Жребий (гет)

Свет факелов плясал на стенах и выбрасывал из темноты зала, находящегося внутри пещеры, черный каменный стол, висящий на железных цепях. По углам стола ярко полыхали факелы, но их свет отнюдь не смягчал, а лишь подчеркивал алебастровую бледность тела, лежащего на нем.

Когда-то голубое платье стало розмариновым от крови, которая упрямо не желала останавливаться, хотя и не хлестала уже потоком. Бледность лица Сивиллы Оршели практически не была различима за многочисленными синяками и глубокими порезами. Она казалась мертвее мертвого и слыла бы неживой, если бы не едва заметные подъемы грудной клетки и чуть слышное хриплое дыхание.

Несколько десятков человек опасливо жались к стенам: среди них были представители самых разных эпох - те, кто уже успел покинуть подлунный мир, и те, кто еще ни разу не пересекал его границы с тех самых пор, как заложили свою душу. Последние пребывали в таком ужасе, что проклинали минуту, когда решили, что знания, мудрость, власть или любые другие земные блага стоят сделки с Дьяволом.

В изголовье каменного алтаря стоял, скрестив руки на могучей груди, огромного роста широкоплечий человек с медно-рыжими волосами и горящими, как угли, глазами. Он напряженно смотрел в никуда. Тут же, на коленях, прижав неподвижную холодную руку к своему лицу, стояла почти обнаженная женщина, из одежды на которой была лишь туника, сплетенная из золотых цепей. Нечеловечески огромные и светящиеся зеленые глаза ее были также лишены всякого выражения.

Людская масса, жавшаяся к стенам пещеры, негромко переговаривалась и бурлила, и тут послышался одинокий голос:

— Кровопотеря была слишком сильной. Молодой госпоже не жить.

Демон в два шага оказался возле говорившего, схватил его за горло и без всякого усилия оторвал от пола. Человек захрипел, стоявшие рядом в ужасе попятились.

— Ты еще можешь быть нам как-то полезен, человеческое отродье, и только поэтому я позволяю тебе жить сейчас. Еще одна подобная фраза — и любой живой из вас умрет на редкость мучительной смертью, а каждый мертвый убедится, что есть участь похуже смерти.

— Лучше вам начать что-то делать, пока здесь только мы, — подала голос женщина, поднимаясь и обводя пещеру невидящим взором. Если ей не станет лучше, к тому моменту, когда придет он…

На этих ее словах пламя угрожающе вспыхнуло.

Прекрасное жестокое лицо женщины исказила судорога, и она поспешила вернуться к лежащей без сознания девочке.

Азазелло давно начал терять терпение. Он прошелся взад-вперед перед сжавшимися магами и врачевателями, позволяя могучим черным крыльям прорваться сквозь одежду, и таким образом выглядя еще внушительнее, чем обычно. Особенно это пугало смертных — на что он и рассчитывал.

И он, и Гелла — демоны, наивысшие в своей иерархии, были властны смести всех их в прах, но не были властны продлить жизнь Сивиллы Оршели.

Он знал, что с ней плохо — понял это, как только увидел ее, лежащую у подножья холма. Ему хватило одного взгляда на две зияющие раны — одну слева на груди, чуть пониже сердца, и вторую — прямо в центре живота. Правая рука, вернее всего, была сломана, но это пустяки, как и ее многочисленные кровоподтеки и ссадины. Когда он донес ее в пещеру, кисти его рук были мокрыми от ее крови. Той самой крови, которую с жадностью впитала в себя Бездна, перед тем, как будто опьяненная ей, поддалась магии его и повелителя, и, возможно, немного — Сивиллы.

Азазелло не мог не заметить отчаянное сопротивление девочки, ее ярко, невообразимо ярко для смертной вспыхнувшую ауру, ослепительно-синее сияние, бросающее вызов багровой тьме Бездны Небытия.

