Разбуди меня (гет)

В течение следующего часа Гермионе удалось набросать по памяти более-менее подробный план Отдела тайн. Тео больше не отвлекал её, сохраняя дистанцию и даже заговаривая с ней теперь только по делу.

Благодаря его сдержанности, которая, как казалось Гермионе, даётся ему проще простого, она смогла вспомнить примерное расположение Комнат времени и Вселенной, а также Зала пророчеств.

— Здесь хранятся эти шарики, верно? — спросил Тео, хмурясь, как будто что-то припоминая.

— Да. И именно здесь было сражение, ставшее поворотным во всей войне.

Тео вдруг ударил кулаком по пушистому, ни в чём не виноватому ковру.

— Проклятье! Как же мне хочется уничтожить эту тварь, которая погубила столько жизней...

— Я тебя понимаю, — с удивительным спокойствием и расстановкой сказала Гермиона. — Но у меня есть одна просьба: если хочешь реализовать свой план, то подойди к этому с холодной головой. Сгоряча ты ничего не добьёшься.

Сейчас, как следует вникнув в поставленную задачу, Гермиона вновь ощутила такую свойственную ей жажду деятельности, желание найти лучшее решение проблемы и, вместе с тем, растущую уверенность в себе, а ещё больше — в этом мрачном слизеринце, который сидел рядом, обложившись книгами и чертежами.

— Твоя правда, Грейнджер, — согласился Тео и вернулся к теме: — Итак, как нам пробраться в Отдел тайн? Я считаю, что для начала следует выяснить, как попасть в само Министерство.

Заметив, как его собеседница удивлённо приподняла бровь, Тео невесело усмехнулся.

— Это тебя там ждут с распростёртыми объятиями и готовят красную дорожку. Моё же появление в Министерстве, тем более добровольное, будет выглядеть по меньшей мере странным и может вызвать много вопросов.

— Хорошо, я поняла, — медленно произнесла Гермиона; по её усталому виду было ясно, что она изо всех сил борется с внезапно накатившим сном. — Лучшее время, чтобы попасть туда с наименьшими последствиями — это час ночи. В такое время там никого не должно быть. Самые поздние службы заканчивают работу в полночь: Аврорат, Отдел магических происшествий и катастроф...

— Согласен. И для подстраховки воспользуемся Дезиллюминационным заклинанием.

— Может, лучше Оборотным зельем?

— Вот ещё! — фыркнул Тео. — Я не собираюсь глотать чьи-то волосы. Да и пора уже применять более сильную магию, а, Грейнджер?

— Это тебе не конкуренция за лучшие баллы на ЖАБА! Это рискованная, опасная затея, и... и... между прочим, варить Оборотное зелье тоже надо уметь!

— Я помню, как на втором курсе ты лежала в больничном крыле вся в кошачьей шерсти. Что, неудачный эксперимент?

Гермиона широко распахнула глаза.

— Откуда ты знаешь?

— Ты что-то тормозишь сегодня, лучшая ученица последнего столетия. Много огневиски выпила на свадьбе?

— Два бокала! — назло ему соврала Гермиона, прекрасно зная, что так плохо соображает вовсе не из-за огневиски.

— Ух ты. Знаешь, с каждым разом я получаю всё больше компрометирующей информации о тебе, — довольно промурлыкал Тео. — И всё больше убеждаюсь, что поведение нашей школьной старосты не так уж и идеально.

Он выдержал паузу, в течение которой Гермиона шумно втягивала носом воздух, безуспешно пытаясь скрыть своё раздражение и даже лёгкую обиду — подумать только, её буквально обвинили в плохих манерах! — а потом добавил, наклонившись к самому её уху:

— Зато как женщина ты совершенство.

Она замерла на несколько секунд, а потом тряхнула головой, словно сбрасывая с себя его чары. Мерлин, что же он с ней вытворял! Сначала дразнил, доводя её до бешенства, а потом шептал какой-нибудь комплимент, и вся её обида с треском рушилась, растворяясь в желании впитывать его слова, его голос каждой клеточкой...

Поэтому, чтобы не терять головы, она сразу постаралась переключиться на прежнюю тему.

— Ладно. Допустим, Дезиллюминационное заклинание. Ты хорошо его выполняешь?

Тео ухмыльнулся с таким самодовольством, что Гермиона решила продолжить, пока он не вызвал в ней новый всплеск ярости.

— Тогда надёжность нашего укрытия от чужих глаз будет целиком на твоей совести, Нотт.

Он лишь небрежно махнул рукой.

— Да без проблем.

— Так... — Гермиона придвинула к себе карту, изображавшую все отделы Министерства один под другим, и, нахмурившись, всмотрелась в неё. — Лучше всего будет воспользоваться камином. С помощью Летучего пороха попадём в Атриум, и оттуда...

— Ты думаешь, наблюдение за каминной сетью прекратилось? — перебил Тео. — И вспыхнувший посреди ночи камин в Атриуме никто не отследит?

Гермиона в задумчивости покачала головой.

— Не знаю... Есть ещё унитаз в подземном общественном туалете, но, я так понимаю, этот способ не рассматривается.

— Правильно понимаешь.

— Если будешь таким щепетильным, то тебе никогда не добраться до Волан-де-Морта! — не выдержала Гермиона.

