Разбуди меня (гет)

Гермиона перекувыркнулась вслед за своим спутником, но уже в полёте высвободила руку и, воспользовавшись этой секундой свободы, изо всех сил напрягла своё воображение, пытаясь представить себе место, отличное от того, куда собирался перенестись Тео. Она была так сердита, что её не испугала даже высокая вероятность расщепа, а полыхавший внутри гнев неожиданно придал ясности мышлению. И, как ни удивительно, Гермионе удалось осуществить задуманное: всё вокруг неё ещё сильнее потемнело и сузилось, стало нечем дышать, но уже через несколько мгновений она очутилась недалеко от мозаичной колонны, скрывающей потайной вход в замок. Одна.

От двойной трансгрессии ощутимо кружилась голова, и Гермиона едва не упала, но всё же удержалась на ногах и быстро огляделась вокруг — совершенно точно, Тео нигде рядом не было.

— Ух ты, получилось, — выдохнула она, чувствуя, как оглушительно бьётся сердце о грудную клетку. Нужно было как можно быстрее уходить, пока он не нашёл её, пока не догадался, что она наконец вырвалась из его цепких рук.

Её взгляд упал на каменную стену напротив двери — ту самую, возле которой Тео впервые её поцеловал. Воспоминания мощным неудержимым потоком ударили в голову, и Гермиона почувствовала, как предательски подгибаются колени и опять исчезает равновесие. Этот человек имел поистине чудовищное влияние на неё, раз после конфликта с Дином и Падмой она всё равно теряла голову от одного только воспоминания о нём.

Она заклинанием открыла дверь и помчалась вверх по винтовой лестнице.

Это просто невероятно. Нужно бежать, бежать куда-нибудь, чтобы хоть на минуту выбросить его из головы!

И самое страшное то, что он наверняка знает, какая сильная у меня от него зависимость... Ну почему, почему я так к нему привязалась?

Ответ на этот вопрос был очевиден, но Гермиона всеми силами стремилась не впускать его в своё сознание, не давать ему название, не произносить вслух. Может, это было глупо, но в данный момент она всё ещё была под сильным впечатлением от разборок Тео с её друзьями и не хотела признаваться самой себе, что терпит всё это только потому, что по уши в него влюбилась.

Бежать, скорее, скорее, чтобы он не успел прочитать это по моим глазам.

В гриффиндорской гостиной, к счастью, никого из сокурсников не оказалось, и это было на руку Гермионе, решившей от всех своих дум отвлечься самым привычным для неё способом — с головой уйти в учёбу. Правда, на сей раз с этим пришлось туговато: все текущие домашние задания были сделаны, и от безысходности Гермиона решила взяться за семестровую работу по нумерологии, сдавать которую предстояло только в мае.

Несколько часов она усердно трудилась, сидя в кресле у камина и отгоняя навязчивые мысли о Тео, который сейчас, вероятно, носился на метле по квиддичному полю, от негодования швыряя бладжеры куда попало. Плюс к этому в памяти, мешая как следует сосредоточиться, всплывали последние слова Дина, брошенные в её адрес у Визжащей хижины: «У меня в голове не укладывается, как ты только можешь стоять рядом с этой сволочью!» Мерлин, если бы они знали, какой Тео на самом деле, какой он с ней... если бы он сам перестал вести себя так по-свински и пошёл бы хоть на какие-то уступки...

Слишком много «если бы».

Последней каплей, переполнившей чашу терпения Гермионы, стала парочка шестикурсников, прошедшая через портрет Полной Дамы и уютно устроившаяся в дальнем уголке гостиной, чтобы заняться там явно не уроками. Услышав их шумные, ничуть не скрываемые поцелуи, Гермиона вскочила с места, сгребла в охапку все пергаменты и побежала наверх, в свою комнату.

Однако на пороге её ждал новый сюрприз: не успела она открыть дверь, как из комнаты на неё буквально налетела Джинни. Она была одета и уже на ходу завязывала красно-жёлтый шарф, поправляя лезущие в глаза распущенные волосы.

— А я тебя потеряла! — воскликнула она, с укором глядя на стопку пергаментов в руках Гермионы. У той засосало под ложечкой: что, если Астория успела что-то рассказать ей? Хотя это на неё не похоже. Астория всегда умела хранить секреты, чьи бы они ни были.

Особенно собственные.

Гермиона невольно вспомнила свою реакцию, когда узнала, что Астория уже полтора года встречается с Малфоем. Теперь она сама была в такой же ситуации, и, хоть Тео не был Пожирателем смерти, а в Хогвартсе не правили ставленники Волан-де-Морта, легче от этого не становилось.

— Где ты была? Я хотела позвать Асторию и тебя на стадион, но вас с самого утра и след простыл!

— Просто кто-то любит поспать в выходной, — через силу подколола её Гермиона, теперь полностью убедившись, что Джинни пока ничего не знает.

— Не стану отрицать, — хихикнула та. — Но, в самом деле, куда вы подевались так рано? В Хогсмид что ли пошли?

— Да... только отдельно друг от друга, — Гермиона почувствовала, как начинают гореть щёки, однако темнота ведущего в спальни коридора спасла её положение. — Она была с Малфоем, как обычно.

— А тебя подцепили Дин и Падма? — весело добавила Джинни, избавляя Гермиону от выдумывания дальнейших подробностей.

