Асторию никогда особо не вдохновляли посещения Хогсмида, и обычно спонсором походов становился Кай. Она предпочитала проводить субботние утра в опустевшей спальне, закутавшись в плед и читая книгу, тем более СОВ для пятых курсов никто не отменял. Но именно сегодня всё получилось с точностью до наоборот. Вопреки обыкновению Астории не сиделось на месте, и уже на завтраке она, пихнув Кая локтем, нерешительно предложила прогуляться до деревни. К её удивлению, друг желания не выразил, и она, растерявшись, выпалила, что всё равно пойдёт, даже если он не составит ей компанию. Тогда Кай хитро улыбнулся, и только тут она поняла, что он нарочно вынудил её проявить настойчивость.

Не то чтобы Астория обращала внимание на красоты природы, но даже она не могла не признать, что Хогсмид выглядел сказочно. Укутанные снежными шапками треугольные крыши домов попыхивали дымом, растущую на площади ель обвили праздничные гирлянды, а окна горели тёплым жёлтым светом, зазывая войти внутрь и вдохнуть аромат грядущего Рождества.

Вдоволь нагулявшись и наевшись сладостей из «Сладкого королевства», друзья угнездились за столиком в углу трактира «Три метлы», согреваясь и попивая приправленное имбирём сливочное пиво. Кай лениво перебирал струны гитары, делясь мыслями по поводу постановки пьесы и бала.

— Администрация либо безумцы, либо гении. Но раз учителям ещё ни разу не пришлось тушить волосы Паркинсон и снимать Джулиана с люстры, я склоняюсь ко второму варианту.

Астория фыркнула в кружку, представив Джулиана Холланда болтающимся высоко под потолком и изрыгающим проклятия.

— Жаль, — отозвалась она. — Я бы на это посмотрела.

— У тебя же сестра в эпицентре событий. Только намекни ей, что он тебя достал, и она мигом исполнит твоё желание.

Астория картинно закатила глаза, но всё же улыбнулась и сделала ещё один глоток сладкого тёплого пива. В трактир набилась целая толпа народу, даже у барной стойки было не протолкнуться. Астория не знала, всегда ли здесь такой ажиотаж, ведь она не так часто посещала Хогсмид. И вот теперь, осматривая зал и слушая болтовню лучшего друга, она впервые подумала, что всё это время упускала что-то важное. Жизнь, которая бурлила буквально в дюймах от неё, теперь казалась ей интересной и весёлой, а не гнетущей и полной опасностей.

Взгляд продолжал бездумно скользить по присутствующим, когда в животе у неё похолодело. Астория осознала, что смотрит на профиль Теодора Нотта. Он сидел в другом конце трактира, ближе к выходу, в компании Забини. Парни горячо спорили. Она давно приметила за ними эту особенность. Если с Малфоем Нотт в основном смеялся, то с Забини неизменно что-то обсуждал, и беседы их носили явно дискуссионный характер.

— Ты меня слушаешь? — вернул к реальности голос Кая.

Астория моргнула и поспешно отвела глаза от слизеринцев.

— Да, я… Да. Извини.

А взгляд, словно заколдованный, сам собой вернулся к фигуре Нотта. Кай молчал, но, слава Мерлину, хотя бы не прекратил наигрывать, иначе Астория бы точно провалилась под пол.

— Как ты думаешь, что ему от меня нужно? — медленно проговорила она.

— Хотел бы я знать, — отозвался Кай.

— Он был так настойчив, а теперь…

— Просто боится, что кто-нибудь решит, будто он тебя преследует.

Астория метнула в него изумлённый взгляд.

— Ты что, разговаривал с ним?

Кай перестал играть и сел ровнее, положив гитару на колени.

— Он поймал меня после игры Слизерина и Гриффиндора и спросил… Знаешь, мне показалось, он беспокоился.

— Беспокоился?

— Типа того. Я сказал ему, что он лезет не в своё дело, и он отстал.

Астория вновь задумчиво посмотрела на Нотта, который взял кружку и сделал несколько глотков сливочного пива. Его поведение казалось ей странным… и одновременно притягивало. Он явно хотел чего-то от неё добиться, но едва она давала понять, что он переходит грань, и Нотт неизменно отступал. Прошло целых две недели с того момента, как она позорно сбежала от него в коридоре, впоследствии так и не найдя объяснения своему поведению. И с тех пор он ни разу даже не взглянул в её сторону.

Докончив свои напитки, Нотт и Забини поднялись и засобирались на улицу. Поддавшись импульсу, Астория решительно встала и хотела выйти из-за стола, но тёплые пальцы Кая придержали её за запястье.

— Ты уверена, что оно того стоит? — серьёзно спросил он. — Чего бы он ни хотел от тебя, подумай вначале о себе.

Астория закусила губу. Слизеринцы двигались к дверям, на ходу обматывая шеи шарфами и продолжая разговаривать.

— Думаешь, он как-то связан с моими… — Она осеклась, не в силах закончить фразу.

— Не знаю. Но на совпадение не похоже, а против фактов не попрёшь, — ответил Кай и пожал плечами, выпуская её руку. Как бы говоря: «Выбор за тобой».

Астория снова оглянулась, но столик уже заняли другие посетители. Нотт и Забини ушли.

