Волшебная страна Люси Певенси (джен)

Жила-была девочка по имени Люси. Вместе с двумя братьями и сестрой ее вывезли из Лондона, которому грозила оккупация, и отправили к старику профессору. Он жил в самом центре Англии в большом поместье с виноградниками, парком, теплицами и конюшнями (правда, теперь конюшни пустовали, потому что всех лошадей забрали на фронт). Но даже без лошадей ребятам было чем заняться: в солнечные дни они гуляли, ловили рыбу, купались и лазали по деревьям; в дождливые — исследовали дом, такой большой и запутанный, что всякий раз в нем открывались какие-нибудь новые неизведанные уголки.

Кончилось лето; минула осень; и вот за окнами уже летел снег, а в комнатах жарко топились камины. Приближалось Рождество. Фронт подступил совсем близко: вдалеке слышались звуки канонады, а по радио всё чаще и чаще передавали тревожные вести. В тот вечер, с которого и начались приключения Люси, она лежала в своей постели и считала белых слонов, потому что ей не спалось. А вам бы спалось, если бы вас отправили спать, в то время как ваш брат, который всего-то на год старше, остался вместе с остальными слушать новости по радио? Конечно, Люси не особенно хотелось слушать новости: по радио часто рассказывали про Гитлера-«людоеда» и его приспешников, а Люси людоедов побаивалась (и совершенно правильно, я вам скажу). Но стоило ей вспомнить, как Эдмунд, гордый тем, что ему разрешили послушать радио вместе со взрослыми, задирал перед нею нос — и Люси, уже было задремав, просыпалась от обиды.

Всё началось, когда она насчитала сто четырнадцать слонов. Люси услышала странный звук за окнами — как будто тарахтела гигантская швейная машинка. Вслед за этим по стенам и потолку комнаты закружили отсветы фар, а треск мотоциклов (как вы понимаете, Люси уже догадалась, что за «швейная машинка» тарахтела снаружи) стал еще громче. Выскользнув из постели, Люси подбежала к окну, поеживаясь от холода — пол оказался прямо-таки ледяным. Она встала на цыпочки, протерла ладонью запотевшее стекло и увидела, что к дому подъезжают нацистские солдаты.

В том, что это были именно нацисты, Люси не сомневалась — очень уж грубо они вели себя с профессором, который вышел на крыльцо в оранжевом стеганом халате и мягких комнатных туфлях и пытался что-то втолковать непрошеным гостям. Люси заметила, как удивительно переливаются в свете фар его всклокоченные седые волосы и борода — прямо как львиная грива. В ответ на деликатные возражения профессора нацисты невежливо накричали на него (Люси поморщилась, услышав их отрывистую гортанную речь), а потом еще и оттолкнули — да так, что бедный профессор упал на ступеньки. «Ой!» — вырвалось у Люси: она испугалась, что профессор сильно расшибся. Тут она вспомнила о Питере, Сьюзен и Эдмунде, оставшихся в гостиной, куда (судя по грохоту сапог) направились нацисты, и испугалась еще больше — даже за Эдмунда, хотя он и был порядочным задавакой. Люси хотела побежать в гостиную, но вдруг услышала чьи-то звонкие шаги, приближающиеся по коридору к спальне, — как будто копытца цокали по деревянному полу. Люси поняла, что это стучат подкованные сапоги. Еще секунда — и нацист войдет сюда, и увидит ее, и схватит («…и отдаст людоеду-Гитлеру на съеденье», — добавила про себя Люси). Она завертела головой, отыскивая взглядом место, куда могла бы спрятаться, и увидела шкаф.

Это был очень большой платяной шкаф, а Люси он всегда казался прямо-таки огромным. Недолго думая, она бросилась к нему. Открыв дверцу (на пол выкатились два шарика нафталина), Люси юркнула внутрь. Дверцу она не захлопнула, потому что знала, как это глупо — запереть саму себя в шкафу. Раздвинув первый ряд одежды — своей и Сьюзен — Люси сделала шаг, еще один и еще, пока не уперлась в стенку шкафа. Тогда она задернула несколько длинных меховых шуб и притаилась за ними, как мышка.

Дверь в спальню заскрипела; кто-то быстро вошел и остановился в нескольких шагах от шкафа. Люси была храброй девочкой, но сейчас ей стало очень страшно. Стараясь дышать как можно тише, она вжалась спиной в деревянную стенку и зажмурилась. «Как бы я хотела, чтобы у шкафов было две дверцы, — подумала Люси. — Одна впереди и одна сзади; и та, что сзади, вела бы в какое-нибудь другое место». Больше всего на свете Люси хотела сейчас оказаться где-нибудь «в другом месте» — и, закрыв глаза еще крепче, она вообразила, что за спиной у нее — не твердая стенка шкафа, а пустота. Люси отступает, всё дальше уходя от ряда старых шуб. Под ногами хрустят не нафталиновые шарики, а снег, вокруг — заснеженные ветви деревьев, а с неба летят снежные хлопья.

