Когда светится луна... (джен)

Вам когда-нибудь сдирали кожу? По кусочку. Сантиметр за сантиметром. Долго. Медленно. Нет, верно. И мне тоже не сдирали. Но ощущения были именно такие. Почему я всегда думала, что при рождении ребёнка страдает только его, ребёнка, мать? Нет, ну вот честно? Почему никто никогда никому не говорит, что рождаться — сущий ад? Что тебе сдавливает все внутренние органы, чуть хрупкие, подвижные ещё кости не ломает, а ты даже закричать не можешь! Почему? Потому что лёгкие слиплись, а чтобы их распрямить — надо пережить чуть ли не ещё большую боль. И, что ещё хуже, эта страшная экзекуция и не думает заканчиваться!

Восемь часов мучений. Как много в этих словах для только что рождённого ребёнка и его матери! Которую, кстати, я наконец увидела «вживую». Ну что могу сказать, совсем другое ощущение. В ментале я, при желании, могла отсоединиться от каких-то чувств, чем очень активно пользовалась, всё же утомительно было для ещё не рождённого человека воспринимать окружающий мир так ярко и столь долгое время, как это делали ниндзя. Но здесь это было на удивление легко, казалось, что всегда так и было.

Всё, что происходило со мной в первый месяц, я помню плохо, а потому и рассказать об этом не смогу. Практически всё время хотелось спать, руки и ноги не слушались, даже глаза открывались с трудом! В общем, ужасное состояние. Возилась со мной в это время одна из служанок, маму даже близко не подпускали к колыбельке! Как я это определила? Услышала однажды интересный разговор на повышенных тонах, проходивший у комнаты, где я всё время лежала. Один из голосов принадлежал маме, другой — неизвестному мужчине. Мама кричала, что хочет наконец увидеть своего ребёнка, а мужчина что-то долго и обстоятельно ей отвечал. Затем пришёл отец, который был вторым человеком, с которым я виделась, и разогнал и мужчину, и маму.

Как я поняла, что именно кричала мама? Не так давно, окончательно удостоверившись в том, что физические нагрузки — пока что не моё, я усиленно начала учить язык. Слушала фразы, которые мне говорила няня, слова, пыталась понять, что же она имеет в виду. Запоминала. Попыталась как-то повторить, но речевой аппарат слушался ещё очень и очень плохо, фактически — не слушался совсем, а потому пока я отложила попытки разговаривать до лучших времён.

Раз в неделю приходил человек в белом халате, как я понимала, врач, и обследовал меня на всякие-разные отклонения. Так как таковых, видимо, не наблюдалось и ничем меня не лечили, то расскажу, как и обещала, просто о самом процессе. «Ирьенин», именно так назвали врача няня и присутствующий при обследованиях отец, прикасался к верху моего живота рукой и как будто сканировал меня изнутри. Все мои органы, всю требуху, что была у меня внутри, постепенно ощупывала холодная волна, начиная с головы и заканчивая ногами. При этих обследованиях мне было откровенно страшно. Наверно, именно из-за этого я лежала не шевелясь.

Так, что дальше было… Тренировки, обучение ходьбе, говорению и победам над всем вокруг? Конечно! Ничего не было. Просто каждое утро я просыпалась, меня кормили, я засыпала. Иногда давали игрушки. Иногда разговаривали. Иногда приходил отец. И всё! Ничего не происходило и не случалось. Скука смертная! Я даже не заснуть не могла, слишком уставала от «добычи» еды из груди няни, которая, как все уже догадались, была и моей кормилицей заодно. И так продолжалось ровно до того момента, когда одним дождливым утром в моей комнатке, а вместе с тем и в моём маленьком мирке, не появился новый персонаж. Дедушка.

— Ото-сан, — послышался голос моего отца, — может, всё же отложить? Организм ещё слишком хрупок, вы сами знаете, какой маленькой она родилась…

— Нет. Откладывать нельзя, я и так ждал слишком много времени. Хочу уже убедиться, сработал ли наш план, — старый мужчина с обвисшей кожей на лице поднял меня на руки.

Из его и отца разговора я мало чего поняла, потому была очень удивлена, когда дедушка — а раз мой отец называл его своим отцом, то значит, что он мой дедушка, — вынес меня из спальни. Всё время в этом мире я находилась в строгой изоляции, меня никогда, ни разу не выносили за пределы комнаты, которую я, как мне кажется, вполне обоснованно, считала своей. Потому происходящее и вызывало у меня жутчайший интерес. Куда могли меня нести? Зачем? Вопросы терзали, и от этого я ещё больше хотела узнать ответы. Сколько новых лиц я могла бы увидеть во время прогулки! Могла бы. В доме было пусто, как в библиотеке ночью, только папа и дедушка, что сходил всё ниже, ниже, ниже…

Наконец я поняла, что достигла-таки места назначения. Прямо передо мной открылся зал, в котором, повинуясь движениям рук моего отца, быстро складывавшего ими странные загогулины, появился круг, от которого, петляя и переплетаясь, во все стороны начали разбегаться линии. Меня, что почему-то было совершенно не удивительно, положили именно в этот круг. Дедушка встал надо мной, вытягивая вперёд руку. Тут же меня, как и при приходах ирьенина до этого, начало сканировать, но на этот раз щуп был будто раскалён, чуть ли не выжигая места, которых касался. От боли, что сравнима была лишь только с болью при рождении, я орала как резанная. Точнее, калёная. Не важно.

