Хроника капитана Себрастиана (джен)

— Это же самый натуральный грабеж! Да кто вообще станет столько платить за пару ящиков зерна! — земнопони в соломенной шляпе разорялся уже почти час, пытаясь всеми правдами и неправдами выбить скидку.

Себрастиан честно делал вид, что слушает, изредка что-то хмыкая себе под нос. Фермер пытался договориться о перевозке десяти мешков овса из предками забытой деревушки в Копытонгаген за какие-то нереальные сроки еще и практически за бесплатно. Сначала крайний срок обозначался как «юбилей кузины дедушки», потом он плавно превратился в свадьбу кумы средней снохи, а теперь вот земнопони просто орал. Себрастиан пообещал себе в следующий раз внимательнее относиться к признакам перемены погоды: уж лучше совсем не соваться в море, чем случайно нарваться на нечто подобное в процессе поисков спокойной бухты. В Копытонгаген не то чтобы не хотелось идти, но как минимум не под таким жестким сроком, да и ужимки фермера не добавляли желания браться за это дело.

— Да никто в округе не согласится на такие условия! — земнопони явно начал повторяться, и его бы стоило прервать.

Себрастиан как раз собирался это сделать, когда где-то неподалеку послышалось стрекотание крыльев. Смазанная тень взъерошила гриву порывом ветра, и вдоль грот-мачты, уже гораздо спокойнее и величественнее, как и полагается королеве, на палубу опустилась Лангоста. Земнопони замер.

— Ваше величество! Какой приятный сюрприз! — Себрастиан с улыбкой поклонился подошедшей королеве.

— Ваше величество, капитан Себрастиан! — она всё так же продолжала титуловать его. — Ваш странствующий улей з-зебр так редко з-заходит в наши края! Я просто не могла упустить шанс повидаться с вами.

— Ости, малышка! — Мбици был тут как тут. — Детка, да ты так выросла, скоро станешь выше меня! — Себрастиан еле сдержал смех: Лангоста еще во время коронации стала на голову выше вахтенного, если не больше.

— Мбици, ты не проводишь нашу гостью в мою каюту? Я освобожусь буквально через несколько минут. Вы ведь простите меня, ваше величество?

— Раз-зумеется! Мне следовало выбрать иное время, дабы не отвлекать вас от дел, но я просто не смогла удержаться! Конечно, я подожду.

Она ушла степенной походкой, хотя было ясно видно, что вся эта игра предназначалась для земнопони, в глазах которого Лангоста просто не могла позволить себе ни на секунду уронить свое королевское величие.

— Что это значило?.. — выдавил несчастный фермер.

— Всего лишь то, что мы можем найти контакт с любым клиентом, — Себрастиан усилием воли превратил оскал всего лишь в ухмылку. Уточнять, что возможность не значит непременность, он не стал.

— Вы торгуете с чейнджлингами?! Открыто?

— Ну да. А еще с грифонами, минотаврами и прочими славными народами, что живут по берегам морей и океанов.

— Но… это же чейнджлинги!

— А мы зебры.

«Поздравляю с открытием…»

Фермер осекся на полуслове и умолк.

— Мои условия я озвучил. Принимать ли их — это ваш выбор. Не то чтобы я торопил вас с решением, но думаю, что мы снимемся с якоря с отливом. А теперь прошу меня простить. Заставлять даму ждать дольше оговоренного срока было бы верхом неприличия. Тем более, королеву. Они любят точность, знаете ли, — не дав пони опомниться, Себрастиан резко развернулся и ушел к себе в каюту.

Лангоста сидела на подушке и задумчиво вертела перед глазами какую-то сувенирную безделушку с одной из многочисленных полок. Ее рог мягко светился, и облачко магии окутывало керамическую фигурку, купленную, кажется, в Седельной Арабии. Спавшая на судовом журнале Атаманша приоткрыла один глаз и широко зевнула, показывая все свое отношение к частым входам-выходам из ее законной спальни. Впрочем, возращение странного грустного розового котенка заставило кошку быстро встряхнуться и приняться за работу. Котята не должны грустить. Даже если они давно уже не котята.

— Ваша полосатая генерал — настоящее спасение! — Лангоста вернула безделушку на место и погладила мурчащую кошку, улыбнувшись уголками губ.

— Что-то случилось? — насторожился Себрастиан.

— О, нет-нет! — звонкий смех показался ему не беззаботным, а вымученным, а широкий жест — чересчур поспешным. — У нас в улье — перемены и реформы. Вот например сегодня я ввела отпуск. Так что с утра — я в отпуске.

