Право на поражение (гет)

— Мне жаль.

— Мне тоже, — сказала я, вежливо улыбнувшись.

Целитель Флоренс протянул руку, чтобы ободряюще сжать мои ладони, лежащие на коленях, но я не дала. Спрятала их под плед и сделала вид, что ничего не заметила. Это было просто. У меня было много времени, чтобы научиться не замечать сочувствующих взглядов, не слышать жалости в голосах друзей и делать вид, что всё хорошо, когда на самом деле хотелось кричать от отчаянья и боли.

За эти две недели, которые я находилась в госпитале Святого Мунго, целители сделали всё возможное и невозможное, чтобы вернуть мне способность колдовать, но чудо не всегда случается. Я спасла Гарри жизнь, взамен потеряв свою магию. Как ни крути, даром ничего не даётся.

Смешно.

После столько лет борьбы, я вернулась к тому, с чего всё начиналось.

* * *

Рабастан нашёл меня в комнате отдыха. Пациенты — те, кто могли ходить — собирались там по вечерам и развлекали себя беседами и настольными играми. Я никогда к ним не присоединялась. Предпочитала отсиживаться в углу рядом с фикусом и делать вид, что сплю или читаю, чтобы избежать расспросов.

— Я думала, что ты снова нарядишься в костюм миссис О'Нил, — сказала я ему вместо приветствия, на что Лестрейндж рассмеялся.

— О, золотце, я польщен. Признайся, ты в восторге от моих ножек в шерстяных чулках?

— Они незабываемы, — честно ответила я.

Сегодня Рабастан предпочёл свой настоящий облик, дополнив его лишь накладными усами, отчего стал немного похож на гусара времён Наполеона. Он сел на подлокотник кресла, несколько мгновений придирчиво рассматривал меня, а затем без обиняков спросил:

— Всё хреново?

— Не то слово, — я невесело улыбнулась. — Целители пытаются меня обнадёжить, что это не навсегда. Что бывали случаи, когда магия возвращалась через месяц, год, а то и через пять. Но, знаешь, это ни разу не успокаивает, а ещё больше пугает. Я беру в руки волшебную палочку и не ощущаю никакого отклика. Произношу заклинания — и ничего. Понимаешь? Ничего не происходит!

На последних словах мой голос сорвался, и я отвернулась, чтобы Рабастан не увидел злости и отчаянья в моих глазах. Я не плакала, больше нет. Всё равно слёзы ничего не исправят.

— Зелье Снейпа, с помощью которого он пытался сделать человека неуязвимым для магии, сыграло со мной злую шутку, — глухо добавила я.

— О чём ты?

— Оно сработало. Теперь на меня невозможно воздействовать ни чарами, ни заклинаниями. Бонусом идёт то, что и моя магия мне больше недоступна.

— Откуда ты знаешь? — Лестрейндж взял меня за подбородок и повернул мою голову к себе. Он выглядел спокойным и сосредоточенным; это не предвещало ничего хорошего.

— Мой целитель, мистер Флоренс, сказал мне об этом, когда ни одно из диагностических заклинаний не сработало. Правда, я так и не призналась ему, кто напоил меня этим зельем.

Я мягко отвела его руку от своего лица и снова отвернулась.

Рабастан молчал очень долго, а затем резко встал на ноги и протянул мне руку со словами:

— Пошли. Есть работа.

— Моя магия исчезла, — устало напомнила я ему.

— Ну не мозги же! Пошли.

Он потянул меня за собой, и я пошла, кутаясь в больничный халат отвратительного розового цвета. Дойдя до границы антиапарационного барьера, Лестрейндж крепче сжал мою руку.

— Готова, золотце?

— Нет.

— Отлично! — сказал он, непонятно чему обрадовавшись.

Рывок — и мир завертелся перед глазами разноцветным калейдоскопом, прежде чем мы рухнули вниз.

* * *

— Где мы? — спросила я, рассматривая обшарпанные стены вокруг нас.

В проулке было мокро, грязно и ужасно воняло прокисшей капустой.

