A Single Whole (джен)

Habent sua fata libelli — и книги имеют свою судьбу.

Теренциан

«Я всего лишь дал монстру имя. Но мне стало лучше, её сестре стало лучше, и, если бы бедная Ева была в сознании, ей бы тоже скорее всего стало лучше».

Ирвин Ялом, «Лжец на кушетке»

Луиза готовила себе бодрящее снадобье: две полные ложки растворимого кофе залила кипятком, перемешала, плеснула колы, отхлебнула немного и добавила ложку сахара. Она проделывала всё это на автомате, погружённая в свои мысли. Закончив, она повернулась, готовая испить эту чашу, заменяющую ей бодрящий сон, до дна, но вдруг подскочила от испуга и облилась горячим кофе. Взвизгнув, она тут же обернулась и схватила тоненькое вафельное полотенце, висевшее на гвоздике у раковины, которым тут же промокнула кофе на светлой форме в районе груди. Часто дыша, она облокотилась на столешницу, чтобы успокоиться.

— Никогда... Никогда больше так не делай, — негромко, но внятно произнесла она, не оборачиваясь.

— Извини, — Гарри сделал шаг назад. Она огляделась в поисках свидетелей и только потом посмотрела на него. Нахмурившись и ничего больше не говоря, она помыла чашку и пошла к выходу, но приостановилась и, посмотрев на Гарри строгим взглядом, негромко произнесла:

— Тебе повезло, что кофе был едва тёплым. — Кофе был достаточно горячим, чтобы на коже девушки расползлись красные пятна. — А форму я только вчера из чистки забрала, чтоб ты знал.

Луизе было чуть за двадцать. Для Гарри она была взрослой женщиной. Она работала в клинике в небольшом городке одного из графств Англии, но была француженкой и с Гарри иногда говорила на французском. Он бывал у неё достаточно часто, чтобы она привыкла к тому, что видит его она одна.

Луиза шла к своему рабочему месту, а Гарри — следом.

— Ох, Луиза! — сочувственно вздохнула шедшая навстречу миссис Инхем, увидев коричневое пятно на её форме. Луиза криво улыбнулась.

— Ничего, моя смена уже почти закончилась, — сказала она, присаживаясь за стол. — Мне сегодня опять... нездоровится, — она кинула на Гарри взгляд исподлобья.

Он стоял, облокотившись о край её стола, и без всякого интереса рассматривал бумаги на нём. Рядом со справкой о рождении некого Льюиса Питера лежало чьё-то свидетельство о смерти. Последний раз Гарри видел Луизу несколько недель назад, а для неё прошло всего три дня — об этом говорил календарь на стене. Луиза была из тех людей, которые могут видеть и слышать Гарри, когда он предстаёт перед ними в состоянии привидения. И она — первый человек, с которым он смог это обсудить. Но оказалось, что Луиза знала не больше его самого. Она не знала, кто Гарри такой, откуда он, что он такое, как может делать то, что делает. Не знала, почему именно она видит его. Не было бы в этом ничего странного, если бы при этом Луиза не реагировала на него так подозрительно спокойно для магглы — без истерик и ужаса, лишь лёгкое удивление отражалось на её лице. От этого Гарри казалось, что она что-то недоговаривает. Однако она настаивала, что ничего не знает. Гарри видел, что она не врёт, и это делало всё ещё более странным.

«И каким ты меня видишь?» — как-то спросил он её. Она внимательно вглядывалась, щурилась и неторопливо описала: «Ну, ты прозрачный: сквозь тебя я вижу полку и всё, что на ней лежит, даже могу прочесть название книги; ты почти лишён цвета, внешне — вполне человек, очевидно, ребёнок — тебе лет восемь? Хотя у тебя странное выражение лица, которое делает тебя старше и пугает меня. Цвет волос… полагаю, что ты брюнет или шатен, цвет глаз... точно не чёрный, не серый, кажется, что в них есть цвет... возможно, синий. Одет ты в какой-то плащ или… постой, ты что, в ночнушке тут разгуливаешь?»

Ей же самой было абсолютно всё равно, кто такой Гарри, что он такое и откуда он. Она не проявляла ни малейшего любопытства. Он был для неё лишь назойливой мухой, от которой хотелось избавиться.

— Уже третий раз за этот месяц, — опустив голову, по-французски бормотала Луиза, едва произнося слова, чтобы слышал только Гарри. — Что тебе в своём мире не сидится-то? Я здесь со вчерашнего дня, мне остался всего час. Пожалуйста, в этот раз дай мне спокойно доработать. Такими темпами меня могут и уволить, чтоб ты знал. Я же не какая-то там «особенная», я обычная, рядовая медсестра, я легко заменима, потому что ничего выдающегося во мне нет... — последнюю фразу она произнесла громче и с нажимом, кинув на Гарри многозначительный взгляд.

Гарри же меланхолично наблюдал за Джимом, расположившимся на кушетке у окна: он в очередной раз высчитывал в блокнотике, сколько у него останется с его сбережений, когда он заплатит за пребывание в клинике и выплатит алименты на дочку, и сколько сможет отложить в этом месяце на покупку автомобиля. Миссис Инхем сидела на жёстком кресле около поста медсестёр и терла виски — у неё снова поднялось давление, а Маргаретт ставила капельницу пациенту из палаты напротив поста. Санитарка мыла пол, также думая о чём-то своём, и только Бетти заполняла истории болезни, ни на что не отвлекаясь и думая только о работе — нечастое явление среди молодёжи.