— Можно и так сказать, — с трудом ответила она, кое-как находя в себе силы смотреть в эти пронзительно-голубые глаза. Нужно было срочно менять тему. — Кстати, зачем ты хотела позвать нас на поле?

— Тренировка Слизерина же! — сказала Джинни так, будто речь шла о чём-то само собой разумеющемся.

— Погоди, — медленно произнесла Гермиона, пытаясь сложить кусочки паззла в единое целое, — мы ведь уже играли с ними. Зачем тебе смотреть их тренировку?

— Если они выиграют последний матч против Пуффендуя, что очень возможно с их виртуозным ловцом, — тут Джинни вся сморщилась, — который стал таковым так же внезапно, как и вся их команда — реальным претендентом на Кубок школы, то мы, победив Когтевран, вполне можем набрать равное со Слизерином количество очков. И тогда понадобится ещё одна игра, чтобы выявить единоличного победителя.

Гермиона едва подавила рвущийся из груди стон.

Мне только супер-финала Гриффиндор-Слизерин не хватало.

— Но ведь нужно, чтобы произошло сразу несколько совпадений, чтобы такое случилось, — сказала она вслух. — Во-первых, самое элементарное: у нас с ними может не быть равного количества итоговых очков.

— Да, мой друг, — кивнула Джинни, снова убирая электризующиеся волосы с лица, — но мне ли рассказывать тебе о расчётливости слизеринцев? Они, скорее всего, уже десять раз посчитали очки у всех сборных и намерены если не выиграть Кубок, то как минимум пробиться в финал.

— Надеюсь, что до этого не дойдёт, — искренне сказала Гермиона, делая шаг вперёд. Она не хотела дополнительных поводов для столкновений с Тео; их и так хватало, взять хотя бы повод под названием «друзья».

— Я тоже! — подхватила Джинни, доставая из кармана тёплые перчатки. — Так ты пойдёшь? Это наш последний год в Хогвартсе, и я хочу закончить его с Кубком школы по квиддичу в руках. А чтобы добиться этого, никогда не лишне посмотреть на тренировку вечных соперников.

— Нет, спасибо, — с трудом выдавила Гермиона, переступая порог комнаты и тем самым в полной мере определяя свою позицию. — Теперь в их команде нет Блейза, а новички не станут защищать зрителей от бешеных бладжеров.

Мерлин, зачем я это говорю?!

— А, Нотт... ну да. — Джинни нахмурилась, но тут же вновь улыбнулась и махнула рукой: — Ну не совсем же он чокнутый, чтобы ранить людей на трибунах. Да и на этот случай есть защитные заклинания. В общем, я побежала, а ты приходи, если надумаешь.

— Хорошо. Джинни, постой...

Но та уже не слышала её, бегом спустившись по лестнице и скрывшись за поворотом коридора.

Надо сказать ей, и как можно скорее. Будет лучше, если она узнает всё напрямую от меня, а не от Астории или кого-то ещё.

Вы же никогда не боялись трудностей, мисс Грейнджер! Что вдруг случилось? В любом случае, как бы ни отреагировала Джинни, правда рано или поздно откроется. И лучше самой приблизить этот час.

Остаток выходных прошёл в добровольном затворничестве. Просидев два дня у себя в комнате, Гермиона лишь однажды покинула пределы факультетской гостиной для того, чтобы спуститься на кухню к эльфам (Большого зала она разумно избегала, уверенная, что там-то Нотт и будет её поджидать). В воскресенье вечером, промучившись весь день нумерологией пополам со скребущими в душе сомнениями, Гермиона наконец позволила себе отложить в сторону ворох пергаментов и посмотреть на часы. Была уже половина восьмого, и организм вполне справедливо требовал пищи, ведь она ничего не ела с самого утра. Взмахом палочки убрав со стола пергаменты с толком не завершённой из-за посторонних мыслей работой, Гермиона подошла к шкафу, чтобы переодеться и второй раз за день наведаться на хогвартскую кухню.

Она медленно поправляла резинку форменных гольфов и разглаживала сборчатую юбку, всё думая о том, как сказать Джинни про Нотта. Вчера вечером та вернулась с поля так поздно, что Гермиона уже спала, а утром умчалась по какому-то срочному делу к Хагриду. Астория и вовсе не ночевала в комнате, решив, по-видимому, дать Гермионе возможность поговорить с Джинни наедине, что было очень тактичным поступком с её стороны.

Однако разговора не случилось. С каждой минутой, отсчитываемой часами на стене девичьей спальни, эта мысль терзала Гермиону всё сильнее, и чем больше она углублялась в размышления, тем хуже ей становилось. На пустом месте появлялась, приобретая всё более чёткие очертания, самая настоящая проблема, хоть Гермиона и не оставляла попыток убедить себя в том, что никакой проблемы, по сути, нет.

Я свободный человек и могу встречаться с кем захочу.

Но тут же внутренний голос возражал ей:

Как думаешь, Джинни сможет отнестись к этому с пониманием?

Так больше продолжаться не могло. Сейчас она возьмёт себе что-нибудь поесть, а потом будет ждать Джинни хоть до самой ночи и ни за что не сомкнёт глаз, пока не поговорит с ней.