Друзья вернулись в Хогвартс только к обеду. Астория поддерживала весёлую болтовню с Каем, всем видом показывая, что выбросила из головы Нотта и ту загадочную цель, что заставляла его ходить за ней по пятам. Но, едва оставшись наедине с собой, она вернулась к одолевавшим её сомнениям.

Сильнее прочего тревожил намёк Кая на то, что Нотт мог спровоцировать ухудшение её самочувствия. Она действительно не помнила, чтобы хоть раз в жизни теряла сознание, но причастен ли к этому Нотт? Или, быть может, виной всему вернувшиеся кошмары, которые в буквальном смысле отняли у неё сон и покой? К тому же Нотт сам отнёс её в лазарет. Если он опасался, что его посчитают преследователем, стал бы он так рисковать, напрямую подставляя себя? Он мог просто сбежать, и никто бы потом не поверил в её рассказ, да и мать не стала бы вступаться. Нотт таких подробностей её семейных отношений, конечно, не знает, но его отец — предводитель банды Пожирателей в бегах, так что вряд ли ему нужно привлекать к себе лишнее внимание. И всё же он не оставил её лежать без сознания на холодном полу.

Не пытался ли он показать, что ему можно доверять?

Толчок в плечо заставил Асторию вернуться в реальный мир, в котором она шла по коридору якобы в сторону библиотеки. Она притормозила, чтобы машинально принести извинения, подняла голову, и слова застряли у неё в горле. Перед ней стоял Теодор Нотт.

— Прости, я рассеян, — быстро пробормотал он и прошёл мимо.

Астория обернулась, отчаянно соображая, как его остановить.

— Что тебе от меня нужно? — выпалила она и прикусила язык. Ну не так же грубо!

Нотт остановился. Астория неопределённо махнула рукой себе за спину:

— На Хэллоуине ты начал рассказывать о своей жизни. Вряд ли ты стал бы изливать душу первой встречной без причины.

Нотт некоторое время колебался. Только тут она увидела, что он держит свёрнутую в трубку газету. Постучав ею об ладонь, словно решаясь, он кивнул в сторону открытого класса. Когда они вошли, Нотт присел на низкий подоконник, а Астория прикрыла дверь, подумала секунду и осталась стоять возле выхода.

— Ты в безопасности, — заметив её замешательство, сказал он. — Мне просто нужно место без чужих ушей.

Она насторожилась. Что такого он собирался ей сказать? По спине пробежал холодок.

— И да, ты права. Я кое-что хотел… Наверное, проще показать.

Он отложил газету. Астория остолбенела. С ужасом она наблюдала, как Нотт снимает свитер, ослабляет форменный галстук и начинает расстёгивать пуговицы на рубашке. Ей хотелось убежать или хотя бы грохнуться в обморок, но тело как будто оплели заклятием. Из горла вырвался сдавленный писк. Нотт вскинул голову, и в эту секунду ноги наконец подчинились ей. Астория шарахнулась назад, забыв, что дверь закрыта не до конца, и больно ударилась спиной об острый угол. «Бежать! Бежать!» — набатом стучало в охваченном паникой мозгу.

— Тише, я не причиню тебе вреда, — спокойно произнёс Нотт, держа руки на виду. — Видишь? Дыши, Астория. Выдохни. Вот так.

Он медленно выдохнул через рот, и она неосознанно повторила за ним. Липкие щупальца страха постепенно отступали, и сердце уже не колотилось в глотке как бешеное. Астория разжала сведённые судорогой пальцы, которыми вцепилась в металлическую дверную ручку.

— Ты больше н-не будешь?..

— Не буду. — Нотт застегнул пуговицу. — Обещаю.

Астория на миг зажмурилась, а затем, собравшись с духом, встретила его взгляд. Внутри ничего не всколыхнулось. Она облизнула пересохшие губы. Нотт продолжал молча наблюдать за ней, и она поняла, что он ждёт от неё разрешения продолжать. Она кивнула.

— Спасибо, — спокойно отозвался Нотт. — Что ж… Это не так просто объяснить. В общем… Я проклят.

В классе повисла тишина.

— В каком смысле проклят? — недоверчиво переспросила Астория. — Ты имеешь в виду… проклят?

— Да. Это я и хотел показать тебе. — Он ткнул себя пальцем в грудь. — Клеймо.

Она нахмурилась.

— Ты же понимаешь, что это не повод для шуток?

Нотт промолчал, глядя на неё исподлобья.

— Ох, — тихо выдохнула Астория. — Но как… То есть… кто?..

Нотт поднялся и повернулся к окну. Стекло было затянуто морозным узором.

— В июне мне приснился кошмар. Я видел отца… Дьюола. Он выкрикивал какие-то слова на непонятном языке, вокруг бесновалось пламя, и всё казалось таким реальным. Я не воспринял сон всерьёз. Он и раньше часто мне снился. Но постепенно моё состояние стало меняться. Я… не могу объяснить. Как будто на плечи положили булыжник, и с каждым днём он давил всё сильнее. Но я не придавал значения, пока однажды не заметил у себя на груди тёмное пятно. Поначалу я решил, что это родинка. Но оно росло, и я сообразил, что здесь замешена магия. Я тогда находился в Румынии и обратился к знакомым волшебникам. Они-то и открыли мне глаза. Я сразу отправился в Болгарию, но там удалось лишь восстановить последовательность событий. Дьюол, который тогда уже находился в бегах, каким-то образом умудрился достать мои личные вещи и с помощью своей крови создал проклятие, дотянувшееся до меня даже в другой стране. Болгарские знакомые посоветовали обратиться в Отдел тайн британского Министерства магии. Раз есть проклятие, должно быть и пророчество. Я так и поступил — обменял сведения, которыми владел, на доступ в Отдел тайн. Пророчество действительно сформировалось. — Он повернулся. — И я нашёл его.