— Кстати! Ты знаешь... — громко обратилась Луиза к Гарри, но быстро опомнилась и перевела взгляд на миссис Инхем, словно бы говорила это ей. — Мне сегодня позвонили из книжного: привезли книгу, которую я заказала месяц назад! — Миссис Инхем приподняла брови в недоумении — с чего она взяла, что ей это интересно? Луиза сделала вид, что не поняла.

— Какую книгу? — спросил Гарри.

— Я заказала её месяц назад...

— Я помню, но мы заказывали две книги.

Луиза бросила на него раздражённый взгляд и сказала, обращаясь к миссис Инхем:

— Я недавно стала увлекаться... фантастикой. Об этой книге я много слышала, называется… ну, что-то связанное с путешествиями по потусторонним мирам.

— Нужно её забрать, — Гарри решительно выпрямился.

— К сожалению, сегодня забрать не получится: магазин закрывается через час, а у меня через час только смена закончится. Жаль, конечно, но только завтра.

— Но я могу больше не появиться, — заметил Гарри.

Луиза многозначительно посмотрела ему в глаза. Ну да, она заказала книгу по его просьбе в надежде, что, получив её, он больше не появится. И в сущности, ей было всё равно: уйдёт ли он с книгой или без неё, лишь бы перестать его видеть.

Гарри зло прищурился.

— Мы пойдём за ней сейчас, — твёрдо произнёс он. Луиза долго смотрела на него, потом отвела взгляд и устало потёрла лоб.

— Мэг, требуй от меня всё, что хочешь, но мне кость в горле как надо сейчас уйти...

Вскоре они уже стояли на крыльце клиники. Но только они спустились, Гарри услышал звон у в ушах, вздрогнул, в глазах потемнело, и через мгновение он очнулся в спальне второкурсников.

Эрне снова летал во сне на метле и в очередной раз упал с кровати с глухим стуком, разбудившим Гарри. Он резко сел, но поняв, что он уже в своей комнате, откинулся на подушку и закрыл глаза. Он не питал больших иллюзий насчёт этой книги. Он попросил о ней лишь для того, чтобы не сидеть сложа руки и сделать что-то, помимо освоения библиотеки академии, которая, казалось, не имела конца, и чем больше книг он просматривал, тем их казалось больше. А чем чаще он появляется у Луизы, тем меньше у него было шансов появиться у неё снова.

* * *

Гарри весьма детально описал Тому некоторые свои «видения». Это только потому, что он чувствовал острую необходимость вырвать воспоминания о них из головы и доверить бумаге, будто это могло помочь ему от них избавиться. Когда он вспоминал о видении, оно всплывало у него в голове в общих чертах. Но когда он начинал его описывать, оно прояснялось в мельчайших подробностях. И, когда он переносил рассказ на бумагу, ему будто бы действительно становилось чуть легче.

Но, естественно, что он не был полностью откровенен с Томом Реддлом. Например, умолчал о своих многочисленных помощниках — обитателях ОВВ, которые действительно рассказали ему очень много интересных вещей. И о призраке погибшего в библиотеке графа Альфотуса, который тоже не остался в сторонке и внёс свою лепту в дело. Но это мелочи. Гарри не упомянул и о том, что ему довелось увидеть в своих видениях Тома. Именно Тома Реддла, того самого маленького, никем не понятого мальчика — особенного, как он называл себя уже тогда. Он также видел уверенного в себе, привлекательного юношу, каким Том был незадолго до создания дневника. Видел и молодого мужчину, уже основательно погрязшего в Тёмной магии, но ещё сохранявшего человеческий облик. К несчастью, он даже имел честь повидать отталкивающего Волдеморта, что не привело Гарри в восторг, и он только порадовался, что в дневнике сидит Том, а не Тёмный лорд. Он не мог воспринимать их двоих, как единое целое, и поэтому позволял себе говорить с Томом, как со… знакомым, почти ровесником — просто с человеком со странными идеями в голове.

Том правильно понял про эмоциональный перелом, вызвавший в Гарри изменение отношения к своим странным способностям. Нет, родители родные-неродные-приёмные — это, конечно, было хорошо, на них приятно посмотреть, на себя в пелёнках тоже можно взглянуть, но нечасто — всё-таки спать тогда хотелось больше. А вот на одного человека Гарри был готов смотреть хоть каждую ночь, хоть всю жизнь, — если не наяву, то хотя бы в этих волшебных видениях. Ради него Гарри готов был мириться со всеми «неудобствами», как назвал это Том, и с чем впоследствии Гарри не был так категорично несогласен. Конечно, этим «чудом» был его брат. Взъерошенный мальчишка в нелепых очках-велосипедах, который лишь фактом своего существования мог повлиять и повлиял на многое в жизни Гарри — на его решения, мысли, взгляды и действия. Увидев брата в своём видении впервые, Гарри уже готов был превозносить тех богов, которые эту встречу устроили и дали Гарри эту невероятную способность. Он перестал считать это проклятием — разве проклятие может вызвать такое чудо? Гарри понял, что с этим можно жить. Это не проклятие, это — дар. Великий Дар, и Гарри готов был на многое ради того, чтобы его развить, чтобы снова видеть своего брата. Он был готов на жертвы.

Но радость была недолгой: видения стали такими редкими! Он всё ждал их, ждал… Ложился в постель с колотящимся сердцем, в сладком предвкушении встречи, крепко закрывал глаза и так мечтал поскорее отключиться! Но не шли ни сон, ни видения. Это и злило, и расстраивало, и приводило в отчаяние. Когда он мечтал избавиться от видений, они шли на него нескончаемым потоком, а когда он их так желал, места себе не находил, они затаились и ждали момента, когда снова смогут застать его врасплох.