Закончив с пуговицами рубашки, Гермиона подошла к зеркалу, чтобы поправить галстук, и вдруг её внимание привлекло что-то на столе, ярко блеснувшее в свете зажжённой на столе лампы с синим магическим пламенем.

Это был браслет, который подарил ей Виктор на день рождения. В прошлый выходной Гермиона, Астория и Джинни устроили генеральную уборку в комнате, и, наткнувшись на браслет, Гермиона положила его на прикроватную тумбочку... так и забыв его там.

— Ладно хоть с Виктором всё более-менее решилось, — облегчённо произнесла она, убирая вещицу в коробочку с серьгами, которые подарили родители. После того вечера, когда Гермиона сняла браслет и спрятала в футляр, она ни разу больше не доставала его — не потому, что он напоминал ей о Краме, а потому, что она не очень любила украшения, сковывающие запястья. Но, поскольку это был подарок, к тому же сделанный от души, избавиться от него она просто не имела права.

Хотя, даже если бы мне нравились браслеты, носить этот я тоже вряд ли когда-нибудь бы смогла. Тео не позволил бы мне надевать украшения, подаренные не им... как не позволил бы и общаться с теми, кто их дарил.

Мерлин, а ведь перед последней встречей с Виктором мне, похоже, именно по этой причине было не по себе. Казалось бы, в разговоре с преподавателем, тем более не наедине, нет ничего предосудительного, а я всё равно мандражировала, подсознательно думая лишь о реакции Тео.

Выходит, дело не столько в нём (при всей его деспотии!), сколько во мне. Это я загнала себя в такие рамки, и менять что-то необходимо мне самой.

Гермиона с неожиданной силой распахнула дверь комнаты и, как никогда исполненная решимости, поспешила вниз.

С кухни доносился звон кастрюль, шипение закипающей воды и оживлённые голоса домовиков. По всему второму этажу расплывался аромат только что испечённого хлеба, к которому примешивался такой вкусный запах жареной картошки, что, казалось, можно было насытиться им одним.

Гермиона постучала в закрытую дверь, тихо шепнув:

— Винки, Дерек, это снова я, Гермиона.

Дверь, будто сама по себе, отворилась, и Гермиону окутало тёплым паром.

— Как у вас пахнет! — восторженно сказала она, чувствуя, как желудок скручивается в тугой узел от нахлынувшего голода, и почти вслепую перешагнула порог кухни, ожидая, пока рассеется пар. — Просто пальчики оближешь! Что у нас сегодня на уж...

Конец фразы повис в воздухе. В глубине кухни продолжали суетиться эльфы, и лишь один из них стоял прямо у её ног, а за его спиной возвышался, мрачно ухмыляясь, тот, от кого она пряталась все эти дни.

— На ужин картошка с мясными подливками и овощами, — как ни в чём не бывало ответил на её вопрос Тео. — Верно, Дерек?

Замерший было эльф кивнул головой, и кончики его ушей чуть затрепетали.

— Как ты здесь оказался? — сразу начала напирать Гермиона, избрав лучшей защитой нападение. — Ты опять следил за мной?

— Успокойся, золотце, — Тео хотел положить руки ей на плечи, но она увернулась. — Я всего лишь навёл у Дерека сведения насчёт тебя.

— А с какой это стати тебе должен отвечать хогвартский эльф? И почему вообще пустил на кухню? Сюда можно входить только преподавателям и старостам!

Гермиона перевела недоумённый взгляд на домовика. Тот печально пожал маленькими плечиками.

— Дерек не мог отказать мистеру Нотту в просьбе, — пробубнил он, пряча глаза. — Пусть мисс Грейнджер простит непутёвого Дерека...

— Перестань, тебе не за что извиняться, — Гермиона опустилась рядом с домовиком и, наклонившись, заглянула в его огромные виноватые глаза. — Просто это как-то странно. Вы ведь теперь свободные существа и не обязаны никому подчиняться. Насколько я помню, вход на кухню был закрыт для всех студентов, кроме старост, а тут...

— Ну же, Дерек, скажи мисс Грейнджер, почему ты пустил меня сюда, — подал голос Тео, глядя на эльфа сверху вниз.

Гермиона резко поднялась. Её глаза метали молнии.

— Ты что, пригрозил ему чем-то?! — гневно спросила она, в упор глядя на Тео, который оставался воплощением самой невозмутимости. — Если ты посмеешь обидеть хоть одного из...

Она осеклась, чувствуя, как снизу её тянут за рукав.

— Дерек всю жизнь служил семье Ноттов, — пропищал эльф всё ещё с виноватым выражением на крохотном личике, — пока господин Теодор... господин Тео не отпустил его.

Гермиона подняла изумлённый взгляд на Нотта.

— Вот как, значит? Дерек был твоим домовиком? И что, ты воспользовался своей былой властью, чтобы...

— Гермиона, это уже не смешно, — прервал её тираду Тео. — Хватит меня обвинять в жестоком обращении с эльфами; в конце концов, я не давал для этого ни малейшего предлога.

— А мне кажется, что бедняга просто тебя боится! Дерек, — вновь обратилась она к притихшему эльфу, — помнишь, в начале года ты говорил, что в школу вернулся очень плохой человек? Разве тогда речь шла... — она чуть замялась, теперь избегая встречаться с Тео взглядом, — не о твоём бывшем хозяине?