Лангоста попыталась было смело ответить на пристальный взгляд прищуренных глаз, но, махнув копытом, быстро бросила это занятие и вздохнула.

— Ну вот почему все Королевы такие всез-знайки?.. Случилось. З-замучил. Улей. З-заварите чаю, капитан?..

— Черный, зеленый?

— Черный. Нет, подождите. Лучше з-зеленый. С мятой.

Себрастиан кивнул и потянулся на верхнюю полку за небольшой коробочкой с ниппонским зеленым чаем. Лангоста заметила ее первой и аккуратно сняла ее магией. Капитан с улыбкой поймал ее на полпути к столу. Надо было только попросить Мбици поставить чайник. Лангоста наблюдала за этой суетой с легкой мечтательной улыбкой.

— Ты портишь мне дитя! — проворчал Мбици, плюхнув чайник на стол. — Бесполосого ты уже успел приучить к этому своему запаренному сену, теперь вот за Ости взялся! Как только не стыдно!

— Ну не тебя же я заставляю пить чай. И даже разрешаю не смотреть на то, как его пьем мы с Лангостой, — фыркнул Себрастиан беззлобно.

— Я всё равно буду знать, что вы с ней пили эту горькую гадость.

— Можешь присоединиться.

— Не заставишь, и не уговаривай! — Мбици состроил на морде испуг и выскочил за дверь.

— И в этом весь Мбици, — фыркнул Себрастиан, разливая светлый чай по чашкам. — Мда. В Ниппонии меня бы казнили за столь грубое нарушение чайной церемонии. Но это будет наш маленький секрет…

Лангоста улыбнулась шире и сделала осторожный глоток. Вообще-то чейнджлингам не нужна была еда обычных пони, но Себрастиан в письмах часто писал ей о том, что иногда только чашка горячего чая способна подбодрить. Или наоборот, успокоить нервы. Стоило бы тоже попробовать этот странный отвар, может быть, и на чейнджлингов он тоже подействует.

— Отпуск — это всегда хорошая идея! — Себрастиан блаженно прикрыл глаза, чуть взбалтывая чашку. — Хотя не удержусь и спрошу — а подданные в курсе?

— Ну почему вы всё всегда з-знаете! — Лангоста стрекотнула крыльями. — Нет. Они не з-знают, что я покинула улей.

Себрастиан только удивленно склонил голову набок. В улье должно было случиться что-то совершенно невероятное, чтобы заставить королеву бросить подданных и отправиться к зебрам. Лангоста, хоть и считалась в какой-то степени отпрыском Мбици, никогда не была склонна к странным авантюрам, насколько он ее знал. Они, правда, в основном обменивались письмами, но королева чейнджлингов всегда подробно описывала, что происходит у нее в улье.

— В улье достаточно з-запасов еды, — наконец ответила она. — Приз-знаюсь честно, я рада, что вы подошли так близ-зко, было легко вас почувствовать и найти. Хотя я в любом случае собиралась искать вас, капитан. Мне нужна помощь.

— Снова заговор?

— Нет-нет, наш улей еще не настолько большой, чтобы роиться. Но в последнее время я почти не питаюсь. Нет, они любят меня, мои подданные, по-прежнему любят, но мне тошно от их любви. Они любят меня… по-прежнему. За то, что я есть.

— Разве это плохо? Мы тоже тебя любим, за то, что ты есть.

— Нет, это совсем, совсем другое! — она покачала головой. — Вы меня любите з-за то, что есть я. А подданные — з-за то, что я есть. Они любят Королеву, а не меня, потому что так велит инстинкт. Я не з-знаю, у з-зебр бывает патока? Наверное, нет, вы же не едите любовь… Это такая липкая тягучая приторная штука… Это даже вкусно, но только если не питаться этим постоянно. Это ужасно — когда одновременно приторно и… пресно. Без-злико.

— А как справляются с этим другие королевы?

— Никак. Ну… то есть, они не видят никакой проблемы в этом. Я думаю, что это потому, что им просто не с чем сравнить, они ведь всегда были в своих ульях. Мне кажется, они считают мои доводы жеребяческими, так ведь это говорят? Невз-зрослыми. И вообще — сумаз-збродными.

Себрастиан усмехнулся, подумав про себя, что какая-то доля правды в вердикте королев определенно была. Чем иначе объяснить, что королева улья бросает всё и улетает искать каких-то там зебр. Даже если они и считаются дружественным ульем.

Лангоста тем временем допивала чай и явно блаженствовала.

