Рыцари фей (гет)

Поездка до номера 4 по Привит-драйв прошла напряженно. Как всегда. Сложился обычай, своего рода ритуал, который четверо родственников исполняли при каждом возвращении Гарри из Хогвартса. Вернон, узколобый филистер, вел машину, недовольно ворча всякий раз, когда видел что-нибудь или кого-нибудь не вписывающегося в его идеальный нормальный мир: то есть до самого дома он ворчал не переставая. Петуния, гарпия-сплетница, отпускала ехидные замечания обо всех их соседях, хотя было очевидно, что никто из троих мужчин ее не слушает. Дадли, будучи всего на месяц старше юного волшебника, весивший уже как трое Гарри, безостановочно запихивал в свою утробу печенье и конфеты; его поросячьи глазки следили только за коротким маршрутом его руки до рта. В прошлом, Гарри молчал, переживая очередное травматическое событие, которым ознаменовалось окончание учебного года; но сейчас он молчал, так как ему нечего было сказать своим спутникам. Пока нечего.

"Подъезжаем", — подумал он, узнав окрестности Литтл-Уининга. Незаметно высунув из рукава палочку, он постучал по своим очкам и шепнул "Окулос Магике". Внешние края стекол заблестели, переливаясь как рябь на воде, и на расстоянии нескольких кварталов проявился тонкий кроваво-красный купол. Чары магического зрения действуют лучше, если их наложить на глаза, а не на очки, но ему не нужно было разглядывать руны и формулы хваленой кровной защиты. Нет, его интересовало местонахождение совсем других защитных чар. Вскоре на перекрестке Магнолия-креснт и Айви-драйв он увидел первую из нескольких бледно-розовых сфер. Это были сенсоры сигнальных чар, которыми Министерство, в своей бесконечной мудрости, сочло нужным окружить дом Дурслей.

Существовали две разновидности защитных чар. На Привит-драйв стояли обе. Изолирующие чары, такие, как кровная защита или антиаппарационные чары, работают как барьер, не допуская определенное действие мага. Они бывают как узкоспециальными, так и широкого спектра действия; антитранспортная защита, к примеру, перехватывает только какую-то конкретную форму магического перемещения, а оборонные чары, которые он мог активировать вокруг Поттер-мэнора, защитят дом и его обитателей от самых разных угроз.

В то время как сигнальные чары ставят для обнаружения того, о чем хотят знать их хозяева. Табу, установленное Волдемортом во время Второй войны, являлось сигнальными чарами национального масштаба. Те же, на которые сейчас смотрел Гарри, регистрировали любое колдовство, творимое в доме номер четыре и его окрестностях. Поэтому в 1992 году его посчитали ответственным за левитацию торта, которую устроил Добби. Как и от Слежения, от этих детекторов магии следовало избавиться, прежде чем заниматься своими делами.

К счастью, Гермиона была полностью права, когда в конце первого курса заявила, что у волшебников нет логики. Каждая записывающая сфера имела свою область покрытия, и эти области не пересекались. Таким образом получались "мертвые зоны", где можно было пользоваться магией совершенно без ведома Министерства. Когда он в первый раз проживал грядущий август, ему повезло зажечь Люмос в одной из этих безопасных зон, поэтому Министерство не приплюсовало это обвинение к его Патронусу.

Обычным волшебникам не полагалось знать о сигнальных чарах, потому что на самом деле их было довольно просто нейтрализовать. Гарри знал, и это давало ему тактическое преимущество над отбраковками зоопарка, с которыми он имел несчастье находиться в родстве: когда случится конфликт, а он знал, что конфликт случится, он сможет воспользоваться их величайшим страхом, чтобы принудить их оставить его в покое до конца лета.

Служебная машина Вернона остановилась на подъездной дорожке, и Дурсли зашли в дом, оставив его доставать и заносить свои вещи самостоятельно. Невелик труд, учитывая, что он наложил на свой сундук облегчающие чары еще до прибытия Хогвартс-экспресса на станцию, но дело было в принципе.

"И чему я удивляюсь", — проворчал себе под нос Гарри, — "когда это они делали для меня что-нибудь по доброте душевной? Они и приняли-то меня только из опасения, что волшебники наблюдают за каждым их шагом".

