Право на поражение (гет)

Лес в марте похож на сонное животное: неповоротливое, ленивое и голодное. Снег почти растаял, остались лишь белые кляксы у подножья деревьев да рядом со скоплением камней. Я вдыхала полной грудью обжигающе-свежий воздух с запахом хвои и дыма. Где-то совсем рядом горел костёр.

— Не отходи далеко, — сказал Лестрейндж, щурясь от яркого солнечного света.

После полумрака гостиной на Гриммо он чувствовал себя неуютно, но не жаловался и не капризничал. Рабастан умел отделять важное от ерунды и никогда не отлынивал от дела, если видел в нём пользу.

— Боишься, что заблужусь?

— Боюсь, как бы тебя не сожрали, золотце, — серьёзно ответил он мне. — У оборотней мозги по-другому устроены, чем у волшебников.

— Хочешь сказать, что они безумны?

— Да. Нормальные в стае не выживают.

— У Люпина не было стаи, — напомнила я ему, беря его под локоть.

Не то чтобы мне нужна помощь, просто так было уютнее. Как ни крути, задание Риддла сложно назвать увлекательной прогулкой. Всё равно что сунуть голову в пасть крокодилу и надеяться, что он её не оттяпает.

— У него были Мародёры. Тот ещё зверинец, судя по рассказам.

— Ты несправедлив.

— Разве? — Лестрейндж искренне удивился. — Стая — это семья. Место, где тебя всегда примут. Отчасти, в этом оборотни преуспели больше, чем люди.

— Завидуешь им?

— Нет, Гермиона. Что хорошего в том, чтобы каждое полнолуние оборачиваться зверем и охотиться на кроликов. Скука да и только.

Я улыбнулась и покачала головой. С Рабастаном невозможно спорить. На каждое слово у него в ответ найдётся дюжина, и в итоге ты всё равно не сможешь ни в чём его переубедить. Такой уж он человек: раз вобьёт себе что-то в голову — и до конца будет стоять на своём.

Пройдя по тропе вглубь заповедника, мы оказались на поляне. Посреди неё горел костёр, возле которого грелись люди. Они чем-то были похожи на кочевое племя. Быть может, походной одеждой и рюкзаками, в которые помещалось лишь самое необходимое, а может, смуглой кожей, которая бывала у людей, проводивших много времени на свежем воздухе.

О том, где находилась община оборотней, разузнал Риддл. В заповедник мы переместились с помощью портключа. Он был одноразовым, и, если что-то пойдёт не так, уносить ноги придётся самостоятельно. Я надеялась, что всё будет хорошо, но где-то глубоко внутри понимала, что от случайности никто не застрахован. Всё же хорошо, что рядом со мной Лестрейндж. Он сильный боец и сможет прикрыть спину.

Оборотни нас поприветствовали молчанием и настороженными взглядами. Я посмотрела на собравшихся людей, отмечая, что среди них нет ни стариков, ни детей. Слабые среди оборотней не выживают, дети же, даже если рождаются, погибают в своё первое полнолуние. Учёные писали, что это связано с мутацией. Что ребёнок не может совершить обратный оборот и замирает где-то между человеком и волком.

— Добрый день! — я первой нарушила затянувшееся молчание, надеясь, что мой голос прозвучал приветливо и беспечно, что в нём нет страха. — Меня зовут Гермиона Грейнджер. Я — законник. А это, — я кивком указала на Рабастана, — мистер О'Нил, аврор. Мы пришли к вам с миром.

— Ещё бы, — фыркнул один из оборотней. Парень лет шестнадцати-семнадцати, с вытянутым как у лошади лицом и крупными зубами.

— Заткнись, Джон! — прикрикнул на него один из мужчин.

На вид он был ещё не старым, но его виски уже посеребрила ранняя седина, а в углах рта залегли горькие складки. Судя по тому, как парень втянул голову в плечи, это был вожак.

— Вы люди министра? — спросил мужчина.

Лестрейндж кивнул и в свою очередь спросил:

— А ты мамочка этого зверинца?