Я не помню, когда закончилась экзекуция, я не помню, кто принёс меня вновь в мою маленькую спальню, кто положил в кровать с высокими бортиками, не помню, как я заснула. А может, я и не заснула вовсе, а просто потеряла сознание. Сны были мутные и страшные, я вновь, как и когда моя мама была мной беременна, цеплялась за выступ. Только вот ветер был сильнее. Гораздо сильнее. И дул он постоянно, всё время пытаясь меня согнать, как будто я ему очень, очень не нравилась. А я цеплялась. Набрасывала на выступ полуоборванные нити, царапалась, старалась изо всех сил. И, похоже, выстояла. По крайней мере, проснулась я всё в том же теле всё той же Хинатой из клана Хьюга.

С этого самого дня жизнь моя начала стремительно меняться. И не скажу, что в худшую сторону. Хоть и раньше няня каждый день посвящала моему развитию и играм со мной некоторое время, но теперь эти «тренировки будущей куноичи», как звала она их, приобрели буквально культовый характер! Меня постоянно кто-то учил ходить. То папа, которого я на местный манер уже привыкала звать Ото-сан, то мама, она же — Каа-сан, которую наконец начали ко мне подпускать. Что ещё больше меня удивило, нередко много времени со мной проводил дедушка или Дзи-дзи-сан, также обучавший меня прямохождению и говоривший со мной медленно, специально отделяя слова друг от друга. Со временем меня начали выводить гулять не только по другим комнатам дома, но и в сад, расположенный рядом. Не надо, надеюсь, говорить, что последний произвёл на меня уйму всяких впечатлений! Особенно заинтересовали трубочки из бамбука, что создавали ощущение небольшого фонтана.

Кроме того, примерно на восьмом месяце моей жизни начались «чтения», как я их называла. Иными словами, мне в течении часа-двух читали книгу, одновременно показывая простые иероглифы. На самом деле, «простыми» эти значки-каракули назвать было сложно, и я, хоть и визуально запомнила их все, написать не смогла бы. На этом моё умственное обучение не заканчивалось. Ежедневно со мной также занимались музыкой, рисованием сложных иероглифов-кандзи, так называемой каллиграфией, пытались даже привить ритм. Помнится, в прошлой жизни у меня со слухом было туго, как будет в этой — ещё не известно, но не думаю, что сильно по-другому, так как ощущения мои не развились ни на йоту.

Помимо того, что я заново осваивала уже некогда приобретённые навыки, я активно вспоминала то, что некогда с таким апломбом вещала мне соседка. Вещала она много, эмоционально и, по большей части, абсолютно неразборчиво, то и дело срывая и так высокий и громкий голос до писка. А потому теперь я скорее вспоминала картинки, что она вечно ставила себе для срисовывания, чем её собственные пояснения. Картинки были разные. На одних был расположен пафосный брюнет с красно-чёрными глазами. На брюнете была школьная белая рубашка, которую он расстёгивал у горла. Соседка-анимешница, крича что-то вроде: «Внезапный косплей», пыталась так же расстёгивать рубашки нашим школьным мальчишкам.

Кроме брюнета был ещё блондин. Блондин был явно какой-то странный, потому что большинство фотографий, которые включали в себя этого персонажа, также имели лисьи ушки у него на голове и кучу рыжих хвостов. Потому я для себя решила: встречу его — буду держаться подальше, больно странный был этот полулис. Хотя здесь тоже ещё не всё было закончено. Были у этой неуёмной видео, где блондин обычно выставлял себя полным придурком. Или наоборот, почти таким же пафосным, как черноволосый, уговаривая страшненьких на натуру чудиков всех простить и отпустить. Что странно, эти пресловутые «все» в большинстве случаев его слушались. Может, он гипнотизёр? А что. С определённым ритмом вращает хвостами, у человека начинает кружиться голова, и он сдаётся. Всё логично.

Были ещё, как я уже говорила, картинки с парочками. Самой часто попадающейся была некая красноволосая девушка и парень-блондин, с такой же причёской, что и блондин с хвостами. А хвосты-то у него были похожи на волосы дамочки… Может, они его родители? Наверно. Если всё-таки вспоминать сумасшедшие крики, то можно было обнаружить, что этот парень-блондин (старший который) занимал какую-то влиятельную должность во всём этом балагане. Что-то типа царя. Если так рассуждать, то, наверное, мальчик с хвостами — принц? Интересно. Надо будет где-нибудь найти информацию, а то так встречу и не буду знать, как себя вести. Хотя о чём это я. Хорошо всё-таки быть младенцем!