Протащив сундук через кухню, он начал подниматься по лестнице, когда услышал рёв Вернона:

— Мальчишка, убери свои... вещи в чулан. Тебя ждет масса работы и не будет времени на твои фокусы.

Выдохнув, он оставил сундук внизу лестницы и вернулся на кухню, где стоял дядя. Ах вот ты где, зараза! Министерская следящая сфера висела под потолком в углу комнаты, в аккурат позади объемистой туши Вернона. Ситуация была слишком удобной, чтобы Гарри удержался от небольшого развлечения.

— Нет, Вернон, я не смогу заниматься работой по дому. У меня много заданий на лето. Магических заданий, — сказал он, наслаждаясь тем, как багровеет человекоморж. Как Луна больше не боялась своих соседей по факультету, так и ему было наплевать, что Вернону не нравится он или его дела.

Вернон наставил на него трясущийся палец.

— Слушай сюда, мальчишка. Твоя тетя и я терпим твою... ненормальность, поэтому ты должен делать то, что мы велим, чтобы возместить наши хлопоты. Мы кормим твой неблагодарный рот...

— Едой, которую я готовлю, и то лишь тем, что не доели вы трое.

— ...и даем тебе крышу над головой...

— Я не уверен, что чулан под лестницей считается.

— ... так что убери свои проклятые фокусы в чулан, а не то я...

— А не то ты что! — заорал Гарри. Толстяк был застигнут врасплох, и Гарри дал волю своему гневу; он ждал этого много лет. — Ты ни черта мне не можешь сделать! А знаешь почему, урод? — он знал, что не должен, но с удовольствием бросил Дурслю его же излюбленное оскорбление. Шестнадцать лет словесного насилия оставили не меньше шрамов, чем насилие физическое, даже если они невидимы невооруженным глазом.

Он медленно поднял палочку и нацелил ее на Вернона. Тот отшатнулся.

— Я могу делать что хочу, когда хочу, и тебе придется к этому привыкнуть. Сила теперь в моих руках, Вернон.

— Но ты не можешь, — ахнул морж, — тебя исключат из этой твоей школы.

— О нет, не исключат. Видишь ли, после окончания четвертого курса правила меняются: теперь я могу колдовать когда хочу, и мне за это ничего не будет. Фините! — из палочки вылетел синий луч, пролетел у виска Вернона и попал точно в центр узла министерской системы. Тот окрасился в ярко-красный цвет и сжался от размера надувного мяча до размера яблока, демонстрируя, что он временно отключен.

— Видишь, никаких сов, — он похлопал палочкой по ладони, чтобы привлечь внимание Вернона; страх — единственный язык, который тот понимал, и действовать следовало соответственно. — Знаешь, в этом году на Защите нас учили одному интересному заклинанию, под названием "Пыточное проклятье". Оно причиняет боль настолько невыносимую, что люди от него сходили с ума. Его незаконно использовать на волшебнике или ведьме, но наши законы считают магглов — это ты, дядюшка, на случай, если ты позабыл, — не более чем животными. Я уверен, что Министерство не станет возражать, если я на тебе потренируюсь в этом проклятье.

Побелевший как полотно Вернон попятился, споткнулся и рухнул навзничь. — Ты не сможешь, — прошептал он, — у тебя духу не хватит.

— Вернон, Вернон, Вернон. Четырнадцать лет я видел одну ненависть от тебя, твоей жены и твоего сына. Ты никогда не думал, что это тебе аукнется? — Он подошел к распростертому на полу дяде и направил палочку ему точно в лоб. — Назови мне причину, почему я не должен убить тебя на месте.

Это оказалось чересчур для Вернона, и со стоном, он обделался. Вонь была невыносима, но Гарри не отводил взгляд от дядиных тускло-голубых глаз.

— Раз ты ничего не можешь придумать, я тебе скажу. Просто убить тебя будет мало. Нет, я хочу, чтобы ты страдал, а тревога — один из худших видов страдания. Ты не будешь знать, когда я достану палочку, и чем я тебя прокляну. Я ли тому причиной, что твоя поясница на месяц приковала тебя к постели? Если ты потеряешь работу, виной тому твоя бестолковость или моя магия? Я погубил призовые бегонии Петуньи или погода? И знаешь, что лучше всего, Вернон? Я тому причиной или нет, мы с тобой оба знаем, что ты ни черта не можешь сделать мне в отместку, не рассердив меня до чрезвычайности.