Я ахнула от неожиданности и досады. Ну как так можно! Они теперь ни за что не согласятся на переговоры.

Рабастан не обратил на меня ни малейшего внимания. Он скалился не хуже волка и смотрел на вожака с вызовом. Ему это пришлось по вкусу. Вместо того чтобы напасть на нас или прогнать, он хрипло рассмеялся и приказал:

— Рита! Принеси бренди нашим гостям и похлёбки.

Женщина с длинными тёмными волосами встала с поваленного дерева и засуетилась возле костра. Для нас освободили место напротив вожака, налили в жестяную чашку выпивки и дали по миске с горячим супом. Я поблагодарила и улыбнулась Рите, та в ответ кивнула и заняла своё место подле вожака.

Несмотря на опасения, суп оказался вкусным, а бренди приятно погрело. Оно было крепче огневиски и вкусно пахло абрикосами. Рабастан рядом молча расправился со своей порцией и сыто икнул.

Я задумчиво посмотрела на него. Он был расслаблен и до неприличного уверен в себе, словно ни раз бывал среди оборотней, хорошо изучив их повадки. Заметив мой взгляд, Рабастан подмигнул и понёс палец к губам, как будто говоря, что ещё не время. Сначала дело, а вопросы потом.

— Значит, хотите дать оборотням волшебные палочки? — спросил нас вожак, насмешливо щурясь.

— Магию, — уточнила я.

— А кто тебе сказал, девочка, что у нас её нет? — старый оборотень посмотрел на меня как на ребёнка, любознательного, смышлёного, но всё ещё глупого.

— Она не это имела в виду, Сильвер, — произнёс Лестрейндж. — Мисс Грейнджер об оборотнях только по книжкам знает, не сердись.

Сильвер-вожак кивнул и сказал:

— Пусть погуляет с молодняком, а мы с тобой потолкуем, перевертишь.

Я хотела возразить, но вовремя прикусила язык. Возможно, у меня была волшебная палочка и дюжина заклятий в арсенале, но куда мне тягаться с существами, вся жизнь которых проходила в борьбе. Джон и Рита сами вызвались проводить меня, и я послушно пошла вместе с ними.

* * *

Лес с проводниками больше не казался мне большим и страшным. Было в нём что-то чарующее и вместе с тем древнее, как сама жизнь. Рита учила меня ходить по мху, обходя стороной сухие ветки и валежник. Она говорила, что главное не шуметь — и тогда лес примет тебя, покажет свои сокровища и раскроет тайны.

Среди веток мелькнул рыжий хвост — белка скрылась в дупле. Ещё дальше под елью мы увидели заячьи следы, а на опушке нам встретился серый волк. Он жадно принюхивался к воздуху и внимательно наблюдал за нами, в любой миг готовый защищаться.

Джон опустился на корточки и, запрокинув голову, протяжно завыл. Волк оскалился, вздыбил шерсть на загривке и, рыча, попятился. Он был мудрым зверем и прекрасно понимал, что один в поле не воин.

— Это и есть ваша магия? — спросила я, с любопытством глядя на своих спутников.

— Можно и так сказать, ведьма. — Джон широко улыбнулся, довольный тем, что смог меня удивить.

— А что ещё вы можете?

— Много чего: найти место для ночлежки, выследить зверя и отыскать источник воды. Можем пройти по тайным тропам за день через всю Британию. Это наверняка не то, что ты привыкла считать магией, но от неё куда больше проку, чем от всех твоих чар.

— Джон! — одёрнула его Рита, а затем сказала: — Ты не сердись, он много болтает, да без толку. Мы редко видим новые лица. Мало нас осталось.

Я кивнула, отлично понимая, о чём она говорит. В битве за Хогвартс кроме Пожирателей смерти на стороне Волдеморта принимали участие и дементоры, и тролли, и оборотни. Конечно, тогда не было полнолуния, и они были не столь опасны, но всё же их не щадили. Как любили повторять некоторые волшебники: хороший оборотень — мёртвый оборотень.