Теперь же никакого свечения не было и в помине. Сивилла Оршели умирала.

* * *

Огонь в факелах взметнулся ввысь и вспыхнул оттенками алого, зеленого и даже черного пламени.

Владыка Ада или Шеола, как называли его местные жители, ворвался в пещеру волной ледяного холода и страха.

И у смертных, и у перешедших черту вид его вызвал такой непомерный ужас, что никто не мог сказать, явился ли он в своем истинном обличье или в какой-то неимоверно ужасной ипостаси. Маги боялись поднять глаза на Повелителя Теней.

За Воландом, словно тень, следовал Фагот. Как всегда невозмутим и бесстрастен.

— Рыцарь, — проговорил Князь Тьмы, казалось бы негромко, но огонь вспыхнул еще ярче и по пещере пошла дрожь.

Фагот подошел к лежащей Сивилле, откинул черную ткань покрывала, смерил ее взглядом не дольше секунды и ровно проговорил:

— Пробито левое легкое. С правой стороны сломано два ребра. С левой - три. Печень и селезенка разбиты. Она потеряла много крови, продолжает терять и не в состоянии полноценно дышать.

Воланд кивнул, казалось, без всякого удивления и уточнил:

— Но она, тем не менее, дышит?

— Дышит, Мессир.

Повелитель Теней окинул взглядом людских магов и, принимая свой почти обычный вид, обратился к ним:

— Господа, как видите, моя воспитанница тяжело ранена. Вы здесь для того, чтобы помочь нам излечить ее. Тому, кто облегчит страдания Сивиллы Оршели, будет обеспечена моя глубочайшая признательность.

Недосказанная часть фразы повисла смертельной угрозой в воздухе.

— Итак, господа? — спросил Воланд, оглядывая всех по очереди, сверля каждого ярко горящим зеленым глазом.

— Ни один маг из рода людского не властен помочь, учитывая ее ранения, Повелитель. Ее раны несовместимы с жизнью. Молодая госпожа умрет, и любое вмешательство лишь бессмысленно продлит ее мучения. Разумнее и милосерднее будет позволить девушке уйти.

Воланд резко повернулся к говорившему, взметнулся крыльями за спиной тяжелый плащ.

Маг вспыхнул как факел, и пещеру огласили дичайшие вопли горящего заживо человека. Несколько долгих минут все молча взирали на страшную агонию: маги с ужасом, демоны с равнодушием и Гелла с каким-то мрачным удовлетворением.

Когда от незадачливого ученого осталась лишь дымящаяся кучка пепла, Воланд вновь оглядел собравшихся и с неизменившемся выражением проговорил:

— Я выслушаю еще предложения.

Тишину в пещере можно было резать ножом.

Повелитель Теней посмотрел, наконец, в ту сторону, откуда старательно отводил взгляд с того самого момента, как вернулся в Замок.

Сивилла Оршели лежала абсолютно неподвижно на холодной гранитной поверхности. Воланд коснулся ледяного и сухого лба девочки. Ни следа присутствия. Где бы она ни была сейчас — это находилось за границами Бытия и его собственной досягаемости. Слишком близко она подошла к черте. Живущая в мире бессмертных, она исчезнет навечно, едва умрет. И это никто и ничто не в силах изменить.

* * *

— Разверни младенца и положи его в центр алтаря, — приказал Воланд Гелле, едва они вернулись с Лунной дороги вместе с подкидышем Иешуа. Как только черные скакуны коснулись каменных плит двора Замка, Повелитель Теней приказал свите спускаться в пещеру глубоко внизу. Она была древней, древнее самого Воланда — остаток погибшего мира, который когда-то населяли жестокие божества.

Старых богов давно здесь не было, он сам и те немногие, кто был тогда с ним тысячелетия назад, смыли с рук их кровь, но место было наполнено первородной магией, могущей как дать ответы на различные вопросы, так и уничтожить вопрошающего. Почти любого.