Люси глубоко вздохнула. Она стояла посреди леса; на ночном небе, по-зимнему светлом, мерцали звезды, искрился ровный, чистый покров снега (Люси невольно пришла на ум сахарная глазурь на пироге), царила необыкновенная тишина. Деревья стояли величественные и торжественные под тяжестью снега. «Я в волшебной стране, — мысленно сказала себе Люси. — Я всегда смогу здесь спрятаться, если по другую сторону дверцы что-то пойдет не так». Ей понравилась эта мысль, и на душе у Люси стало куда веселее.

Но в следующее мгновение она вновь услышала шаги. Кто-то распахнул дверцу шкафа и принялся рыться в ее вещах. Незаметно раздвинув шубы, Люси увидела напротив себя очень странное серое существо. Ростом оно было едва ли выше самой Люси; в одной руке оно держало несколько свертков, а другой — перебирало вещи Люси и Сьюзен. Зябко поеживаясь, оно вытащило из шкафа толстый красный шарф и обмотало вокруг шеи. Люси с трудом удержалась от смеха: нацистский солдат надел девчачий шарфик! А еще у него была смешная козлиная бородка и слезящиеся глаза, и покрасневший от насморка нос, и кривоватые ноги; он дрожал от холода и постоянно озирался.

Вдруг, к ужасу Люси, нацист заметил шубы. Обрадованный своей находкой, он ухватился за одну из них — и, конечно же, увидел Люси, сжавшуюся у задней стенки шкафа. Люси вскрикнула. Нацист тоже охнул что-то вроде: «Батюшки!» (по правде сказать, Люси не знала немецкий, но подозревала, что и немцы, и англичане кричат в таких случаях одно и то же) и выронил все свои свертки.

— Здравствуйте, как поживаете? — как можно вежливей сказала Люси — она решила, что прятаться уже нет смысла.

Нацист не ответил: он подбирал с пола свои свертки; кроме того, как мне думается, он не умел говорить по-английски. Собрав все свертки, он аккуратно сложил их в шкаф, а потом вытащил теплые вещи Люси и принялся ее одевать — чем, разумеется, очень ее удивил.

— Послушайте, мистер… мистер нацист, — сказала Люси, — я уже давно одеваюсь сама. И позвольте спросить: куда вы меня забираете? — В глубине души она лелеяла надежду, что все-таки не к Гитлеру, но постеснялась спросить прямо.

Как я уже говорил, нацист, похоже, не говорил по-английски. Обеспокоенно лопоча и беспрестанно озираясь, он надел на Люси пальто и даже, встав на колени, помог ей обуться в теплые ботинки, предварительно натянув ей на ноги шерстяные носки Сьюзен, которые для Люси оказались слишком длинными — почти как гольфы. Потом он вытащил из кармашка своей серой куртки маленькую фотографию и протянул ее Люси. На фотографии широко улыбалась поразительно похожая на него (и поразительно некрасивая) белобрысая девочка одного с Люси возраста. Люси догадалась:

— Это ваша дочка? Она очень милая. Самая милая нацистская девочка из всех, что я видела. — Вы не должны подумать, что Люси была отъявленной лгуньей — наоборот, она была очень честной и правдивой девочкой, просто ее учили быть вежливой.

Нацист улыбнулся, спрятал фотографию обратно в карман и сделал Люси знак, чтобы она подождала его, а сам, вытащив из-под кровати маленький чемоданчик Люси, уложил в него теплую кофту, жилет и несколько пар шерстяных носков, которые с необычайным проворством (Люси заподозрила, что он уже не в первый раз роется в чужих вещах) отыскал в шкафу. Взяв в одну руку чемоданчик, а другой рукой сжав руку Люси, он потянул ее к двери.

Но едва он сделал шаг в коридор (Люси еще оставалась в спальне), как совсем близко раздался чей-то резкий властный голос. Заслышав его, нацист испуганно вздрогнул и весь съежился, отчего показался Люси еще более жалким, чем прежде. Он отставил чемоданчик, приложил палец к губам, вышел в коридор и быстро прикрыл дверь спальни, оставив только узенькую щелочку.

В эту-то щелочку Люси и увидела ту, чей повелительный голос так напугал нациста. Она оказалась важной дамой, очень красивой и очень злой. Ее волосы, уложенные волнами, были необыкновенного платинового цвета, кожа — белой-пребелой, словно неживая, а губы — ярко-красными. Люси никогда не видела таких высоких женщин — и таких высокомерных тоже. Каждый, кого дама встречала на своем пути, замирал и вставал по струнке, словно ее холодный взгляд превращал в камень. Посмотрев на солдата, прячущего Люси за дверью, дама требовательно спросила его о чем-то. Тот робко ответил, и дама вновь заговорила — еще более сурово. Люси перевела про себя их разговор:

— Раб! Ты уже нашел девочку — ту самую маленькую девочку, что любит прятаться в шкафу?