— Я не сержусь. Просто мне любопытно и непривычно. Единственный оборотень, с которым я была знакома — это Ремус Люпин, но он был больше волшебником и не любил говорить о полнолунии и тех метаморфозах, что с ним происходили.

— Так ты нас пришла изучать? — спросила Рита, усмехнувшись.

— Скорее просить о помощи. Волшебники много умеют, ещё больше знают, но всё это, в конце концов, приводит к разрушениям и войнам. Возможно, всему виной то, что не они управляют магией, а магия ими.

— Чего ты хочешь от нас? — Джон встал и отряхнул штаны.

Казалось, что он изучал меня так же пристально, как и я его, с той лишь разницей, что в нём не было страха.

— Показать, что магия — это не игрушка, а дар и ответственность. Что волшебники не особенные и не единственные, кто может творить чудеса. — Я посмотрела на своих спутников, надеясь найти в их глазах понимание, но обнаружила лишь вежливый интерес и скуку.

— Такое впечатление, что ты повторяешь чьи-то слова, — сказал Джон. — В любом случае, решать будет Сильвер.

— Вы настолько ему верите?

— Мы верим в него. — Рита протянула мне только что сорванные белые амариллисы и улыбнулась.

Я взяла цветы и поднесла их к лицу, вдыхая тонкий, едва ощутимый аромат и пьянея от него сильнее, чем от чашки бренди.

Оборотни действительно владели магией, даром, что в них не было ни капли волшебства.

* * *

К чему пришли Лестрейндж с Сильвером, я так и не узнала, но расстались они жутко довольные друг другом и пообещали снова встретиться через неделю. Дипломата из меня не вышло. По правде говоря, всю работу сделал Рабастан.

В мою голову закралось смутное подозрение, что Том отправил меня к оборотням с другой целью. Но с какой? Что он на самом деле хотел узнать?

Мы аппарировали на площадь Гриммо поздно вечером. После свежести леса воздух в городе показался тяжёлым и душным. Дом нас встретил тишиной и одинокой свечой, горевшей в гостиной. Пожелав спокойной ночи Лестрейнджу, я поднялась в свою комнату.

Риддл уже спал. Я, стараясь его не тревожить, разделась и легла рядом.

Не получилось.

Он заворочался, а затем обнял меня, притягивая ближе, словно любимую игрушку, и сонно спросил:

— Как всё прошло?

— Гораздо лучше, чем мы могли надеяться, — честно ответила я. — Правда, Лестрейндж так и не рассказал, о чём они договорились.

— Расскажет, никуда не денется, — пробормотал Том.

Я лежала, прислушиваясь к его дыханию, сначала шумному и глубокому, а затем — едва ощутимому, и улыбнулась. Сегодняшнее путешествие к оборотням казалось мне сном, прекрасным и зыбким. В темноте и уюте нашей спальни все чудовища становились смешными, а опасности — не страшнее, чем прыжок с тумбочки.

Как ни крути, Риддл мог справиться почти со всем, а остальное перепоручал Лестрейнджу. Страшно подумать, на что эти двое были бы способны, если бы выбрали другой путь.

Я надеялась, что никогда об этом не узнаю.

* * *

— Всё, что мне нужно — это лицензия, Грейнджер, — сказал Нотт. — Пойми, этот бизнес гораздо безопаснее, чем все те эксперименты, которые мы проводили над Лестрейнджем.

— Ты просишь о невозможном.

— Но почему? Чем может парфюмерия с косметикой навредить магам?

Я понимала недоумение и возмущение Теодора, но ничем не могла ему помочь. Монополия в этой отрасли принадлежала мистеру Тьери на протяжении последних трёхсот лет. Конечно, здоровая конкуренция — это хорошо для бизнеса, но не в магическом сообществе.

Это был ещё один панцирь, который нам предстояло сломать вместе с Риддлом, чтобы создать будущее, о котором мы мечтали.

— Я посмотрю, что можно сделать, но ничего не могу обещать, — предупредила Нотта, чтобы он не надеялся на многое.