— Верно, мисс Гермиона... Но Дерек был не прав, ох, Дерек так виноват!

Он схватил себя за голову, так что кожица на затылке натянулась, а потом резко метнулся к ближайшему столу в поисках какой-нибудь кухонной утвари потяжелее, но Тео, предугадав его действия, на лету удержал домовика за передник, и как раз вовремя: тот едва не обрушил на себя целую пирамиду из тарелок.

— Прекратите этот балаган, — решительно сказал Тео, возвращая эльфа на прежнее место. — Дерек, у тебя были основания называть меня плохим за тот произвол, что я творил в прошлом году, и тебе об этом известно. Поэтому хватит бичевать себя, тем более я уже не твой хозяин, и ты можешь говорить обо мне всё что угодно. А теперь послушай ты, — обратился он к Гермионе, которая выглядела, мягко говоря, озадаченно, — я распустил всех эльфов, как только вышел декрет о конфискации нашего особняка. Не знаю, где все остальные, но Дерек, как видишь, теперь работает тут, а на кухню он пустил меня по старой памяти: сама же знаешь, домовики порой так преданны своим хозяевам, что могут легко забыть о своей приобретённой свободе. А насчёт того, что ты сегодня была здесь, он ответил просто потому, что я его попросил. Представь себе, я способен добывать информацию не только путём давления или угроз, как вы все привыкли думать, — он устало провёл рукой по лицу, а потом добавил: — У тебя остались ещё какие-то вопросы? Могу пролить свет на любые догадки и предположения.

— Да, остались, но давай поговорим наедине, — задумчиво сказала Гермиона, медленно поворачиваясь к двери. Затем оглянулась на эльфа: — Дерек, когда мы уйдём, пожалуйста, не делай с собой ничего. Ты ничуть не виноват, и мы на тебя не сердимся. Хорошо?

Дождавшись от домовика вразумительного кивка, она вышла из кухни в пустой коридор, сопровождаемая неотступно следующим за ней Тео.

— Ну, убедилась, что я не сделал ему ничего плохого?

— Вполне, — Гермиона тряхнула головой, быстрым шагом идя сама толком не зная куда, лишь бы не смотреть на того, кто в том же темпе шагал чуть поодаль. — Но поговорить я хотела о вчерашнем. Если с Дереком обошлось, то с моими друзьями — нет. В частности, что касается Дина: ты перегнул палку.

— Ах да, Томас! Надеюсь, сломанный палец долго будет напоминать этому недоноску о том, что не стоит лезть в мою личную жизнь, — процедил Тео сквозь зубы, вдруг сворачивая в едва заметный боковой проход. Гермиона огляделась: она никогда не была в этой части замка. — Как ты только с ними общаешься?

Из темноты перед ними возникла дверь, но прежде чем Тео успел взяться за ручку, Гермиона резко остановилась и уставилась на него в немом изумлении. Она была потрясена — вновь — его жестокостью, абсолютным безразличием к её дружеским чувствам и чистейшим эгоизмом.

— А может, Дин и Падма были правы насчёт того, что ты думаешь только о себе? — сурово заявила она. — Они мои друзья, можешь ты это понять?

— Могу. Но не хочу, — Тео упрямо повёл плечом. — Ладно Патил, но этот урод Томас...

— Не смей так говорить о нём!

Тео бросил на Гермиону короткий изучающий взгляд.

— Ладно, давай рассуждать здраво. Готов признать, что сейчас во мне кипит личная неприязнь к нему, которая мешает объективно смотреть на вещи. И даже скажу больше: если посмотреть на ситуацию со стороны, то Томас, возможно, нормальный парень, — тут он не удержался, чтобы не скорчить гримасу. — Но так уж вышло, что мы с ним терпеть не можем друг друга. Поэтому тебе придётся ограничить общение с ним.

— Вот ещё! — вспыхнула Гермиона. Раздражение, вызванное таким поведением Тео, только усилило её невыраженный гнев. — Я сама решу, с кем и сколько мне общаться!

— Ошибаешься, солнышко, — протянул он, открывая дверь и останавливаясь в дверном проёме. — От себя не убежать. Если не сегодня ночью, так завтра ты сама придёшь ко мне.

— Ты так в этом уверен?

— А то.

— А я уверена в том, что буду общаться с Дином, равно как и с Джинни, Падмой, Асторией, Гарри... и Роном, наконец.

Тео даже содрогнулся от мгновенно накатившей ярости.

— Про Уизли можешь забыть прямо сейчас, — ледяным голосом сказал он, наклоняясь к ней. Слова прозвучали тихо, но оттого ещё более устрашающе. Он снова выглядел как голодный и злой ягуар, готовый броситься на врага, оспаривающего его право на добычу, и разорвать того на мелкие клочки. — Он тебе не друг, он твой бывший, и я не советую ещё хоть раз произносить при мне его имя.

Гермиона с храбростью, достойной истинной гриффиндорки, выдержала его не предвещающий ничего хорошего взгляд и ответила так дерзко, как могла себе позволить только она:

— Пора тебе уже понять, что ты не имеешь права что-то запрещать мне, повелевать мной и распоряжаться моей жизнью. Я личность, а не твоя игрушка.