Тео, напротив, был спокоен как айсберг.

— Тебе тоже, если будешь так разоряться по пустякам. Возьми себя в руки.

— Кто бы говорил, — фыркнула она, но Тео будто не слышал её.

— Помимо смывания себя в унитаз есть более цивилизованные способы попасть в Министерство.

— Тогда остаётся только телефонная будка, — проворчала Гермиона. Потом вдруг изменилась в лице, круто повернувшись к Нотту: — Имена!

— Что — имена?

— Если мы хотим попасть в Министерство через телефонную будку, нам придётся назвать свои имена, чтобы получить жетоны, но так мы сразу же выдадим себя.

— Ничего страшного, — отмахнулся Тео. — Соврём.

— Назовём чужие?

— Наконец-то ты начала соображать, моя радость, — ухмыльнулся он, едва удерживаясь от того, чтобы погладить её густые, гладко расчёсанные в честь сегодняшнего торжества волосы. — Предлагаю назвать тех, кто ещё учится в Хогвартсе и кого мы хорошо знаем. Так мы не попадём впросак.

— Но кого?.. — растерялась Гермиона. — Кому из нынешних студентов понадобится посещать Отдел тайн во время учебного года?

Тео пожал плечами.

— Невыразимцам, к примеру.

Гермиона ахнула и щёлкнула пальцами.

— Гениально! Значит, Падма и Малфой! Но только не повредит ли им это?

— Что именно? Жетоны? Не смеши меня, Грейнджер.

— Да уж... Если мы попадёмся, Падма будет весьма мне благодарна.

— А я думал, вы там в ОД все друг за друга горой, — хмыкнул Тео. — И вообще, цель оправдывает средства. Если мы прикончим эту тварь... Короче, ты поняла.

Он придвинул к себе карту и провёл кончиком палочки сверху вниз.

— Итак, мы попадаем в Атриум и сразу проходим к лифту.

— Да. Думаю, здесь проблем не возникнет. Спустимся в самый низ, — Гермиона тоже провела по чертежу, только карандашом, взявшимся неизвестно откуда (Тео усмехнулся, отметив про себя ещё одну её магловскую привычку), — потом пройдём по коридору и окажемся в круглой комнате.

Рука Гермионы замерла возле овала, обозначенного буквами «П.К.» — Первая комната.

Тео сосредоточенно следил за её изящными пальцами, в которых был зажат карандаш. Забытое перо валялось на полу.

— А потом?

— Потом придётся действовать наугад, — нерешительно ответила Гермиона. Она вдруг осознала всю наивность этого плана. Пробраться в Министерство, пусть даже и под Хамелеонскими чарами, назвать чужие имена, подставляя тем самым под подозрение двух людей, проникнуть в Комнату смерти... У них почти не было шансов остаться незамеченными.

Но мы должны это сделать. Я сама вызвалась помочь ему, и я помогу. У нас получится... Должно получиться.

Гермиона вздохнула и, почти не отдавая себе отчёта в своих действиях, прислонилась к плечу Тео и закрыла глаза. В эту минуту, когда Нотт не насмехался и не выводил её из себя, рядом с ним было невероятно спокойно, а сам он был таким сильным, надёжным... Гермиона только сейчас ощутила всю полноту накопившейся за день усталости и, не успев больше ничего сказать или подумать, провалилась в сон.

Тео не мог точно определить, сколько времени он просидел вот так, с картой в руках, не шевелясь и глядя в одну точку. Голова Гермионы покоилась на его плече, выбившаяся из причёски прядь волос щекотала ухо, а её ровное дыхание говорило о том, что она крепко спит. Прошёл час, а может два, когда Тео и сам начал засыпать. Он провёл без сна предыдущие двое суток, и с каждым часом бороться было всё труднее. Поэтому он осторожно выбрался из вороха пергаментов, стараясь не потревожить спящую девушку, аккуратно поднял её на руки и уложил на кровать.

Вид спящей Гермионы, такой расслабленной и беззащитной, вызвал в нём мощный прилив нежности, одновременно с этим пробудив и жгучее желание.

Держи себя в руках, идиот. Она наконец-то начала тебе доверять.

Едва сдерживаясь и ругая себя самыми грубыми словами, которые знал, Тео лёг спиной к Гермионе и заклинанием потушил свет. Темнота подействовала быстрее, чем ругательства, и гораздо эффективнее — стоило ему закрыть глаза, как он тут же погрузился в царство сна.

Тео битый час сидел в спальне, обложившись книгами, пергаментами и выпусками «Пророка» за 1996 год. Он был один: Малфой ушёл в ванную старост ещё в десять вечера и до сих пор не вернулся.

Чёрт возьми, а он не промах. Пользуется привилегиями старосты по полной программе. Сейчас разгар зимы, и в ванной особенно уютно — за окном темно и холодно, идёт снег, а там пар, горячая вода, девушка.

Да, неплохо было бы затащить туда Гермиону. Совместить, так сказать, приятное с полезным.

Тео коварно усмехнулся.

Мерлин, я снова назвал её по имени.

А, собственно, почему нет? Она будет моей совсем скоро, и глупо продолжать обращаться к ней по фамилии. Хотя... она так мило из-за этого бесится.

Моя яростная храбрая львица.

