Зелёный Цветок (гет)

Miserylovescompany.

Беда не приходит одна.

Собрав в заплечные мешки всё, что можно было унести, набросили просушенные плащи и двинулись в путь. К вечеру достигли границы города, за которой начинался лес. Стали искать следы и быстро обнаружили их на мягкой лесной земле. Они вели из города по окраине леса вдоль берега озера на север.

Решили преследовать повозку пока хватит сил. Дождь закончился, облака разошлись и чистые ясные звёзды посмотрели на путников с высоты. Перед полуночью взошла луна – полная, жёлтая, словно голова сыру, и хорошо осветила путь. На сырой и скользкой после дождя земле следы было видно и ночью. Остановились только под утро – нашли в буреломе, оплетённом плющом, сухое место и решили поспать хоть немного. После всего пережитого два путника просто валились с ног. Разожгли костерок и под его тёплым крылышком провели остаток ночи и раннее утро.

Когда проснулись, Гэндальф первым делом спросил у Лая, где жемчужина. Убедившись в том, что она у хоббита в маленьком кожаном мешочке на крепком шнурке висит на шее и спрятана за пазуху, маг ещё раз удивился:

– Не могу понять, зачем они сбежали и почему забрали с собой Лилиэн? Ещё загадочнее то, что направляются гномы не на восток, а на север по бездорожью. Ничего не понимаю!

– Я больше беспокоюсь о том, что они ничего не знают о накере, и следуют вдоль озера, – хмуро добавил Лай. – Как бы не было поздно в тот момент, когда мы их догоним.

За прошедшие сутки хоббит повзрослел будто бы лет на десять. Из беспечного смешливого парня он превращался в мрачного сурового мужчину. Только усилием появившейся мужской воли он не давал выхода отчаянию и страху, от которого сердце его сжималось в крошечный холодный колючий комок. Он прятал глаза от мага и старался держать голос ровным, но Гэндальф понимал, хотя и не мог представить, что творилось у Лая на душе.

На третий день преследования берег озера слева стал топким, а к середине дня Лай и Гэндальф вышли к болоту, преграждающему путь. Следы колёс повозки сначала тянулись по краю болота на северо-восток, а потом свернули на северо-запад и повели прямо в топь. Это болото образовали многочисленные ручьи и маленькие речушки, стекающие со склонов, лежащих впереди на севере и западе взгорий. Они питали озеро Эвендон в дождливое время, и теперь в конце осени заболотили приозёрную низину.

– Что они делают? – недоумевал маг. – Хотят сами утонуть и Лили утопить? Полезли в болото от нас, словно с ума сошли! Как будто Рудаурские взгорья – их вожделенная цель.

– Полезем в болото за ними, – твёрдо сказал Лай. – Другого пути у нас нет!

– Похоже, здесь вообще никакого пути нет, – попытался шутить Гэндальф. – Хотя, я слышал, что где-то по краю взгорий раньше проходил хороший тракт, – уже серьёзно добавил маг. – Он был построен гномами во времена процветания Белегоста и Ногрода. Только я никогда не слышал, чтобы кто-нибудь пользовался им. Так или иначе, но по-другому я объяснить поступок гномов не могу. Они ищут старый гномий тракт, поэтому не могут сворачивать далеко от Рудаура.

– Это уже не важно. Теперь они точно завязнут с повозкой, а мы налегке и догоним их быстро!

– Как бы нам самим не завязнуть, – проворчал маг, вспоминая, что на косе возле гнезда накера чуть не потерял башмаки…

К вечеру лежащее впереди взгорье придвинулось, и Гэндальф сказал, что они где-то на середине болота. Решили идти вперёд до сумерек, а потом передохнуть, ожидая восхода луны, при свете которой можно было продолжить путь. Пока шли, встретили несколько раз места, где повозка, наверное, увязала больше обычного – там болото было взбито копытами коней и истоптано сапогами, ни одной целой кочки. Каждый раз на таком месте у Лая сердце проваливалось, будто в пустоту. И каждый раз, найдя продолжающийся след колёс, надежда маленькой птичкой трепетала в груди.

На закате они увидели такую же вытоптанную поляну, которая была необычно шире остальных и посередине которой была огромная грязная лужа. Болотная трава вокруг неё была вся вырвана или смята, а когда нашли выводящий из этого места след колёс, рядом стоял небольшой, сложенный из болотных кочек и кусков грязи, подушек мха и коряг, холмик. В его вершину были воткнуты несколько палок с прибитой к ним доской из борта повозки. На доске были нацарапаны руны.