Гарри злился непонятно на кого: на неведомые силы, которыми он обладал, или на того, кто дал ему эти силы — на природу, на человека, на божество — он пока не определился, — неудивительно, что эта странная способность начала даже очеловечиваться в его сознании — ему нужно было кого-то обвинить в своих муках. Таким образом он для себя решил, что ему всенепременно необходимо найти общий язык с этими силами, попытаться укротить их дикий нрав — иначе быть не могло.

Поэтому всё своё свободное время он проводил в библиотеке. А приближающиеся каникулы его нисколько не радовали: ведь его заберут в особняк Вазари, а там не было библиотеки! Гарри выклянчивал у директора возможность посещать школьную библиотеку во время каникул, пользуясь её благосклонным отношением к нему. Та отвечала отказом, предлагала лишь взять нужные книги домой. Если бы Гарри знал, какие именно книги ему нужны, он бы согласился, но ему нужна была вся библиотека. Терпение директрисы вскоре лопнуло: она запретила и это. Библиотека, мол, будет закрыта на каникулах, как и академия, возможность её посещения невозможна.

— А если… это… с-самому, а? Без разреш-шения? Без их ведома, а? — говорила Ригель, заговорщически подёргивая хвостом.

— Академия будет закрыта, камин тоже… — вяло отвечал Гарри, лениво выщипывая жухлую травку из сухой земли.

С Ригель и Антаресом он помирился уже давно (а была ли ссора? Кажется, это было сто лет назад). И ему для этого не пришлось делать ровным счётом ничего. Только зайти однажды в сад. Ригель сама к нему приползла и выдала длинную пафосную, а на её взгляд — блестящую речь, которая его несказанно впечатлила.

Началось всё с деланно-небрежным: «Знаешь, мы тут подумали…» и продолжилось неожиданным: «Возможно, я иногда бываю слишком резка и поспешна в выводах, и иногда — крайне редко — бываю неправа. Мы допускаем мысль, что не всегда правда бывает уместна, что иногда можно и утаить, можно и соврать… Иногда! Очень редко! И только ради благого дела! И… не всегда даже самое разумное существо может самостоятельно принять правильное решение, особенно насчёт самого себя. Потому что часто поддаёмся всяким там чувствам и эмоциям, а разум как бы в сторонке… кхм… Поэтому… знаешь ли… иногда можно решать за других, но только если ты полностью уверен, что он не может сам поступить правильно, и если твоё собственное решение будет действительно разумным… В редких — редчайших — случаях, ну ты понял — очень редко. Это вовсе не извинения: мы считаем, что в нашем отношении ты был неправ. Ну, то есть, если взять каких-то абстрактных змей и абстрактных змееустов, — такое решение могло быть правильным. Но не в нашем случае, уж очень плохо ты понял всё. Ты, кажется, вообще не вникаешь, кем являешься для нас… Это, знаешь, как бывает в зоопарках — глупые люди выпускают родившееся в неволе животное в дикую природу, считая, что ему там будет хорошо — среди сородичей, на свободе, дома. Но животное такое часто погибает — не приспособлено, знаешь ли, не умеет жить по новым законам. Вот ты поступил так же глупо. Глупо и неправильно! Я согласна, что мы с братцем плохо знаем ваш человеческий мир и, возможно, чего-то не понимаем и допускаем мысль, что порой ты будешь принимать решения за нас. Но! Обязательно обсудив это с ними!»

Наверное, ещё ни разу за всю свою жизнь Ригель не произносила столь длинных и глубокомысленных речей. Одним присестом она вывалила всё это на Гарри и с чистой совестью продолжила потешаться над ним и ехидничать. А Гарри решил больше не читать им умных книг — слишком много змеи стали думать. Это было вредно для их маленьких — не в обиду будет сказано — мозгов.

На том и помирились.

Учебный год подошёл к концу — большую его часть Гарри провёл в состоянии полусна, выполняя необходимые действия на автопилоте и не делая ничего сверх того. Из-за этого он стал крайне замкнутым и молчаливым. Когда к нему обращались, он словно не замечал или отвечал одним лишь взглядом, который люди сразу окрестили «странным». Описать этот взгляд как-то определённо невозможно. Сэмюель называл его таинственным, Этьен всегда ежился и говорил, что его этот взгляд пугает; Ригель назвала его всепонимающим, а Антарес ей возразил, заявив, что это взгляд потерянный; они потом долго спорили и пришли к компромиссу — «вопросительный»; но при этом делали разные акценты: Антарес продолжал настаивать, что это потерянно-вопросительный взгляд, будто бы Гарри при этом не понимал ни о чём с ним говорят, ни зачем, ни что он должен отвечать; а Ригель дала странное определение: «знающе-вопросительный», словно бы Гарри не понимал, зачем ему говорят то, что он и так знает.

На уроках, когда профессора задавали Гарри вопросы, а он лишь смотрел на них таким взглядом, они не переспрашивали и не ругали его, а переводили вопрос на другого ученика, как, бывает, взрослые торопливо меняют тему, когда речь заходит о чём-то неловком, смущающем или им неясном, боясь ударить в грязь лицом. Медик в больничном отделении хмурилась и с раздражением бросала: «Только не надо смотреть на меня этим своим жалостливым взглядом!» — и мягко поправляла подушку у него над головой. Патрик говорил что-то вроде: «Этот взгляд словно заглядывает в душу». Статуи в ОВВ с многочисленными вздохами говорили друг другу: «Боже, бедный мальчик! В его взгляде пустота!» Кто был прав — не разберёшь. Все и никто.