— Н-н-нет, ваше величество… Еще нет…

— Разве я не велела тебе схватить всех детей, которых ты найдешь в этом доме, и привести ко мне, чтобы я превратила их в камень?

— Пожалуйста, не сердитесь, ваше величество… Я делаю всё, что могу…

— Гляди у меня, несчастный! Неповиновение карается смертью!

Наконец дама ушла. Подождав, пока она скроется за поворотом коридора, нацист приоткрыл дверь, снова взял Люси за руку, поднял с пола чемоданчик и крадучись, перебегая от коридора к коридору, от двери к двери, вывел Люси из дома через черный ход.

Они прошли по тропинке, ведущей к домику садовника. Здесь, на заднем дворе, было удивительно тихо — только, если прислушаться, можно было различить отзвуки криков и команд, доносившиеся из дома. Шел снег. Над крышей садовничьего домика вился дымок, в окнах горел свет, мягкие теплые отсветы ложились на заснеженную землю — казалось, приезд нацистских солдат был всего лишь страшным сном. Люси поднялась на крыльцо и постучалась.

Дверь отворилась почти мгновенно. Низенькая толстенькая жена садовника (а это именно она открыла дверь) запричитала, протягивая к Люси морщинистые руки:

— Наконец-то ты пришла, моя девочка! Я уже вся извелась! Входи, входи скорее, — она помогла Люси пройти по скользкому заледенелому крыльцу. — Чайник уже запел свою песню, картошка кипит… не Бог весть какой ужин, конечно, но грех жаловаться — в теперешние-то времена…

Вздыхая и ворча на «теперешние времена», жена садовника поставила тарелки в духовку, чтобы они согрелись, а Люси прошла в комнату и, к своей радости, увидела, что профессор, хотя и лежит с перевязанной головой, но жив, а Питер, Сьюзен и Эдмунд греются у печки.

— Люси! — воскликнул Питер, бросаясь к сестренке. — Ты здесь! С тобой всё в порядке! Ты не представляешь, как мы за тебя испугались!

— Питер уже собирался бежать обратно в дом спасать тебя, — улыбнулась Сьюзен. — Даже уговорил нашего садовника вытащить его старое охотничье ружье.

— Так ты видела их? Нацистов? — спросил Эдмунд немного завистливо. — Какие у них мотоциклы!..

Питер и Сьюзен тем временем помогли Люси снять пальто и усадили ее в кресло. Протянув к печке замерзшие руки, Люси начала взахлеб рассказывать:

— Я спряталась в платяном шкафу в нашей спальне. Шкаф оказался волшебный, и я попала в удивительную страну… — Люси задумалась, придумывая название для своей страны, — в Нарнию! Там всегда зима и холодно, но очень красиво. Я встретила одного забавного… фавна, он милый и добрый, и носит красный девчачий шарфик, но Белая Колдунья заставила фавна служить ей, иначе она отберет у бедненького мистера… мистера Тумнуса фотографию его любимой дочери, а самого превратит в камень. Белая Колдунья хочет завладеть Нарнией, потому что она очень злая и жадная, хотя и очень-очень красивая. Колдунья приказала мистеру Тумнусу поймать всех детей, которых он отыщет в доме, и привести ей на расправу, но мистер Тумнус не отдал меня злой Колдунье и помог мне сбежать. Наверное, это из-за Белой Колдуньи в Нарнии всё время зима.

— Какая чепуха! — перебил ее Эдмунд. — Что с тобой такое? Вечно эти малыши выдумывают…

— Прекрати, Эд, — строго сказал Питер. — Просто Люси у нас большая фантазерка, да, Лу? — он ласково улыбнулся младшей сестре.

— Я не выдумываю, — возразила Люси. — Это было на самом деле. Разве вы не видели? Меня привел сам мистер Тумнус! И даже любезно помог донести чемоданчик с моими вещами.

— Свихнулась, — хмыкнул Эдмунд, постучав пальцем по лбу. — Точно свихнулась.

— Эд, не дразни ее, — вступилась за нее Сьюзен. — Ты не просыпался посреди ночи в доме, полном нацистов, а малышка Люси смогла оттуда выбраться и найти нас — совершенно одна. Каждый на ее месте испугался бы не на шутку. Я думаю, Люси надо выпить горячего чаю, хорошенько поесть и лечь спать — и ей станет намного лучше, вот увидите.