Отведя палочку от дяди, он наколдовал в левой руке три глиняные фигурки, изображающие Дурслей, и сунул ладонь под нос Вернону.

— Ваши жизни в моих руках. Оставите меня в покое — сможете пережить это лето. Создадите проблемы... — он сдавил фигурки в кулаке, так что глина полезла между пальцев, — и я сделаю вашу недолгую оставшуюся жизнь сущим адом.

— Ты понял? — Вернон только неподвижно смотрел на него, и он простимулировал его жалящим заклинанием в плечо. — Ты понял?

На этот раз морж кивнул. Гарри убрал палочку в карман. Уже выйдя из кухни, он заглянул обратно:

— И помойся. Тут тебе не свинарник.

Схватив свой сундук, он потащил его наверх, стараясь побороть дрожь в руках и ногах. Только захлопнув за собой дверь своей комнаты, он позволил себе рухнуть.

"Борода Мерлинова, это оказалось тяжелее, чем я ожидал. Я не хочу их запугивать, но непохоже, чтобы что-нибудь другое могло заставить их отступить", — он вытер лоб и обнаружил, что он в холодном поту. — "Нужно заняться ремонтом Поттер-мэнора, чтобы было куда перебраться. Надеюсь, что угроз будет достаточно, но все равно придется быть начеку, просто на всякий случай. Кто знает, не попытаются ли они избавиться от меня, если я потеряю бдительность".

* * *

Поездка домой Гермионы была не менее напряженной, чем у Гарри. Поэтому она все спланировала заранее: то, что в свое время казалось хорошей идеей, определенно теряло свою привлекательность впоследствии. Ее мать по мере поездки все больше погружалась в себя; отец, напротив, начал ворчать по поводу ее парня, как только они отъехали от Кингс-Кросс; продолжил ворчать, пока они ужинали; и не собирался умолкать, когда они входили в дверь своего дома в Челси. С пылающим от смущения лицом, под аккомпанемент его обещаний тяжких телесных повреждений и бесплатного стоматологического осмотра для Гарри, она поспешила в свою спальню.

Ой. Хо-ро-шо, комнату придется переделать. Стены темно-розового цвета разительно отличались от сине-серой палитры, в которую ее любовники окрасили хозяйскую спальню в Поттер-мэноре. Густой ворсистый ковер выглядел соблазнительно мягким, но все же слишком отличался от привычного для нее стиля. И в довершение всего, стоявшая посреди комнаты кровать была, к ее стыду, полностью завалена декоративными подушечками. Когда она переехала к Гарри, она взяла часть их с собой, чтобы добавить немного уюта; но Гарри и Луна, увидев их количество, выдвинули ей ультиматум: или она спит со своими подушками, или с ними. Ясно, что она тут же отправила их в кладовку.

Но больше всего бросались в глаза ее книжные шкафы. Она набила их до отказа, так что было трудно извлечь одну книгу, не спровоцировав сход лавины. В свое время ее мать постановила, что она может иметь в комнате всего три шкафа, что означало необходимость наступить себе на горло и упаковать часть книг в коробки. Прикинув доступное место, она поняла, что полностью ее прошлогодние учебники не поместятся на полки. Вздохнув, она выложила свой уменьшенный сундук из кармана на ближайшую тумбочку и приступила к трудоемкому процессу разбора своих книг.

Спустя полтора часа в дверь постучали.

— Открыто! — откликнулась она, раздумывая, отправить ли любовный роман в руках в кучу "поставить в шкаф, если будет место" или кучу "подумать еще". Мысленно подбросив монетку, она положила роман в первую кучу, которая была в несколько раз больше второй, но все же меньше кучи "оставить в комнате". В стопке "выбросить" была всего одна книга.

— Можно мне войти? — спросила ее мать. — Я хочу поговорить с тобой о Гарри.

Гермиона вздохнула:

— Это разговор "держись от него подальше" или "расскажи мне все, чтобы я могла отговорить тебя с ним встречаться"?

— Ни то ни другое. Это разговор "тебя не бывает дома десять месяцев в году, и хотя я знаю, что ты больше от меня не зависишь и во мне не нуждаешься, я все еще надеюсь принимать хоть какое-то участие в твоей жизни".