* * *

Гарри опять сидел в библиотеке. В его руках была очередная книга, которую он неторопливо перелистывал. Граф Альфотус парил рядом, периодически бросая на него обеспокоенные взгляды.

— Opera et studio (с лат. «Трудом и старанием»), opera... et studio, — горестно вздыхал он.

Гарри выписывал на листок мысли, приходящие в голову и кажущиеся важными, не обращая никакого внимания на графа. Вскоре графу захотелось поболтать.

— Ultra posse nemo obligatur (с лат. «Никто не обязан делать что-либо сверх возможного»), — сказал он. — Уж не планируете ли вы просмотреть все книги в этой библиотеке? Это всё равно, что... — он призадумался, — …пытаться вычерпать всю воду из моря с помощью кружки. Гарри, не лучше ли вам будет отдохнуть? Я давно хотел вам сказать, что вы чрезмерно себя перетруждаете, — сказал он так, словно, как самый наблюдательный, заметил это раньше всех по первым же признакам.

Гарри поднял на него взгляд.

— Да, вы правы, граф, — рассеянно отозвался он. — Я ещё немного посижу и пойду.

— Dum spira, spero (с лат. «Пока дышу — надеюсь»), — понимающе кивнул граф. — Однако знаю я это коварное «ещё немного», его иногда можно растянуть до бесконечности. Уж кому как не бессмертному привидению, в жизни и смерти окружённому переносчиками бессмертной информации, прожившей века и готовой прожить ещё столько же, знать, что это такое. Да я воплощение самой вечной жизни! — граф хохотнул себе под нос.

Гарри рассеянно кивнул и замер, раздумывая. Граф продолжал:

­— Не то чтобы я приравнивал себя к бесценным работам… Парацельса, положим, но нельзя не признать, что есть…

— Как вы сказали — вечной жизни? — перебил Гарри. Граф недоумённо на него посмотрел.

— Да, точно так. Мы, привидения, любим сострить...

Гарри продолжал смотреть на графа без какого-либо выражения на лице. Потом он перевёл взгляд на исписанный мелким почерком пергамент перед собой. «Ответ находится в руках вечной жизни», — было выделено вверху. Покойный садовник Филлип показал Гарри эту анонимную надпись на заброшенном фонтане перед своей смертью. Задумчиво взглянув в лицо графа, Гарри осторожно оглядел его. В привидении ничего не изменилось: тот же сюртук, тот же пояс и… та же книга под мышкой, которая всегда казалась предметом гардероба и совсем не привлекала внимания.

— Граф, — терпеливо обратился Гарри, — что это за книга у вас… в руках?

Граф посмотрел на свою книгу, словно впервые её видел.

— Ах да, за ней я полез на лестницу и упал, сломав шею, — просто сказал он.

Гарри поймал взгляд графа.

— Ой, Гарри, только не надо смотреть на меня этим вашим потусторонним взглядом! Когда вы так смотрите на меня, мне кажется, что призраки всех предыдущих поколений Бальзамо смотрят на меня через ваши глаза…

Гарри снова перевёл своё внимание на полупрозрачную книгу в руках полупрозрачного привидения.

— Как она называется?

— Книжка-то? Да зачем вам? Ну ладно, сейчас посмотрю… — словно нехотя сказал граф и стал неторопливо искать своё пенсне: эти призраки все такие — никогда не поторопятся — у них же вечность впереди. Сначала он оглядел её со всех сторон взглядом учёного, а потом заговорил: — Интересно! Представляете, это маггловская книжка — если присмотреться, можно увидеть издателя и город производителя. Ой да, припоминаю… — граф устремил взгляд вперёд. — В магической литературе не найдёшь книги подобной тематики, на это наложено негласное табу. Но это очень интересно, помню, как я был заинтригован тогда…

— Так как она называется? — с нажимом переспросил Гарри. Граф сделал вид, что не услышал. Он начал с объяснений:

— Дело в том, что магический мир отказывается считать это магией… Оно классифицирует это как «маггловскую болезнь магического характера», от которой у всех магов иммунитет. Болезнь! Вы это слышали? Это давно придумали правящие верхи, которые в то время были ужасно гордые: они посчитали себя оскорблёнными тем, что такие… необычные магические силы недоступны магам по каким-то странным прихотям судьбы или сбоям в циркуляции магии в магосфере земли. Хотя то, что магам это недоступно, — тоже не факт. А среди магглов такое частенько встречается. Поговаривают даже, что каждый маггл способен на это в теории, только должен сам захотеть научиться и приложить много сил, а маг, если и может этим обладать, то должен с этим родиться — ведь ты наверняка заметил, что практически все способные маги дарованы от рождения — ты, может, ещё заметил, что большую роль в жизни маггла играет старание — они могут добиться поразительных результатов этим своим качеством, а вот выдающихся успехов в магии старанием не добьешься, если у тебя нет способностей, сколько усилий не прилагай. В общем, поскольку это не попадает под разряд магии, то и учёт людей, обладающих этим, в магическом мире не ведётся. Ходят всякие слухи, легенды, истории. Говорят, что у магов это передаётся по наследству, но через многие поколения, ведь способность редкая. Эта формулировка — маггловская болезнь магического характера — кажется, основательно въелась в мозг магов. И как не вспоминают маги о каком-нибудь артрите, так и об этом не вспоминают, поскольку это не имеет к ним отношения.

