Возвращение Туу-тикки (джен)

Муми-мама никогда не сердилась по-настоящему долго. Временами что-то огорчало её, но она умела быстро справляться с этим.

Позади кухни начинался реденький осиновый лесок. Муми-мама не любила осины: на ветру они испуганно трепетали, а по ночам печально перешёптывались своими маленькими пугливыми листиками. В осиновом лесу всегда было сумрачно, а на голой земле лежали сморщенные сухие листья. Здесь не было исхоженных тропинок, никто не заходил сюда просто прогуляться или отдохнуть в тени ветвей. Нет, сюда шли в минуты огорчений, когда злились или были чем-то расстроены.

Стоял погожий сентябрьский денёк. Солнце светило ярко и весело, но в воздухе всё равно пахло холодом приближающейся зимы. Пусть она была ещё далеко, очень далеко, дальше Одиноких гор, но зато приближалась уверенно и всё чаще посылала в Муми-дол холодные порывы ветра по вечерам.

Муми-мама нерешительно остановилась на краю леса и прислушалась к себе. Достаточно ли она рассержена, чтобы покидать Муми-дол? Таинственный лес выглядел крайне недружелюбно и даже пугающе. Но Муми-мама слишком устала, чтобы бояться его искривлённых ползучих теней, и поэтому решительно двинулась вперёд.

Сезон заготовок подходил к концу. Погреб позади муми-дома был весь заставлен банками с яблочным вареньем: урожай в этом году выдался на славу. Отдельно были составлены баночки с малиновым и ежевичным, которые так приятно открыть в воскресенье. А вот грушевый джем стоял в тазике на плите и ждал своего часа. Муми-мама знала: не закончи она приготовления в срок, груши пропадут, но сегодня она уже так устала, что ничего не могла с собой поделать. Последние три дня Муми-мама мыла, резала, чистила, варила, помешивала и переливала без передышки с утра до позднего вечера. Её лапки болели, спина ныла, глазки слезились, фартук был заляпан, а времени и сил постирать его совсем-совсем не было. Муми-мама знала, как стараются Муми-троль с друзьями и Муми-папа, собирая груши, но ведь всё собранное нужно было приготовить! А от долгого лежания на земле груши подгнивали и годились только на джем.

— Торопись, пока их ещё можно спасти, — давал наставления Муми-папа. — Иначе все груши пропадут зря.

— В лесу полным-полно голубики, — говорил Муми-тролль. — Может, нам стоило бы собрать её в корзинки?

Конечно, они хотели помочь. Но ни Муми-папа, ни Муми-тролль не видели, как тяжело Муми-маме. Она не могла сердиться на них, но всё-таки чуточку сердилась, и поэтому, погасив огонь под тазиком с джемом, сбежала в осиновый лес позади кухни.

Солнце терялось где-то в верхушках кривоватых деревьев, поэтому в лесу было темно и сыро. Муми-мама вдыхала запах мха, грибов и земли, и наугад шла вперёд, переступая через кривые корни и пролезая под низкими толстыми ветвями. Чем дальше она отходила от кухни, тем дальше отступали хмурые мысли.

Пробираясь через бурелом, Муми-мама думала только о том, как бы не споткнуться. Но она совсем не боялась оступиться, ведь в этом лесу никто не увидит её неловкости.

Постепенно лес редел, а в голове у Муми-мамы прояснялось. Теперь она не думала ни о чём, и это было куда легче, чем думать обо всём сразу. И тут откуда-то неподалёку послышалась тихая приятная мелодия, которая не спеша лилась в прохладном осеннем воздухе, и трудно было понять сразу, весёлая она или грустная. А потом кто-то запел.

Муми-мама остановилась, чтобы послушать эту спокойную песню о проводах лета и долгожданном приходе холодной и тёмной зимы. Когда песня закончилась, Муми-мама поняла — в Муми-дол возвращается Туу-тикки.

Теперь лес казался слишком тихим, мрачным, холодным и очень-очень одиноким. Муми-мама вышла на опушку, и холодный ветер налетел на неё, закрутившись в фартуке и заставив все белые пушинки встать дыбом. Далеко впереди виднелись безжизненные серые горы с голыми вершинами, а сверху простиралось громадное пронзительно-синее небо. Где-то недалеко шумел, неторопливо ворочался и плескался океан.