Опустившаяся на стул Астория огляделась, будто в классе мог находиться кто-то ещё.

— При чём здесь я?

— В пророчестве говорится, что помочь мне может девушка с волосами цвета луны, родившаяся в период Мабона. И я должен её знать.

Мабон… Праздник осеннего равноденствия. Астория родилась двадцать пятого сентября. Она поёрзала на стуле — сиденье вдруг показалось жёстким и неудобным — и с сомнением проговорила:

— Даже если допустить, что всё правда, я понятия не имею, чем могла бы тебе помочь.

Нотта совершенно не смутил такой ответ. Он сел на соседний стул, чтобы оказаться на одном с ней уровне. Астория невольно подалась назад.

— Не избегай меня и не бойся — вот всё, о чём я прошу.

Весь его вид говорил о том, что он не лжёт. А ещё она могла бы потребовать показать клеймо. Вряд ли, конечно, ей с её скудными познаниями в Тёмных искусствах удалось бы вот так на глаз определить проклятую метку. Но одна только мысль о том, что он снова начнёт расстёгивать рубашку, обнажая грудь, приводила в оцепенение.

— Что за кулон ты носишь?

Не притронувшись к пуговицам, Нотт вынул из-за ворота кулон, открыл и высыпал на ладонь несколько сушёных листочков. Астория уловила знакомый приятный запах.

— Единственное, что более-менее способно усмирить приступы.

Астория взяла хрупкий листочек, раскрошила между пальцами и озадаченно приподняла брови.

— Просто сушёная мята? Никакой магии или заклинания?

Она-то думала, что это амулет.

— Нельзя. Пока я не выясню точно, что за проклятие он на меня наложил, любое магическое воздействие на него может оказаться опасным. — Нотт осторожно ссыпал мяту обратно в кулон. — Возможно, Дьюол как раз на то и рассчитывал. Думал, что я первым делом схвачусь за палочку и упрощу ему задачу, приблизив свою смерть. Он всегда меня недооценивал.

У Астории по плечам пробежали морозные мурашки. И, похоже, она не сумела справиться с лицом, потому что Нотт, посмотрев на неё, добавил:

— Да, рано или поздно оно меня убьёт. Именно поэтому я прошу твоей помощи.

Астория по-прежнему считала, что от неё не будет никакого толка. Чем она, пятикурсница без специальных знаний, может быть полезна в таком сложном и опасном деле? И всё же вслух она сказала:

— Хорошо.

— Хорошо, — эхом отозвался Нотт и облегчённо выдохнул. — Ладно. Я… Спасибо.

Затем встал и неверным шагом направился к двери.

Астория некоторое время сидела, переваривая услышанное. Из рассказа Нотта она уже знала, что Дьюол был настоящим домашним тираном, но чтобы проклясть собственного сына… Даже для неё, имеющей, мягко говоря, натянутые отношения с матерью, такое переходило все грани разумного. Хотя о чём она? Разве можно назвать нормальной семью, в которой отец систематически подавляет ребёнка, а затем в порыве безумства, осознав, что так и не смог его сломить, насылает смертельное проклятие?

Она передёрнула плечами в попытке избавиться от неприятного сосущего чувства под рёбрами. Эта история вызывала в ней отвращение, и Астория бы слукавила, сказав, что приняла названные условия покорно или с радостью. Первым порывом было отказаться. Малодушно сбежать, навсегда забыв о проблеме, которая не касалась её напрямую. Плевать на пророчество. Разве они никогда не ошибаются?

Поднявшись, Астория заметила оставленную Ноттом газету. Она забрала её и машинально развернула. Первую полосу занимали колдографии с изображениями сбежавших Пожирателей смерти. Они притягивали взгляд, как противоестественно притягивает внимание нечто омерзительное, бесчеловечное и уродливое. И как бы мы ни твердили, что нам противно, мы всё равно смотрим. В желудке родилась тошнота. Астория прижала ко рту ладонь, выпуская «Пророк» из ослабших пальцев. Он мягко спланировал к её ногам, когда дверь распахнулась и на пороге возникла высокая фигура.

«И вот мы снова встретились, Тори. Ты рада меня видеть?»

— Нет! Нет!

Коленки подкосились, но сознание померкло прежде, чем она почувствовала удар об пол.

* * *

Если бы кто-то посмел сказать, что Драко Малфой никогда ни о ком не заботился и не беспокоился, кроме себя самого, Драко назвал бы этого человека лжецом. Он давно уже привык к ощущению тревоги, когда дело касалось матери. Сейчас пережитые военные годы казались кошмаром наяву, а лето после войны — дурным сном душной ночью, когда каждый дюйм его тела был напряжён от мысли, что жизнь Нарциссы под угрозой.