Тео смотрел в её глаза, не моргая. Казалось, что он проникает в её мысли, желая найти опровержение только что произнесённым словам, но Гермиона даже не пыталась закрыть своё сознание, поскольку в этот раз то, что она говорила, целиком совпадало с тем, что она на самом деле думала.

— Разве я когда-нибудь обращался с тобой как с игрушкой? — сказал он глухо. — Я хоть раз обидел тебя?

— Напрямую нет, но косвенно — да.

— Опять пресловутые друзья?

— Именно. Тео, меня это всерьёз задело. Мне было неприятно смотреть, как ты куражился над Джастином; мне было стыдно за тебя, когда ты хамил Виктору; я боялась тебя, когда в начале учебного года ты чуть не спалил Дина заживо, и, наконец, мне было просто омерзительно, когда вчера ты в полном смысле этого слова глумился над ним, пользуясь тем, что Дин взбешён и в таком состоянии плохо контролирует свою магию. Ты насмехаешься над теми, кто слабее тебя, имитируешь честный бой, а сам при этом заранее знаешь исход... Все эти поступки — отражение твоих худших качеств: подлости, лицемерия и эгоизма.

— Вот как ты теперь говоришь, — хмыкнул Тео, отказываясь до конца верить в то, что слышит это от Гермионы — девушки, которая ещё вчера утром рассказывала ему о своём детстве, смеялась над его шутками и горячо отвечала на его поцелуи. — Что-то я не припомню, чтобы после всех этих эпизодов, исключая разве что последний, ты гнушалась моего общества. Чуть не сгорел Томас — и ты позволила мне впервые себя поцеловать. Финч-Флетчли остался без палочки — и ты ночуешь в моей комнате. Крам узнаёт, что мы встречаемся — и ты сама тянешься ко мне, гладишь и целуешь в пустом кабинете.

— Я этого и не отрицаю. Потому что слишком велико было искушение побыть с тобой ещё хотя бы секунду, минуту, час. Ослеплённая своими чувствами, я закрывала глаза на все твои издёвки над теми, кто мне дорог. Потому что ты, Мерлин тебя возьми, для меня дороже их всех, вместе взятых! Но вчера ты перешёл все мыслимые и немыслимые границы. Я просила тебя прекратить эту перепалку с Дином, но вместо того, чтобы послушать меня, ты сломал ему палец... Ты хоть представляешь, как жутко это выглядело со стороны? Жутко настолько, что казалось нереальным! Но, знаешь, я даже рада: ведь то, что произошло вчера, хоть немного меня отрезвило.

Тео терпеливо дождался окончания фразы.

— Вообще-то, когда ты попросила меня отпустить его многострадальный палец, я выполнил твою просьбу.

— Ну ещё бы, ты ведь к тому моменту уже успел его сломать, — удручённо произнесла Гермиона и уронила голову, будто силы резко покинули её. Несколько минут она молчала, с трудом сдерживая внезапно подкатившие к горлу слёзы, но потом всё-таки заставила себя посмотреть Нотту в глаза. — Знаешь, Тео, порой я думаю, что твоя истинная страсть — ненависть, а не любовь.

— Это не так, — он покачал головой, глядя на Гермиону с таким выражением, словно видел её в последний раз. Он, конечно, уже понял, что последует за этим разговором, и готов был признать, что никогда ещё не чувствовал себя настолько подавленным. — Теперь ты наверняка не веришь ни одному моему слову, но всё же знай, что я никогда тебе не лгал. И я действительно тебя люблю.

— Ох, Тео... — вымученно простонала Гермиона, бессильно прислоняясь спиной к холодной каменной стене. — Когда любят, то учатся слышать друг друга, учатся уступать, ищут какой-то компромисс. Ты же и пальцем о палец не ударил, чтобы хотя бы попытаться понять меня и принять мой выбор... Такой вот каламбур.

Она тяжело вздохнула, больше не глядя на него. А он не знал, впервые не знал, что ей сказать, потому что в этот раз она была абсолютно права.

Повисло тягостное молчание. В голове Тео билось лишь одно: уж лучше бы Гермиона ему врезала, влепила хоть десять пощёчин, сделала бы что-нибудь, но не стояла вот так, молча, тихо всхлипывая и всё ниже и ниже склоняя голову перед неизбежностью судьбы, которая была намерена их разлучить.

Гермиона чуть шевельнулась, и Тео отчётливо понял: она всё для себя решила и собирается уйти — отсюда и из его жизни. Его охватило острое желание в последний раз прикоснуться к ней, но не успел он и протянуть руку, как уже в следующий миг Гермиона сорвалась с места. Скользнув мимо Тео в открытую дверь, на ходу утирая слёзы, предательски бегущие по щекам, она стремительно скрылась во тьме незнакомого коридора.

Прошло несколько минут, а он всё стоял, отрешённо глядя на каменную стену, о которую она опиралась, но которая уже перестала хранить её тепло, и пытался собраться. Никогда ему не было так трудно взять себя в руки. Никогда и никого он так не жаждал душой и телом наравне; так, словно вся Вселенная вдруг сосредоточилась в одном-единственном человеке, без которого и жить-то не было особого смысла.

