Финн, Джейк и Волшебный Камень (джен)

Бу-Ги с самого полудня (нет, наверное, все-таки с того момента, как гонг ударил одиннадцать раз) голодными глазами смотрел на огромный деликатес в камере пленника. Смотрел и отчаянно ненавидел этого бледнолицего белобрысого человеческого мальчишку, который отказывался от столь ценного дара. Подумать только, перед ним лежал настоящий хлеб, да еще и с куском мяса, сыра и загадочной зелени, а он позволил этому богатству валяться на полу! Бледнолицый даже не взглянул на него!

Нет, конечно, Бу-Ги знал, что его любовь к еде выходит за границы порядков, составленных самой Принцессой: в его логове всегда было больше всего еды, его самка была самой толстой и здоровой в Городе, а его привязанность к королевским обедам и вовсе являлась предметом насмешек. Но попробовали они сами бы с одиннадцати ударов и до позднего вечера смотреть на такой деликатес (ржаной хлеб появлялся только по большим праздникам, а белого хлеба в Городе не было на столе даже у Принцессы) и не иметь возможности его съесть!

Бледнолицый вовсю храпел прямо на полу, не обращая внимания на еду, и Бу-Ги уже нацелился просунуть лапу через решетки и попробовать диковинную еду белых. Он протянул руку — и скривился от боли: Старина Д-Жун, его огромная напарница величиной в три Бу-Ги со всей силы огрела его своей зубочисткой по спине.

— Ты чего? — обиженно спросил Бу-Ги, потирая спину, с которой уже начала капать кровь. — Больно же!

— Нечего есть еду нечестивых! — с пафосом произнесла дочка главного жреца и еще раз замахнулась на него зубочисткой. — Вот поешь нечестивую еду и сам нечестивым станешь!

Логика у Д-Жун была непреклонной и ужасно бьющей по спине, и Бу-Ги смирился. Стоит ли говорить, что в ближайшие несколько часов он не смел даже посмотреть на божественную еду?

Ему оставалось лишь думать о шикарном пире, который будет вечером, и отводить душу, представляя, как с удовольствием будет посасывать мозговую косточку этого бледнолицего и его демонической самки — собаку, как нечестивое животное, имел право отведать только жрец.

Наконец, Д-Жун устало зевнула и, ковыряясь во рту новой зубочисткой, прилегла на лично сплетенный ею из демонической шерсти ковер.

— Теперь твоя очередь глядеть за пленниками, — ухнула она. — Вернее сказать, за ужином!..

Посмеявшись, Бу-Ги напряженно принялся ожидать, пока Д-Жун наконец уснет, чтобы с чистой совестью достать еду богов из камеры...

— Эй, животное, — послышался вдруг голос настолько громкий, что Бу-Ги отчаянно замахал лапами, боясь, что Д-Жун проснется.

Однако все обошлось: напарница лишь недовольно всхрапнула и перевернулась на другой бок. Облегченно ухнув, Бу-Ги на цыпочках подошел к камере. Голос принадлежал тому самому бледнолицему мальчишке, который как раз сейчас держался руками за каменные решетки.

— Хочешь вот это? — бледнолицый покровительственно махнул едой богов прямо перед носом, и Бу-Ги прямо-таки ощутил, как текут у него слюни. — Хочешь, значит. Отдай мне меч, и он будет твоим!

Что? Меч? Бу-Ги расхохотался, хлопая от смеха себя по груди. Он меняет еду богов на зубочистку Старины Д-Жун? Эти бледнолицые и правда наивны, как дети!

С легким сердцем Бу-Ги подкрался к похрапывающей Д-Жун и вытащил зубочистку у нее из рук: она даже не пошевелилась. Стараясь лишний раз не дотрагиваться до слюны Старины Д-Жун на зубочистке, он как следует размахнулся и бросил не прямо через прутья. Зубочистка звякнула, падая на пол, но Д-Жун это не разбудило.

