Всё наоборот (джен)

“Джеймс опять загулял. Стоило Гарри уехать в Хогвартс, как его папаша будто с цепи сорвался. Хотя не сказать, чтобы он и при Гарри особо сдерживался. Уже третий месяц пьет каждый день. Любой маггл на его месте давно бы уже лежал либо в больнице, либо на кладбище. А ему хоть бы что. Может, перестать добавлять ему в еду укрепляющее зелье?”

Лили печально вздохнула. Завтра с утра снова на работу, куда ее вряд ли бы взяли, если бы не протекция Северуса и связи бабушки Дореи. И все из-за репутации Джеймса. А тут еще под утро с ним возиться, когда доползет до дома…

Она в очередной раз ощутила неясную, глухую тоску. Вроде все было как всегда. Ну подумаешь, загулял? Сколько раз так уже было. А сколько раз еще будет... Хорошо, что Гарри уехал в Хогвартс, хотя бы отдохнет от всего этого...

Тоска разрослась до нестерпимого жжения в груди.

“Нет, так нельзя. Надо собраться. Соберись, Лили, живо! Тряпка. Ты даже во время войны так не раскисала!”

Во время войны было легче. Джеймс тогда был веселый и горячий, как летний ветер — с ним невозможно было ни скучать, ни горевать дольше минуты. А теперь...

Снова мерзкое жжение в груди. “Где успокоительное зелье? А сердечное?..”

* * *

Джеймс, как водится, добрался до дома только под утро. Ввалился в дом, обдал прихожую перегарным духом, и не удержал равновесия — повалился на ковер. Лили заметила маячившего в дверях, мерзко хихикающего Питера Петтигрю, в несколько шагов пересекла прихожую, перешагнув через пьяное тело мужа, и резко захлопнула дверь.

— Уй! — донеслось оттуда. В нос или в лоб? Неважно. Нечего спаивать Джеймса. А еще друг называется.

— Ты ччего? — донеслось с ковра. — Д... друзей моих обижаешь?

— Да какой он тебе друг? — прошипела Лили. — Собутыльник. Дерьмо собачье. Сириус вот тебе друг, так ведь не поит всякой гадостью. А Рем вон вообще не пьет!

— Дурак значит, раз не п... пьет.

Джеймс встал и, пошатываясь, повернулся к дверям.

— Ты куда опять? — взвилась Лили, загораживая ему выход. — Мне на работу нужно, я за тобой сегодня бегать не смогу!

— На работу?! — скривился Джеймс. — Знаю я твою... "работу"... Под Сопливусом работать будешь? Или... На нем?

Из Лили будто разом вышибли весь воздух.

— Ты чего? — прошептала она. — Да я... Да я никогда...

— Да ладно...ты еще скажи, что и тут вы с ним не... Или что он к тебе "в гости" не ходит... Я может, и пьяный, но я же не слепой, — Джеймс прикрыл глаза, выдохнул, и веско добавил, собрав все свои способности к артикуляции звуков: — Тупая шлюха.

— Что?..

— Что слышала. Дай пройти, — он грубо отпихнул ее в сторону. Не удержавшись на ногах, Лили с силой врезалась в комод, стоящий у стены прихожей. Послышался отчетливый хруст, и побледневшая Лили, закусив губу от боли, прижала к себе правой рукой неестественно вывернутую левую.

Джеймс, не обратив на это никакого внимания, шатаясь, прошел до гостиной, повалился на диван и захрапел.

* * *

Проснулся он уже под вечер следующего дня. Голова гудела как чугунный колокол, во всем теле была слабость, и кроме всего прочего, нестерпимо хотелось в туалет. Из зеркала в гостиной на Джеймса подслеповато щурилась его собственная опухшая небритая рожа.

Завершив дела в уборной, Джеймс плеснул в лицо холодной водой и только тут за гулом в собственной голове расслышал мерный стук в оконное стекло. Звук раздавался из кухни.