Она виновато поморщилась. В будущем она со временем все больше и больше отдалялась от родителей и маггловского мира. То, что стереть им память оказалось проще, чем объяснить, почему им нужно уехать из страны, многое говорило об их отношениях.

— Я не имела в виду, что я не хочу общаться с тобой и папой. Я не подумала, что из-за прошлогоднего чемпионата мира по квиддичу и Святочного бала мы так мало времени провели вместе.

— Я знаю, милая. Когда ты захотела учиться в интернате, я знала, что мы с отцом не будем видеть, как ты растешь; только я не ожидала, что это будет так больно, — мама присела на край кровати. — Ну, так что с Гарри?

— А что с ним?

— То, что я видела, не было похоже на поцелуй тех, кто только начал встречаться. Он был очень интимным.

— Ты не могла бы просто спросить то, что хочешь узнать? — спросила она, ее щеки заполыхали.

— Ладно. Вы уже занимались сексом?

"И как мне на это ответить? Да, мы много раз занимались сексом, но не в этом времени. Она уже знает, что между нами что-то есть, то есть я не могу сказать нет; но так как в письме на Рождество я написала, что у меня нет парня, несколько месяцев для меня будет чересчур быстро, чтобы прыгнуть с ним в койку. Возможно, подойдет что-нибудь среднее?"

— Кроме орального секса — нет.

Мать тоже покраснела:

— Это намного конкретнее, чем я ожидала услышать.

— Мама, я понимаю твое беспокойство, и я согласна ответить на твои вопросы откровенно и честно. Но если ты не готова это услышать, мы всегда можем отложить разговор...

— Нет-нет, раз уж мы начали, давай закончим, — ее мать глубоко вздохнула в попытке расслабиться. — В таком случае, вы собираетесь заняться сексом этим летом?

— Нет, мама, мы с Гарри не собираемся заниматься сексом как минимум до конца октября, — мать вопросительно наклонила голову, побуждая ее пояснить. — Тогда Луне исполнится пятнадцать.

— Зачем тебе ждать, когда ей исполнится пятнадцать?

"Настал момент истины", — подумала Гермиона. Она приняла свое влечение к женщинам уже после того, как стерла память своим родителям, и не была уверена, как они отнесутся к ее признанию. — Я жду, потому что возраст согласия в магической Британии — пятнадцать лет, и я хочу, чтобы мой первый раз был как с моим парнем, так и с моей девушкой.

— О, — мать была потрясена, но по крайней мере, не проявила видимого отвращения. — Так ты... ты...

— Я бисексуальна, мама, — она потянулась, чтобы взять мать за руку, но та отдернула ее. Гермиона вздохнула и опустила руку. С огорчением она сказала:

— Я надеялась, ты будешь рада, что я нашла тех, кто меня любит.

— Я не расстроилась, Гермиона. Но почему? Разве мало встречаться с Гарри, не встречаясь одновременно с Луной? И как он относится к тому, что у его девушки есть кто-то на стороне?

— Эм-м, мама? Гарри и с Луной встречается, — увидев ошарашенное выражение лица матери, она поспешно добавила: — Нас обеих влекло к Гарри, и когда мы поняли, что у нас также есть чувства друг к другу, мы подумали, что у нас что-то может получиться. Гарри определенно не возражает, что у него две девушки. Мама? Миранда?

Мать вздрогнула от звука своего имени.

— Понятно. Э-э, хорошо, — она встала с кровати и механически подошла к двери. — Увидимся утром за завтраком.

— Мама, пожалуйста, не уходи. Я не хочу, чтобы ты сердилась на меня просто за то, кто я есть.

— Я не сержусь, Гермиона. Мне... нужно время, чтобы переварить все это, вот и все. Поговорим завтра, — и с этими словами она вышла.

Гермиона ничком рухнула на кровать, по ее щекам покатились слезы. Все прошло не так, как она надеялась. Хорошо, что Гарри приведет Поттер-мэнор в порядок еще в этом месяце. Ей может понадобиться переехать раньше, чем она предполагала.

* * *

Луна добралась домой быстро и без приключений. Она с отцом через камин прошли домой, затем приготовили простой ужин. Расчесывая волосы перед сном, она наслаждалась уютным окружением, привычным с детства. Как замечательно снова оказаться дома.