— Держи, твоя награда, уродец, — бледнолицый с равнодушным видом бросил еду богов ему в руки, и Бу-Ги подхватил ее, как величайшее сокровище.

Еда богов и правда оказалась восхитительно вкусной! Бу-Ги наслаждался каждым мгновением, подолгу посасывая каждую крошечку белого хлеба, нюхал мясо, потягивая носом, нежно трогал зеленый салат... Он ел его почти полчаса и только приблизился к половине.

Бу-Ги поднес еду богов ко рту в очередной раз, решив откусить еще один маленький кусочек... И повалился на пол с дурацкой улыбкой, навеки застывшей на его губах.

* * *

Финн потерял счет убитым и раненым обезьянам: он несся вперед, не разбирая дороги, и махал мечом во все стороны, представляя себе бедную погибающую от яда Марси.

Рывок — и голова очередной гориллы-охранника падает с тела и катится к ближайшей стене. Удар — и воющая макака удирает, держась за культю, а ее оторванное запястье летит в другую сторону.

В другое время Финн ни за что не допустил бы убийств и крови, ведь сама мысль о том, чтобы убить кого-то, вызвала у него дрожь и омерзение... Сейчас же им руководила лишь жаркая, затмевающая разум первобытная ярость. Они искалечили его брата. Они оставили умирать его подругу. И он отплатит им той же самой монетой.

Накал ярости становился все сильнее и сильнее... Но вот бедро Финна выстрелило болью, и он упал на колено, напоследок ударив мечом по затылку маленькую обезьянку. Она протяжно заверещала, привязывая кинжал к бедру, и упала, закатив глаза.

По его правому бедру текла горячая кровь, его кровь... Рана была не смертельной, но довольно ощутимой, и это внезапное прикосновение ледяного лезвия отрезвило Финна. Жажда смерти испарилась так же быстро, как и появилась.

Пошатываясь, Финн встал на ноги, и обезьяны трусливо отшатнулись от него, взяв в круг и следя за каждым его движением.

— Я не хочу вас убивать... Еще больше, — произнес он. — Все, что мне нужно — увидеть вашу принцессу. Принцессу Джунглей. Проведите меня к ней, и никто больше не пострадает.

Обезьяны трусливо смотрели на него, ухая и переглядываясь, и Финн, пытаясь показать, что он не врет, медленно начал убирать меч за ремень. Обезьяны следили за каждым его шагом.

Наконец, от толпы отделилась наиболее храбрая ее часть — та самая обезьянка с залитой кровью головой, которой какой-то толстый седой гамадрил, похлопывая ее по плечу, вручил огромный нож, который она тут же повесила к бедру. Подойдя к Финну, обезьянка чуть кивнула ему и пошла далеко по каменному коридору. Финн шел за ней, отстранено наблюдая за тем, как расступается вокруг них обезьянья толпа.

Обезьянка молча вела его по бесконечным фасадам, лестницам и коридорам огромного каменного поросшего мхом дворца, и после получаса блужданий Финн с нарастающей яростью начал думать, что хитрое животное решило завести его в самые дебри дворца... Однако вскоре они прошли по огромной каменной галерее в пустующий дверной проем, и Финн увидел ее. Принцессу Джунглей.

Она стояла рядом с каменным столом, опираясь локтями на плетеную скатерть, и по ее лицу было видно, что она явно удивлена.

— Что, не ожидала увидеть меня... Живым, а, принцесса? — усмехнулся Финн, стараясь выглядеть как можно опаснее. — Конечно, не ожидала...

— Что. Нужно. Ты? — глухо произнесла принцесса Джунглей ужасно грубым голосом: очевидно, человеческая речь давалась ей очень сложно.

— Ты прекрасно знаешь, принцесса, — в тон ей ответил Финн. — Отдай мне Камень и отпусти моих друзей, и я оставлю вас в покое.

Принцесса почесала затылок и открыла было рот, чтобы ответить, как вдруг ученая макака, носящаяся рядом в треснутых очках и каких-то тряпках, противно завизжала.