Ещё была некая женщина… Яркой внешности, если можно так выразиться. И, как я считаю, явно не натуральной. Хотя, может, это были очередные придумки фанатов? Вполне возможно, что всё, что я видела — это просто арты, вроде тех, что рисовали друзья моей сумасшедшей соседки. Так вот, вернёмся к женщине. Помимо роскошного внешнего вида, у неё, так же, как и у отца мальчика с хвостами, была белая шляпа с вуалью. Неужели она тоже царь? Странно. На нескольких картинках она была вместе с «Почти Волан-де-Мортом» и очень странным человеком с длинными волосами. Длинными, до пят, белыми волосами! Нет, правда, кто будет так ходить. Странно всё это, странно… Тем более, я тут подумала… Может, эта женщина — fem!версия отца мальчика с хвостами? А что, даже шляпа такая же… И блондинка тоже. Хм. Или вся троица — это разложение его характера. Ну, в смысле, яркие черты характера, выраженные в виде людей. Хм, а неплохой фанфик получился бы, да.

Откуда я знаю о фанфиках? Спрашиваете! Ещё в бытность в своём собственном теле перечитала всё, что можно было найти по Гарри Поттеру. А потом ещё больше. Так что знаю, что на данный момент я — самая обычная фикрайтерская попаданка. Даже персонаж — центральный, самый что ни на есть безынтересный. Осталось ещё кого-нибудь найти, с кого плюшек содрать можно. Для полного счастья. А дальше — усердно качать местную магию. Авось стану Сьюхой. А если не стану, так и того лучше, если всё знаешь и умеешь, не интересно ведь.

К середине восьмого месяца, когда ходить у меня получалось уже вполне сносно, отец впервые велел вывести меня в «большой мир». В Коноху то есть. Несмотря на явные успехи в передвижении по горизонтальным поверхностям, меня несли на шее, посадив на загривок. «Извозчиком» работал один парень из младшей ветви, а его друг, пристроившись рядом, охранял. Правда, в тот момент это волновало меня едва ли не меньше всего. Больше занимали разноцветные маски в лавках, столь не похожие на распространённые в нашем мире венецианские, или бумажные светильники на домах. Кстати, как они не боятся, что огонь сожжёт бумагу и на здания перекинется? А они здесь все из дерева! Или на каждой улице дежурит владеющий водой ниндзя?

Последних я не так давно видела в нашем саду. Там в фонтанах что-то забилось, и отец велел вызвать кого-нибудь, чтоб прочистили. Вот и пришла команда детей под предводительством взрослого человека и около часа мучила несчастный сток. Смотреть на них было скучно, и я на самом деле не знаю, почему не ушла из сада. А вот сейчас этому своему поступку была ужасно рада. В какой-то момент один из них сложил руками знаки, и из воды будто гейзер забил. Причём я отчего-то не сомневалась, что это сделал именно он. Просто это показалось мне необычным, новым, не перечащим окружающему миру. Всё так и надо. Всё логично. Интересно, это на меня так детское тело влияет?

Совсем скоро после памятной прогулки по Конохе в доме произошло новое событие. Ранним ещё утром, когда я должна была спать, в комнату заглянул дедушка, подхватил меня на руки и понёс по лестнице вниз, в подвал. Что-то мне в этом действии показалось знакомым, и я вспомнила, как полгода назад подобная процедура уже происходила. За это время я много думала, что же такое делал в тот вечер Дзи-дзи-сан, но мыслей, способных полностью вместить всё происходившее, так и не нашла. Это было не ментальное сканирование, в процессе которого меня пытались проверить на оставленные кем-нибудь закладки — зачем тогда пытаться вырвать из тела? Вершимое было больше похоже на попытку избавиться. Хотя в таком случае снова возникает вопрос: почему просто не перерезать во сне горло? Ведь так и быстрее, и надёжнее. Меня вновь положили в круг, на пол, вновь накрыли руками…

Очнулась я опять в своей собственной комнате, абсолютно без воспоминаний о том, как сюда попала. Вновь отключилась? Возможно, боль была адская. Только теперь уже не приходилось так цепляться за нити, они сами по себе стали толще и уже не отрывались от выступа. Может, они меня так тренируют? Ну, чтобы вражеские ниндзя, напав, не могли выдуть душонку из тела. По крайней мере, оставалось на это надеяться.

Я открыла глаза. В комнате было темно, как в желудке у биджу — няня всегда закрывала окна, надеясь, что я так лучше стану спать. В такой темноте глаза почти перестали работать, за ненадобностью, а вот уши наоборот напряглись. В коридоре, за тонкой дверью-сёдзи, слышались голоса:

— Не удалось… Уверен… Решено… Три… Нейджи…

— Охрана… Академия… Обучением?..

— Три. Три года, — ответил дедушкин голос, говоривший первым, отцовскому. — Потом всё решится.

* * *

В дальнейших трёх месяцах не было почти ничего, что могло бы действительно меня заинтересовать. Тренировки, игры, общение с мамой… Так продолжалось до тех пор, пока, проснувшись одним морозным — по местным меркам — утром, я не обнаружила, что вновь наступило двадцать седьмое декабря, мой день рождения.