В конце концов, всё зависит от удачи, а она, как известно, дама своенравная.

* * *

— О чём договорился Лестрейндж с оборотнями? — спросила я Тома.

Вечером мы ужинали в «Фениксе», популярном ресторане в Косом переулке. Что не говори, а повар у них был мастером своего дела. Ходили слухи, что в его роду отметились гоблины, но им мало кто верил.

— Они согласились принять участие в переговорах с волшебниками и ближе познакомить их со своими традициями и бытом.

— Звучит слишком просто.

— В этом нет ничего простого. Оборотням тяжело было решиться на это. Нельзя одним законопроектом перечеркнуть вековую вражду.

Я кивнула, соглашаясь, и рискнула спросить:

— Всё же я не до конца понимаю, как оборотни помогут нам в борьбе за перемены?

— Монополия, Гермиона. Монополия на магию. Если ты родился волшебником, значит, ты имеешь право на чудеса. Родился сквибом — от тебя избавляются, как от сломанной вещи. Маги не задумываются, что не они одни могут колдовать. Что есть много других созданий, которые гораздо искусней их и сильнее. — Том немного помолчал, а затем задал вопрос: — Что отличает волшебника от домового эльфа?

— Рост? — Я улыбнулась и стянула с его тарелки маслину.

— Я серьёзно.

— Мм… волшебная палочка? — сделала я ещё одну попытку, за что получила одобрительный кивок.

— Палочка — это костыль, созданный человеком, чтобы скрыть своё невежество и слабость. Отбери её — и маг превратится в маггла. С домовыми эльфами этот фокус не пройдёт, как и с оборотнями.

— Почему же ты решил начать с оборотней, а не эльфов?

— Оборотни похожи на волшебников больше, чем эльфы, — ответил Том, усмехнувшись. — Надо начинать с малого, чтобы достичь цели.

— Какова же наша цель?

— Равноправие и здоровая конкуренция. Только так мы сможем развить магическое общество настолько, что оно превзойдёт в техническом плане магглов, и необходимость в том, чтобы скрываться, отпадёт.

— Ты делаешь всё наоборот.

— Объясни.

Риддл не приказывал, нет. И не просил. Ему просто было любопытно, как самому обычному человеку.

— Раньше ты боролся за права чистокровных волшебников, за их монополию на магию, а теперь же ты сражаешься против них. Не знаю, что хуже.

— Разве моя борьба кому-то вредит?

— Нет, но…

— Но что?

— Не знаю! — воскликнула я, а затем повторила чуть тише: — Не знаю. Это-то меня и пугает.

Том поднёс мою ладонь к своим губам, целуя и согревая своим дыханием.

— Всё будет хорошо. Мы справимся.

И я поверила ему.

* * *

Март подходил к концу. На начало апреля была назначена первая официальная встреча оборотней и волшебников.

Мы готовились к ней тщательно, стараясь всё продумать и обезопасить себя от неожиданностей. Лестрейндж занимался вопросами безопасности и целыми днями мотался между общиной оборотней и министерством, налаживая связи и подготавливая почву для слияния этих двух миров.

Иногда я его сопровождала, с удовольствием окунаясь в тишину и покой леса, размеренную кочевую жизнь оборотней и их нехитрые законы, главным из которых было: «Не навреди».

После смерти Фенрира многое изменилось. Он был словно язва на волчьей шкуре, которая разъедала изнутри общину и уничтожала молодняк в бесконечных драках и стычках.

Одной из самых интересных традиций оборотней была ночь охоты. Перед полнолунием они выпивали специальное снадобье, которое помогало им приглушить жажду крови, и уходили подальше в леса, где вероятность встретиться с человеком была ничтожно мала.

Затем начиналась охота на оленя, иногда на других зверей, но всегда стаей. Всегда до победного конца. В этом было что-то завораживающее, что-то первобытное и совсем не страшное.

Забавно: стоит лишь поближе узнать человека, как через время перестаёшь его бояться. Так было с Рабастаном и Риддлом, так стало и со стаей Сильвера.