И вот это происходит вновь.

Кто? Когда? Как? Что с ней? Драко заваливал МакГонагалл вопросами, но у неё не было ответов.

— Если бы с вашей матерью случилось что-то действительно серьёзное, мне бы обязательно сообщили, — беспомощно оправдывалась она.

Драко метался по кабинету, желая разгромить его к Мордреду. Ему хотелось схватить директрису за плечи и встряхнуть так, чтобы с её носа слетели очки. Он рывком развернулся на месте и впился глазами в её иссушенное временем и ответственностью лицо.

— Вы вообще ничего не понимаете? У неё даже палочки нет, чтобы защититься!

МакГонагалл поджала губы.

— У вас есть семейный домовой эльф. И само поместье…

— Эльф? — переспросил Драко, не веря своим ушам. — Эльф? Эльфы не нападают на волшебников! Или вы думаете, что мы выращиваем исключительно сумасшедших своевольных домовиков? Проблема в том, что вы не знаете наверняка. Вы ни черта не знаете!

— Мистер Малфой, постарайтесь успокоиться и выслушайте меня. На поместье напали ночью. Мне сообщили об этом только вечером. К тому моменту ситуация более-менее прояснилась, и, если бы миссис Малфой пострадала всерьёз, разговор вёлся бы в совершенно ином тоне. Я могу заверить, что не усмотрела в сообщении повода для беспокойства, и потому приняла решение поставить в известность вас. Но видя вашу реакцию…

— Мою реакцию? — взорвался Драко. — Как, по-вашему, я должен реагировать?!

Он выдохнул сквозь зубы и окончательно сорвал с шеи галстук, мешавший дышать.

— Дайте мне поговорить с ней.

— Боюсь, прямо сейчас это невозможно.

— Прекрасно! Даже здесь вы бесполезны!

— Всё не так просто, — терпеливо ответила МакГонагалл. — В мэноре по-прежнему работают авроры, выясняются обстоятельства. О вашей матери позаботятся, а как только станет возможен контакт, нам сразу дадут знать.

Её сдержанность бесила. Драко хотел, чтобы она тоже разозлилась. Закричала, вскочила с кресла, ударила по столу, взмахнула палочкой — да что угодно, лишь бы не видеть эту маску всепонимания и сочувствия. Потому что он не верил, что ей не плевать. Всем всегда плевать! Он же изгой. Пария.

Драко вылетел из директорского кабинета, вызывающе хлопнув дверью.

В вестибюле он наткнулся на столпотворение студентов и сообразил, что ужин только что закончился. Никто не обратил внимания, когда он переступил порог слизеринской гостиной. Студенты продолжали заниматься своими делами. К этому Драко тоже давным-давно привык. Он прошёл по диагонали, чтобы быстрее попасть в спальню. Возле камина Дафна вовсю репетировала свои реплики из пьесы, а Блейз проверял её по листку. Драко даже не повернул головы в их сторону.

Нотт по-прежнему не приставал с расспросами, и весь следующий день Драко оказался предоставлен собственным страхам. Единственным якорем, отчасти помогавшим держать себя в руках, оставался Гордон. Драко вспомнил о нём только утром, когда пришёл в Большой зал. Ну конечно, как он мог забыть? Именно Гордон снабжал сведениями о родителях всё лето. Его стараниями Драко в Хогвартсе. Его Нарцисса благодарила за помощь. Видимо, вчера Гордон просто не нашёл его, ведь после разговора с МакГонагалл Драко сразу закрылся в спальне.

И он принялся ждать. Но учебный день прошёл, а Гордон так и не попытался поговорить. Что ж, у него были занятия, ему некогда бегать по замку в поисках ученика. Скорее всего, он подловит Драко после ужина или пригласит под каким-то предлогом в свой кабинет.

На ужине Гордона не было.

Словно в тумане прошла ночь, а в субботу утром, едва ворвавшись в Большой зал, Драко тут же обежал глазами стол преподавателей. Гордона снова не оказалось на привычном месте. Ладно, успокаивал себя Драко. Значит, он только сейчас смог вырваться из школы, чтобы вызнать всё лично. Уж наверняка связи Гордона позволяют ему поприсутствовать на месте. Объяснение логичнее не придумаешь.

К вечеру декан Гриффиндора действительно вернулся. Но тщетно Драко ожидал, что его окликнут после ужина. Гордон что-то обсуждал с Синистрой и даже бровью не повёл, пройдя мимо него в вестибюле. Драко с мгновение смотрел в их удаляющиеся спины, а затем направился следом.

На третьем этаже профессора разошлись, и Гордон свернул к своему кабинету. Но прежде чем он успел взяться за ручку двери, перед его носом возник Драко.

— Малфой? — удивился Гордон.

— Расскажите всё, что знаете, — потребовал Драко без предисловий.

— Знаю о чём?

— О моей матери!

Повисла напряжённая тишина. Гордон прочистил горло.

— Понимаю. Директор уже сообщила тебе. Прости, я ничем не могу помочь.

Драко заступил ему дорогу.

— В каком смысле не можете?

Гордон демонстративно отшагнул.