— Рядом с домом, где Снейп снимает квартиру.

— С ума сошёл? Он сильнее нас!

— А мы хитрее, — спокойно отозвался Рабастан. — Ну же, Гермиона, не дрейф. Всё у нас получится. Не такой он и неуязвимый, поверь.

Лестрейндж внимательно обвёл взглядом грязный проулок, потом направился к непримечательной стене и постучал по ней волшебной палочкой. Сначала ничего не происходило, а затем кирпичная кладка пришла в движение. Миг, второй, и мы смогли увидеть старомодную деревянную дверь, оббитую железными полосами. Рабастан с сомнением посмотрел на неё, но всё же рискнул и легонько толкнул.

Дверь распахнулась, и мы вошли внутрь.

* * *

— Как думаешь, где Снейп мог спрятать свои зелья?

— Нигде. Он их никогда не прятал и не подписывал. Считал, что только полный дурак станет пить что-то из флакона без этикетки, — ответила я.

— Как самонадеянно. Сможешь найти то зелье, которым он тебя напоил?

— Хочешь лишить его магии и таким образом отомстить?

— Почти угадала. Давай, ищи — у нас мало времени.

Я озадаченно посмотрела на него, не до конца понимая, что Рабастан имел в виду.

— Снейп наверняка уже получил сигнал, что в его жилище вломились, и вскоре вернётся. У нас от силы минут десять, прежде чем он попытается нас убить. Я следил за ним все эти две недели, и поверь, он ещё ни разу не проигнорировал сигнал тревоги. Слишком дорожит своими тайнами, чтобы позволить кому-либо совать в них нос.

Мы молча принялись за работу. Как я и предполагала, Снейп оставил свои изобретения на самом видном месте, на рабочем столе, а вот с поиском нужного зелья мне не повезло. Все флаконы были похожи между собой, а моя повреждённая память не давала никаких подсказок. Найти нужное зелье, заранее не зная, где искать, та ещё задача.

— Это бессмысленно, Рабастан, — я устало опустилась в кресло. — Нужно уходить, пока нас не поймали.

— Поздно, золотце, — сказал он и бросил блестящий шар в сторону входной двери.

Лестрейндж сумел точно рассчитать время: шар разбился как раз в то мгновенье, когда Снейп открыл дверь. Он так и не понял, что произошло. На миг его окутало белесым дымом, а затем он пошатнулся и упал на пол. Рабастан подошёл к Снейпу, держа наготове волшебную палочку. Пару раз пнул под рёбра, чтобы убедиться, что ловушка сработала.

— Сонная бомба. Купил вчера во «Всевозможных Вредилках Уизли». Талантливые ребята, ничего не скажешь, — рассмеялся Лестрейндж.

— И что дальше? Мы его усыпили, но это ненадолго. Рано или поздно он проснётся и будет зол, а единственный волшебник, который смог бы с ним сражаться на равных, заперт сейчас в шкатулке.

— Мы не будем с ним сражаться.

Рабастан перевернул Снейпа на спину, попутно обыскивая его карманы. Найдя пару ещё не распечатанных писем и записную книжку, забрал их себе.

— Ты хочешь его убить?

— Это было бы слишком просто. Дай мне пару флаконов, золотце.

— Каких?

— Любых.

— Ты же понимаешь, что зелья, особенно экспериментальные, смешивать нельзя. Это не приведёт ни к чему хорошему.

— На это я и рассчитываю, — сказал он, терпелива ожидая, пока я исполню его просьбу. Он не сомневался во мне ни на миг.

Сначала я хотела с ним поспорить, сказать, что так нельзя, ведь это бесчеловечно, но так и не произнесла ни слова. Возможно, недели две назад я поступила бы правильно, но после исчезновения магии что-то во мне надломилось. Испортилось. Эта червоточина, взращенная на отчаянье и обиде, приправленная здоровой злостью и щепоткой страха, сейчас помогла мне выбрать то, что хочется, не глядя на последствия.