— Они ведь знают, кто ты на самом деле, — как-то сказала я Лестрейнджу.

Он кивнул.

— Но как?

— Запах. Оборотни запоминают запах человека. Их не обмануть ни оборотным зельем, ни парфюмом.

— Удобно.

— Не то слово. — Рабастан запрокинул голову, рассматривая проплывающие над головой облака.

В последние дни он стал спокойнее и почти не пил. Говорил, что оборотней раздражал запах алкоголя, а он не настолько безумен, чтобы дразнить зверя перед полнолунием.

— Тогда почему ты каждый раз пьёшь зелье?

— Привычка, — ответил он. — Плох тот шпион, который играет роль только на работе.

— А ты, значит, хороший шпион?

— Лучший, Грейнджер.

Лестрейндж протянул руку, словно приглашая меня на танец. Я неловко сделала книксен и приняла его приглашение. Ладонь у Рабастана оказалась шероховатой и сильной; он отлично владел своим телом. Музыку нам заменил шум деревьев и журчание ручья. Я следовала за ним в своеобразном вальсе, кружась под сенью дубов и клёнов, едва тронутых ранней зеленью.

Танцуя, Лестрейндж выглядел настолько свободным и счастливым, что казалось, что он самый беззаботный человек на всей земле.

Поворот, шаг назад.

Не удержавшись, я рассмеялась. Что ни говори, а он умел быть джентльменом, когда действительно этого хотел.

Шаг в сторону, поворот, два шага вперёд.

Мы на миг застыли, зачарованно глядя друг другу в глаза. Так, словно между нами не было двадцать с лишним лет разницы, двух магических войн и вереницы смертей, навсегда исковеркавших и изменивших нас.

Всего на миг, но этого хватило, чтобы прочесть в его глазах все те слова, которые он никогда не произнесёт. Сглотнув, я подалась к нему и легко поцеловала в щёку.

— Извини.

— За что, золотце? Ничего ведь не было.

Слова прозвучали беспечно, наигранно, и я бы им даже поверила.

О, как бы я хотела им поверить! Но мы слишком хорошо изучили друг друга, чтобы позволить себе роскошь обманываться и обманывать.

Позже я не раз задавала себе вопрос, что бы произошло, если бы я поступила по-другому? Если бы Рабастан наплевал на всё и сказал то, что хотел, а не то, что было нужно. Если бы мы оба были чуточку безумнее и смелей?

Но эти вопросы так и остались без ответов.

Жаль.

* * *

Невилл нашёл меня сам.

Вернее, сначала Луну, а затем они пришли ко мне. Перехватили по дороге домой, взяли за руки и, не говоря ни слова, аппарировали в маггловскую часть Лондона. Пока я пыталась отдышаться и справится с головокружением, они трансфигурировали свои мантии. Так Невилл стал похожим на студента в потёртых джинсах, кроссовках и куртке, а Лавгуд — на кокетку из двадцатых годов в прямом блестящем платье и лёгком пальто.

— Больше никакой слежки? — хрипло спросила я.

На что Луна легкомысленно пожала плечами и сказала:

— За нами следят всегда и везде. Нет смысла прятать голову в песок и ждать нападения. Жизнь слишком коротка, чтобы всё время бояться.

Она взмахнула волшебной палочкой, и моя форменная мантия превратилась в вечернее платье. Со стороны мы наверняка выглядели презабавно, но нам было плевать. Я заразилась бесшабашным весельем от своих друзей, вновь ощутив себя школьницей, самой большой проблемой которой было вовремя сдать эссе по зельям.

Невилл подхватил нас под локти и повёл в паб, который находился на углу Риджент-стрит. В это время там было шумно и тесно, но мы смогли найти свободный столик и сделать заказ.

— Где ты был всё это время? — Пришлось склониться к самому уху Лонгботтома, чтобы он услышал мой вопрос.

— В Хогсмиде. Прятался в «Кабаньей голове». Старина Аберфорт всё так же ворчлив и неприветлив, но никогда не откажет в помощи.