— Нет! Ни в коем случае! Нельзя отдавать чужеземцу Здоровый Кружок, госпожа, никак нельзя! Разве ваш великий предок Ы-Га просто так сложил свою голову перед королевством Умников? Разве напрасно наш народ держит оборону от их солдат и шпионов, желающих разведать тайну нашего исключительного здоровья? Разве тщетно столько сотен лет мы держали это в тайне? Вы хотите отдать главную реликвию нашего королевства какому-то бледнолицему мальчишке!

Ученая макака отдышалась и упала в ноги принцессе Джунглей, бешено начав ей кланяться. Финн удивленно выдохнул. Реликвия? Здоровый Кружок? Получается, не все жители этого королевства настолько тупы, как та горилла?

— Что еще за предок? — поинтересовался он, и мартышка, выскочив из-под стола, возмущенно затыкала хвостом в стену.

На стене висел огромный портрет из драгоценных камней, который, очевидно, сделали мастера из других королевств. На портрете нахально и обезоруживающе улыбался плутоватого вида юноша в небрежно наброшенном на плечи плаще из шкуры какого-то пестрого экзотического животного. Кожа его была такой же фиолетовой, как у принцессы Джунглей, однако рисунок на его теле был только один — горизонтальные белые полосы на щеках. Судя по тому, что такие же знаки были только у принцессы Джунглей, то был королевский знак.

— Принц Лука, которого прозвали в народе Ы-Га за его храбрость, — с благоговением произнесла ученая мартышка. — Когда-то давно, когда дед деда нашей принцессы Адаез, — Финн удивленно посмотрел на принцессу Джунглей: он ни за что не догадался бы, как ее зовут на самом деле! — был еще ребенком, соседнее королевство Кристаллов (мы называем его королевством Умников) пыталось захватить нас, чтобы насадить свой «прогресс» и свою «науку» и превратить нас в рабов. Мы отчаянно сражались, но постепенно проигрывали — сколько раз мы бы не калечили вражеских солдат, на следующее утро подлая армия вновь была в полном составе и вновь шла на нас. Они были непобедимы, и мы готовились сдаваться, как вдруг принц Лука запретил это делать. Оставив одну дома свою сестру, принцессу Айоммо, он переоделся жителем королевства Умников и пролез через стену. Втеревшись в доверие к принцессе Бриллиант, Лука узнал, что они непобедимы благодаря дару из королевства Огня — Здоровому Кружку. Он залечивал раны всем солдатам, и наутро они вновь вставали в строй. Тогда Лука, пожертвовав собой, украл Кружок из сокровищницы королевства и, умирая на руках у своей сестры от полученной стрелы прямо в грудь, умолял ее воспользоваться этим Кружком. На удивление, после этого Кружка наша армия быстро разгромила Умников, усмирив их на долгие столетия. С тех пор Луке присвоено имя Ы-Га за его храбрость, а Здоровый Кружок хранится у каждой принцессы под строжайшим секретом.

Окончив рассказ, ученая макака отдышалась и воинственно начала смотреть на Финна, который снова принялся доставать меч. Ему ужасно не хотелось вновь убивать или калечить, и Финн мечтал о том, чтобы все закончилось мирно.

— Принцесса Джунглей, — Финн поклонился ей, стараясь не морщиться. — Я герой, и я очень не хотел бы делать тебе или твоим подданным больно. Прошу тебя, отдай мне Камень и отпусти нас. Я дам тебе возможность вылечить твоих обезьян и...

— Молчать! — прошипела принцесса Джунглей, вставая со своего места.

Поняв, что сейчас будет буря, все ее слуги, включая макаку-переводчицу, тотчас же с уханьем убежали.

Тем временем принцесса продолжала:

— Ты идиот, Финн. За время, пока ты говорить и угрожать, мой народ давно стать здоров. Ты много говорить и мало делать, и ты вызывать мерзость! — ее грязное лицо сморщилось от негодования, а на щеках светлели дорожки слез. — Я отдать тебе Кружок и отпустить твои друзья. Если они еще не умереть. Но! Ты и друзья надо убраться! Убираться прочь! Никогда больше не приходить сюда! Ты понять?

