Власть женщины сильней (гет)

В этот день Виктории пришла почта от управляющего делами в ее владениях. Благодаря стараниям Лейзера ей удалось не только прочитать письма, но и продиктовать ответ, отдав распоряжение проверить состояние владений Манфреди, которые в скором времени должны были стать ее. Ближе к обеду графиня почувствовала себя в силах выйти в сад. Перед этим она написала короткую записку: «Будьте счастливы», и велела Арно передать ее монсеньору Монтальто. В саду графиня отослала служанку, а сама опустилась на скамью под пологом из цветущих кустов, подальше от суеты и людей.

Здесь ее и перехватили брат Иосиф, сейчас в неприметном темном камзоле и высоких сапогах, и барон Манфреди. Через несколько минут бесчувственная графиня де Бюсси ехала в карете в направлении пригорода. Уже за городом, ехавший с ней вместе Жерар привел женщину в чувство. Виктория тяжело вздохнула, открыла глаза и испуганно отпрянула от мужчины рядом:

— Это вы?! Где я? Барон, прикажите остановиться. Мне плохо, — она вновь закрыла глаза, но теперь от боли.

— Еще немного, и ваше желание будет выполнено, — равнодушно ответил Манфреди, даже не взглянув на нее.

Действительно, довольно скоро карета въехала в ворота на дорожку, ведущую к вилле. Манфреди на руках внес Викторию в дом и расположил на кровати в заранее подготовленной для гостьи комнате. Тут же у постели появился человек с манерами лекаря. Виктория посмотрела на него и тихо проговорила:

— Мне нужны следующие травы, — она перечислила необходимое, — молоко и…

Договорить она не успела, не хватило сил.

Лекарь усмехнулся, едва глянув на женщину.

— Нет уж, лечить вас, синьора, буду я, — и этими словами он взялся за дело.

Следом за каретой на виллу верхом приехал брат Иосиф. Первым делом переоделся в привычную сутану, а после направился навестить гостью.

Брат Иосиф вошел в комнату Виктории, неся кружку с горячим молоком.

— Здравствуй, Виктория. Тебе лучше? — приветливый дружеский голос не вязался с холодным внимательным взглядом. Монах хорошо помнил те дни, которые совсем недавно провел в доме графини де Бюсси. Особо глубокие следы общения с ее людьми все еще не сошли с тела.

— Немного. Только я ничего не понимаю.

— Лекарь Его Святейшества считает, что воздух Ватикана вредит твоему здоровью. Кардинал Перетти решил помочь тебе сменить обстановку, а то Папа в своем эгоизме никогда не позволил бы себе расстаться с тобой даже для твоей пользы. Несколько дней ты проведешь здесь. В доме и в саду ты свободна. Выпей молоко.

Виктория послушно выпила молоко и, прямо взглянув на монаха, спросила:

— Поэтому Папа попросил выкрасть меня?

Брат Иосиф рассмеялся:

— О, нет! Монсеньор решил сделать Его Святейшеству сюрприз. Да! Я приношу извинения за достаточно вольный способ приглашения погостить здесь.

— А моя дочь тоже гостит здесь? — синьора Морно в меру сил постаралась повторить интонации монаха.

— Увы, нет. Святой Отец был бы недоволен, если бы его лишили общества сразу двух очаровательных дам.

— Ну, да… Скажи, а кардинал Монтальто тоже тут?

— Нет. Почему тебя это интересует? — иезуит насторожился, но скрыл беспокойство за ехидной усмешкой.

— Мне надо знать. Он тоже с вами? — настойчиво повторила она свой вопрос.

— Сын должен следовать за отцом… Хотя так бывает не всегда, — Иосиф пристально посмотрел на нее. — Ты любишь этого мальчика?

Виктория смутилась прямому вопросу и промолчала. Монах заметил, как заалели щеки женщины и усмехнулся:

— Ну, что ты… Я же священник и могу исповедовать. Но, поверь, будет лучше, если ты не будешь говорить о Бенвенуто здесь… ни с кем.

— Пообещай, если он приедет, ты приведешь его ко мне. Пожалуйста, — мольба в ее взгляде могла бы растрогать и каменную скалу. Но перед Викторией был не камень, а иезуит.

— Прости, но я ничего не буду обещать. Тебе надо отдохнуть. Я приду позже.

Виктория закрыла глаза и проговорила сквозь сжатые до боли зубы:

— Лучше бы мне умереть.

— Ты устала и говоришь глупости. Подумай о детях, — брат Иосиф прикусил язык, проговорившись, что знает о сыне графини, но поспешил исправить оплошность, и Виктория, казалось, не заметила оговорки, — о Бенвенуто. Он умрет, если с тобой что-то случится… нехорошее. И Перетти не простит тебе этого.