– Что это, Гэндальф? – почти прокричал Лай. – Читай же скорее!

– Это руны гномов… – бормотал маг, разбирая царапины и прищуриваясь. – Здесь написано: «Нейн сын Глейна».

– Это что, могила?

– Думаю да, – Гэндальф снял шляпу, повернулся к болоту, изрытому и просевшему посередине, и отвесил поклон. – Мир тебе, Нейн сын Глейна из Подгорного Царства, покойся и знай, что я верю: цель твоя была благородна, а поступок имеет свой смысл… Может быть… – и маг задумался и пригладил свою бороду.

– Он утонул? – содрогнулся Лай. – Какая ужасная смерть… А может быть, это расплата за то, что он сделал…

– Может быть…

Они оставались возле холмика с надписью, пока не взошла луна, чистая и яркая, совсем не такая, какой её видите вы. Надо сказать, что в те далёкие времена на луне ещё не было ни единого пятнышка.

Лаилот подумал, что если они найдут Лили живой и невредимой, то он, пожалуй, простит и Нейна, и Нойна. «Лишь бы они только нашлись», – повторял он про себя.

Взошедшая луна осветила путь, и болото заблестело, засеребрилось в её свете, словно очень старое растресканное зеркало, найденное на пыльном чердаке. Лай и Гэндальф продолжили путь, и вскоре выбрались на твёрдую землю. Взгорье было совсем рядом. Земля под ногами стала каменистой, и они больше не видели так отчётливо след от колёс. Собрав кое-как немного хвороста, они согрелись у огня и заснули до света.

Проснулись от холода. Под утро трава и кусты внизу покрылись инеем. Стали искать потерянный ночью след, и нашли маленький обрывок ткани, зацепившийся за куст. Рядом были следы копыт и колёс. Совсем свежие. Вскоре обнаружили ночную стоянку беглецов – кострище и следы стреноженных кормившихся коней. Удача удвоила силы преследователей. Когда след запетлял по взгорью, Лай нередко забирался на участки повыше, чтобы оттуда увидеть цель, сосредоточившую все его желания.

И вот, когда повозка оставила каменистые откосы и выехала на ровную широкую и очень старую дорогу, Лай, забравшись на вершину придорожного холма, увидел вдалеке на дороге тёмную точку.

Теперь уже не теряя времени на подъёмы, хоббит и маг стали догонять беглецов, не разыскивая следов. Догадки Гэндальфа оправдались – Нойн и Лили едут по старому гномьему тракту. Не останавливаясь на ночёвку и даже питаясь на ходу, на второй день после болота, они догнали повозку.

Дорога в этом месте проходила через ущелье. С обеих сторон к тракту вплотную спускался лес. Он был густой и дремучий, но на дорогу не выходил. Лишь нависал над ней с обеих сторон кронами деревьев, превращая её в тёмную аллею. В конце этой аллеи и стояла повозка. В ней был сундук и деревянный ящик с припасами. И никого вокруг – ни коней, ни гнома, ни Лили.

Гэндальф принялся громко и повелительно свистеть в разные стороны. А Лай обшаривал всё вокруг повозки в поисках следов. Через несколько минут они услышали топот железных подков по камню, и пони появились между деревьев на дороге. Признав своих, они обрадовано заржали и подошли к магу, который гладил их по голове и хлопал по шее.

– Никаких следов, – сокрушался Лай. – Трава уже выпрямилась, а земля в лесу покрыта листьями, и падающие новые листья закрывают любой след.

– Не отчаивайся, – успокаивал Гэндальф. – У тебя есть нечто, что лучше носа ищейки. Послушай своё сердце – оно подскажет, куда идти.

Лаилот сосредоточился, закрыл глаза, прислушался. Сердце стучало быстро. Потом стало успокаиваться. А потом его словно потянуло в сторону леса на север. Он открыл глаза и вошёл в лес. Через три десятка шагов среди шелеста падающих листьев он услышал тихий плач. Повернул на звук и побежал тихо, как умеют только хоббиты. Звук стал отчётливее и слышнее. И вдруг он выбежал на полянку с большим старым деревом посередине. Плач доносился из-за дерева. Обогнув огромный в три обхвата ствол, Лай увидел Лили, стоящую на коленях перед лежащим между выступающими из земли корнями дерева Нойном. Гном как-то неестественно запрокинул голову, гримаса невероятной боли исказила его лицо.