Всегда (гет)

В этом году весна в Будапеште радовала теплом. Почки на деревьях распустились очень рано, и набережная, и парк острова Маргит магнитами притягивали гуляющих. В этом году туристам повезло, как никогда.

Драко Малфой жил в венгерской столице уже третий месяц. Благодаря тому, что после войны его семье оставили большую часть средств, он смог разместиться в скрытой от маглов магической гостинице рядом со зданием Парламента, с живописным видом на Дунай и Королевский дворец. Место было потрясающим. Драко предпочитал не вспоминать, что своим нынешним комфортом обязан не только фамильному достоянию, но и заступничеству Гермионы Грейджер перед судом. Иначе у них отобрали бы все, а его самого вполне могли отправить в Азкабан.

О Гермионе Грейнджер вообще было лучше не думать. Малфой научился жить с ноющей болью от расставания и неразделенной любви, отвлекаться на множество других житейских дел. Тем более что путешествия и атмосфера новых мест, не напоенных воспоминаниями, как Хогвартс, Лондон и родовое поместье этому способствовали. Драко увлекся алхимией и артефактной магией, стремился познакомиться с известнейшими мастерами, перенять их опыт, побывать в крупнейших магических библиотеках в мире.

Зачем ему все это? Он и сам не знал. Он успокаивал себя тем, что восполняет собственные пробелы в образовании. Параллельно он подрабатывал тем, что писал статьи в специализированные журналы, чтобы не сильно истощать родительские запасы.

Конечно, в пылу откровенности, Драко мог бы сказать, что просто бежит от себя, от воспоминаний о прошлом и перспектив будущего. В вечном движении было не так сложно раствориться и забыть о боли и разочаровании во всех основах его мироздания.

Здесь, в Будапеште, Малфой учился у мастера-алхимика Михая Тарбаи, гулял по городу, пил больше, чем одобрила бы мать, и вообще стремился снова найти вкус жизни. Он приехал сюда из Нью-Йорка, где провел пару месяцев с Грегори Гойлом и Пэнси Паркинсон, которые жили вместе, как пара, но при этом категорически не признавались в своих отношениях.

Друзья произвели на Малфоя тягостное впечатление. Гойл стал еще более молчаливым, чем раньше, много пил и играл в казино, проигрывая родительское состояние. Пэнси пыталась работать, но с ней часто случались истерические приступы, вплоть до неудачных попыток суицида. Все это очень напугало Драко. Он не хотел становиться таким. Ведь в жизни много всего интересного, даже если она рушится — стоит пытаться найти какие-то перспективы. Это он понял еще в войну, находясь в постоянной опасности. Живые всегда имеют преимущество перед мертвыми — у них есть шанс все исправить, поэтому вовсе не стоит гробить собственную жизнь.

Несмотря на эти оптимистические рассуждения Малфой вовсе не чувствовал себя счастливым. Он понимал, что все впечатления мало стоят, если не с кем их разделить. Отец умер, мать находилась на грани помешательства, а все друзья пытались справиться, кто как мог, и в большинстве своем безуспешно.

Не стоит говорить, что на самом деле, даже спустя четыре года после окончательного разрыва, он все еще хотел разделить эти впечатления с Гермионой Грейнджер, и именно невозможность этого удручала его. Но об этом он старался не думать, чтобы не сравняться в истеричности с Пэнси Паркинсон.

Сегодня, чтобы не оставаться в одиночестве, Драко спустился в лобби-бар гостиницы. Сквозь панорамные окна открывался потрясающий вид на Королевский дворец. Малфой сел, заказав стакан огневиски со льдом и найдя для себя глубокое кресло. В лобби всегда находился какой-нибудь подвыпивший волшебник, ищущий собеседника на вечер. Таким образом Драко со многими путешественниками завязал поверхностное знакомство.

Однако сегодня вечер подбросил ему неожиданность…

В кресло напротив него уселась высокая и красивая блондинка, ухоженная и элегантная. Драко даже сразу подобрался весь, готовясь не ударить в грязь лицом перед красавицей. Однако стоило ей заговорить, как он сразу ее узнал.

‒ Добрый вечер. Позволишь присоединиться?

‒ Присаживайся, не ожидал увидеть тебя здесь, Астория.

‒ Почему же? Разве Будапешт уже зарезервирован лично для тебя?

‒ Вовсе нет, ‒ Драко неприятно поразила ее язвительность, но он скрыл это за маской демонстративной вежливости. ‒ Просто далековато от дома ты забралась.

‒ Куда только не забросит жизнь, если хочешь помочь другу, ‒ протянула Астория. Официант поднес ей коктейль в высоком бокале, она сделала маленький глоток и улыбнулась.

‒ Мне не нужна помощь, ‒ еще больше напрягся Драко. Он старался смотреть не в глаза собеседницы, а на прекрасно подсвеченный Королевский дворец, вид на который открывался за панорамными окнами лобби-бара.

‒ Так я и не о тебе. Ты в моих друзьях никогда не ходил. Но твоя мать просила меня вернуть тебя домой. Ей слишком одиноко одной, а ты ее совсем забросил.

‒ За ней хорошо присматривают, ‒ разговор о матери не входил в его планы. Нарцисса помешалась и периодически проходила лечение в святом Мунго. Остальное время она предпочитала проводить в оранжерее, а не с сыном. Даже, когда Драко бывал дома, они могли целыми днями не видится и не разговаривать. Малфой не видел, чтобы мать нуждалось в нем, а поместье слишком тяготило.