— Ведётся расследование, сведения не разглашаются…

— Что вы несёте? — прорычал Драко сквозь зубы. — Вы же аврор, вы не можете не знать…

— Бывший аврор. Мистер Малфой, возьмите себя в руки, ваше поведение не подобает ученику.

Его строгий тон подействовал на Драко словно холодный душ.

— Не подобает… — повторил он и уставила на Гордона. — МакГонагалл сказала мне, что на мой дом напали, а потом не смогла ответить ни на один вопрос. Я не спал двое суток. Я понятия не имею, что с моей матерью, а вы стоите тут и строите из себя Мерлин побери кого вместо того, чтобы просто сказать, что с ней!

Последние слова он выкрикнул Гордону в лицо, и это наконец заставило его сбросить с себя личину профессора школы. Гордон схватил Драко за плечо и втолкнул в класс. Дверь захлопнулась.

— Это сведения строгой секретности…

— Драккл вас раздери, я её сын!

— Успокойся, — железным голосом осадил его Гордон. — Твоя мать в порядке. Ну? Это ты хотел услышать? А теперь выметайся отсюда и никому ни слова.

Драко тупо смотрел на Гордона. Злость постепенно проходила.

— Вы её видели? С ней ничего… Её не тронули?

— Ни один волосок не упал с головы Нарциссы Малфой, если ты об этом, — спокойнее произнёс Гордон. — Директору не стоило сообщать тебе, пока расследование не завершено.

Драко понял, что снова закипает.

— Ну разумеется, — по-старому растягивая слова, язвительно процедил он. — Зачем помогать такому, как я, верно? Ведь я такой неправильный, такой нехороший человек, да, профессор?

— Я говорил всего лишь о твоей реакции, — возразил Гордон. — Не всё всегда сводится к прошлым ошибкам. Зачастую проблема в поведении. — Он сел за стол. — А теперь покиньте мой кабинет, мистер Малфой, мне нужно заняться делами.

* * *

Сколько себя помнил, Теодор никогда не сдавался. Сдаться означало проиграть в схватке с Дьюолом, чего он не мог себе позволить. Человек, загубивший его мать, разрушивший все надежды на счастливую крепкую семью, методично пытавшийся искалечить личность собственного сына, не имел права хотя бы на миг допустить, что может одержать победу. Впрочем, наверняка так он и думал. Считал свою месть исполненной, а цель достигнутой. Но вопреки всему Теодор продолжал бороться.

Даже после того, как Астория Гринграсс буквально сбежала от него в ужасе и рухнули, казалось, последние чаяния на то, чтобы с ней поговорить, он не опустил рук. Запретная секция библиотеки была достаточно богата на разного рода фолианты и свитки, чтобы ему удалось так уж быстро изучить всё её содержимое. И он продолжил методично штудировать один текст за другим в поисках ответов.

В конце концов, пророчество не сказало ему ничего внятного. В действительности, несмотря на свою настойчивость, в глубине души он сомневался, что понял его правильно. Или, быть может, само пророчество ошибалось? Чем ему поможет шестнадцатилетняя девчонка? И всё же Теодор не мог знать наверняка, пока не поговорит лично. Возможно, она обладала какими-то особыми сведениями, тайными знаниями о проклятиях или ещё какой-то важной информацией.

Тем не менее он принял решение оставить её в покое. Было что-то смущающее в его попытках наладить с ней общение. Словно он цеплялся за Гринграсс не потому что она могла спасти его от смерти, а потому что она могла спасти его от одиночества. Всю жизнь он чувствовал себя изгоем, не таким как все. Потому что видел вокруг только беспечных, счастливых, не обременённых проблемами детей. Это сейчас не осталось на седьмом курсе ни одного слизеринца, не пострадавшего от последствий войны. И именно теперь он понял, что в своё время выбрал правильный факультет: вместо того, чтобы сплотиться и поддержать друг друга, слизеринцы замкнулись на самих себе.

Каково же было его удивление, когда Астория сама обратилась к нему и согласилась выслушать. Он уже окончательно отсёк её как возможный вариант, к тому же был снедаем сомнениями в правильности пророчества и в принципе в необходимости впутывать в свои проблемы незнакомого человека. Пускай Астория примет решение самостоятельно. Он даст ей информацию, но не станет ни на чём настаивать.

На удивление разговор прошёл гладко. Оглушённый успехом, он вышел из класса, забыв о брошенных на подоконнике вещах, так что пришлось вернуться, чтобы увидеть, как на его глазах Гринграсс вновь теряет сознание. И пока он нёс её на руках в больничное крыло, никак не мог отделаться от внезапно вспыхнувшего в памяти детского воспоминания о лежащей без чувств матери. Когда она забеременела, приступы стали настолько частыми, что до самых родов — до самой смерти — она практически всё время проводила в постели.

На Дафну он наткнулся случайно в одном из популярных для сборищ коридоров школы. Она сидела на подоконнике и громко декламировала фразы Джульетты, нарочно форсируя интонации. Дафна не обращалась к кому-то конкретному, но то и дело искоса бросала кокетливые взгляды на стоящего неподалёку Забини. А тот с лёгкой улыбкой на губах, делая вид, что ни при чём, иронично отвечал репликами Ромео. Своим представлением они развлекали студентов.