Гелла покорно распеленала и положила начавшего кричать ребенка в центр очерченной зеленым светом пентаграммы. По углам вспыхнули сами собой высокие черные свечи.

Скоро Повелитель Теней будет знать все: магический потенциал, возможные перспективы и судьбу. В его Обители для него никаких тайн быть не может и не будет.

Зеленый свет вспыхнул ярче, озаряя маленькое тельце… Пророческий дар… Управление огнем… Так. Что еще?

Новорожденный ребенок на алтаре извивался и заходился криком. Странно, по дороге она не проронила ни звука. Возможно, ритуал причиняет младенцу какую-то боль, ну и что с того? Почему его это должно волновать? В конце концов, его нужды многократно превышали нужды человеческого ребенка, которого он практически позволил навязать себе.

Повелитель Теней продолжал пристально смотреть на кричащего младенца, будто считывая информацию. Видения из его собственного прошлого мелькали перед глазами. Его рождение-явление в мир, ни разу не проигранные битвы за первенство, одержанные победы. Вечное незримое присутствие третьей силы… Бездна Небытия… Ключ?.. Запертый серебряный шкаф, который он хранит вдали от чьих-либо глаз — зачем?.. И снова ключ.

Тут видения Воланда прервались самым неожиданным образом. Он услышал зов, обращенный к нему одному. Если бы не его умение владеть собой, Повелитель Теней вздрогнул бы, но вместо этого он оторвал свой взор от пустоты и вперился глазами в новорожденную.

Вне всякого сомнения, младенец взывал к нему. Не зная, кто он и что он, младенец, которого судьба, не спрашивая, определила во Тьму — как и его когда-то — просил, нет, требовал от него защиты!

Позже он сам себе не сможет объяснить действие, показавшееся единственно правильным.

Разом потухли черные свечи, побледнело и погасло зеленое свечение пентаграммы. Медленно, словно во сне, Повелитель Теней подложил руки под маленькое тело девочки и поднял ее с алтаря. Почувствовав прикосновение горячих рук Воланда вместо ледяного холода жертвенного камня, младенец начал затихать. Замутненные голубые глаза взирали на Сатану.

И он ответил на зов.

* * *

— Почему она здесь, Азазелло? — спросил Воланд. — Почему не в жилом крыле?

— Когда я нашел её за воротами замка, она уже потеряла много крови. Центральные ворота были открыты, и быстрее всего было доставить её именно сюда. Я не рискнул телепортировать.

— Как оказалось, что ворота были открыты?

Уголок рта рыжего демона дернулся в некоем подобии усмешки:

— Сивилла распорядилась, Мессир. Как только увидела землетрясение и панику в Нижнем Шеоле. Она же и направила жителей в замок, в безопасное место.

— И таким образом оказалась в эпицентре, на самом виду…

— Точно так, Мессир.

Воланд снова повернулся к магам.

— Я все еще жду, — проговорил он, и в голосе зазвучали угрожающие нотки, — и намереваюсь получить ответ немедленно. То, что вы имели удовольствие лицезреть несколько минут назад, далеко не самый жестокий конец.

Собственная тень Повелителя Теней выросла до исполинских размеров и принимала на стене причудливые и чудовищные формы. И Азазелло, и Гелла видели, что только присутствие Сивиллы усмиряет ярость хозяина и удерживает его от того, чтобы уничтожить всю пещеру вместе с находящимися в ней магами. Пока еще была надежда, что кто-то из них сможет помочь.

— Позвольте предложить, Мессир, — от толпы магов отделился высокий белобородый старик и склонился в поклоне.

Воланд нетерпеливо кивнул, и маг приблизился к алтарю.

Вытащив из одного из своих карманов перо, ученый поднес его к лицу Сивиллы, удостоверился, что та слабо дышит и произнес:

— Мадемуазель Оршели не принадлежит этому миру. Её мир — Земля. Переломы и раны можно излечить, но девушке необходим подлунный воздух, свечение истинного солнца, луны и звезд. Жизненные токи мира, давшего жизнь мадемуазель, заставят ее вернуться.