— Граф. Как. Называется. Книга? — членораздельно повторил Гарри.

Граф, которому хотелось тянуть интригу, с недовольным видом продемонстрировал ему обложку. «Путешествия вне тела, или Я — астральный путешественник»(1), — гласило название.

* * *

Гарри опускал и поднимал ладонь, но раз за разом она проходила сквозь призрачную субстанцию.

— Как она стала такой?

— Это её образ.

— А настоящая книга здесь, в библиотеке?

— Нет, библиотеку подчистили, когда здесь основали академию: изъяли всё о Тёмной магии, маггловские книги и ещё кое-что.

— Но она нужна мне. Вы можете прочесть её?

Граф недоумённо посмотрел на Гарри, сбитый с толку.

— Прочесть? — недоверчиво переспросил он, будто эта мысль никогда не приходила ему в голову. Будто книга не имела никакого отношения к чтению. Он некоторое время размышлял над этим и затем горько вздохнул. — Не думаю, Гарри. Это за гранью понимания обычного смертного. Считай это причудой призраков. Эта книга — часть меня. Заглянуть в неё — всё равно что заглянуть внутрь своей черепной коробки. Это не представляется мне возможным, — твёрдо и немного истерично повысив тон, заявил он и зажал книгу обратно под мышкой.

— А я могу прочесть её? — спросил Гарри задумчиво. Граф смерил его оценивающим взглядом.

— Вероятно, — сухо отозвался он и с ухмылкой добавил: — Когда станете привидением.

Гарри ответил ему мрачным взглядом.

— Могу я… Могу я ещё раз на неё взглянуть? — Граф нехотя протянул ему книгу. — Что это? — он указал на едва выделяющуюся строчку снизу обложки.

— Эпиграф, возможно…

— И что в нём?

— Латинская фраза: «Corrige praetertum, praesens ­rege, cerne futurum», что переводится как «Анализируй прошлое, руководи настоящим, предусмат­ривай будущее».

Гарри задумчиво посмотрел на привидение.

— Думаю, мне действительно нужна эта книга. Я ищу её уже давно...

— Так вы её искали? — изумился граф. Гарри задумчиво молчал. — Quis est enim, qui totum diem jaculans, non aliquando collineet? (с лат. «Найдется ли кто-либо, кто, бросая целый день дротик, не попадет однажды в цель?»), — философски произнёс граф, наблюдая за тем, как мальчик внимательно разглядывает книгу, периодически проводя сквозь неё рукой. Гарри задумчиво посмотрел на свою ладонь.

«Могу ли я быть "астральным путешественником"? Может ли у меня быть эта "маггловская болезнь"? — размышлял он. — Но что тогда, если не это?»

— Как вы думаете, граф, смог бы астральный путешественник взять эту книгу? — наконец спросил он.

— Ну, сам человек вряд ли, а его астральное тело — возможно. Теоретически, — подумав, ответил граф.

— А что вы знаете об этих... астральных путешествиях?

— Только то, что я уже сказал. Ведь эту книгу я так и не прочёл... Простите, — вдруг виновато пробормотал он.

Гарри мельком взглянул на него и снова вернулся к книге.

— Ничего. Вашей вины здесь нет. Но почему эта книга осталась с вами после вашей смерти? Это в порядке вещей?

— Как сказать... Такое бывает. Вы, быть может, когда-нибудь видели привидений с топором в голове, с ножом в сердце или с верёвкой на шее — эти вещи тоже призрачны, как и моя книга. Это вещи, убившие нас. Наши фактические убийцы, которые навсегда остаются с нами.

— Хм, — только и ответил Гарри и погрузился в глубокие раздумья.

* * *

Вероятно, подобную книгу можно было найти в приличном маггловском книжном магазине. Но Гарри был так далёк от маггловского мира и в прямом, и в переносном смысле: ближайший магазин — это очень неточное понятие, где он? — за много миль от замка. Как попасть в маггловский мир? — это может показаться несложным делом, но когда Гарри начал продумывать подробности вылазки, то понял, что выйти из-под всевидящего ока преподавателей и приёмных родителей он сможет не ранее своего магического совершеннолетия. Поэтому для начала Гарри решил постараться самому «вызвать» это состояние, к которому он уже начал потихоньку примерять слово «астрал», хоть и с недоверием — а вдруг он опять целился мимо? Выйти в астрал или отделиться от физического тела — звучали эти сочетания довольно странно и даже дико. Но больше ничего не шло в голову, и Гарри решил априори довериться этой идее.

Он размышлял об этом, сидя на лавочке в саду, глядя на который можно было подумать, что месье Патрик, новый садовник, потрудился над ним на славу — этим ранним летом он просто сиял. Но этот садовник с длинным аристократическим именем был слишком влюблён в свои исследования, чтобы посвятить своё драгоценное время каким-то растениям. К счастью, у него в знакомых водилось целое семейство лесных нимф, любивших фауну столь же сильно, как Патрик любил свою науку. Они-то и не давали прекрасному саду зачахнуть.