Взяв два ближе всего стоявших ко мне флакона, я отдала их Рабастану. Он открыл их и по очереди влил в рот Снейпу. Потом встал на ноги, отряхнул налипшую на мантию грязь и подошёл ко мне.

— Знаешь, что страшнее смерти, золотце?

— Что?

— Забвение, — ответил Рабастан, а затем взмахнул палочкой в сторону Снейпа и воскликнул: — Обливейт!

* * *

В Мунго мы вернулись поздно вечером. Лестрейндж не стал меня провожать до палаты. Обнял в холе на прощание и сказал:

— Завтра заберу тебя домой. К Мерлину всех целителей! Сами найдём способ вернуть тебе магию.

— А если не найдём?

— Значит, изобретём её альтернативу. Верь мне, Гермиона. Разве я когда-нибудь тебя подводил?

— Никогда.

Кто-кто, а Рабастан был одним из немногих людей в моей жизни, который всегда сдерживал свои обещания. Жаль, что про себя я не могла сказать того же.

* * *

Вернувшись в палату, я увидела Гарри, который стоял у окна. Поттер навещал меня каждый день, но мы почти не разговаривали. Мне было тяжело его видеть, ему меня тоже, но он продолжал упрямо приходить. Как будто это могло хоть что-то исправить.

— Как ты?

— Хорошо, — ответила я, сев на кровать.

Моя рука привычно скользнула под подушку, где была спрятана шкатулка из кости великана. Рабастан отдал мне её в тот же день, когда я пришла в себя после покушения. Отдал, не сказав ни слова и не требуя никаких гарантий. Лестрейндж хотел вернуть Риддла так же сильно, как и я, но после покушения понял, что, пытаясь вернуть одного члена своей семьи, не готов потерять другого. Он знал, что я хотела сберечь жизни и Гарри, и Тому, и готов был подождать, пока я не пойму, что это невозможно.

Гарри избегал смотреть мне в глаза. Он винил себя во всём случившемся и, если честно, был прав. Поддавшись влиянию Снейпа, в тот день он хотел сделать объявление о том, что приём лекарства от ликантропии обязателен для всех оборотней.

Глупость, которая едва не стоила ему жизни.

Поттер даже не допускал мысли, что оборотням нравилась их жизнь и они ни разу не считали себя ущербными. Они взбунтовались, и стая, с негласного одобрения Сильвера, решила избавиться от проблемы, пока та не переросла в катастрофу. Здраво рассудив, что если отсечь змее голову, то и вся затея со временем сойдёт на нет.

Оборотни применили свою магию, малоизученную и опасную. Никто не мог сказать, чем была серебристая тень на самом деле. Одни считали её сгустком вышедшей из-под контроля магии, другие — отпечатком души мёртвого оборотня, третьи — неизвестным науке волшебным существом, — но все волшебники сходились во мнении, что тень была смертельно опасной. Мне повезло.

Зелье Снейпа, лишив магии, спасло мне жизнь.

Порой быть неуязвимой для чар не так уж и плохо.

— Я подал в отставку, — сказал Гарри. — Сейчас волшебники подыскивают замену на пост нового министра магии. Снейп пытался меня переубедить все эти дни, представляешь?

— Представляю, — пробормотала я, наблюдая за Поттером; он по-прежнему не смотрел на меня.

— Я не стал ничего слушать. Не моё это. После всего, что я натворил, надо хоть что-то сделать правильно, — Гарри наконец-то посмотрел мне в глаза и тихо спросил: — Ты простишь меня?

— За что?

— За всё это, — он окинул взглядом палату, мой безобразный розовый халат и тумбу, на которой стояли увядшие цветы, прежде чем сесть рядом со мной.

— Мы квиты, — так же тихо сказала я ему, а затем достала из-под подушки шкатулку. Аккуратно открыла её и вынула сложенный в несколько раз лист бумаги.

— Что это?

— Свидетельство о браке. Хочу быть с тобой до конца честной.