Ты поможешь мне найти этого урода, я уничтожу его, и тогда смогу наконец посвятить тебе остаток моей паршивой жизни, которая, чёрт подери, приобрела смысл, когда ты в ней появилась.

— Уничтожишь меня? Теодор, мой мальчик, это не так просто, как кажется.

Тео задрожал прежде, чем успел хотя бы поднять голову, чтобы посмотреть, кто вошёл в спальню. Да в этом и не было необходимости — этот голос так давно преследовал его, что он узнал бы его среди тысячи других голосов... и вот теперь он звучал наяву.

Тео машинально схватил палочку, хотя понимал, что это бесполезно, и напряжённо всмотрелся в темноту за чуть приоткрытой дверью — готовый к борьбе, но вместе с тем и к своей не самой радостной участи.

Участь не заставила себя ждать.

Сначала в комнату пробрался холод — ледяной, сковывающий, замораживающий всё на своём пути. Его волны ползли, как змеи, как тот, чьим порождением они были; ползли по полу, превращая тёмно-зелёный ковёр в хрустящую снежную массу, кровати и стулья — в обледенелое дерево, а зеркала — в покрытые инеем тусклые стёкла.

Но это было ещё не страшно. Самое страшное было впереди.

Холод добрался до самого Тео и мгновенно охватил его. Руки, ноги, всё тело окоченело, и ему оставалось лишь одно — всеми усилиями воли не впускать этот лёд внутрь себя. Он согнулся пополам, пытаясь защитить то место, где должно быть сердце, едва успевшее встрепенуться и ожить... но вдруг понял, что к нему приближается Волан-де-Морт. Тео не слышал шагов, не слышал дыхания. Он просто знал, что Волан-де-Морт идёт к нему. Идёт за ним.

Волшебная палочка в ослабшей от холода руке замёрзла, и бледные когтистые пальцы с давящей медлительностью обхватили её и сжали. Тонкая палочка легко сломалась, выпустив в воздух свой последний сноп искр...

Тео не успел даже почувствовать злость или горечь от потери своего оружия, служившего ему верой и правдой все восемь лет, как его схватили за воротник рубашки и со всей силы швырнули в стену. От сильного удара он отлетел к одной из кроватей в их мальчишеской спальне, стукнувшись плечом о её металлическую ножку, но почему-то не почувствовал боли. Сейчас он чувствовал лишь одно: как жуткие волны неспешно, но неумолимо проникают в его душу.

— Как же ты слаб, несчастный! — захохотал Волан-де-Морт, вновь подбрасывая его, теперь уже не рукой, а волшебством, на сей раз ударяя о потолок, а потом со всего размаху впечатывая в пол.

— Иди к чёрту, сволочь! — прошипел Тео, сплёвывая сквозь зубы что-то солёное, как ему показалось — кровь.

— Как невежливо, Теодор!

Новый удар о стену — спиной, лицом, рёбрами, головой — главный Пожиратель смерти вертел свою жертву как хотел, избивая его без единого прикосновения.

— Ещё раз... назовёшь меня так... — хрипел Тео, пытаясь подняться, — убью тебя, тварь.

— Ещё раз повторяю, это невежливо и, более того, самонадеянно, мой мальчик, — с ледяной слащавостью произнёс Волан-де-Морт, мановением палочки крутя Тео по полу словно тряпку. — Я вижу, папочка плохо тебя воспитал. Это и неудивительно, ведь ему не было до тебя никакого дела. А мамочка приложить свою руку к твоему воспитанию просто не успела.

Он рассмеялся ужасным, неправдоподобным смехом, а Тео не мог ни закрыть уши, ни вымолвить ни слова — всё тело отказывалось его слушать.

Он был как игрушка со вселившейся в неё душой человека. Игрушка, с которой делали всё что вздумается, дёргали за ниточки словно марионетку.

— И она не оказывает на тебя положительного влияния, не так ли? — продолжал Волан-де-Морт.

— Кто — она? — сумел наконец сказать Тео, выбираясь из-под груды собственных книг, которыми завалил его враг.

— Ну эта твоя грязнокровка, — ответил Волан-де-Морт, с особым кощунственным наслаждением произнося последнее слово.

Страх пополам с болью прожёг Тео насквозь.

— Заткнись, мразь! — прохрипел он, чувствуя, как от холода его всего сводят судороги. — Ты не тронешь её, урод, я убью тебя раньше, чем ты хотя бы коснёшься её!

— Уже.

— Что?!

— Гниёт в земле твоя грязнокровка.

В сердце будто вонзили ледяной кинжал и провернули несколько раз. Всё внутри Тео взорвалось, вспыхнуло и разбилось на мелкие осколки.

Гермиона мертва.

Он закричал, как последний слабак; кричать было нельзя, нельзя, он почему-то был убеждён в этом, но он сдался, он закричал...

Волан-де-Морт гулко захохотал в ответ и поднял свою волшебную палочку. Блеснули два красных глаза.... и всё исчезло.

Я умер, даже не сумев оказать ему должное сопротивление.

Умер, не сумев спасти её.

Ненавижу.

— Тео! Тео, очнись!

Его звал женский голос. Женский... но он с первой же секунды ему не понравился. Значит, этот голос принадлежал не Гермионе. Значит, Тео был в аду.