Тео чувствовал, как что-то внутри него рухнуло, ощущал себя угнетённым, разбитым... Но вдруг в сознание ворвалась мысль о том, что его главная цель до сих пор не достигнута, что Волан-де-Морт по-прежнему не уничтожен. Она заполнила Тео до краёв, изгоняя все остальные мысли и переживания, не давая ему окончательно сломаться, упасть духом, помогая перенести душевную муку, что он испытывал сейчас... и будет испытывать ещё долго.

Гермиона бежала по тёмным коридорам и лестницам, не разбирая дороги. Глаза застилала пелена, застрявшие в горле рыдания не давали ей сделать вдох, а где-то в груди будто образовался ком, камнем давивший на раненое сердце. Её разрывало от целой бездны эмоций, но самой сильной из всех была нестерпимая горечь: Гермиона буквально чувствовала её неприятный привкус на языке и осадок во рту и — о, как же она жалела в этот момент, что её эмоциональный диапазон далеко не как у чайной ложки!..

Она сама не поняла, как оказалась у портрета Полной Дамы. Из проёма как раз выходили маленькие гриффиндорцы, и Гермиона, едва не задев их, влетела в гостиную. Взгляды сидящих за ближайшим к камину столиком Джинни, Астории и Дина как по команде обратились к ней, но сейчас она была не в силах что-то объяснять, а потому поспешно отвернулась от друзей, взбежала по ступенькам в свою комнату и, хлопнув дверью, упала на кровать, позволяя наконец душащим её слезам вырваться наружу.

Ребята внизу обменялись тревожными взглядами. Дин вскочил.

— Куда ты? — спросила Джинни.

— Пойду поговорю с ней.

— Стой, — она ухватила его за край жилета. — Не надо. Лестница в спальню девочек тебя не пустит, превратится в горку... Да и Гермиона сейчас не в том состоянии, чтобы с кем-то разговаривать. У неё такое было раньше — может, раза два за всё то время, что я её знаю... Ей просто нужно выплакаться, немного успокоиться самой. А потом уже разговаривать с нами.

— Да, но что, если это Нотт её довёл? — не сдавался Дин. — Как же у меня руки чешутся... Если это так, то я ему не завидую.

— Дин, остынь, — одёрнула его Астория, кивая на забинтованный палец. Падма сумела его вправить, но кость ещё не срослась. — Я вижу, до чего «дочесались» твои руки. Мы не хотим совсем тебя потерять. Так что, прежде чем что-то делать, нужно выяснить, правда ли Нотт причастен к тому, что Гермиона вернулась в гостиную вся в слезах...

— Да тут и к прорицателю не ходи — ясно же, что причастен!

— Дин!

— Просто меня убивает это бездействие.

— Меня тоже, — проворчала Джинни, — но я одного не могу понять: как так получилось, что все вокруг знали об отношениях Гермионы с этим мерзавцем, а я нет?!

— Джинни, мы сами узнали только вчера, — вздохнула Астория. — Даже Драко ни о чём не догадывался, хотя он живёт в одной комнате с Ноттом. Видимо, они очень тщательно скрывали свою связь от посторонних.

— Меня, конечно, удивило то, что Гермиона объединилась с Ноттом на зельеварении, но я думала, это потому, что у каждого из них не было своего напарника: Дин-то вызвался помогать Найджелу. И вообще, всё это началось как раз после ЖАБА и выпуска половины нашего курса. Все эти новые пары на зельях, Рождественский бал...

— Вчера Гермиона дала нам понять, что дело не в балу, — заметил Дин. — Не в том, что там ей пришлось с ним танцевать. Похоже, всё началось гораздо раньше.

— Думаешь, тогда, на квиддичном поле? Когда он позвал на бал Падму, чтобы позлить тебя и, главным образом, Гермиону?

— Боюсь, ещё раньше, — задумчиво вставила Астория. — В самый первый день, когда он обездвижил Виктора у класса защиты от Тёмных искусств. Ну подумайте сами, он всегда устраивал целые шоу, кичился своим магическим мастерством и задевал именно тех, кто так или иначе близок и дорог Гермионе — для того, чтобы обратить на себя её внимание, чтобы вызвать сначала ярость, а потом интерес, любопытство, и так далее.

— А он хорошо её изучил, перед тем как начать свои «ухаживания», — горько усмехнулась Джинни. — Только так и можно было завоевать нашу Гермиону. Вот упырь! Но, объясните мне, ради чего? Показать всему Хогвартсу, что вот, мол, я не только крутой волшебник, оставшийся практически безнаказанным после всех злодеяний, что чинил здесь в прошлом году, но и тот, кто сумел добиться расположения героини войны, а после, наигравшись, сделает из неё посмешище и бросит? Как же, сын Пожирателя смерти, мальчик на побегушках у Кэрроу очаровал саму Гермиону Грейнджер, старосту школы и лучшую подругу Гарри Поттера, без которой война вообще могла быть проиграна! А после, продемонстрировав всей школе свою новую зверушку, — Джинни прямо выплюнула это слово, — он выкинет её как ненужный хлам... Ох, гад, он мне за это ответит!

Она резко поднялась, распалившись не хуже чем Дин несколько минут назад, и теперь пришла очередь Астории удерживать подругу.

— Джинни, пожалуйста, уймись! — они с Дином с трудом заставили Джинни опуститься обратно на диван. — Ты сейчас на взводе, но пойми, что это всего лишь наши преувеличенные домыслы! Да, в стиле Нотта — поступить так с несчастной девушкой, доверившейся ему, но я искренне надеюсь, что всё не так плохо.