Обосновавшись в академии, Патрик словно взял на себя опеку над Гарри, считая своим долгом быть в курсе о малейших изменениях в его состоянии. Одержимый идеей выявить способности Гарри и его близнеца, он навязчиво ему предлагал свою помощь и участие, оберегал от беспокойств, болезней и травм — например, строго-настрого запретил летать на метле, мотивируя это тем, что это очень неразумно — подвергать столь редкий талант такой бессмысленной опасности. Но Гарри перестал летать по своим причинам. Патрик видел, как стремительно ухудшалось состояние Гарри, хоть тот не говорил ему ни слова, сколько бы он не допытывался. Это приводило его в отчаяние, и он даже устраивал Гарри истерики на этот счёт, уверяя его, что он «должен» ему доверять. Но Гарри был непреклонен, как скала. Он был убеждён, что ничего дельного Патрик для него не сделает, потому как у него были свои на него планы.

К счастью, Патрик временами давал ему отдохнуть от общества своей высокообразованной особы, когда надолго запирался в своём домике в компании лишь любимых фолиантов и свитков.

Часто в саду можно было увидеть Глена — нелюдимого сына садовника, помощника профессора Бразо, тихого стража границы Трёх дубов, куда больше не совался ни один любопытный первогодка. Но Глен обходил Гарри стороной так же, как и всех других. А ещё был Сэмюель, который вдруг стал проявлять к Гарри заботу и смотрел на него как будто бы понимающе.

И всё это Гарри стал замечать только недавно, когда «болезнь» начала отступать. Целый год пролетел, как поездка на американских горках — то он мчался на всех порах в пропасть, то к нему приходило просветление, он старательно учился, нагонял пропущенное, и вновь летел вниз — вираж, жуткое головокружение, порывы к рвоте — временное прояснение — и по новой.

* * *

К больнице, в которой когда-то работала мать Гарри, одно время начали пристраивать новое отделение. Вечером стройка пустовала, оставались только строительные материалы, инструменты и техника. Выстроили уже четыре этажа. На одной из серых бетонных стен сейчас сидел маленький мальчик. Рядом сидел и Гарри, но его никто не видел. Он ещё не разобрался в закономерностях своей «бестелесности»: он ходил по земле и по полу, мог сесть на стул или на диван, он мог быть неясной дымкой или иметь вполне чёткое тело... Казалось, законов в этом не было. Как и в других вопросах его странной способности.

Оба они молча смотрели в окно больницы, где ходили люди, занятые своими делами и в сумерках не замечающие ребёнка, непонятным образом забравшегося на стройку. Прямо под ними из земли торчали железные жгуты, а рядом стояла тележка с цементом. Но мальчик выглядел так, словно сидел не на высоте четвёртого этажа, а всего-навсего на лавочке в саду. Тут одна из медсестёр в окне заметила его и сбежала вниз. Заламывая руки, она принялась уговаривать его спуститься, разрыдалась и то кидалась к входу, то возвращалась, не решаясь самой подняться наверх, чтобы не упускать ребёнка из виду. Подбежали охранники — и сразу направились внутрь постройки. Понаблюдав за страданиями женщины, Гарри неодобрительно посмотрел на мальчика — тот глядел на женщину безмятежно, словно не слышал и не понимал её страха, но с нежностью и любовью.

— Зря ты так, — с укором пробормотал Гарри. — Она же твоя мать.

Мальчик повернулся к нему и улыбнулся — немного грустно, немного виновато. После чего он коротко вздохнул, кинул последний взгляд на мать и, закрыв глаза, поднялся на ноги. Женщина внизу вскрикнула и упала в обморок.

Гарри видел его далеко не первый раз и уже чувствовал к нему особую неприязнь — ещё бы! Только он мог вот так вдруг взглянуть на Гарри этим странным понимающим взглядом, но никогда ничего ему не говорил и не выказывал никаких иных признаков узнавания. Только взглядом. А временами этот мальчик вытворял крайне странные вещи. Но оттого, что он никогда ничего не объяснял ему, Гарри был в некотором роде... обижен на него.

Карапуз, который ещё нетвёрдо стоял на ногах, неровно шёл вдоль бетонного блока, балансируя руками, без всякого страха, словно это всего лишь бордюр тротуара, и даже Гарри поёжился от этой опасной непринуждённости. Он знал, что он не упадёт — ведь упади он, его бы здесь не было, — но всё равно было не по себе. Тут с лестницы появились двое охранников и замерли, чтобы ребёнок не испугался и не упал вниз.

— Гарри... — осторожно позвал один из них. — Не бойся нас, мы поможем тебе...

Мальчик повернулся — свет от фонарика в руках охранника скользнул по макушке его рыжеватых волос. Поняв, что за ним пришли, мальчик присел, спрыгнул на стол, прислонённый к стене, и с готовностью протянул тоненькие ручки.

— Воображала, — пробурчал невидимый Гарри видимому себе, и тут его «дёрнуло».

Очнулся он уже в библиотеке. Он заснул, положив голову на руку, и она затекла и неприятно онемела.

Самое неприятное, что Гарри из прошлого всегда знал о присутствии Гарри из настоящего, иногда выдавая эту тайну взглядами и полуулыбками украдкой, однако, сколько не рылся Гарри в задворках своей памяти, ничего подобного он вспомнить не мог. Надо ли говорить, что это было странно? До жуткого странно.

— А что насчёт медитации? — словно возобновляя прерванный разговор, предложил граф, выплыв из-за стеллажа. Его так же захватила эта тема. — Я слышал, что таким образом можно добиться единения со своими внутренними... силами, энергетическими потоками. Эту методику, например, используют люди, обучающиеся анимагии.

— И через сколько лет я смогу осознанно вытащить из себя свою астральную сущность?

— Возможно, десятилетие, — оптимистично отвечал граф. — Всего ничего, Гарри.