Ну конечно.

Адом было любое место, где не было её. Он только сейчас это понял.

— Тео, давай же, просыпайся!

Он с трудом разлепил глаза, щурясь от пламени, полыхающего в камине.

Первое, что он увидел — это светлые, идеально расчёсанные пряди, падавшие ему на лицо.

— Смит, — еле выговорил он. Язык по-прежнему плохо его слушался, а голова снова раскалывалась от боли.

— Да! — с каким-то неестественным восторгом откликнулась блондинка. — Ты так кричал! Что тебе снилось?

— Не... неважно. — Тео никак не мог прийти в себя. Когда всё произошло? Его прощание с Гермионой в гостинице, путь до школы в Хогвартс-Экспрессе, первая ночь после приезда... ужасный сон. Или не сон? Нужно было как можно скорее понять, наяву это случилось или нет. — Где Малфой?

— Не знаю, — Джорджина растерянно пожала плечами. — Когда я вошла, его не было. Я проходила мимо комнаты и услышала твой крик.

Тео зажмурился, но лишь для того, чтобы сбросить пелену с глаз и как следует осмотреться.

Чёртовы подземелья, хрен поймёшь, какое время суток!

— Давно ты здесь? — спросил он уже твёрже. Вокруг были разбросаны раскрытые книги, и Тео автоматическим движением палочки быстро закрыл их все разом.

И тут его осенило.

Палочка цела, мать твою!

Это был сон. Очередной кошмар.

Гермиона жива.

— Десять минут... — наконец ответила Джорджина; Тео уже успел забыть, что спрашивал её о чём-то. — Слушай, что с тобой такое? Ты принимаешь какие-то зелья?

— Нет, — с плохо скрываемой неприязнью ответил он: в висках неприятно запульсировало. — Иди, не надо сидеть тут со мной. Нянька мне не нужна.

Джорджина плавным движением поправила волосы и, приблизившись к нему, сказала низким шёпотом:

— А плохая школьница, не выучившая уроки?

Тео резко схватил её за руку, уже тянувшуюся к пуговицам его изрядно помятой рубашки, и уверенно отстранил от себя.

— Смит, лучше уйди.

Джорджина обиженно надула губки.

— Вот как? А я, думала, что...

— Разве тебе есть чем думать? — по-хамски ответил Тео, не желая больше ни секунды видеть этот наигранно-наивный взгляд голубых глазок. — Ты не нужна мне ни в каком виде. Всё. Уходи.

Джорджина вскочила, порозовев от негодования, и в сердцах даже топнула ногой.

— Целых полгода ты регулярно спал со мной, а сейчас говоришь, что я тебе не нужна?!

Твою мать... мне сейчас только твоих концертов не хватало.

Её гнев был, пожалуй, обоснованным, но перед мысленным взором Тео стояла только одна девушка — живая, настоящая, тоже возмущённая в нём всем и вся; может, её недовольство и не было таким сильным, но зато — более значимым.

— Именно, — спокойно ответил он Джорджине, встал с кровати и подошёл к шкафу, на ходу снимая помятый галстук и расстёгивая пуговицы рубашки.

Непрошеная гостья в онемении замерла посреди комнаты. Тео снял рубашку и бросил на ближайший стул, скользнув по Джорджине взглядом, полным притворной жалости.

— Смит, ты забыла как двигать ногами? В постели у тебя это всегда неплохо получалось, — едко заметил он и, не давая Джорджине сказать хоть слово, кивнул в сторону двери. — Прошу вас, на выход.

— Тео... — прошептала Джорджина, медленно переступая с ноги на ногу и не в силах оторвать глаз от его наполовину обнажённого тела.

— Ну что? Впервые видишь меня? — сердито спросил он, а потом злорадно ухмыльнулся. — Ах да, я ведь всегда предпочитал брать тебя сзади.

Джорджина, ничуть не оскорблённая таким обращением, подошла ближе, глубоко и тяжело дыша, и беззвучно прошептала:

— Прошу, возьми меня ещё раз... Ты такой невероятный...

Тео отшвырнул в сторону ремень брюк, и Джорджина издала ликующий всхлип, надеясь, что он сейчас набросится на неё. Но не тут-то было. Он железной хваткой вцепился в её локоть — не грубо, но крепко — подтащил к двери и, взявшись за ручку, прошипел ей прямо в лицо:

— Как же вы мне надоели, вы, бездушные куклы! Вас всех интересует только моё тело, и ничего больше. Тебе же плевать на то, что творится у меня внутри, не так ли, Смит? Вы видите лишь оболочку; вам невдомёк, какие страдания могут терзать человека, когда внешне он бодр и весел.

— Я же пришла к тебе... — пролепетала Джорджина, но Тео тут же её перебил, передразнивая:

— Пришла ко мне! Признайся, тебе было всё равно, почему я кричу во сне. Это лишь повод, чтобы без спросу заявиться в мою комнату и получить то единственное, чего ты всегда хотела. К сожалению, на большее у тебя мозгов не хватает. Говорю прямо и в последний раз: уходи по-хорошему, Смит, и впредь старайся по возможности не попадаться мне на глаза.

Он отпустил её локоть и со стуком распахнул перед ней дверь. Джорджина, всё это время слушавшая его, разъярённого и озлобленного, с широко распахнутыми глазами, решила больше не испытывать его терпение и быстро скользнула в проём.