Виктория была близка к истерике, страх и болезнь истощили ее силы:

— Я не хочу быть здесь! Я устала! Франческо предал меня! Я… — она попыталась встать.

— Не смей! — против сильных рук монаха она не смогла бороться.

Иосиф уложил ее обратно на подушки:

— Ты поправишься. Этот лекарь действует не сам. Его рецепты от Перетти, а значит, все будет хорошо, если ты будешь хорошо себя вести. Тебя ждет любовь. Папа, — она не увидела жестокую молнию в его глазах, а голос был по-прежнему добр, — любит тебя, Бенвенуто преклоняется перед тобой. Ты красива, очень красива…

Монах говорил успокаивающе, все тише и тише. Когда он поверил уже, что Виктория справилась с эмоциями, прозвучал ее гневный крик:

— Нет! Нет!

Брат Иосиф выругался про себя, затем сжал бьющуюся графиню в объятиях так, чтобы она не могла сопротивляться. Дождавшись когда она обессилено обмякла в его руках, он снова уложил женщину, но теперь сидел рядом. Виктория отвернулась от монаха, по ее щекам текли слезы:

— Я не хочу…

Потом ее руки стали что-то искать на корсете под грудью. Иосиф заметил это движение и подозрительно присмотрелся, но, не заметив ничего необычного, решил, что это часть истерики. Через несколько минут Виктория проговорила почти спокойным голосом:

— Я хочу вина.

Убедившись, что гроза миновала, брат Иосиф поднялся и выглянул за дверь, чтобы приказать принести разбавленного вина. Вскоре требуемое доставили. Он сам наполнил бокал и подал его Виктории. Она принюхалась к содержимому, потом, сдвинув камень на перстне, всыпала в вино порошок. Однако выпить не успела — резким движением иезуит выбил бокал из руки женщины.

— В этом доме ты будешь пить только то, что тебе предлагают. Отдай мне перстень.

— Не бойся, там больше ничего нет, — она снова сдвинула камень и показала пустую выемку. — Это было противоядие. Я принимаю его каждый день.

— Извини, но я повторю — ты будешь пить и есть только то, что тебе предложат.

В этот момент раздался стук в дверь, следом вошла женщина. Монах кивнул ей и повернулся к Виктории:

— Она будет прислуживать тебе. Переоденься, твое платье в вине. И ложись отдыхать.

На этом брат Иосиф посчитал свою миссию исполненной и вышел.

Женщина осталась с Викторией в комнате.

— Вот настой, который ваша светлость велели приготовить. Вам сейчас подать его?

— Оставь его на столе и иди. Мне нужно платье!

— Простите, ваша светлость, но я никуда не уйду. Мне приказано не оставлять вас одну.

Виктория только досадливо поджала губы, но ей удалось тайком переложить кинжал, тонкий недлинный клинок в изящных ножнах, под подушку.

— Вот платье, — с поклоном проговорила служанка и заботливо добавила: — Выпейте свое лекарство…

— Это не пьют, дура! Пойди принеси мне фиалок!

Женщина коротко поклонилась и передала просьбу о цветах и испачканное платье охраннику за дверь.

Через некоторое время с букетиком каких-то голубых цветов вошел брат Иосиф. Только что он внимательно осмотрел платье Виктории и обнаружил интересную деталь покроя. И иезуит отлично знал что должно быть скрыто в этой детали. Но оружия там не было. Монах знаком отослал прислугу. Подошел к графине:

— Как ты?

Виктория молча пожала плечами одновременно смачивая в приготовленном настое полотенце, после она обтерла им лицо и руки. Это хорошо подействовало на нее.

— Тогда о важном. Где кинжал? — Иосиф пристально посмотрел ей в глаза. — Я получу его, даже если мне придется обыскать всю комнату и тебя.

Виктория вдруг весело рассмеялась:

— Окажи услугу — начни с меня!

Он оценил шутку, посмеялся, потом:

— Нет, я начну не с тебя. Я осмотрю комнату. Или ты сама мне его отдашь? Здесь никто не осмелится покуситься на твою жизнь или честь. Он слишком дорого заплатит за это. Тебе нечего бояться! А умереть я тебе не позволю. И не потому, что это угрожает Перетти, или Юлии, или Бенвенуто, а потому что это сделает Папу непредсказуемым, а значит опасным для Церкви. Надеюсь, теперь тебе понятны мои мотивы. Итак?

— Боже, какой человек веры стоит передо мной! Ты истинный сотоварищ Иисуса, брат Иосиф.

Он не отреагировал на издевку. Виктория подошла к изголовью постели:

— Вот кинжал, а ножны, — щелчок и ножны превратились в веер, — я оставлю себе.

Клинок упал к ногам монаха, брошенный рукой графини. Ни один мускул не дрогнул на лице Иосифа. Наклонившись, он поднял оружие, осмотрел его:

— Хорошая работа.