Несколько секунд ему понадобилось на то, чтобы осознать, что такой вариант не подходит маленькому человечку с его быстротечной жизнью, да к тому же жаждущего результатов в кротчайшие сроки.

— Гарри, поправьте меня, если я ошибаюсь, но получается, что вы собираетесь прочесть мою книгу, для чего вам нужно высвободить астральное тело, но для того, чтобы это сделать, вам для начала нужно прочесть мою книгу... — Гарри посмотрел на графа унылым взглядом, говорящим сам за себя. — Замкнутый круг получается, — вздохнул граф и удручённо почесал подбородок.

Несколько дней прошли в попытках отключиться от окружающей действительности, почувствовать то, что он обычно чувствовал перед началом… путешествий. Порой он выходил… в астральный мир, но он не чувствовал, что в этом есть его заслуга. И уходил он слишком далеко. Тогда Гарри начал представлять, как его астральное тело отделяется от физического. Он пробовал садиться в позу лотоса, укладывался на кровати, на полу, даже вставал на голову, но это не давало ровным счётом никаких результатов. Всё казалось безнадёжным.

* * *

Что представляет собой Трапезный зал ночью? Ночью в нём кипит бурная деятельность, по своей оживлённости готовая посоревноваться с активностью во время трапез. Множество замечательных изображений, наподобие рисунков Микеланджело на потолке Сикстинской капеллы, оживали после наступления ночного часа — они встряхивались, как мокрые воробушки, потягивались, хрустели суставами и, активно озираясь, воодушевленно приветствовали своих оживших друзей, и всю ночь напролёт они обсуждали увиденное днём или вели высокоинтеллектуальные философские беседы. Герои фресок, изображающие какие-то сцены из прошлого, ожив, продолжали играть свои роли, как актёры спектакля, навечно занесённого в репертуар этого театра абсурда. Статуи, представляющие некоторые магические расы и словно высеченные из огромных кусков льда — так волшебно они переливались всеми цветами радуги, — носились по всему залу и беззаботно дурачились, как малые дети, иной раз тоже не прочь присесть в кружок и поделиться друг с другом рассказами и выдуманными историями.

Гарри растянулся на столе, сложив руки за головой, и без единой мысли в голове наблюдал за хаотичным полётом двух крылатых карапузов, изображающих ангелов.

Некоторые персонажи раскланивались перед ним, даже снимали головные уборы, а после продолжали заниматься своими делами, более не обращая на него внимания.

Сперва он отмахнулся от странного щекочущего ощущения, но оно вскоре усилилось. Гарри с трудом сбросил оцепенение и огляделся; зал освещался несколькими световыми клубками, парившими под потомком и большей степенью освещающими свод зала, чем его нижнюю часть, которая пребывала почти в полном мраке. Гарри разглядел очертания мальчика, который по-восточному сидел на соседнем столе, опершись локтями о колени и подперев ладонями голову, глаза его слегка светились, как волчьи, и он в упор смотрел на Гарри. Тот насторожился и сел, не спуская взгляда с неизвестного. Комочек света проплыл над головой мальчика, и он улыбнулся странной улыбкой — несколько снисходительно или с сожалением, но вдруг вздохнул и сказал грустным, удручённым голосом:

— Чего ж ты тут сидишь?

Гарри словно током ударило, только сейчас он понял: он в замке, он в… астральном теле, а значит, у него есть возможность осуществить свой план. Он сразу же забыл об изображениях, о Трапезной, о мальчике и обо всём прочем и кинулся к библиотеке, напролом проходя сквозь стены и двери.

Библиотека встретила его мёртвой тишиной.

— Граф! — по привычке громким шёпотом позвал Гарри и уже в голос добавил: — Граф!

Не получив ответа, он бросился заглядывать за стеллажи, не чураясь проходить и сквозь них и не переставая звать привидение.

— В чём, собственно... — граф выплыл из стены и, столкнувшись с Гарри нос к носу, замер. — Мерлин Всемогущий! — пробормотал он, вытаращив глаза.

— …одолжить вашу книгу, граф, — выпалил Гарри на одном дыхании и требовательно вытянул руку.

Он лишь мимоходом отметил, что граф больше не был для него прозрачным — блеклым, но достаточно материальным. Граф только похлопал глазами, обескураженный.

— Ну... Я… А, ну да, конечно… Книга!

Прежде чем передать книгу Гарри, граф провёл рукой вдоль обложки, поджал губы и, нахмурив брови, внимательно заглянул Гарри в глаза.

— Только… осторожно… пожалуйста, — прерывисто попросил он.

Гарри нетерпеливо кивнул. Холодная материя коснулась ладоней, он задержал дыхание, боясь, что она пройдёт насквозь. Но, почувствовав её вес, он удивлённо посмотрел на графа.

— Тяжёлая.

Трепетно, словно она может рассыпаться в его руках, он принял книгу, прошёлся ладонью вдоль обложки, корешка, ощупывая фактуру — твёрдая, шероховатая, как обычная, самая обычная книга. Разве что, как и граф сейчас, была она несколько блеклой. Гарри развернул книгу.

Охваченный новыми впечатлениями и неожиданно подвернувшейся возможностью разгадки, Гарри полностью погрузился в чтение, игнорируя всякие звуки и графа, периодически тыкающего в него пальцем и бормочущего:

— И вправду… Чудеса!

Гарри было отведено немало времени на чтение книги, за которое он взахлёб проглотил её почти всю — он пропустил парочку однотипных глав в середине, боясь не успеть дочитать концовку.

* * *

Что же это была за книга, окутанная флёром загадочности?