Теодор стал проталкиваться к ним через толпу, стараясь смочить слюной внезапно пересохшее горло. Когда он приблизился, Блейз уже стоял рядом с Дафной.

— На бал? — переспросила она, удивлённо хлопнув ресницами. — Но ты же знаешь, я и Драко…

— Я думал, вы разошлись.

— Что? Нет, вовсе нет! С чего ты взял?

Если бы голова Теодора не была занята другими проблемами, он бы обязательно посочувствовал Забини, прошедшему мимо с каменным лицом.

Дафна пребывала не в духе, но Теодор не отступил.

— Нотт? Чего тебе?

Теодор за руку отвёл Дафну подальше от чужих ушей.

— Прежде чем ты набросишься на меня, выслушай.

Ещё не закончив говорить, он понял, что выбрал неверную тактику. Глаза Дафны расширились, ноздри затрепетали. Теодор поспешил взять её за плечи, чтобы успокоить.

— Твоя сестра в лазарете. Но я тут ни при чём. Мы просто разговаривали, я ушёл, а потом вернулся забрать вещи, и… Она уже падала, когда я вошёл. Дафна, ты должна мне поверить.

Она не слушала, пытаясь вырваться. Теодор тут же убрал руки.

— Я предупреждала, что будет, если ты продолжишь её преследовать, — прошипела Дафна.

— Ты меня слушаешь? Я не коснулся её и пальцем!

— О да, и поэтому так переживаешь, что прибежал сразу ко мне? — сощурилась она. — Думал, я не пойму, чего ты добиваешься? Не пытайся запудрить мне мозги, Нотт!

Дафна направилась в сторону больничного крыла. Теодор хотел задержать её, но вовремя остановился. Агрессия лишь докажет, что она права. Он пошёл следом.

— Почему ты решаешь за неё?

— Я забочусь о благополучии младшей сестры. Ты плохо на неё влияешь.

— Астория так не считает.

— Она ошибается!

Теодор преградил ей дорогу и снова схватил за плечи, но на этот раз в его движениях не было осторожности.

— Нет, это ты ошибаешься, Дафна. Кто дал тебе право распоряжаться чужими жизнями? Ты не смеешь говорить мне, что я могу, а чего не могу!

Дафна испуганно смотрела на него снизу вверх. Приоткрытые губы дрожали. Воспоминание на миг ослепило. Мать в грубых руках отца, точно беззащитная птичка в медвежьей лапе, и страх поселился в каждой чёрточке её красивого лица.

Он отшатнулся, отдёрнув ладони, словно обжёгся. Дафна вся сжалась.

— Посмотри на себя, — прошептала она. — Ты опасен. Ты опасен, Нотт.

Теодор повернулся и как во сне спустился по ближайшей лестнице, растолкав по пути группу малолеток. Нет, он вовсе не такой. Она просто вывела его из себя. Нарочно провоцировала. Не верила, обвиняла. За что? Почему? Кто дал ей право? В груди разливалась тупая боль, плечи ныли под тяжестью невидимого груза, в ушах поселился голос отца. «Разве ты не видишь, как мы похожи?»

А вечером он обнаружил, что клеймо стало больше.

* * *

На следующую репетицию пьесы не явилось сразу трое студентов: Гринграсс, Нотт и Малфой. Последний, правда, всё же почтил своим присутствием, опоздав больше чем на четверть часа. В ответ на замечание профессора Кримсон он издевательски протянул:

— Не знал, что моя роль настолько важна.

— Вы сами не изъявили желания получить что-то более заметное, мистер Малфой. Теперь пытаетесь компенсировать нехватку внимания?

Малфой скривил губы. Он никак не мог привыкнуть, что, несмотря на миловидную внешность, Роуан Кримсон никогда не лезла за словом в карман. Как ни парадоксально, именно эта черта преподавателя привлекала студентов посещать магловедение.

На самом деле куда больше сегодня не хватало Гринграсс. Впрочем, профессор Кримсон и тут не растерялась, отдав предпочтение сценам, в которых не участвовала Джульетта. Несмотря на то, что пьеса ставилась в сокращённом варианте, таковых набралось немало.

Во время репетиций Гермионе нечем было заниматься, поскольку её работа сводилась в первую очередь к организационным вопросам. Самими репетициями заправляли профессора. Вот и сейчас профессор Кримсон с жаром объясняла студентам, как правильно расставлять интонационные акценты в репликах, на примере монолога Меркуцио. Обычно Гермиона помогала ей, следя за порядком, чтобы те, кто не задействован в сцене, не мешал остальным. Как таковых конфликтов не происходило, но в большей степени потому, что слизеринцев дружно игнорировали. Не всех, конечно. Забини, к примеру, мог переброситься парой фраз с тем или другим рейвенкловцем, а МакДугал, оказывается, имела знакомых с того же Рейвенкло и Хаффлпаффа. Это совсем не радовало Девис, которая никак не пыталась вмешиваться, но и не присоединялась, изо всех сил демонстрируя пренебрежение. Гермионе было её жаль.