Воланд вздохнул, подавляя растущее раздражение, и процедил сквозь зубы:

— Вы предлагаете мне выселить ее из родного дома, Нострадамус? Обречь ее на изгнание? Что же за жизнь её ждет? Напомню вам, она дева четырнадцати лет.

Нострадамус снова склонился:

— Я говорю лишь о временном решении, Мессир. Поправившись, мадемуазель Оршели вернется домой и продолжит свою обычную жизнь.

- Вон! Все — вон отсюда! — крикнул Воланд, — и вы тоже, — махнул он рукой в сторону приближенных.

* * *

Иешуа Га-Ноцри стоял, опершись о каменную балюстраду, и смотрел вдаль. Небесная лазурь была безупречна — яркое солнце, золотые звезды иных времен и миров, пышные кучевые облака.

И никакой ломающей черноты — сколько хватало глаз. Небытие не исчезло — это было невозможно, но отодвинулось дальше, чем когда-либо. Обитель Света была спасена, но на этот раз спас ее не Иешуа.

Он должен испытывать благодарность. Признательность. При этой мысли Сын Божий скривился в совершенно не характерной для него манере. Вся поза его выдавала безмерную усталость и какую-то обреченность. Хотя нет… Он слишком предвзято и несправедливо относится к себе, как и всегда. Ему следовало радоваться, что изначально Бездна разверзлась ближе к Царству Теней, что Небесный Чертог принес лишь немногие жертвы, и то нечаянные.

Он не замарал рук кровью, он не смотрел в глаза тем, кого отправлял в небытие и не он уничтожал души людей, нашедших последнее пристанище в его обители. Свет останется светом, а тьма тьмой — до конца времен. Все будет так, как должно быть.

Сын Божий вздохнул и сжал зубы. Не досаду должен он испытывать — облегчение. Не его вина, что в последнем поединке схлестнулись силы более древние, чем он сам. Древность и власть над тьмой еще не делает их сильнее. Возможно, исход битвы был бы совсем иным, не oкажись Сивилла Оршели так близко.

Поразительно… Хоть дитя и пребывало теперь на грани смерти, одно ее присутствие повергло Бездну в экстаз, заставило жадное до крови и душ нечто как будто забыть обо всем и обо всех и видеть одну лишь Сивиллу.

Еще немного, и Бездна могла быть полностью уничтожена. Еще немного…

Одна жизнь могла купить бесконечное число жизней и вечность, а теперь все потеряно.

Самой судьбой этому дитя было начертано погибнуть во благо всем мирам, теперь же только вопрос времени, когда Небытие вернется, чтобы требовать еще большего.

Сейчас свершилось худшее — дитя пребывает между жизнью и смертью, и в тот момент, когда она перейдет черту, она будет потеряна для всех. И для жертвоприношения тоже.

Все силы и все молитвы Иешуа были направлены к тому, чтобы девочка выжила, и ему удалось убедить Повелителя Теней в том, что это единственный выход. Или саму Сивиллу. Девочка тщеславна и горда, но вместе с тем нежна и храбра — ее душа до сих пор балансирует между светом и тьмой. Если Иешуа придется играть на струнах ее души, пробуждая эти самые тщеславие и гордость, что ж, он пойдет на этот грех. Пускай это будет его личная жертва.

На окраине своего восприятия он мог ощутить дитя, боль в ее истерзанном теле и разум, который не мог справиться с этой болью и поэтому уходил все дальше и дальше. Ему было знакомо это ощущение. Слишком знакомо.

Иешуа вздохнул. В этом он может помочь. Свет излечивает и дает жизнь, а Сивилла нуждается в его целительстве. Редко он может даровать дитя то, что не может даровать Тьма. Или не понимает, что может — на его, Иешуа, счастье. Кроме всего, это его долг — он первым принял дитя в этом мире. Она принадлежит ему ничуть не меньше. Сивилла Оршели должна выжить именно с его помощью.