Джеймс открыл форточку, откуда на него пахнуло морозной свежестью, и в дом тотчас впорхнула белая сова — чуть меньше по размеру, чем у Гарри.

— Мама? — хрипло произнес Джеймс, узнав почтовую сову бабушки Дореи. Та сбросила перед ним письмо, глухо ухнула, и вылетела в открытую форточку, обратно в снежную круговерть.

Письмо было коротким и яростным.

“Джеймс Поттер! Это была последняя капля! Мерлин свидетель, я и Лили долго терпели твои выходки, но эта уже не лезет ни в какие ворота! Лили будет жить у меня до развода, а дальше посмотрим. Гарри я забираю к себе.

Мы тоже виноваты. Не так мы тебя, видно, воспитывали, раз мне приходится принимать такие решения. Но ты недостоин считаться наследником Поттеров. Все, что сохранено твоими предками, и что ты не успел пропить, я, как старшая в семье, передаю Гарри. Завещание и остальные необходимые документы уже направлены в Министерство.

Хорошо, что твой отец не дожил до этого дня. Краснеть за тебя придется только мне.

С выражением искреннего сожаления,

твоя непутевая мать, Дорея Поттер.”

Он сразу вспомнил все, что наговорил вчерашним вечером, и глухо застонал, опустившись на пол кухни. Письмо все еще было в его руке.

* * *

Малый состав Визенгамота неспешно собирался на очередное заседание. Повод был не слишком обычным — разводы в магической Британии были большой редкостью. И хотя участники процесса (да и председатель Визенгамота) сделали все, чтобы не давать делу широкую огласку, слово за слово — слухи разошлись быстро, и у дверей помещения уже было несколько самых любопытных сотрудников Министерства Магии. Министра не было — в его ведение не входили настолько мелкие дела, не было и его официальных представителей. Лили Поттер, вошедшая в зал вместе со свекровью, облегченно выдохнула — на трибунах она увидела в основном знакомые лица, наблюдающие за ней с благожелательным сочувствием. Сириус Блэк, тоже сегодня присутствующий на заседании, поприветствовал их легким кивком.

Риддл должен был председательствовать лично. Хотя в данном случае дело мог вполне рассматривать кто-то другой из высокопоставленных представителей Визенгамота, но участники процесса не были ему чужими людьми.

Не было ни Малфоев, ни других враждебных им семей — Лили думала, что об этом позаботился Риддл, но, возможно, они просто таким образом выразили свое презрение к этому заседанию. В любом случае, так даже лучше.

Они со свекровью заняли свое место в зале.

Пришел Джеймс. Непривычно трезвый и гладко выбритый, с темными кругами под глазами. Он почти не смотрел на них, уставив глаза в пол, односложно отвечая на вопросы председателя. Да, он признает свое поведение в браке неблагоразумным. Да, он согласен на развод. Нет, никаких претензий к супруге он высказать не может.

Дорея Поттер берет под покровительство своего внука, Гарри Поттера, и его мать, Лили Эванс, до совершеннолетия Гарри Поттера, после чего он станет официальным наследником всего имущества семьи Поттер. Никаких возражений у него на это тоже нет.

* * *

Сразу после завершения процесса, когда были подписаны все необходимые бумаги, Лили вернулась в дом бабушки Дореи и села писать письмо Гарри: у нее не хватило духу предупредить его о разводе заранее.

Она раз за разом уничтожала варианты письма, которые казались ей неудачными, но в конце концов вздохнула, отложила в сторону волшебную палочку и набросала на бумаге несколько строк. Позже. Подробно она напишет позже…

* * *

Гарри Поттер получил письмо за ужином, но распечатал и прочитал его только вечером, уже в постели, и потом не спал почти всю ночь, уставившись на темную ткань балдахина над кроватью. Гарри давно ожидал чего-то подобного. Теперь он стал совсем взрослый, большую часть времени будет проводить в Хогвартсе, и, видно, мама решила, что он сможет теперь нормально перенести такое событие. Развод был для родителей лучшим вариантом — тетя Петуния всегда это говорила, и Гарри был с ней отчасти согласен. Но это не значит, что от этого осознания новость стала для него менее неожиданной.