Тео с ещё большим грохотом захлопнул дверь, в бешенстве запечатав её парой крепких заклинаний пополам с ругательствами.

Блять, слава Мерлину! Как это, оказывается, противно — спать с теми, кого не любишь. А раньше я даже не задумывался.

Мерлинова борода, какая сентиментальность! Похоже, я превращаюсь в лирика— романтика, в это унылое дерьмо, которое всегда презирал.

Так, надо выбросить все мысли, иначе у меня мозг вскипит. Сходить в душ. И найти чистую одежду.

Тут он представил себе дрожащего мелкой дрожью Слизнорта, отчитывающего его за неподобающий внешний вид: в его мыслях декан пытался изобразить строгость, в то же время до смерти — памятуя прошлый год — боясь собственного ученика.

Тео мрачно усмехнулся, призывая Манящими чарами чистую выглаженную одежду из шкафа.

Ладно, к чёрту. В конце концов, новый семестр только начался, а лишать факультета баллов из-за замечаний по поводу формы было бы глупо. Хоть моя будущая девушка и староста школы, она меня точно не прикроет. Скорее, наоборот.

Принципиальная перфекционистка с повышенным чувством ответственности... Но её принципы капитулировали, помахав белым флагом, стоило мне заикнуться об уничтожении нашего дорогого Лорда. Любопытство, потрясающая способность попадать в переделки и желание помогать всем вокруг — вот главные её качества.

Всё-таки она удивительная.

Утро игры между Гриффиндором и Пуффендуем выдалось на редкость ясным, но оттого более морозным. На холодном воздухе тоненький голосок Несси Кауфман звучал ещё звонче, чем на прошлых матчах, и Гермиона, сидя неподалёку от комментаторской позиции, была даже рада, что надела сегодня шапку: та защищала не только от холода, но и от напоминающего ультразвук голоса Несси.

Игра шла чуть более часа, и Гриффиндор был уверенно впереди, да и пуффендуйский ловец выглядел гораздо слабее Джинни с игровой точки зрения, а потому болельщики в красно-золотых шарфах почти не боялись за результат. К тому же новый вратарь сборной, Деннис Криви, уже успел проявить себя во всей красе: если Гермиона не ошиблась в своих подсчётах, то Деннис отбил около восьмидесяти трёх процентов всех посланных в его кольца мячей. Остальная команда тоже играла отлично: Ричи и Эндрю ловко посылали бладжеры наперерез пуффендуйцам, пресекая на корню их атаки, Демельза с Найджелом отлично играли в пас, ловко обводя соперников на скорости, а Дин сегодня и вовсе был в ударе: половина всех забитых мячей была на его счету, и с каждым новым голом Гермиона отмечала про себя восторг в глазах Падмы, которая, как и в прошлый раз, сидела рядом, болея за Гриффиндор.

Астория, наблюдавшая за матчем с другой трибуны, должна была с минуты на минуту присоединиться к Гермионе и Падме, а пока они были вдвоём, Гермиона всё-таки решила задать мучавший её уже несколько дней вопрос.

— Падма... эээ... как у вас дела? — издалека начала она, и в эту секунду Дин эффектно забросил свой десятый или одиннадцатый гол в среднее кольцо.

— Ого, ты видела? Просто класс! — когтевранка так и прыгала. — А? Ты что-то спросила?

— Как у вас дела, — повторила Гермиона, теребя ремешок висящего на шее бинокля и пытаясь сообразить, как аккуратнее подвести собеседницу к нужной теме.

— У кого — у нас?

— Слушай, да брось притворяться. У тебя и капитана нашей сборной, конечно.

Падма чуть порозовела, отводя взгляд в сторону поля, но тут же наткнулась на пролетающего мимо Дина с квоффлом в руках и, ещё больше разволновавшись, вновь повернулась к Гермионе.

— Всё хорошо, — ответила она, стараясь справиться со своим природным смущением. — Правда, сейчас почти не видимся; я даже на игру пришла во многом из-за того, чтобы посмотреть на него... У меня такая загрузка в этом семестре, что, кажется, я уже живу в библиотеке. А поскольку общие уроки я не посещаю, то с Дином мы пересекаемся только в Большом зале за обедом и ужином... Это кошмар, — вдруг призналась она, опустив плечи и уставившись на носки своих сапог. В это мгновение трибуна пуффендуйцев зашумела, и Несси, стараясь быть беспристрастной, объявила автора гола в кольца Гриффиндора.

— Понимаю тебя, — улыбнулась Гермиона, но из-за пульсирующих в голове неотвязных мыслей улыбка вышла какой-то натянутой. — По часам, проведённым в библиотеке, ты давно превзошла даже меня.

Падма что-то сказала в ответ, но Гермиона не смогла разобрать слов сквозь крики и аплодисменты, взрывной волной прокатившиеся по стадиону: Демельза в очередной раз пробила оборону пуффендуйского вратаря.

О Мерлин! Что тут выдумывать? Лучше спросить прямо.

— Слушай, — решилась Гермиона, тронув Падму за рукав, когда трибуны чуть поутихли, — могу я задать тебе вопрос... касательно твоих спецкурсов?