— Я честно не з-знаю, как это объяснить тем, кто никогда не пробовал любовь на вкус… Но она такая раз-зная! Вот например, вы любите меня. И это вкусно. Оно такое… нежное, кремовое и воздушное. Очень легкое. А Мбици любит меня по-другому, оно тоже тягучее и сладкое, как в улье, но от него не тошнит. А еще Мбици любит вас, и я тоже могу попробовать совсем немножко, но там какая-то… странная любовь. Она как будто бы сладкая, а если раскусить — колется. Не знаю, как будто за яз-зык кто-то укусил.

Себрастиан едва не подавился глотком чая, пытаясь сдержать смех. Определенно, слушать рассуждения Лангосты о вкусах любви было забавно, хотя и действительно совершенно непонятно. Про себя Себрастиан обозвал это «карамель, зефир, горячий шоколад и горячий шоколад с корицей». Насчет последнего, правда, он был совершенно не уверен, потому что корица не давала остроты, но представить себе шоколад с перцем он не отважился бы и в кошмаре. Хотя рацион всё равно не блистал разнообразием пока что, всё казалось таким сладким… Неудивительно, что Лангосту тошнило.

— Хм. Неужели любовь бывает только сладкой?

— Нет, почему? — Лангоста задумалась. — Я помню, где-то в глубинах Памяти Королев что-то было о том, что еще бывает страстная любовь — она такая… когда совсем яз-зык щиплет. И первая любовь, это что-то совсем особенное. И нераз-зделеная — вот она такая… соленая на вкус. А еще… еще есть ненависть, и она горькая. Это я точно знаю, потому что я случайно добавила несколько капель в кокон с любовью, для подданных. Я просто не смогла з-здержаться… И весь кокон пришлось уничтожить — настолько прогоркло всё содержимое. Но эта часть Памяти — едва ли не под з-запретом. Пришлось сильно повоз-зиться, чтобы ее открыть.

Под чай хорошо вести долгие философские беседы. Терпкий напиток с тонким пряным запахом мяты настраивал на какой-то совершенно особый лад, когда можно было поговорить по душам с кем угодно, даже с самой королевой чейнджлингов. Себрастиан, правда, считал себя совершенно неподходящим собеседником, потому что по некоторым аспектам задавал больше вопросов, чем высказывал соображений. Но Лангоста считала, что любовь — это что-то простое и обыденное. Для нее оно и было обыденным, разве что оттенков в ней она могла перечислить куда больше. Иногда она забывала о том, что ее собеседник не питается этим странным эфиром и называла какие-то термины, которые с первого раза было абсолютно невозможно запомнить. Себрастиан пытался уточнить некоторые из них, но Лангоста честно признавалась, что не может подобрать никакого привычного ему аналога. Приходилось верить ей на слово и как-то менять тему.

— Вы допили там уже свои зелья? — Мбици бесцеремонно сунул нос в каюту. — Впрочем, это всё равно неважно. Кэп, а давай не пойдем в Копытонгаген, а? Тот земнопони упрямится, погода сейчас на тех широтах мерзкая, и мне не нравится тамошний сидр.

— Можно. Я тоже не хочу в Копытонгаген. У нас вон тут заказ посерьезнее пары мешков овса. Мбици, скажи мне, как великий эксперт в делах любовных, что делать, когда… чувства надоедают?

— Кэп, ты как чего спросишь, честное полосатое! Не знаю. Мне еще ни разу не надоедали. Они каждый раз разные.

— Вез-зет же тебе — всегда раз-зные, — проворчала Лангоста. — Мои бы подданные так отличались…

— Так за чем дело стало? — удивился Мбици.

— Мбици, как можно быстро привить индивидуальность каждому из целого народа? — фыркнул Себрастиан. — Это делается поколениями, а у нас нет столько времени.

— Мамочка учила меня не лазить в высокую политику, — хихикнул вахтенный. — Она говорит, что оттуда больно падать. Впрочем, не верю, что нет способа.

— Если бы все в этом мире было так просто, как это получается у тебя — цены бы этому миру не было. Твой оптимизм поражает воображение, честно.

Лангоста вздохнула и грустно улыбнулась уголками губ. Надеяться, что визит к ее «семье» решит разом все проблемы действительно было наивно. Но с ними можно было побыть простым жеребенком, как когда-то давно, а не удерживать величественную бесстрастную маску королевы чейнджлингов. И почему у других ульев не было похожей проблемы? Даже у этого странствующего улья зебр их не было, потому что они все сразу были совершенно разные и любили друг друга совершенно по-разному.

За дверью послышалось жужжание, и по доскам палубного настила кто-то слаженно и четко промаршировал.

— Уже нашли, из-зверги! — проворчала Лангоста. — Отдохнуть даже не дают толком…

Деликатное постукивание в дверь послужило своеобразным сигналом окончания этого внезапного чаепития, и королева плавно поднялась на ноги.