— И всё же ты решил вернуться.

Он кивнул:

— В какой-то миг я понял, что если не вернусь сейчас, то так до конца жизни и буду прятаться, как крыса. Это не то, к чему я стремился всю жизнь.

Я ободряюще сжала его руку. Мне хотелось сказать много всего, но я понимала, что слова — это пустое. Разве можно ими передать всю горечь потерь? Весь страх за жизнь близких людей? За будущее, в котором нет ничего определённого и важного.

Наша жизнь становилась пустой, и, чтобы хоть как-то заполнить эту пустоту, мы совершали поступки, порой нелепые, порой такие, за которые потом было мучительно стыдно. Мы прятались за масками, внутри оставаясь всё теми же маленькими перепуганными детьми, которые понятия не имели, что делать с собой. Которые отчаянно нуждались в советах взрослых, отказываясь понимать, что взрослые — такие же дети, как и мы.

Просто их маски давным-давно срослись с кожей на лицах, а сердца — загрубели и покрылись ледяной коркой.

— Ничего. Теперь всё будет по-другому, — произнёс Невилл уверенно. — Арендую оранжерею и буду разводить там растения.

— Нас ждёт выводок новых плотоядных гераней? — спросила я, усмехнувшись.

— И не только! Я планирую создать зубастые тыквы, бешеные огурцы, а хитом следующего сезона станут говорящие помидоры.

— Врёшь ты всё! — воскликнула Луна, рассмеявшись.

Что ни говори, а две пинты пива для хрупкой девчонки — то ещё испытание.

— А вот и нет! Честное г-гриффиндорское. — Невилл от волнения раскраснелся и даже начал немного заикаться, как в детстве.

Я примиряюще подняла руки и предложила прогуляться на свежем воздухе. На улице хмель немного выветрится, и мы сможем без приключений добраться домой.

Ночной Лондон чем-то походил на огромного спящего зверя. Людей на улицах почти не было, зато от света и огней рябило в глазах. Луна увидела на противоположной стороне улицы киоск, в котором продавали печёные яблоки в карамеле.

— Будете? — спросила она, махнув в сторону продавца в смешной шляпе в форме котелка, украшенной колокольчиками и яркими лентами.

— Нет, не сегодня, — ответила я, ёжась от холода. Платье было красивым, но ужасно непрактичным.

Невилл тоже отказался. Лавгуд нахмурилась, а затем сказала:

— Ну и ладно. А я возьму себе пару. Подождёте?

Мы кивнули. Луна перешла по переходу дорогу и заговорила с продавцом.

— Как думаешь, Риддл остановится на достигнутом?

— Нет, — ответила я. — Он никогда не остановится, и ему всегда будет мало. Хорошо, что для достижения своих целей он выбрал путь слов и дипломатии, а не крови и террора.

— Думаешь, это надолго? Риддл сможет остаться человеком?

— Не знаю, но сделаю всё, чтобы он не превратился в чудовище. Будет непросто, но оно того стоит. — Увидев непонимание, появившееся на лице Лонгботтома, я объяснила: — Риддл стоит того, чтобы за него драться.

— Ты идеалистка.

— Отнюдь. Просто хороший Риддл — это как твои говорящие помидоры. Мечта, которая при должном усердии станет реальностью.

— Ребята! — позвала нас Луна.

Она всё ещё стояла рядом с киоском на противоположной стороне улицы и держала пару яблок на палочке, обмазанных карамелью. Лавгуд была похожа на птичку, яркую и прекрасную, созданную для того, чтоб радовать и удивлять окружающих. В неё невозможно было не влюбиться.

Вдруг тишину сонного Лондона нарушил хлопок. Такой бывает, когда на праздники запускают фейерверк, вот только никакого фейерверка и в помине не было. Киоск за спиной Лавгуд лопнул, как перезревшая дыня, и из него вырвалось пламя.

Луна улыбнулась в последний раз, а затем исчезла, пожранная алым чудовищем.