Только под утро ему удалось забыться тяжелым, беспокойным сном, поэтому когда утром Рон традиционно разбудил его на зарядку, у Гарри сразу же разболелась голова.

— Что с тобой? — спросил Рон, с беспокойством глядя на осунувшееся лицо друга.

— Мои родители развелись, — тихо сказал Гарри, обхватив голову руками. — Слушай, может, сегодня без меня? Объясни Гермионе сам, ладно? — он натянул одеяло на голову и снова повалился на кровать.

— Ладно, — просто ответил Рон. Он искренне сочувствовал Гарри, но ему было не очень ясно, что принято говорить в таких случаях. “Соболезную”? Но вроде никто не умер… Сложный вопрос. Рон решил отложить его решение на потом и пошел на пробежку, надеясь, что морозный ноябрьский воздух прояснит его мысли.

После пробежки они с Гермионой снова разбудили Гарри и до завтрака успели отвести его в больничное крыло, на попечение мадам Помфри, которая сразу принялась над ним хлопотать — потому что выглядел он совсем плохо. Гарри вяло протестовал, порываясь идти на уроки, но колдомедик решительным жестом вымела за дверь Рона и Гермиону, и захлопнула двери больничного крыла, отрезав для Гарри путь к отступлению.

— А она умеет обращаться с рейвенкловцами, — заметил Рон, торопливо шагая по коридору.

Гарри вернулся в общую спальню уже вечером.

— Ну как ты? — Рон вручил Гарри шоколадный батончик из своих запасов, и выжидательно уставился на друга. Выглядел Гарри уже совсем неплохо.

— Получше. Я там спал почти весь день. Мадам Помфри меня отругала, говорит, что беда с нашим факультетом — не знаем меры в учебе, ну и всякое такое, напоила меня какой-то гадостью, и сказала, чтобы больше так не перенапрягался. Я ей ничего не рассказывал, заметки о разводе в сегодняшнем “Пророке” еще не было, я сам посмотрел… так что она подумала, что я просто переутомился.

— Э-э-э… Не хочешь что-нибудь рассказать? — осторожно спросил Рон.

— Да там нечего рассказывать, — Гарри пожал плечами. — Я сам еще ничего толком не знаю. Мама очень кратко написала. Говорит, что позже подробнее расскажет — или в письме, или когда приеду. А пока она у бабушки живет, и я там тоже буду теперь жить на каникулах.

Он яростно захрустел шоколадкой — отчасти для того, чтобы сдержать неожиданно подступившие слезы.

* * *

На следующее утро совы за завтраком, как всегда, принесли почту, в том числе и “Ежедневный Пророк”. В Слизерине его выписывали почти все, сразу перелистывая на страницу с политическими статьями и светской хроникой. В Гриффиндоре больше интересовались новостями и квиддичными матчами, а из Хаффлпаффа и Рейвенкло газету выписывали только чистокровные маги, да и то скорее по семейной привычке. Поэтому первые взгляды и перешептывания на долю Поттера достались со слизеринского стола. Крохотная заметка о разводе в колонке светской хроники не прошла мимо них незамеченной.

Он вздохнул и уткнулся в тарелку. Аппетита у него не было.

Флитвик, проходя мимо, сочувственно похлопал его по плечу.

— Ничего, Гарри, — тихо сказал он. — И это пройдет. Завтра уже все об этом забудут, вот увидишь.

— Надеюсь… — прошептал Гарри.

Сам он пытался себя успокоить, что не такая уж он важная персона, чтобы его обсуждал весь Хогвартс — он же не Лонгботтом-который-выжил, в конце-то концов. Но еще несколько дней ему казалось, что все вокруг только на него и смотрят. Даже кошка семейства Филчей, миссис Норрис, будто бы мерила его каким-то особенно долгим взглядом. Но прошло несколько дней, и ему действительно стало немного спокойнее. Несмотря ни на что, жизнь продолжалась.