая могло и лопнуть. Молодому человеку не нравилось, когда его игнорировали, не узнавали или забывали (естественно, если он сам этого не хотел). Только эти вещи могли заставить его испытать нечто похожее на гнев, и никаких других причин он не знал.

ПиттЧай затаился в тени бального зала. Пока гости с восхищением наблюдали за танцующими, наслаждались шикарными блюдами или разглядывали гобелены, его взгляд не отрывался от двух одетых в чёрное людей. Людей пытавшихся танцевать в дальнем углу зала и старавшихся не смотреть друг на друга. Глаза ассасина, чёрный и обычный, уже приноровились находить Сьюзен, где бы та ни была. С такого расстояния ПиттЧай не мог разглядеть выражение её лица или понять, что она чувствует, но из-за того, что Сьюзен танцевала с каким-то мужчиной, он испытывал две противоположные эмоции.

Первую было не так-то просто описать словами. ПиттЧай никогда ещё подобного не ощущал, но это чувство странно смешивалось с тем, которое он, напротив, определил без труда. Это было что-то, похожее на тоску. Он хотел быть там, танцевать со Сьюзен. Хотел, чтобы она ему наступала на ноги, смотрела ему в глаза и поднимала бровь на его замечания. Хотел обнять её за талию и кружить до тех пор, пока она не начнёт умолять его остановиться. Но ничего этого он сделать не мог.

И здесь начиналась вторая эмоция – чистая, контролируемая и холодная ярость. ПиттЧаю захотелось мгновенно попасть в другой конец помещения и выпотрошить этого типа на глазах у всех. Он бы медленно его разрезал, а затем наблюдал, как тот истекает кровью. Снял бы с него скальп и предложил танцевать дальше, если получится.

«Нет, рано, – мрачно подумал ПиттЧай, – нужно подождать».

Ассасин начал неспешно двигаться по залу, шаг за шагом приближаясь к цели. Использовал каждую тень и дышал медленно, стараясь успокоиться. Да, он злится, но ему нужна холодная голова. И она у него такой будет. И в тот момент, когда ПиттЧай приблизился, Сьюзен и её странный партнёр по танцам прекратили своё занятие и направились к чаше с пуншем. И тут внучка Смерти рассмеялась над его шуткой.

Он сам хотел пить пунш со Сьюзен. Сам хотел её смешить.

– Извините, сэр. Могу я перекинуться с Вами парой слов? – ПиттЧай приглушил голос так, чтобы Сьюзен ничего не услышала. – Видимо, произошло небольшое недоразумение.

И нырнул в толпу так быстро, насколько это было возможно. Приходилось постоянно напоминать себе, что нужно оставаться видимым для мужчины. Мужчины, одетого как ассасин, но явно им не являющегося.

Он сам хотел носить одежды ассасина, закончившего обучение, сдавшего все экзамены, больше не обучающегося ассасина.

Он сам хотел танцевать со Сьюзен.

Найти пустующую комнату оказалось не так-то сложно. Наконец запыхавшийся мужчина в костюме ассасина показался из-за угла.

– Во имя Диска, кто вы? – спросил он, упираясь руками в колени и пытаясь отдышаться.

ПиттЧай попытался мило улыбнуться.

– Я очень дорожу своими вещами. Обычно это не доставляет хлопот, поскольку я нечасто считаю что-то своим, – сказал он и, сделав небольшую паузу, продолжил, – кстати, меня зовут ПитТчай, а вас?

Мужчина слегка растерялся и более чем слегка встревожился. ПиттЧай оказывал именно такое действие на людей.Было сложно определить, чего именно он хочет – выпить с вами чаю или же вас прирезать. Те, кто достаточно хорошо его знал, прекрасно понимали, что безопаснее предположить последнее и вести себя соответствующе. Остальные же предполагали первое и именно поэтому многие незнакомые с ПиттЧаем люди погибали гораздо быстрее тех, кто его знал. Такое происходило ещё и потому, что последние были достаточно интересными, и это продлевало им жизнь. На самом деле, удалось это только одному человеку – Сьюзен.

– Фуллер, – нерешительно произнёс Эдвин.

– Что ж, мистер Фуллер, думаю, вам стоит кое-что узнать, – сказал ПиттЧай, медленно приближаясь к своей жертве.

– Что? – Эдвин попятился от приближающегося к нему человека. Пусть тот и выглядел вполне дружелюбно (если не обращать внимания на разноцветные глаза), но всё же инстинкты Лорда вовсю кричали «беги, спасайся!». Эдвин не послушался внутреннего голоса – не по-джентельменски убегать ни с того ни с сего. Когда его спина наткнулась на стену, он почувствовал себя в ловушке. Лицо ассасина приблизилось к лицу Лорда.

– Сьюзен моя, – жутко улыбаясь, объяснил ПиттЧай, и тут же, будто притянутый магнитом, к нему в руку скользнул нож и одним быстрым движением воткнулся Эдвину в живот. На лице Лорда появилось шокированное выражение, невыносимая боль постепенно наполняла каждую клеточку его тела. – Вам стоит держаться подальше от моих вещей, –бедняга уже не видел, куда исчезло широкое лезвие, когда ассасин, сжал его горло стальной хваткой.

Гильдия Ассасинов не раз объясняла ПиттЧаю, что ему не стоит убивать тех, за кого не заплатили (причём, плата должна быть чрезвычайно высокой, иначе его можно будет принять за обычного головореза). Как правило, после подобного неподобающего поведения ученика исключали. Однако ПиттЧай был исключительно хорош – только идиот этого не заметил бы – и только из-за этого ему и позволяли остаться. Дело не в том, что учителя так уж хотели выпустить отличного ассасина (что, в любом случае, не помешает), они просто были уверены: если ПиттЧая по их приказу исключат, то пару дней спустя их тела, потерявшие пару жизненно важных органов, выловят из Анка.

Поэтому они просто держали его в поле зрения и старательно объясняли, что он – ассасин-ученик. И должен быть выше таких грязных дел. Нужно действовать чисто, изящно и главное точечно. Убивать больше необходимого – непрофессионально.

ПиттЧай же кивал, улыбался, благодарил за замечания и откровенно игнорировал всё сказанное. Он поступал как вздумается и убивал когда вздумается. Но никогда в своей жизни ПиттЧай не получал такого удовольствия от убийства, как сейчас. Он наслаждался приятными ощущениями, наблюдая, как жизнь медленно покидает Лорда. Было так приятно смотреть и чувствовать, как тот умирает у него на руках. И от этого постепенно утихала кипящая в нём смесь одиночества и злости.

Этот «мистер Фуллер» больше никогда не станет танцевать с его Сьюзен.