Туу-тикки сидела на нагретом солнцем камне, а на её плече отдыхала мышка.

— Добро пожаловать в Муми-дол, — вежливо поприветствовала гостей Муми-мама.

Туу-тикки ничего не ответила, а вот мышка достала из нагрудного кармана её рубашки флейту и тихонько заиграла новую мелодию. Это была песня о дождях, которые придут с юго-запада, о шторме и тихом, приветливом утреннем солнце, которое согреет промокшую и замёрзшую землю.

— Мой сын говорил, что твои мышки невидимые, — заметила Муми-мама, присаживаясь рядом. — Или так бывает только зимой?

Туу-тикки лишь пожала плечами, и Муми-мама вдруг почувствовала себя неуютно. Она уже забыла о том, почему сердилась и зачем пошла в этот сумрачный неприветливый лес. Пора было возвращаться.

— Зимой всё иначе, — вдруг заговорила Туу-тикки. — Но зима ещё не скоро. Я слишком рано вернулась в Муми-дол.

— Ты можешь занять купальный домик, если хочешь, — благосклонно заметила Муми-мама. — Уже осень, и мы им почти не пользуемся. Удочки есть в сарае Муми-папы, он всё равно больше привык ловить на сеть.

— Ещё слишком рано, — покачала головой Туу-тикки.

Она повернулась и впервые с момента их встречи посмотрела на Муми-маму. В глазах Туу-тикки было безмятежное спокойствие снежных равнин, которых Муми-мама никогда не видела. От её взгляда становилось легко и спокойно. Это было особенное, странное, непривычное чувство — когда сидишь с кем-то вдвоём на самом краю жуткого и тоскливого леса, но ни чуточки не страшно.

— Тебе нужно посмотреть на океан, — сказала Туу-тики.

— Я не могу, — покачала головой Муми-мама. — Пора возвращаться. Мне нужно ещё много успеть: доварить грушевый джем, починить белые занавески в гостевой комнате, постирать фартук, накрыть на стол к ужину, помыть и почистить груши на завтра…

Она вмиг вспомнила о сотне мелких и больших дел, которые ждали её в муми-доме, и поняла — нельзя терять ни минуты!

— Этим вечером море будет очень красивым, — Туу-тикки помогла мышке забраться в нагрудный карман, встала на лапки и отряхнула хвостик. — Я буду петь песню про осень.

Муми-мама немного помолчала, ожидая, что Туу-тикки скажет что-то ещё, но та залезла на выступ скалы и нарвала немного рябины для береговых птиц.

— Я не могу пойти туда без Муми-папы, — наконец, возразила Муми-мама.

— Конечно же можешь.

Но Муми-мама и правда давно не выходила за пределы Муми-дола одна, и теперь нерешительно переминалась с лапки на лапку. Она думала об ужине, о том, будет ли Муми-тролль искать её, о том, что оставила свою сумку дома, о голодном Муми-папе, о недоваренном джеме, и никак не могла решиться.

— Если надумаешь, то спускайся очень осторожно, скалы здесь скользкие, — Туу-тикки пошла вниз, не оглядываясь, по одной ей известной тропинке.

Вздохнув, Муми-мама поспешила за ней.

Они долго спускались по печальным серым скалам, пока не вышли прямо к океану — огромному, серому, украшенному белыми гребешками волн. Ветер здесь дул сильнее, но Муми-маме не было холодно. Она вдыхала полной грудью прохладный солёный воздух и смотрела туда, где далеко-далеко на горизонте небо и океан сливались в тонкую серую полоску.

Туу-тикки повела её в просторный круглый грот, располагавшийся высоко над уровнем воды, так что можно было не бояться прилива.

— Здесь ты живёшь? — спросила Муми-мама.

— Иногда здесь, иногда там, — неопределённо покачала головой Туу-тикки. — У меня есть лодка, но плавать на ней куда приятнее, когда ветер дует не так сильно.

— Он скоро утихнет, — сказала Муми-мама, принюхавшись.

В гроте жили мышки. Они носили хворост для костра, складывали его в стопку, и вскоре у входа, весело потрескивая, горел небольшой костёр.

— Ты будешь готовить уху? — Муми-мама слышала много о любимом зимнем блюде Туу-тикки.