— Эй, пап, у меня корона не сползла? — не удержавшись, хихикнула она, перед тем как мотнуть головой и принять подобающий их величеству вид.

— Совсем на ушах висит, еле держится, — Мбици боднул ее в бок с усмешкой. — Иди уже, тебя там з-заждались.

Она подождала, пока Себрастиан откроет дверь и впустит генералов. Их было трое, и один из них щеголял явственными полосками на боку. Двое других были еще «старой закалки». Интересно, они так и не перелиняют под свою королеву, или что-то другое мешало им тоже получить этот нехитрый знак отличия на естественной броне?

— Моя королева, вас ж-ждет делегация из соседнего улья, — ни единой эмоции на блестящей черной морде, ни единого скачка интонации в монотонном скрежещущем голосе.

— Наше величество тоже наносило виз-зит в дружественный улей з-зебр. Но теперь я готова отправиться на встречу.

Они вышли из каюты. Лангоста бросила взгляд на так и не закрывшуюся дверь и распахнула крылья, чтобы взлететь. Что ж, побег явно прошел не совсем впустую — всё-таки немного личной любви ей удалось отведать. Вот уж верно — вкус детства… Неожиданный шум заставил ее вздрогнуть и задержаться со взлетом.

Из каюты выскочил Мбици, еле сдерживающий смех. Промчался мимо чейнджлингов и шустро забрался по вантам на марсовую площадку.

— Вздерну, зараза! А ну спускайся, шут полосатый, я тебе сейчас все твои клоунские выходки припомню! — Себрастиан осекся, заметив, что гости еще не успели покинуть судно.

— У вас совершенно особенный улей, ваше величество, капитан Себрастиан, — задумчиво протянула Лангоста. — Как можно одновременно так искренне ненавидеть и столь же без-згранично любить?..

Внезапная мысль пришла в голову, и королева, резко развернувшись к генералам, властно скомандовала:

— В строй! — они встали в идеально ровную шеренгу в один миг. — Обругайте меня!

Молчание было ответом.

— Это приказ-з! — голос Лангосты, и без того высокий и звенящий, наполнился каким-то особенным напряжением. — Ну же, обругайте меня!

Себрастиану захотелось срочно где-нибудь достать какой-нибудь единорожий амулет, который позволял бы сохранить воспоминание. Или, на худой конец, сварить зелье долгой памяти. Потому что это было совершенно невероятно — наблюдать, как впервые дрогнули четкие черты морды, и удивление проступило легонькими штрихами первой эмоции. Два инстинкта схлестнулись где-то в подсознании генералов чейнджлингов, оба одинаково сильные — то самое слепое обожание королевы вошло в конфликт с ее прямым приказом, не подчиниться которому они тоже не могли. В первый раз за всё их существование им пришлось делать выбор, и для них это было мучительно непривычно — противоречие разрывало их.

— Я настаиваю! Обругайте меня!

— Моя королева, вы уж-жасно непунктуальны! — решился один из генералов.

Лангоста прислушалась к своим ощущениям и едва не застонала от отчаяния — ничего не вышло, всего лишь инстинкт прямого приказа оказался чуть усилен ее настойчивостью, не более.

— Ваш приказ… глуп, моя королева, — вдруг негромко, но твердо произнес генерал с полосками на броне. — Я верно служ-жу вам, но я… отказываюсь выполнять этот приказ. Прикаж-жите мне сделать вам комплимент!

— Не стану! Обругай меня! Живо!

— Не стану! — бунтарский росток укрепился в сознании, и чейнджлинг притопнул копытом. — У вас прекрасные глаза! И грива! И хвост! И вообще моя королева совершенна!

Они замерли друг против друга, внимательно вглядываясь в глаза. Нет, глубже, чем глаза в глаза. Фоновые эмоции улья где-то на самой границе подсознания неуловимо поменялись. Лангоста, прищурившись, улыбнулась и скомандовала взлет. На этот раз он не стал с ней спорить.

Мбици соскользнул на палубу по канату и задумчиво проводил взглядом четыре точки в небе.

— Как быстро растут дети… Вот, у нее уже первая любовь… А ведь я даже не успел ей ничего объяснить про всякие тонкости, и о том, какие бывают ушлые кавалеры, прямо хуже меня! Это при том, что она давно уже королева, и необходимость… эм… размножаться воспринимает как нечто само собой разумееющееся, — он вздохнул и повернулся к Себрастиану. — Так что ты там, вешать будешь, или опять передумал? Давай уже отходить, а то будем тут куковать до самой зимы, отлив давно начался.