— Можешь, наверное, — Падма немного растерялась, но быстро овладела себя собой. — Конечно, почти все сведения конфиденциальны, и профессор Уил... в общем, один из наших преподавателей строго запретил нам их разглашать, но я уверена: тебе можно доверить всё что угодно.

— Очень приятно это слышать, — изумлённо и в то же время радостно произнесла Гермиона. Зная Падму, это воплощение правильности и долга, она никак не предполагала, что так легко получит согласие. От быстрой удачи у неё даже немного закружилась голова... или от чего-то другого?

Не всё так просто.

— Но ты ведь ещё не знаешь, о чём именно я хочу спросить, — сказала Гермиона, будто фоном слыша доносящиеся со стадиона предупреждения мадам Трюк за грубую игру в адрес одного из гриффиндорских загонщиков.

Теперь пришёл черёд Падмы улыбаться.

— Ну, во-первых, ты не из тех людей, кто стал бы задавать своим друзьям провокационные вопросы, способные поставить их в тупик или как-то навредить. А во-вторых, — тут она посмотрела на Гермиону немного виновато, — я догадываюсь, о чём пойдёт речь.

— Ты прочитала мои мысли, — потрясённо прошептала Гермиона, не зная, чему удивляться больше, но в первую очередь, конечно же, искренне восхищаясь первоклассными магическими навыками Падмы.

Она здорово владеет легилименцией! Я ничего не почувствовала, кроме лёгкого головокружения. Значит, их и этому учат...

Но она применила её ко мне. Ко мне! Не она ли минуту назад сказала, что мне можно доверить всё что угодно, а теперь вторжением в мои мысли проверяет, что на самом деле я хочу узнать?

Хотя... она ведь будущий невыразимец. Человек, желающий получить эту профессию, всегда должен быть начеку, что бы ни случилось. Будь я на её месте, поступила бы точно так же.

— Прости, — сказала Падма, выдернув Гермиону из размышлений, — я знаю, не самое приятное ощущение, когда копаются в твоей голове. Сама много раз это испытывала на себе.

Гермиона положила руку ей на плечо.

— Перестань, я почти ничего не заметила! Вы превосходный легилимент, мисс Патил, — она шутливо подмигнула, — и раз вам известен мой вопрос, то, может, вы подскажете ответ на него?

— Мы... — начала было Падма, но внезапно Гермиона сжала её плечо, тем самым оборвав её на полуслове. Перед мысленным взором пронеслись строки из книги «Магические обряды», найденной в доме на площади Гриммо.

«Нарушителя Обета ждёт неминуемая смерть».

— Постой, постой! — воскликнула она вслух. — Как я не подумала! Это же всё очень серьёзно. Скажи, перед курсами ты случайно не давала Непреложный обет или какую-нибудь другую клятву о неразглашении?

Падма смогла наконец облегчённо выдохнуть.

— Ну ты меня и напугала, Гермиона! Нет, пока нет. Возможно, потом, перед вступлением в должность... Так вот, отвечая на твой вопрос: в Отделе тайн мы ещё не были. Как ты это назвала? «На ознакомительной экскурсии»?

— Да, что-то вроде того.

— Нет, но, думаю, скоро побываем. Мистер Крокер — ты его, вероятно, знаешь, он знакомый Артура Уизли — как-то говорил, что если всё пойдёт по плану, то он покажет нам будущее место работы ещё до конца учебного года, — она чуть помедлила, провожая взглядом устремившуюся к восточной трибуне Джинни (очевидно, та погналась за снитчем) и добавила: — Может быть, на Пасхальных каникулах.

— Спасибо, Падма! — горячо поблагодарила её Гермиона. Она выяснила всё, что хотела, и наконец поднесла к глазам бинокль, чтобы найти в кристально чистом морозном небе Джинни, несущуюся за золотым мячиком, как вдруг почувствовала знакомый аромат — едва уловимый, но оттого не менее дурманящий, он мог принадлежать только одному человеку на всём белом свете.

Призвав себя к спокойствию и благоразумию, Гермиона как можно медленнее повернулась... и не сумела сдержать улыбку. Тео привычным придирчивым взглядом осматривал её с головы до ног, деловито проверяя, тепло ли она одета. Встретившись с ней глазами, он кивнул в знак приветствия и едва заметно, всего лишь уголком рта, улыбнулся в ответ.

— Надо поговорить, Грейнджер, — без лишних предисловий заявил он, бегло глянув на Падму. — Желательно наедине, так как твоя подруга не очень рада меня видеть.

Падма, сложив руки на груди, круто развернулась к нему.

— Снова ты! Что тебе опять понадобилось от неё?! Гермиона, послушай, не ходи никуда с этим слизеринцем...

Но её последние слова утонули в грохоте аплодисментов и ликующем рёве красно-золотой толпы болельщиков: Джинни поймала снитч, и Гриффиндор выиграл с отрывом в двести очков!

На стадионе поднялась суета, все забегали туда-сюда. Целый строй младшекурсников мчался на поле, перепрыгивая через трибунные скамьи, и в этой толпе Гермиона потеряла Падму из виду.

Тео же не отходил от неё ни на шаг и, воспользовавшись ситуацией, крепко обнял её одной рукой и потащил в противоположную сторону, к выходу со стадиона.