Давно, бесконечно давно он не появлялся в Обители Тьмы. Теперь самое время.

* * *

От фигуры Иешуа исходило белое свечение. Не будь этого свечения и света догорающих факелов, невозможно было бы различить ни фигуру Сивиллы, так же лежащую на алтаре, ни стоявшего неподвижно рядом с ней Повелителя Теней.

Не говоря ни слова приветствия, Иешуа Га-Ноцри медленно прошел к алтарю и воззрился на Сивиллу.

— Я должен выразить тебе свою признательность за то, что ты почтил нас своим присутствием лично, а не послал одного из своих рабов? — раздался ледяной голос Воланда.

— У меня нет рабов, — обычный ответ в обычной манере — и только он один знал, что ему стоило сохранять бесстрастность.

— Я пришел выразить тебе благодарность. Мы все обязаны тебе.

— Отрадно слышать эти слова от тебя, — ответил ему Воланд, — особенно после того, как я искал тебя на поле битвы, но никак не мог найти.

— Тебе известно, что я не успел, — проговорил Иешуа, и его свечение сделалось ярче, выдавая эмоции, которые он тщательно пытался подавить. Старший брат криво усмехнулся, без труда различая эту попытку, и снова повернул взор к Сивилле.

Воланд положил стиснутые в кулаки руки по обе стороны от головы девушки и проговорил:

— Право, не знаю, что мне более приятно слышать от тебя — твою благодарность или твою ложь.

Иешуа прикрыл глаза и вздохнул. Сейчас не время споров и отрицаний. От него не укрылось, что, несмотря на обычный сарказм и неприязнь Повелителя Теней, тот жадно следит взглядом за каждым движением Сына Божьего, не отходя ни на шаг от лежавшей на алтаре девочки.

Иешуа воспринял это как своеобразное согласие и простер ладони над телом Сивиллы, легко дотронулся до ее лица. Что бы ни было, медлить здесь нельзя ни секунды.

— Она не выживет в Шеоле, — тихо проговорил Сын Божий.

— Она не умерла за последний час, — отрезал Воланд. — И она будет жить! Если это все, что ты можешь сказать, то уходи. Мне абсолютно бесполезно твое присутствие здесь. Делай, что собирался, или я сделаю это за тебя. Не думай, что мне это не под силу.

— Ты прав, здесь я могу сделать то, что ты можешь сделать и сам. Если бы не твой страх прикоснуться к ней сейчас, — парировал Иешуа.

Лицо Князя Тьмы потемнело от гнева, но он кинул взгляд на Сивиллу и сдержался. И так слишком много времени потеряно. Он еще найдет способ выразить свое… неудовольствие. Сейчас не время.

— Делай то, зачем пришел. Или убирайся!

Иешуа не одно тысячелетие делил власть над миром с братом, поэтому не поддался на провокацию. Он глубоко вздохнул, и от его руки к Сивилле пробежали волны яркого белого света, а собственное его свечение стало чуть менее ярким.

Через несколько долгих минут какая-то сила внезапно вскинула неподвижное тело девушки, верхняя часть туловища выгнулась дугой от судороги, глаза широко распахнулись в абсолютно бессмысленном и пустом взгляде, из горла вырвался долгий хрип. Ярко-синей вспышкой полыхнула аура и вновь потухла до еле заметного, но ровного свечения. Раны на груди и животе затянулись на глазах, и сквозь прорехи на платье светилась белая кожа.

Рука в черной перчатке перехватила запястье Иешуа.

— Достаточно, — сказал Воланд глядя ему в глаза, — она живет.

— Она не проживет долго, если останется здесь, — возразил Га-Ноцри, освобождая руку, — тебе самому прекрасно известно, что сейчас ей не место во Тьме. Это не ее мир.