А была она чем-то вроде научного дневника некоего маггла (названного анонимом), который однажды вдруг смог отделить своё астральное тело от физического. Этот процесс он описывал точно так, как это происходило у Гарри: расслабление, вибрации, синяя плёнка перед глазами, ощущение полёта, и вот ты уже неизвестно где.

Маггл оказался не самым заурядным, не из робкого десятка и с наличием непростых друзей, в психушку звонить не стал, а отнёсся к этому по-научному. Хоть изначально мысли у него были такие же, как у Гарри:

«Я совершенно искренне считал эти явления не чем иным, как снами наяву, галлюцинациями, невротическим отклонением, зачатками шизофрении, самовнушённой игрой воображения или чем-нибудь похуже…»(2)

Да, вначале он был не слишком-то оптимистичен:

«Мне не удавалось определить ту грань, где заканчивается бодрствование и начинается сновидение. В заведениях для душевнобольных держат тысячи людей, столкнувшихся с той же трудностью».

Позже паника отступила, но ему всё равно не нравилось происходящее с ним, он боялся:

«Мне удалось убедиться, что это явление не имеет физиологических причин и я немногим безумнее своих собратьев, но страхи не исчезали. Эта способность оставалась каким-то недостатком, болезнью или пороком, и её нужно было скрывать от "нормальных" людей».

Постепенно он выходил из пучины страха и бессилия.

«Дело не в том, чтобы доказать это кому-то другому. Важно поверить самому».

И он поверил себе. Принялся искать объяснения, но не находил:

«Похоже, ответов просто нет — во всяком случае, в нашей культуре». «Истина действительно загадочна!» Он находил «подтверждения самого существования, но никак не объяснения этого».

А после первых исследований пришёл к выводу:

«...такая способность может представлять собой нечто большее, чем отклонение, нарушение или галлюцинацию, она не объясняется обычной наукой, психологией».

Он нашёл и примкнул к обществу людей, задающих те же вопросы, что и он.

«Понимание того, что я не одинок, принесло мне огромное облегчение».

Но Гарри это не особенно облегчало жизнь. Впрочем, автору книги это помогло в основном только морально:

«К моему изумлению, окружающие ждали ответов от меня самого».

Он исследовал различные архивы, в которых хранились записи о людях, единожды переживших «внетелесный опыт», как он это называл.

«Обычно они случались в тех обстоятельствах, когда человек страдал физическим недугом, истощением или переживал сильное нервное потрясение».

«Ну да, а то после этого симптомы ушли, как же...» — думал Гарри.

Кое-что из прочитанного не особенно воодушевляло Гарри:

«В очень редких случаях публиковались рассказы тех людей, которые могли по собственной воле, намеренно вызвать у себя Второе Состояние и перемещаться. В недавней истории выделяют лишь два таких примера. Если допустить, что существуют и другие люди, владеющие подобным умением, то они, похоже, держат свои знания при себе».

Что сказать? Наверное, разумно, но довольно эгоистично.

Автору говорили: «Чтобы обрести такую чудесную способность, нужно пройти суровую подготовку, "стать духовно развитым"». Гарри призадумался: разве он духовно развит? У него были сомнения на этот счёт. А что касается подготовки — разве только его жизнь можно было назвать непредумышленной подготовкой.

И после всех этих розысков, выяснений, штудирования доступных материалов и бесед с людьми автор вынужден был признать:

«Прежде всего, оставалось непонятным, что же мне делать. Судя по всему, оставался единственный путь». И путь этот — экспериментальный подход. Путь проб, ошибок и наблюдений. И в дальнейших своих записях он описывал свои путешествия и эксперименты, которые он проводил в этом состоянии. Например, как общался со своими соседями будучи в астральном теле, а вернувшись в физическое тело, расспрашивал их об этом, а в ответ получал непонимающие взгляды.

Записи были наполнены детальными уточнениями. Впрочем, нечасто с ним случалось что-то важное. Поэтому дневник состоял в основном из дотошных описаний его «путешествий». Например: температура воздуха, его влажность и давление в тот день, одежда людей, предметы в их руках и поблизости, расстояние от реального тела и астрального, время «отсутствия» вплоть до секунд и подробный анализ почти каждого путешествия, содержащий «перечень совпадений видений с реальной действительностью» или «вероятность подсознательного предвидения событий на основе прежних знаний» и т. д.

Обо всех его путешествиях Гарри дочитать не успел.

Уже будучи в своём физическом теле, он встал с кровати с ощущением душевного подъёма, словно теперь у него были ответы на все вопросы.

* * *

Трезвость ума пришла некоторое время спустя.

В сущности, что дала Гарри эта книга? Главное — имя всему этому астрал. Гарри теперь знал и мог почти с полной уверенностью сказать, что он — астральный путешественник. Второе — он такой не один. Третье — что ему ожидать от новых путешествий. Четвёртое — как «вызвать» состояние и как «вернуться». Но! Не было самого ценного — как обрести над этим полный контроль. Человек, написавший эту книгу, преследовал иные цели, нежели Гарри. Он исследовал, стремился понять причины и смысл этой способности, а Гарри было необходимо другое — умение быть там, где хочется и с кем хочется. В книге не было этого, однако она всё-таки была чрезвычайно полезна Гарри. Он не мог пока контролировать эту силу, но мог попытаться. Что ещё оставалось?

__________________________________________

(1) прототип — более-менее современная книга Роберта Монро «Путешествия вне тела».

(2) Цитаты из той же книги.

Конец третьей части