Гермиона даже не пыталась сопротивляться. Сейчас она хотела, чтобы рука Нотта как можно дольше оставалась на её талии и чтобы они вот так шли и шли вместе — бесконечно. Но их марш-бросок закончился довольно скоро: дойдя до теплиц, где обычно проходила травология, Тео открыл первую попавшуюся дверь и пропустил Гермиону вперёд.

— Пройди в учительскую, — коротко сказал он, махнув в сторону едва виднеющейся за преподавательским столом дверцы и одновременно колдуя над входом в оранжерею.

— Но зачем? — удивилась Гермиона, озираясь. Их окружали полки, сплошь уставленные горшками с аконитом и мандрагорами. — Почему бы нам не поговорить прямо здесь?

Тео закатил глаза.

— Когда-нибудь любопытство тебя погубит, Грейнджер. Я же сказал: на-е-ди-не. В магловских семьях такому не учат, но ты же лучшая ученица Хогвартса и должна знать, что у растений, тем более волшебных, тоже могут быть уши.

Гермиона хмыкнула, но послушалась, пройдя в маленькую каморку в конце теплицы, откуда после звонка на урок обычно выходила мадам Стебль.

Тео вошёл следом, заперев дверцу, и его опьяняющая близость ударила в голову воспоминанием о том дне, когда они точно так же оказались одни в купе поезда. Гермиона стыдливо опустила ресницы, поймав себя на мысли, что её это заводит: тесное закрытое помещение, невозможность сбежать и ни единой души поблизости. Только он.

В этот миг она даже не стала раздумывать над тем, применяет ли Нотт легилименцию по отношению к ней, когда он произнёс те самые слова, что она жаждала услышать сильнее всего:

— Я скучал по тебе.

Её напускное благоразумие мгновенно дало трещину.

— А я по тебе... — выдохнула она, не в силах сопротивляться разгоревшемуся в груди пожару, сметающему на своём пути последние сомнения.

Не медля больше ни секунды, Тео накрыл её губы жарким поцелуем, обрушивая на Гермиону всю накопившуюся за несколько дней страсть пополам с дикой радостью оттого, что тот ужасный сон был всего лишь одним из сотни подобных снов, неправдой, дымкой, с каждым новым вздохом и касанием губ стирающейся из памяти. Его Гермиона была жива и здорова и — Моргана подери! — только что призналась, что скучала по нему. Это ли не победа?

Он целовал без разбору всё, что попадало под его требовательные губы — её лоб, щёки, шею, обжигая и без того разгорячённую от разницы температур кожу. Он адски желал её прямо здесь и сейчас; да что там говорить, он желал её постоянно и догадывался, что сейчас она настолько в его власти, что, пожалуй, не будет особо против. Но он не мог так. Именно с ней не мог. Теплица была слишком неподходящим местом для Гермионы, он бы даже сказал, недостойным её. Всё внутри Тео было охвачено пламенем, но он заставлял себя внешне оставаться невозмутимым, потому что знал: стоит Гермионе уловить его настрой и сделать маломальское встречное движение — расстегнуть застёжку мантии или прошептать какую-нибудь ласковую чепуху, давая понять, что тоже хочет его... ему просто сорвёт крышу.

Приказав себе хоть немного остыть, он с трудом отстранился от Гермионы, такой манящей и притягательной в этот момент, что Тео с досады чуть не выругался вслух. А она вся тянулась к нему и этим, сама того не зная, подвергала страшной пытке последние крохи его самоконтроля. Предупреждая её возможные необдуманные действия и в то же время утоляя мучавшую его столько дней жажду прикосновений, Тео взял руки Гермионы в свои, тем самым останавливая эту девушку, у которой, кажется, тоже снесло крышу. Он прекрасно знал горячий нрав Гермионы и в данный момент остерегался того, что она способна сотворить... точнее, что он способен сотворить с ней после того, как она — впервые — сама его поцелует. Крепко держа её ладони и не давай двинуться вперёд, он предпринял последнюю, заранее обречённую на провал попытку — попробовал отвести от неё взгляд... и не смог. Эти карие, а при свете зимнего солнца, заглянувшего в стеклянную крышу теплицы, каре-золотистые глаза будто гипнотизировали его.

— Ты всё-таки самая настоящая колдунья, — хриплым голосом сказал Тео, наконец нарушая тишину, наполненную лишь их тяжёлым дыханием.

— Маглорождённая, правда, — напомнила она.

Вот дерзкая чертовка, даже в таком состоянии ты язвишь! А если...

Он вновь склонился к ней и, уже не отрывая лукавого взгляда, тихо прошептал:

— Когда займёмся этим?

— Чем?.. — одними губами произнесла Гермиона, глядя на него сквозь пелену страсти, застилающую глаза.

Тео удовлетворённо усмехнулся. Теперь она уже вряд ли была способна на колкости.

— А чем ты хочешь, малышка? — вкрадчиво спросил он, выпуская наконец тонкие запястья и заправляя непослушную прядь волос за ухо Гермионы. Она была взбудоражена и совершенно сбита с толку, поэтому, не дав ей прийти в себя, Тео продолжил: — Как насчёт следующих выходных? К примеру, вечер после игры Слизерин-Когтевран?