Гарри развернул его и внимательно прочёл. Его глаза расширились от удивления и неверия. Он несколько раз перечитал написанное, а затем вернул документ мне. Гарри молчал, но я прекрасно могла представить, о чём он думал и что чувствовал. И понимала, что Поттер никогда не примет моего выбора. В конце концов, не каждый день узнаёшь, что твоя лучшая подруга добровольно вышла замуж за твоего врага.

Он мог осуждать меня сколько угодно, но мне нечего было стыдиться.

Я любила Риддла.

— Я хочу, чтобы ты, Гарри, после того как сложишь с себя полномочия министра, сделал заявление, что наш брак был фальшивым и необходимым только для того, чтобы укрепить твои позиции в политике.

Поттер кивнул, не споря, а затем встал и молча вышел из палаты. Мне хотелось верить, что это временно, что чуть позже мы сможем стать если не друзьями, то хорошими знакомыми.

Ещё одна глупость, как ни крути.

* * *

Я не собиралась возвращаться домой вместе с Лестрейнджем. Потеряв магию, я потеряла и себя. Всё, что от меня осталось — это имя, но этого было так мало для того, чтобы продолжить бороться, а вот для того, чтобы начать жить с чистого листа — вполне достаточно. Но перед тем как исчезнуть из мира магии, у меня осталось ещё одно незаконченное дело.

Войдя рано утром в палату Кормака Маклаггена, я села в кресло рядом с его постелью. После нападения мантикоры на охоте он так и не пришёл в себя. И никогда не придёт, насколько я поняла из того, что мне рассказал целитель Флоренс.

Ещё один неизлечимый пациент, на котором поставили крест.

Правда, у Кормака было преимущество. Его тело было совершенно здорово, а его магия — неповреждённой. Маклагген оказался идеальным сосудом для сознания Риддла: молод, красив, чистокровен и имеет влиятельных родственников. Зная Тома, я была уверена, что он сможет правильно распорядиться всем этим и через пару лет снова займёт пост министра магии. Кормака не жалко, ведь он был пустым человеком. Наконец-то эта пустота заполнится чем-то стоящим.

Так же я знала, что не смогу остаться с Риддлом. Я потеряла магию и стала бесполезной. Что бы там Том не чувствовал ко мне раньше, со временем я стану для него обузой и он избавиться от меня. Возможно, поступит как с Джинни и сотрёт память. Возможно, сошлёт куда-нибудь и навсегда забудет о моём существовании. Возможно, убьёт.

Лучше уж поставить во всём этом точку сейчас, чем мучиться, ожидая самого худшего. Рабастан был неправ. Я смогу сохранить и Гарри, и Тому жизнь, вот только не смогу стать частью их будущего. Это тоже выбор.

Поставив шкатулку на грудь Кормака, я открыла её, прошептав:

— Вечность.

Как и тогда, из шкатулки вырвалась вспышка невыносимо-яркого света, но я была к этому готова и вовремя зажмурилась. Кормак — нет, Том! — нахмурился, но всё ещё не пришёл в себя. Я вымученно улыбнулась, ощущая, как болит сердце, будто кто-то сдавил его в руке, впиваясь в него когтями. Мне не хотелось покидать Тома. Куда проще было бы остаться и провести отпущенное нам время вместе, будь это неделя или месяц, но я понимала, что потом станет только хуже.

Я ведь не железная.

Склонившись, легко поцеловала Риддла в лоб и ушла, не оглядываясь.

Шкатулку я забрала с собой. Понимала, что не смогу её уничтожить, а вот спрятать там, где её никто не найдёт — запросто.

Когда Рабастан придёт за мной, то найдёт в моей палате прощальное письмо. Он наверняка разозлится и попытается меня найти, но у него ничего не получится. У меня было целых две недели, чтобы обдумать, что делать дальше, и составить план побега.

Вот только как не старайся, от себя не убежишь. Оставалось надеяться, что со временем станет легче и я смогу снова свободно дышать, не чувствуя разрывающей меня изнутри боли.

Это был мой выбор.

Правильный или нет — покажет время.