— Свет — это не ее мир тоже. Оставь нас. Ты препоручил ее судьбу мне много лет назад — твой выбор касательно нее был сделан давно.

Иешуа не мог позволить себе сдаться легко.

— Я всего лишь хочу сохранить ей жизнь. В Небесном Чертоге я смогу дать ей всю силу, которая потребуется.

Голос Воланда приобрел угрожающие нотки:

— Мне решать, что ей потребуется. Она будет жить. Довольствуйся моим обещанием, Га-Ноцри. Соблюдай договор.

Иешуа понял, что дальнейший спор выльется в конфронтацию, вступать в которую, находясь не на своей территории, было крайне неразумно. Но он должен сказать одну вещь.

— Ты видел, что произошло, когда Бездна столкнулась с Сивиллой Оршели. Ты не можешь отрицать мою правоту, уж конечно, не теперь.

Бешеная ярость Дьявола прокатилась рокотом по пещере, выходя далеко за ее границы. Земля в Шеоле содрогнулась снова, повергая в панику жителей, небо над Вечным Приютом заволокло тучами и вылилось злым ливнем, далеко на Юге взорвались вулканы.

Повелитель Теней, бледный от гнева, проговорил, сверля собеседника горящими испепеляющим огнем глазами:

— Глупец… Ты не понял до сих пор, с кем имеешь дело. Ты до такой степени глуп, что не понимаешь, как именно жизнь Сивиллы повлияет на Бездну. О, нет, мой недальновидный и недалекий младший брат… Если Сивилла Оршели соединится с Бездной, а точнее — с тем, кто скрывается в ней, как ядовитый паук в паутине, это не ослабит Небытие… Отнюдь, — Воланд уже чувствовал языки черного пламени, которые начинали плясать на кончиках пальцев, но нет... нельзя давать волю ярости — дитя здесь, она очень слаба и может пострадать. Повелитель Теней глубоко вздохнул, усмиряя бушующую злобу и просто сказал: — Покинь мою обитель. Немедленно. Дитя выздоровеет и прибудет к тебе в срок. Я соблюдаю договор. Соблюдай его и ты. Теперь покинь нас.

Пораженный словно громом Иешуа растворился в воздухе.

* * *

В гостиной находилось двое. Ни один из них не был хорошим собеседником, поэтому они привычно молчали. Даже вроде бы неспособной в силу своей природы на какие-либо чувства Гелле казалось, что она страдает от холода и пустоты. Впервые за вечную жизнь. Ее мысли были столь очевидны, что прошло совсем немного времени, как на них ответили:

— Ты очень обеспокоена.

Гелла вскинула вспыхнувший взгляд и проговорила глухим голосом:

— Ты не страдаешь никогда и ни от чего. Посему не говори о том, чего понять не в состоянии.

— Я живу слишком давно в обоих мирах. И, право, не помню, сколько столетий прошло с тех пор, как я отказался от всяческого рода привязанностей. А учитывая должность, которую я занимаю при хозяине, любые эмоции губительны для меня и для всех. Поэтому я отказался и от них.

Гелла поднялась и прямо глянула в холодные серые глаза Фагота.

— О нет, Рыцарь… Ты лукавишь. На самом деле ты испытываешь к ней и неприязнь, и досаду. Неудивительно: она получила столь многое, не приложив никаких усилий, она занимает положение, о котором ты, как и все мы, можешь лишь мечтать. Ей прощается все, в то время как тебя наказали столь жестоко когда-то за сущий, казалось, пустяк. И самое главное, — Гелла замолчала и добавила мстительным голосом, — ей никогда не быть твоей добычей. Что бы ни произошло — по ее душу тебе не прийти. А ты жаден до душ и жизней. Впрочем, я тебя в этом не виню. Нельзя делать то, что делаешь ты, и не войти во вкус.