Его лицо было слишком близко, а жаркое дыхание щекотало шею, доводя Гермиону до исступления. Она не могла собраться с мыслями, не могла думать ни о чём, кроме мурашек, покрывающих её кожу дюйм за дюймом, и практически не слышала, что говорил Нотт последние три минуты.

Она резко вскинула голову, пытаясь стряхнуть с себя оцепенение.

— Ты... имеешь в виду...

О да.

— Именно. Мы займёмся... разработкой окончательного плана по проникновению в Отдел тайн.

Этот ответ отрезвил Гермиону, вернув способность здраво мыслить, но она не сумела удержать вздох, в котором Тео услышал не только облегчение.

— Но почему после игры?

— Во-первых, потому что это суббота. Я надеюсь, ты не делаешь уроки в субботу вечером?

— У меня нет занятий в воскресенье, как ни странно, — парировала Гермиона.

— Вот и замечательно. А во-вторых, после игры, чьей победой она ни завершится, все наши соберутся в гостиной, чтобы обсудить матч. И мне будет довольно просто освободить комнату... — он нарочно выдержал паузу, чтобы последние слова прозвучали как можно эффектнее, и добавил: — Для тебя.

Гермиона сразу же отмела это предложение.

— Думаю, нам лучше встретиться на нейтральной территории, — нарочито твёрдо сказала она, стараясь скрыть волнение.

Это тебе не номер в гостинице посреди Лондона, голубушка, а его личная комната в подземельях. И он там полный хозяин.

За месяцы усердного наблюдения Тео хорошо изучил мимику Гермионы, поэтому и на сей раз быстро всё понял, но решил не подавать виду, а перевести всё в шутку.

— Грейнджер, не смеши меня! Неужто ты боишься, что рухнет потолок слизеринской гостиной, и все мы утонем в водах Чёрного озера?

— А ты неужто опять забыл, на каком я факультете? — заносчиво ответила Гермиона и подчеркнула: — Гриффиндорцы ничего не боятся.

— Ну раз так, то — прошу, — Тео демонстративно подал Гермионе согнутую в локте правую руку, левой же быстро орудовал палочкой, снимая заклятия с двери. — Пойдём в замок вместе, раз ты ничего не боишься, даже реакции своих ненаглядных друзей.

Чёрт бы их побрал!

Гермиона была загнана в тупик. Целиком и полностью. С одной стороны, ей уже порядком надоело прятаться вот так по всяким закуткам, чтобы Джинни, Дин или кто-то ещё не увидел её в компании ненавистного им слизеринца. Но, с другой, она слишком сильно зависела от мнения друзей и никак не могла отделаться от дурацкой привычки, приобретённой ещё на первом курсе, когда они с Гарри и Роном мчались по запретному коридору третьего этажа, спасаясь от Филча с его кошкой: привычки выстраивать свою жизнь в рамках пресловутого общего блага.

Эта черта характера ужасно сердила Гермиону, но пока ей не удавалось её искоренить, а потому оставалось только одно: позволить одной зависимости взять верх над другой. Иными словами, забыть про друзей и окунуться с головой в свои чувства к Нотту, подчинившись наконец этому сумасшедшему притяжению.

И где-то глубоко внутри Гермиона уже знала, что рано или поздно поступит именно так. Самые близкие друзья давно повзрослели (в условиях войны пришлось пожертвовать парой-тройкой лет беззаботного детства), почти все уже окончили школу, скоро устроятся на работу и мало-помалу начнут обзаводиться семьями...

В конце концов, она тоже имеет право на счастье. Можно ведь хоть раз в жизни поступиться этим самым «общим благом» и сделать что-то для себя?

Но сейчас Гермиона лишь скользнула в дверной проём, не глядя на Тео, как в тумане прошла мимо полок с мандрагорами и остановилась у выхода из теплицы — эта дверь тоже была запечатана.

Тео молча повторил все магические формулы и пропустил Гермиону вперёд, на улицу. Она была в сильном замешательстве, и он взял на себя неприятную обязанность озвучить то, что камнем лежало у неё на сердце.

— Давай, Грейнджер, иди одна. Ты же не хочешь, чтобы нас видели вместе, — как можно равнодушнее сказал он.

— Нотт, я...

— Знаю. Извиняешься за своё поведение и обещаешь впредь так не делать.

— Ничего я не извиняюсь! — взвилась Гермиона.

Тео выдавил кривую улыбку.

— Считай, что я этого не слышал. Но раз уж ты не решаешься пока показываться со мной на людях, то у меня к тебе будет просьба — так сказать, в рамках компенсации морального ущерба.

— Какая ещё просьба? — насупилась Гермиона. Мысли о необходимости выбора всерьёз её растревожили.

Разгадав её настроение, Тео взял её за руку и внимательно посмотрел в глаза.

— Никому ни слова о наших планах. Не посвящай в это ни одну живую душу.

— Разумеется, — Гермиона недовольно повела плечом, собираясь добавить что-то ещё, но Тео её опередил:

— И, в первую очередь, Поттера с Уизли. Мне только их не хватало.

С этими словами он развернулся, обогнул оранжерею и пошёл в сторону Чёрного озера. Гермиона смотрела ему вслед сквозь тусклые тепличные стёкла, пока он не скрылся из виду. Ей нужно было разобраться в себе и хорошенько обо всём подумать.