— Неужто ты веришь, что в этом негодяе осталось хоть что-то человеческое?!

— Драко верит, — Астория поджала губы. — А я верю ему.

— Ну, тут не поспоришь, — полушутливо, полусерьёзно сказал Дин, разведя руками. — Хотя, справедливости ради надо сказать, что в этом году у меня тоже появились основания верить Малфою; во многом, правда, из-за Падмы. Но что касается Нотта... Мне кажется, он легко мог одурачить всех — Гермиону, Малфоя, даже Дамблдора со Снеггом, которые, как оказалось, настояли на его возвращении в Хогвартс. Кто-нибудь знает, портреты поддаются заклятию Империус?

— Брось, Дин, — отмахнулась Джинни. — Самый верный способ всё узнать — поговорить с Гермионой.

— Думаешь, уже пора? — Астория и Дин с сомнением посмотрели на неё.

— Надеюсь, да. Я не могу больше ждать.

Тихо скрипнула дверь, и в спальню впорхнул знакомый цветочный аромат. Хоть Джинни и постаралась с шумоизоляционными чарами, беспокоясь о подруге, которая, выплакавшись, могла от переутомления забыться сном, привычный запах её духов стал для Гермионы неопровержимым доказательством, что в комнату вошла именно Джинни Уизли.

— Нам давно пора было поговорить, — шмыгая носом, сказала Гермиона. Она села прямо, подложив под спину подушку, и пригласительным жестом показала на место рядом с собой. — Идём.

— Тьфу ты, — Джинни сняла заклинание и уселась на кровать Гермионы. — Я совсем забыла о духах. Интересно, существуют ли какие-нибудь «ароматоизоляционные» чары, как думаешь?

— Существуют, — со знанием дела ответила та, смахивая с ресниц последние слезинки. — Если хочешь, я научу тебя. Но сейчас...

— Да, я поняла. Первым делом, скажи мне, вот это всё, — Джинни кивнула на заплаканное, измождённое лицо Гермионы, — это он?

— Отчасти, — честно ответила та, судорожно сглатывая. Ком в груди немного уменьшился, но всё ещё был большим. Видимо, придётся к нему привыкать. — Скажем так, он не виновен конкретно в этой... истерике (не знаю, как ещё назвать), но мы с ним оба внесли свой вклад в то, что произошло, и то, чем всё закончилось.

— Закончилось? Так он всё-таки порвал с тобой?!

— Нет, Джинни, — поспешила успокоить её Гермиона и глубоко выдохнула. — Скорее, это я от него ушла.

Джинни смотрела на неё во все глаза. Сказать, что она была сбита с толку этим ответом — это не сказать ничего.

— Ого... — только и сумела выговорить она. — А мы уже подумали...

— Господи! — опомнилась Гермиона, хватая Джинни за руку. — Скажи мне, где Дин?

— Сидит в гостиной с Асторией, насколько я знаю...

— Слава богу! Не хватало ещё, чтобы он пошёл разбираться из-за меня с Тео. Пострадают оба, а виновата буду я. Достаточно сломанных пальцев, челюстей и других травм. Я больше не вынесу, если они сделают больно друг другу.

— Вообще-то я едва его удержала, — хмыкнула Джинни, про себя удивляясь тому, как Гермиона говорит о Нотте. Оказывается, о нём она тревожится ничуть не меньше, чем о Дине. — А потом они с Асторией еле-еле уговорили меня не пойти и не напустить на Нотта как минимум Летучемышиный сглаз.

Губы Гермионы тронуло некое подобие улыбки.

— Моя воинственная Джинни! Хорошо, что уговорили, это всё равно было бы ни к чему. Мы с Тео уже не вместе, и больше ничьи дружеские чувства не пострадают.

— Стесняюсь спросить, а как давно вы были вместе?

Гермиона нахмурилась.

— Точно сложно сказать. Официально со вчерашнего дня, — теперь улыбка вышла печальной, — да-да, видишь, как недолго мы продержались. А так... первый раз мы поцеловались в середине октября.

— Мерлиновы подштанники!.. — не выдержала Джинни. — Ты с ним целовалась, подумать только! И танцевала. И варила зелья. Как я могла быть такой слепой? Уже во второй раз я не вижу дальше собственного конопатого носа. Астория с Малфоем, — пояснила она в ответ на вопросительный взгляд Гермионы. — После победы над Волан-де-Мортом Слизерин вообще надо было распустить, и не было бы печали!

— Ты не уважаешь старину Салазара, — с укором сказала Гермиона. — А вообще, разве теперь это важно? Уже ничего не важно... Меня волнует лишь то, как доучиться эти несколько месяцев, находясь с Тео в одной школе.

— Не замечай его, как не замечала все эти годы. А если он хоть немного уважает твои чувства, то свалит из Хогвартса уже сегодня.

— Нет! — вырвалось у Гермионы. Джинни удивлённо воззрилась на неё.

— «Нет»? Тебя беспокоит, что он не получит сертификат об образовании?

Гермиона потупила глаза, не выдержав пристального взгляда Джинни.

— Вот чёрт... — ахнула та, догадавшись. — Всё намного хуже, чем я ожидала.