‒ Чужие люди и домовики — это одно. Но родной сын, совершенно другое…

‒ Если ты приехала читать мне морали, то убирайся к черту, я в этом не нуждаюсь, ‒ Драко отпил из бокала. Огневиски обожгло горло и отвлекло от разгорающегося гнева на Асторию, которая без разрешения вторглась в его одиночество и позволила себе непрошенно напомнить о доме.

‒ Я, скорее посыльный, но раз уж я здесь, можем поделиться впечатлениями. Будапешт прекрасен!

Как ни странно, уже спустя час разговор был легким и непринужденным. Астория перебралась на ручку кресла Драко и заказала себе второй коктейль. Он тоже не мелочился.

Астория была красива. Более того, она это понимала и умела красотой пользоваться. Шарм был и в движениях, и в манерах, и в словах. Младшая из сестер Гринграсс выросла даже в бОльшую аристократку, чем старшая, вот только ужимки Дафны Малфоя временами раздражали, а Астория вызывала скорее приятную ностальгию о детстве, когда именно так холодно и благородно выглядели дамы в родовых поместьях его родителей и их друзей.

‒ Ты знаешь, что стала истинной леди? Такой, как хотели бы наши мамы? ‒ спросил ее Драко после уже приличного количества выпитого.

‒ Да, я осколок старого мира, ‒ и Астория засмеялась. В этом смехе чувствовалось опьянение, но Драко это уже не волновало. Он приобнял свою неожиданную ночную компаньонку за талию.

‒ Очаровательный осколок…

Астория снова захихикала и постаралась отстраниться от Драко, но попытки эти были не слишком настойчивыми. Он воспринял это как приглашение и придвинулся ближе. Кожа сквозь рубашку чувствовала жар Астории. И после алкоголя мужчина в нем брал верх над любым рассудком. Малфой осторожно погладил девушку пальцами по спине, сквозь платье.

‒ Ты не думаешь, что заходишь слишком далеко? ‒ горячо прошептала Астория, наклонившись к самому его уху. ‒ Мы теперь почти что незнакомцы.

‒ Можем познакомиться поближе, ‒ ответил он ей почти в самые губы, а потом поцеловал. Медленно и тягуче, словно смакуя вкус. На первые мгновения Драко показался непривычным вкус мартини и клубники на мягких губах. Из глубины подсознания всплыли привкусы кокао и мяты, которые он так любил, сердце пропустило удар, но тело взяло верх. Его отвергли четыре года назад. Нельзя как монаху хранить верность. Может, стоит попробовать с другой, вдруг понравится?

Спустя полчаса Драко уже расстегивал платье Астории в своем номере. Она пылко отвечала на его поцелуи, а ее пальцы гладили кожу у него на груди. Но это были не те пальцы, не те губы, не те запахи… Да, с ней тоже было приятно, и Малфой не врал себе, что хочет ее, но все же не было того единения, которое он знал. Так после оригинала сложно привыкнуть к подделке.

А Астория казалась искренней и открытой. Наедине, в порыве страсти с нее слетел аристократизм. Чуть приоткрытые губы манили, а глаза горели желанием. Она обещала быть тигрицей в постели и доставить удовольствие любому. Драко был бы счастливчиком на эту ночь, если бы не сравнивал все время Асторию с той, другой, которую любило его сердце.

* * *

Утром Драко проснулся рано и долго лежал, вглядываясь в тонкие черты Астории. Она и правда была красива. Не огневиски и не воздержание заставили его кинуться на нее. «Почему я не могу влюбиться в нее? ‒ размышлял Драко, нежась в тепле постели. ‒ Мы были бы прекрасной парой, нас бы все поняли и поддержали. Я мог бы быть счастлив с ней. И почему меня никак не отпускает!». Драко понимал, что легко может жениться на Астории, исполнять супружеский долг и оставаться верным ей, потому что ему было совершенно все равно, какая женщина будет рядом с ним, если это будет не Гермиона. У Астории были точно такие же шансы на его душу, как в школе у Пэнси, да и у любой другой. Малфой болел только Грейнджер, а все остальные были ему одинаково безразличны. Секс? Прекрасно! Изобразить ухаживание? Ради развлечения! Но никогда больше не любить... Вот его удел.

Астория проснулась и тепло улыбнулась Малфою. Она-то не знала, какие мысли крутятся в его голове.

‒ Ты вернешься со мной в Англию? ‒ спросила она. На лице была написана уверенность. Гринграсс искренне думала, что завоевала его одной ночью. Ха! Какая наивность!

‒ Нет.

‒ Почему? ‒ она приподнялась на локте и заглянула ему в лицо. Драко не знал, что Астория в нем увидит, но и не заботился об этом.

‒ Мне сейчас интересно здесь. Возможно, я приеду к тебе через год или два, если ты еще будешь свободна.

‒ Что? ‒ судя по всему, он переборщил с цинизмом. Астория была шокирована.

‒ Я еще не был везде, где хочу, и в Англии еще слишком свежи воспоминания. Я поболтаюсь по свету, потом договорюсь о работе в Министерстве, и если все будет в порядке, и ты будешь свободна, то может быть, женюсь на тебе.

‒ Вот так просто?

‒ Да. Я не привык усложнять.

‒ Может, мне стоит остаться здесь с тобой? ‒ НА лице Астории на мгновение отразилось подобие понимания, но Драко без сожаления разбил его вдребезги.

‒ Нет. Поезжай назад. Я путешествую один.

‒ Странные у тебя представления о приличиях.

Астория встала и начала собираться, ничуть не смущаясь своей наготы. Драко безразлично следил за ней. В сущности, они все были ему безразличны. Все, кроме отвергнувшей его Гермионы.