Фагот не ответил ей, раскурил свою трубку и прошествовал к своему любимому месту у камина. Его флегматичное равнодушие злило Геллу и заставляло ее изнывать от беспокойства еще больше.

— Я не вошел во вкус, ты ошибаешься. Моего мнения о том, что присутствие живого человека в нашем мире неуместно и даже опасно, я никому не высказываю.

Ведьма стиснула руки в кулаки так, что длинные острые ногти впились в ладони. Ей нечего было возразить — Фагот, Рыцарь, Ангел Смерти — как его не называй — был прав. Касательно выполнения своих обязанностей. Но не Сивиллы!

И все же, почему так долго… Что, во имя Тьмы, происходит в недрах Замка?

Повисла долгая тишина, нарушаемая лишь треском поленьев в камине и шумом огня.

— Вы двое, спускайтесь вниз, — Гелла настолько погрузилась в свои мысли, что не почувствовала приближения Бегемота, пока тот не заговорил. И она, и Фагот незамедлительно растворились в воздухе, чтобы тут же оказаться в пещере.

Ни от одного из них, и уж конечно, от Геллы не мог укрыться след присутствия Га-Ноцри. Обратив взгляд на Сивиллу, Гелла увидела, что раны той затянулись, девочка по-прежнему была бледной, но дышала тихо и ровно. Первым порывом ведьмы было броситься к девушке, но она не посмела.

Воланд оглядел собравшуюся полностью свиту, задержал взгляд на Гелле и сказал ей:

— Распорядись приготовить для нее зимнюю одежду и все остальное, что может ей понадобиться в течение нескольких месяцев на Земле.

Значит, хозяин все-таки внял совету человеческого мага… Или руководствовался только одному ему известными соображениями. 

Не ее дело спрашивать.

— Как пожелаете, Мессир. Будет сделано незамедлительно. Я отдам необходимые распоряжения и касательно Замка.

- Нет, — сказал ей Воланд, — ты остаешься в Шеоле. Я забираю ее в свою резиденцию, в Брокен. После того, что произошло, ты не можешь покинуть Имение. Ты нужна мне здесь.

Если бы Гелла была человеком, у нее потемнело бы в глазах, но она не стала спорить. Она осмелилась перечить своему повелителю всего несколько раз, и только когда дело касалось Сивиллы, но сейчас это было невозможно.

— Как прикажете, — поклонилась ведьма.

— Рыцарь, — обратился к Фаготу Воланд, — я хочу, чтобы еще до рассвета на Юге стояли стражи. Во всех поселениях не должно быть ни души. Закрыть проходы туда под страхом уничтожения. И очисти, наконец, Геенну. В последнее время тех, кто верует в вечные адские муки, стало слишком много. Прекрати их страдания, — Повелитель Теней презрительно усмехнулся — впервые за ночь, — для нашего общего блага.

— Будет сделано, Мессир.

— Можешь идти. Теперь вы двое, — Воланд обратился к стоящим неподвижно Бегемоту и Азазелло. — Вы отправляетесь со мной. Подготовить портал.

* * *

Все начиналось, когда ей снилась вода. Вода в реке, вода в стакане, озера чистой, прозрачной ледяной воды. Жажда была мучительной, но стоило ей приблизить губы к источнику и сделать глоток, как вода превращалась в красный раскаленный песок, который забивался в горло и легкие так, что дышать становилось невыносимо больно. Жар жег ее изнутри и снаружи, ей виделись знакомые из прошлых кошмаров костры и цепи. Ее тело резали тупыми ножами, и она кричала, кричала, кричала, сама не слыша своих криков. Когда невидимые палачи оставляли ее в покое, чтобы она была готова к новым пыткам, перед глазами возникала женщина — молодая и миловидная, с каштановыми волосами, в которых полыхали рыжие искорки — так похожие на ее собственные. Женщина нежно улыбалась ей и простирала руки навстречу, а Сиви начинала идти к ней, понимая, что если она заключит женщину в объятия, прикоснется к ней, боль и страх больше не будут над ней властны. Она и бежала навстречу, но стоило ей приблизиться, как ласковая улыбка на лице незнакомки сменялась гримасой страшной боли — на ее глазах руки и ноги женщины ломались, лицо искажалось криком и кровь начинала хлестать изо рта и глаз. Тогда она сама начинала кричать, понимая, что ее собственная боль не сравнится с болью незнакомки, что она готова терпеть любые муки, только пускай ту женщину оставят в покое!