Малфой, как правило, общался с Ноттом, но сегодня лишился компании, к тому же прогонялись как раз те сцены, в которых он был задействован в качестве массовки. Так что отсидеться у него не получилось. Гермиона исподволь посматривала в его сторону. Она заметила, что в последние несколько дней он стал как будто сам не свой, и благоразумно не связывала эти изменения с тем, что сказала ему в субботу. Всю неделю она старалась вести себя с ним спокойно и лишний раз к нему не обращаться. Кажется, именно так она поступала раньше, до войны. Пока Малфой сам не подходил к ним, чтобы отпустить очередную идиотскую шутку, она о нём даже не вспоминала.

Но письмо Гарри перевернуло всё с ног на голову.

Она получила его вчера вечером, сидя в спальне, поглаживая Живоглота и весело болтая с Фэй. Гарри поделился последними новостями, передал привет от Невилла, который тоже поступил в Школу авроров, вскользь упомянул о Роне и, конечно, расспросил у Гермионы о её делах. А в самом конце в качестве постскриптума оставил несколько строк исчезающими чернилами — как раз так, чтобы эту часть бумаги можно было отрезать и уничтожить. Так Гермиона узнала о нападении на Малфой-мэнор.

«Ничего серьёзного, раз туда отправили нас, стажёров. Было неприятно снова оказаться в этом доме. Не представляю, как они могут в нём жить после всего».

Гермиона никогда не задумывалась о трудностях восприятия Малфоями своего дома, но теперь тоже не представляла. Действительно, куда ещё мог отправиться Малфой в конце августа? А Нарцисса… При всех смешанных чувствах, что испытывала Гермиона по отношению к этой женщине, у неё мурашки бежали от мысли, что она вот уже несколько месяцев живёт в поместье совершенно одна. Гермионе страшно было подумать о жизни в родительском доме в одиночестве. Когда ты привык слышать папины шутки и мамин смех, а теперь вокруг тебя лишь мёртвая тишина. Что привыкла слышать Нарцисса? Наверное, за два года кошмара она успела об этом забыть.

— Неплохо, но можно гораздо лучше, — подытожила профессор Кримсон. — К следующей репетиции напишите, пожалуйста, небольшое эссе о том, какие чувства и мысли вызывает у вас пьеса «Ромео и Джульетта».

— А если оно не вызывает у меня ничего? — с кривой ухмылкой бросила Трейси Девис.

— Можете так и написать, мисс Девис. Хотя я сомневаюсь, что ваша голова настолько пуста.

Девис поджала губы и первой вылетела из зала. За ней потянулись остальные студенты, хихикая над ответом профессора. Гермиона задержалась, обсуждая с Кримсон результаты, которых они смогли достигнуть. Возможно, молодость, а возможно, стремление общаться со студентами на равных делало Роуан Кримсон непохожей на остальных преподавателей Хогвартса. Несмотря на то, что Гермиона чётко ощущала границу учитель-ученик, ей всегда было легко с новым профессором магловедения, поэтому она не упускала возможности поговорить с ней о чём бы то ни было.

— Кто-то забыл свой экземпляр, — сказала Кримсон, протягивая Гермионе книжечку. — Передайте, пожалуйста, владельцу, мисс Грейнджер.

Гермиона распрощалась с профессором и покинула зал. Только в коридоре она посмотрела на имя владельца. Им оказался Драко Малфой.

На ужине взгляд сам собой останавливался на его фигуре. Малфой сидел к ней лицом — то есть, разумеется, не к ней, а к гриффиндорскому столу — и рассеянно ковырял вилкой пюре. Несмотря на его вызывающее поведение в последние дни, от внимания Гермионы не ускользнули следы бессонных ночей, излишняя бледность и отрешённость. Почти так же Малфой выглядел на шестом курсе — как будто он болен.

Гермиона хотела отдать ему копию пьесы сразу после ужина, но её задержала Парвати, и Малфой успел уйти. Гермионе совсем не хотелось таскать книжку с собой дольше положенного. Она казалась чем-то чужеродным и лишним среди её собственных вещей. Поэтому, придя в библиотеку, Гермиона выложила книжку на стол и отодвинула подальше. Она только обмакнула в чернильницу перо и хотела приступить к написанию эссе для профессора Кримсон, когда между стеллажами мелькнул знакомый силуэт. Недолго думая, Гермиона бросила перо обратно в чернильницу.

Малфой стоял напротив стеллажа со справочниками по истории магии и вздрогнул, когда Гермиона приблизилась. Закатив глаза, он задвинул на место книгу, которую хотел достать, и повернулся уйти. Она поспешно шагнула к нему.

— Ты забыл после репетиции.

Малфой посмотрел на протянутую книжицу. С секунду поколебался и всё же выхватил её из Гермиониных пальцев. Он явно пребывал не в духе, но она и не ожидала, что он скажет спасибо. В конце концов, Малфой ей даже не нагрубил, что можно считать шагом в верном направлении.

— Профессор Кримсон считает, что ты… хорош в качестве массовки.

Гермиона понятия не имела, зачем сказала это. Ей просто хотелось как-то подбодрить его, отвлечь от тягостных мыслей — она не понаслышке знала, каково переживать за родителей и чувствовать беспомощность. Но хорош в качестве массовки? Серьёзно?

Малфой посмотрел на неё так, будто она внезапно превратилась в профессора Трелони. Он больше не пытался уйти, и Гермиона поняла: он ждёт, чтобы ушла она.