Финн кивнул, и принцесса, не обращая внимания на визги ученой макаки, медленно подошла к портрету Луки и сняла его со стены. За портретом обнаружилось огромное углубление, где на подушке из жухлой травы лежал бордовый, темный рубин. Принцесса Адаез с ненавистью бросила его Финну в руки, и он присвистнул: едва только бордовый рубин прикоснулся к его коже, он тут же засиял ярко-красным цветом.

В голове Финна навязчиво запела какая-то старинная песенка — наверное, такую песню пела ему на ночь его мама, его настоящая мама. Сильно зазудело бедро: когда Финн протянул к нему руку, решив почесаться, он обнаружил, что рана исчезла. Камень действительно был волшебным!

— Благодарю тебя, принцесса, — произнес он.

— Убираться прочь, — зарычала она и топнула ногой, и Финн тотчас же воспользовался ее предложением.

Он несся вниз по лестнице, не обращая внимания на обезьян и на слегка все-таки ноющую рану: его друзья умирали там, и он отчаянно боялся, что не успел, что опоздал, и они так и не дождутся помощи. Пять минут блуждания по коридорам показались ему часами, и, когда он наконец подошел к «камере», Финн старался не думать о том, что опоздал.

Джейк лежал в самом дальнем углу «камеры», и его страшные раны начали уже гноиться. Неужели гангрена, подумалось Финну, и его бросило в холодный пот. Брат не дышал, и Финн, прикладывая Камень к его груди, молился Глобу, Гробу и другим марсианским богам так, как не молился никогда — пусть Джейк оживет! Пусть он успеет!

Спустя несколько томительных минут рубин все же засветился невыносимо ярко: на глазах у Финна затягивались раны, светлела шерсть, исчезала грязная от пола темная кровь, вырастали новые ухо и глаз, завилял отросший хвост... Джейк открыл глаза.

— Поверить не могу, брат, — прошептал он. — Мне кажется, или ты действительно улыбаешься во все лицо?

Оставив Джейка удивляться происходящему, Финн подбежал к Марси и опустил начинающий темнеть Камень ей на шею, которая тут же заросла. Марси открыла глаза и слегка порозовела.

— Финн, что случилось? Только что мы были в тюрьме дикарей, и Джейк погибал, и ты... — Марси не успела договорить: Финн крепко сжал ее в объятиях.

На этот раз абсолютно дружеских.

— Прости меня, Марси, — тихо сказал теперь уже точно герой, так, чтобы его слышала только она. — Все это время я вел себя как настоящая свинья, я... Я возомнил о себе невесть что, и я почему-то решил, что ты влюблена в меня. Если бы я не был такой задницей, этого бы не случилось. Прости меня за это...

Мгновение Марси парила в воздухе с непроницаемым лицом, как вдруг она расхохоталась.

— Финн, ты такой серьезный, прямо лапочка, — улыбнулась она. — Просто не могу воспринимать тебя нормально, когда ты так говоришь! Конечно, я давно тебя простила, — продолжила Марси серьезным голосом. — Давай забудем все обиды, ведь Камень у нас! Совсем скоро Саймон снова будет с нами!

— Садитесь на меня и пошли, — сказал Джейк, увеличиваясь в размерах. — Нужно валить отсюда, пока эти обезьяны не поняли, что происходит.

Действительно, обезьяний народ, возглавляемый озлобленной Адаез, мог серьезно им навредить.

Джейк разломал «камеры» и каменный мешок, увеличившись до огромных размеров, и понесся прочь. Финн сидел у него на спине, крепко вцепившись пальцами в светлую и такую чистую шерсть, и подставлял лицо вечернему ветру.

Душа его пела, а сердце было наполнено радостью.

Они сделали это. Они нашли Камень. Снежный король снова станет Саймоном.