— Да, пожалуй... Джинни, я сойду с ума, если он куда-то пропадёт, исчезнет, ведь я даже предположить не могу, где его искать! Особняк Ноттов давно конфискован, родственники, насколько мне известно, отвернулись от них с отцом ещё после смерти его матери в девяносто четвёртом... Прости меня, — вдруг сказала Гермиона, прямо посмотрев на Джинни, — я предпочла его всем остальным, я предпочла его Рону.

— Ой, перестань, — отмахнулась та. — Рон сам остолоп, каких ещё свет не видывал! Вы с ним никогда не были настоящей парой, и, если уж на то пошло, ты достойна гораздо лучшего, нежели мой инфантильный братишка, который тебе даже не пишет. Но только не говори мне, — тут она сделала паузу, — что ты нашла этого «лучшего» в Теодоре Нотте.

— Боюсь, что так, — Гермиона сокрушённо покачала головой.

— Час от часу не легче! Скажи мне, где та рациональная, вдумчивая, рассудительная Гермиона, которую все привыкли видеть? — Джинни всплеснула руками. — Ты же противоречишь сама себе. Первая ушла от него, а при этом ревёшь так, будто это он тебя обманул и бросил. Ломаешь голову, как бы тебе дождаться конца учебного года, неминуемо пересекаясь с ним на уроках и не только, но боишься даже подумать о том, чтобы он убрался из твоей жизни навсегда. Ох, Гермиона! Что-то похожее было и у меня с Гарри, но неужели ты на самом деле...

— Да. Джинни, да. Я поняла это не так давно, и для меня это не менее шокирующее открытие, чем для тебя.

— Ну, хорошо, — Джинни хлопнула себя по коленям, призывая таким образом к благоразумию. — Тогда поведай мне, ради Мерлина, почему же, если всё было настолько серьёзно, вы всё-таки расстались?

Гермиона тяжело вздохнула.

— Ты же знаешь, как он относится к вам. К тебе, Гарри, Рону, Виктору, Дину, Падме и так далее. Особенно к Рону и Дину! Иногда мне кажется, что он готов запросто поразить их Непростительными, причём Рона за то, что ему когда-то выпало несчастье походить со мной за руку, Дина же — просто за то, что он существует. Это длится с самого начала года, все эти бесконечные издёвки и насмешки. Он с самого сентября цеплялся ко мне и задирал вас — лишь потому, что вы мои друзья. Такая уж у него изощрённая тактика обольщения... Виктора он в первый же день заморозил, да таким мощным заклятием, что никому не под силу было его снять. Падму он вынудил пойти с ним на бал, как какую-то рабыню, попутно унизив Дина, ради сохранения головы на плечах которого Падма и согласилась на это. Но кощунственнее всего он обошёлся с самим Дином. Сначала вывихнул ему плечо своим безумным бладжером, потом чуть не сжёг заживо, лишив палочки и зрения, а вчера банальным магловским способом сломал указательный палец. Но хуже всего то, что он не просто не хотел понять, что вы мои друзья и дороги мне, а ещё и измывался над вами на моих глазах! Джинни, — тут голос Гермионы опасно дрогнул, — сколько это можно терпеть? Наш сегодняшний разговор стал для меня последней каплей.

Джинни накрыла ладонь Гермионы своей и понимающе сжала.

— Бедная моя, — прошептала она, второй рукой крепко её обнимая. — Угораздило же тебя...

Гермиона снова шмыгнула носом, и Джинни ощутила, как ткань её рубашки намокла — в том самом месте, куда лицом уткнулась Гермиона. Так они просидели несколько минут в полной тишине, прерываемой лишь тихими всхлипами, которые становились всё реже, а когда совсем прекратились, Джинни решила нарушить томительное молчание.

— Почему сегодня?

— Что — «сегодня»? — не поняла Гермиона, поднимая глаза, которые уже не казались Джинни такими тёмно-карими, какими всегда были раньше, словно слёзы вымыли из них насыщенный шоколадный цвет.

— Ты сказала, что последней каплей стал сегодняшний разговор, но ведь отвратительная история с Дином произошла вчера.

— Потому что вчера я избегала его, а сегодня, всего пару часов назад, он таки выловил меня и прямо заявил, что не хочет ничего понимать касаемо вас. И если вчера я ещё раздумывала, то сегодня после этих слов во мне что-то оборвалось. Ох, кстати, вчера вечером я так хотела поговорить с тобой, но не дождалась тебя со стадиона... Теперь-то уже поздно: ты и так всё знаешь и, к сожалению, не от меня.

— Астория сдалась под моим давлением, — подтвердила Джинни. — Но она бы не выдала твой... э-э-э... секрет, если бы я не настояла. А ты знаешь, как я умею это делать.

— О да, — Гермиона улыбнулась уголком рта и сама стиснула руку Джинни. — Спасибо тебе, дорогая. Ты умеешь поддержать как никто другой.

— Да было бы за что благодарить! — рассмеялась та. — Лучше скажи, что ты теперь намерена делать?

Гермиона пожала плечами.

— То же, что и до этого умопомрачения. Буду учиться, готовиться к ЖАБА, переписываться с Гарри и ходить с тобой в Хогсмид. Всё как раньше.

Но как бы она ни пыталась вложить уверенность в эти слова, внутренне слишком ясно понимала, что так, как раньше, уже не будет.