— Мне дорог этот кинжал. После… всего я хотела бы получить его обратно.

— После… будет видно, — не удержался все-таки от ответного выпада Иосиф. — Надеюсь, мы остаемся друзьями. Всего хорошего, Виктория!

Подчеркнуто вежливо улыбнувшись, брат Иосиф вышел. Его место тут же заняла служанка.

После обеда Виктория уснула в кресле у окна, а проснувшись к вечеру, почувствовала себя немного лучше. Графиня вышла в сад. Ее служанка следовала за госпожой по пятам. Синьора Морно долго думала о Клименте, о дочери, ей очень хотелось узнать где, в какой стороне от Рима она находится. Но поговорить было не с кем, не со служанкой же в самом деле. Виктория присела на скамейку, прикрыла глаза.

— Не правда ли прекрасный вечер, синьора де Бюсси, — раздался голос Жерара Манфреди за ее спиной.

Женщина вздрогнула от неожиданности:

— Боже, кто здесь?

— Что же вы не узнаете старых друзей?! — барон вышел вперед.

Виктория встала и направилась к дому:

— Простите, уже поздно и холодно.

— Я вас провожу. Вижу, наши лекарства пошли вам на пользу.

Она молча кивнула. Манфреди тоже помолчал, потом:

— У вас еще не угас интерес к фехтованию?

— Нет, — Виктория остановилась так резко, что шедший чуть позади барон едва не налетел на нее. — Вы прекрасный учитель. Если можно, то прямо сейчас.

Жерар опешил, а через мгновение рассмеялся:

— Нет-нет, вы еще не оправились от болезни и слабы.

Виктория пожала плечами и поспешно вошла в дом. Манфреди последовал за ней и расположился в смежной комнате. Вдруг он услышал звон разбитого стекла и крик женщины:

— Мне это надоело!

Барон, а следом и брат Иосиф оказались в спальне графини. Де Бюсси стояла у разбитой вазы и, указывая на служанку, продолжала возмущаться:

— Что она здесь делает? Почему меня не оставят в покое!

Монах остановился на пороге комнаты и улыбнулся, в то время как барон прошел к графине. Увидев это, Виктория взбеленилась еще больше:

— Вон отсюда! Оба! А ты, — к женщине, — принеси мне плед и фрукты.

Жерар, давно знавший Викторию, никогда доселе не видел ее такой, и теперь он гадал — играет графиня или серьезна. Барон вопросительно посмотрел на Иосифа.

— Выйдете, — сказал тот, обращаясь к барону и прислуге.

— Что за истерика вновь, мой друг? — иезуит не прошел, а словно прокрался вглубь комнаты.

В обращенных на него глазах горела ярость:

— Я не желаю более оставаться здесь! Вы не имеете права задерживать меня! Мне нужно к дочери!

В руках Виктории оказались ножны того злополучного кинжала.

— И что вам здесь не нравится? — иезуит вдруг сменил тон на отчужденно-учтивый.

— Всё! Абсолютно всё! Особенно ты и Манфреди!

Брат Иосиф спокойно расположился в кресле:

— Это не ответ. Вы же умная женщина. Причем, я не имею намерения льстить вам, донна Виктория.

— Вы снова за свое, святой отец.

— Поверьте, вы не задержитесь здесь надолго…

Закончить он не успел. В комнату Виктории отворилась дверь, и вошел кардинал Перетти:

— Прошу прощения за поздний визит, но в другое время никак.

Брат Иосиф удивился глухому сарказму, которым был наполнен голос монсеньора. Виктория тоже была удивлена визиту, но в глазах её, помимо воли, замерцали огоньки надежды на освобождение.

— Вот, приехал справиться о вашем здоровье, графиня.

— Спасибо, пока жива.

Иезуит, за годы изучивший своего патрона досконально, вновь получил повод изумиться: в ответ на реплику женщины на скулах кардинала сыграли желваки.

— Что вы, вам еще не время умирать, синьора Бюсси! Вам еще жить и жить. Надеюсь, с вами здесь хорошо обходились?

Задавая вопрос, Перетти глянул на монаха.

— Хорошо, но мне все равно не нравится, — с вызовом проговорила Виктория. Она уже рассталась с иллюзией надежды и теперь говорила с долей иронии.

— Когда я смогу уйти отсюда?

— О, об этом вам беспокоиться не нужно. Вас отсюда увезут.

— Когда?

— Неужели вам так наскучило наше общество?!

— Вы не поняли! Я хочу уехать вообще из Рима, из Италии.

— Вы уже уезжали, и у вас это не получилось.

— На этот раз я приложу больше усилий.

— Зачем?!

Кардинал устало опустился в кресло, вытянул ноги:

— Зачем уезжать от любимого человека?