— Ладно, я… Мне нужно заниматься. — Она кивнула своим словам и вдруг выпалила: — Мне не стоило так с тобой говорить на репетиции. Это было грубо и несправедливо.

Не дожидаясь ответа, Гермиона поспешила оставить Малфоя в одиночестве. Когда она достигла конца стеллажа, её догнал его негромкий голос.

— Ты такая странная, Грейнджер.

Гермиона вернулась к своему столу, села и принялась строчить эссе. Закончив спустя сорок минут, сложила вещи в сумку и покинула библиотеку. Теперь ничто не мешало мыслям вернуться к Малфою. То, что она всё-таки высказала извинение вслух, её не удивило. Не то чтобы извиняться перед всеми вокруг за всё подряд входило в стандартный список её дел на день, но Гермиона знала, что рано или поздно оно вырвется наружу. Целую неделю она чувствовала потребность объяснить Малфою, что на самом деле не считает его таким уж ужасным. Для чего? Для того, чтобы он понял, что не все в Хогвартсе презирают его. И то, что Малфой назвал её странной, лишь подтверждало, что она поступила правильно.

Но было кое-что ещё, никак не дававшее ей покоя. Гарри написал, что с Нарциссой Малфой не произошло ничего серьёзного, но сам Малфой выглядел так, будто его мать находится на грани жизни и смерти. Возможно, он просто не в курсе? То, что он не использовал Оборотное зелье для встречи, легко объяснимо здравым смыслом: попав в мэнор, он нарвался бы на кордон авроров. Иронично. Потратив столько сил и времени на шантаж Гермионы, он не мог теперь воспользоваться результатом своих трудом.

К счастью, МакГонагалл не пришлось искать по всему замку — она обнаружилась в учительской. Дождавшись, когда Септима Вектор покинет кабинет, Гермиона вошла и опустилась в то самое кресло, в котором в прошлый раз случайно подслушала разговор директора с попечителем.

— Что вы хотели, мисс Грейнджер? — спросила МакГонагалл, делая пометки в толстом журнале.

— Меня беспокоит Драко Малфой, директор. В последнее время он ведёт себя иначе. Понимаю, это не моё дело, но я староста школы и мне положено следить за другими учениками. Возможно, у него какие-то проблемы… дома?

Рука с пером замерла. МакГонагалл бросила на Гермиону быстрый взгляд.

— Что вы имеете в виду?

Гермиона придала лицу самое невинное выражение, на какое только была способна. Теперь главное правильно подобрать слова.

— Малфой привык быть в центре внимания, но после войны всё изменилось. У него нет друзей, многие его если не ненавидят, то презирают. Ему одиноко. Единственный человек, который заботится о нём, это мама. Думаю, что заботится, — поправилась она. — И мне кажется — возможно, вы согласитесь со мной, — мне кажется, можно разрешить ему… скажем, не встречу, но краткий разговор с ней по Каминной сети.

МакГонагалл окончательно отложила перо — оно осталось висеть кончиком вниз над страницей — и сцепила пальцы.

— Ваша озабоченность похвальна, мисс Грейнджер, но я ничего не могу сделать. Прямо сейчас не могу, — добавила она.

Странный это был диалог: обе собеседницы понимали, о чём речь, но не могли называть вещи своими именами.

— Просто передайте министру магии мою просьбу. Скажите, что я думаю. Нельзя всегда отвечать на агрессию подавлением. Мы должны были проучить Малфоя, дать понять, что считаем его поступки неправильными, но, если мы продолжим угнетать его, это не поспособствует изменениям. Наоборот, он озлобится. Малфой не Гарри. Он не будет дружелюбен к миру, который систематически его отвергает.

МакГонагалл расцепила пальцы и постучала ими по страницам. Звук получился сухой и чёткий, Гермионе он всегда нравился.

— Понимаете, это как магия, — продолжала она свою мысль. — Если мы станем подавлять её, она нас уничтожит. Поэтому мы учимся управлять ею и жить с ней. К тому же я ни за что не поверю, что вы согласны с мистером Ривзом.

Это был финальный и самый сильный аргумент в её арсенале. МакГонагалл строга, но не бессердечна. Будучи деканом Гриффиндора, она славилась своей справедливостью. Гермионе показалось, что она рассмотрела лёгкую укоризну во взгляде директора. Словно та поняла, что это была манипуляция. И всё же Гермиона договорила:

— Знаю, это может повлечь новые претензии со стороны председателя попечителей, но вы же не обязаны во всём перед ним отчитываться?

Она ходила по тонкому льду. Делиться своими соображениями — одно. Раздавать директору советы — совсем другое. Но МакГонагалл позволила ей подобную вольность. И тут впервые Гермиона подумала, что в глазах директора она уже не простая ученица седьмого курса. С ней действительно считаются, к её мнению прислушиваются.

— Я передам вашу просьбу министру, мисс Грейнджер. Спасибо, что поделились наблюдениями.

Слегка обескураженная не столько согласием директора, сколько сделанным только что выводом, Гермиона кивнула, поднялась и быстро вышла. Ей исполнилось девятнадцать три месяца назад, у неё за спиной множество испытаний, пережитые пытки и выигранная война. Но именно в ту секунду, когда МакГонагалл не осекла её за явное вмешательство в дела администрации школы, она поняла, что стала взрослой.