Здесь, на берегу в гроте, всё было таким умиротворяющим, неспешным, тихим, что и на душе у Муми-мамы стало спокойно. Она прилегла на тёплый песок у костра подремать, и ей снились приятные, безмятежные сны, в которых не было ни груш, ни джема, ни мрачного одинокого леса.

Костёр давно погас, а ветер утих, когда Муми-мама наконец проснулась. Была чудесная звёздная ночь. Что-то тихо шуршало внизу на берегу, и она высунулась из грота, чтобы посмотреть. Туу-тикки тащила лодку к воде, чтобы немного поплавать.

— Ты уже спела свою песню? — крикнула ей Муми-мама.

— Я спою её завтра, — Туу-тикки вытащила вёсла и ловко опустила лодку на воду. — Или послезавтра. Я могу спеть её тогда, когда ты захочешь послушать.

Муми-мама вышла на берег и осторожно забралась в лодку вслед за Туу-тикки. Они поплыли по океану, поверхность которого была такой ровной, что в ней отражалось чёрное звёздное небо. Оно было мрачным, холодным и одиноким, и несло на своей могучей спине тысячи тысяч маленьких белых звёзд.

Отплыв достаточно далеко, Туу-тикки положила вёсла в лодку и легла на её дно, чтобы было удобнее смотреть в небо. Муми-мама же полюбила отражение звёзд в ровном зеркале океана и осталась сидеть на своём месте.

— Звёзды движутся, — сказала Туу-тикки. — Они постоянно движутся, изменяя своё положение. А ещё — все они падают в глубокую чёрную пропасть. Но это совсем не страшно, пока мы все падаем вслед за ними.

Муми-мама смотрела в воду, и ей казалась, что она видит движение звёзд. Они то приближались к ней, то отдалялись, вращаясь по кругу и уплывая всё дальше и дальше в бескрайнее чёрное небо.

— Здесь так красиво! — восхищённо заметила Муми-мама.

— Скоро всё будет совсем по-другому, — равнодушно ответила Туу-тикки.

— Очень жаль, — вздохнула Муми-мама и потрогала лапкой воду, наклонившись над бортом и качнув лодку. Вода была холодной. По поверхности пошли круги, смывая движение маленьких белых звёзд.

Туу-тикки снова взялась за вёсла, и лодка с тихим плеском поплыла к берегу.

Когда наступило утро, Муми-мама почувствовала себя гораздо лучше. Порывшись в запасах Туу-тикки, она нашла хлеб, сковородки, черничное варенье в очень знакомой банке, а также чайник, кофе и сахар. Невдалеке обнаружился ручей с пресной водой, мышки снова сложили костёр, и вскоре на нём уже кипел чайник и поджаривались румяные тосты.

— Сегодня я должна закончить с джемом и отправить Муми-тролля за голубикой. Если зима будет холодной, варенье очень пригодится тем зверушкам, которые не ложатся в спячку, — сказала Муми-мама проснувшейся Туу-тикки. — Сколько тебе ложечек сахара?

Позавтракав, они отправились прямиком в Муми-дол. Чтобы не идти через лес, нужно было сделать большой крюк, но Муми-мама не огорчалась по этому поводу, потому что на душе у неё было радостно и спокойно.

Она немного переживала, не беспокоится ли Муми-тролль и не ищет ли её Муми-папа. Туу-тикки отправила своих мышек предупредить семью, но кто знает — может, мышки засмущались и снова стали невидимками? И ещё Муми-мама думала о джеме — она не успела проварить его как следует, и теперь совсем непонятно было, что из него выйдет.

— Посмотри-ка, похоже, они съели весь твой джем на ужин, — веселилась Туу-тикки, показывая на опустевший тазик.

— И набрали ещё груш, — вздохнула Муми-мама, но тут же пришла в себя. — Ну что ж, эти выглядят покрепче, так что из них, пожалуй, выйдет отличное варенье!

Туу-тикки пошла с ведром к речке, чтобы набрать воды, а потом вымыть в нём и порезать груши, а Муми-мама решила, что непременно отправит Муми-тролля на рыбалку, а к вечеру сварит отличной ухи. И, быть может, сегодня Туу-тикки согласится спеть для них свою осеннюю песню.