— Но не от любящего, — шепотом произнесла Виктория и отвернулась.

— Брат Иосиф, оставьте нас… Синьора, вы знаете, что Бенвенуто влюблен в вас? Не как в свою воспитательницу, а как в женщину.

— Да, он нашел в себе силы признаться в этом открыто.

— И? Что вы скажете на это?

— Он мой племянник.

— Но вы далекие, очень далекие родственники, — проговорил кардинал, а сам подумал: «Если это вообще так».

— Вы хотите, чтобы я отказала ему и уговорила забыть о своем чувстве?

— Я никогда не сомневался в вашей сообразительности, — кардинал медленно кивнул.

— О первом можете не беспокоиться — я уже предложила остаться только друзьями. А со вторым… Бенвенуто всегда поступает по-своему.

Виктория заметила, что при последних словах Перетти не сдержал улыбки, в которой явно сквозила гордость за сына.

— Что ж, это уже хорошо. Отдыхайте, синьора Виктория. Утром меня здесь уже не будет, — Перетти поднялся.

Виктория вдруг вскинулась, будто испугалась его ухода:

— Нет, прошу вас, еще несколько минут побудьте со мной.

Феличе не скрывая изумления, посмотрел на женщину, которая однажды уже отвергла знаки его внимания. А Виктория словно вспомнила себя, свои былые чувства. Ее облик смягчился, порозовели щеки.

— Когда вы здесь, я уверена, что ничего не произойдет.

Кардинал улыбнулся:

— Но вам действительно нечего здесь бояться.

— Вы не правы… Я боюсь себя. И поверьте, на это есть основания.

— Мне кажется, вы давно не исповедовались, Виктория, поживая рядом со Святым отцом.

— Надеюсь, этого больше никогда не будет.

— Вот как…

Перетти скинул сутану, оставшись в белой сорочке, брюках и высоких сапогах. Стало понятно, что на виллу монсеньор прибыл верхом.

— Простите мне эту вольность, синьора, но я устал, — проговорил он, снимая скуфейку.

— Вы хозяин в этом доме.

— Я устал от церемоний, Виктория. Давайте присядем вместе.

— Монсеньор, позволено ли будет мне заметить…

— Говорите же…

— Вы чем-то удручены…

Кардинал низко опустил голову, опершись на подлокотник кресла, а потому Виктория не увидела сжатых от злости губ и неприятной гримасы на лице:

— Прочтите. Это я хочу разделить именно с вами, графиня.

И кардинал потянул Виктории небольшой лист бумаги, сложенный вчетверо, изрядно потрепанный, словно его не раз сминали и вновь расправляли. Виктория прочла: «Кардинал! Как ты думаешь, откуда Папа знает о маленьком шраме под правой грудью графини де Бельфор?»

Уронив записку из рук, женщина закрыла лицо:

— Боже, как это… гнусно.

— Мы с вами в некотором роде товарищи по несчастью, — он невесело и зло рассмеялся.

Женщина отняла руки от лица и внимательно посмотрела на прелата:

— Да, похоже, что так. Но не надо об этом, монсеньор, — Виктория прошлась по комнате, остановилась за спинкой кресла Перетти.

— Вы устали, синьор Перетти, — она подошла к мужчине и положила руки на его плечи, почувствовала его напряженность.

— Да, я устал, очень устал, Виктория, — Перетти накрыл ее руки своими и откинулся на спинку кресла.

Кардинал поднялся на ноги и оказался перед ней. Он смотрел на женщину и в его взгляде был вопрос. Но Виктория не смутилась, ответила таким же прямым взглядом.

— Помоги мне умереть, — она подалась к нему всем телом, прильнула, обняла, словно хотела опереться на крепкие мужские плечи. — Я богата, говорят, красива и счастлива, но на самом деле все это пустота.

— Одно слово и на сегодня я избавлю тебя от пустоты, — до того стоявший прямо, Перетти подался в ответном движении, сильные ладони легли на талию Виктории.

— Сегодня — это сегодня…

— Да, сегодня и более никогда.

Холодность его голоса отрезвила. Виктория вздрогнула как от удара:

— Уходи! — закричала и забилась, вырываясь из объятия.

Отступив от него, она наткнулась на стол, рука нащупала ножны. Щелчок, и появилось узкое как игла лезвие, до того скрытое в конструкции. Вся напускная томность слетела с Перетти в мгновение, молниеносный прыжок и Виктория обезоружена. Женщина, рыдая, упала на постель. Повертев интересную безделушку в руках, монсеньор усмехнулся и вышел. Уже во дворе, бросил ножны в руки брату Иосифу со словами:

— Вы плохие сторожа! Успокойте ее и продолжайте лечить.

Кардинал не остался на ночь, он сразу отбыл обратно в Рим.

Графиню происшествие вновь повергло в расстройство и уложило в постель.