Потом ее собственная боль оказывалась на периферии сознания, и она погружалась в ощущение чужого, абсолютно неконтролируемого голода, который грозился ее уничтожить, даже не уничтожить — есть судьбы куда хуже смерти, и ей уготовлена именно такая судьба. Она отталкивала, как могла, чуждое, безумное присутствие и оказывалась перед какими-то серебряными дверями. Когда двери открывались перед ней, она видела свое собственное отражение на фоне незнакомых символов и заклинаний, отражение что-то говорило ей, менялось и становилось уже не ею…

Потом снова приходила боль, снова она боролась за каждый вздох, и снова все начиналось сначала…

В какой-то момент, увидев перед собой незнакомку с ласковой улыбкой, помня, что произойдет, она отчаянно оглянулась в поисках спасения и увидела позади себя розовый сад. В саду стояла уже другая женщина, в белом кружевном платье, ей было даже известно ее имя, только она не помнила его… Женщина повернулась к ней, и глаза ее наполнились слезами, которые окропили белые розы. Она так же простирала к ней руки, но нет… Слишком опасно. Она помнит, что происходит с незнакомкой, когда она пытается приблизиться к ней, поэтому она разворачивается и бежит, но попадает в какую-то багровую черноту и падает…

Незнакомое, неведомое и непонятное слово произносит она, пытаясь позвать на помощь. Ей кажется, что она кричит, но это едва слышный шепот:

      — Мама… - и, спустя секунду. — Маргарита!

* * *

Сиви закричала в голос и рванулась, широко распахивая глаза, но не видя ничего. «Я ослепла!» — подумала она в ужасе и снова сделала отчаянный рывок, пытаясь освободить свои плечи от чьего-то захвата.

— Тише, — сказали ей, — тише, дитя. Все кончилось.

Она часто-часто заморгала, глаза постепенно привыкали к мягкому свету свечей, начала различать отдельные предметы, и, наконец, смогла сфокусировать взгляд.

— Как давно? — спросила она голосом, больше похожим на карканье вороны.

— Почти три месяца, — тихо ответил ей Мессир, и у ее губ оказалась чашка, от которой шел прозрачный пар. Сиви глотнула приторно-сладкий горячий чай, закашлялась и отвернулась, но чашка снова оказалась у ее губ, и она, хотя это и было больно, выпила все залпом. Три месяца!

«Мы не дома… Где?»

Мысли путались, а в ушах шумело.

— Мы на Земле. Твои ранения не позволяли тебе оставаться дома. Пробудем здесь еще какое-то время, пока ты не окрепнешь.

«Бездна! Я помню Бездну совсем рядом с Замком. Оно пришло нас уничтожить. Всем грозила опасность… И вам тоже!»

Мессир принял пустую чашку из дрожащих рук Сиви и поднялся с ее постели.

— Ты права, но теперь оно не потревожит нас еще долго. Благодаря тебе тоже, — он погладил Сиви по голове, она на несколько секунд обхватила его руку и прильнула к ней, зажмурившись.

«Я поняла теперь… Я помню! Оно абсолютно безумно! Ему все равно, кого убивать, но меня оно хотело не убить…»

По лицу Мессира пробежала тень, или ей это просто показалось в неверном свете свечи.

— Говори вслух, дитя. Не трать силы зря. Забудь обо всем и сосредоточься только на выздоровлении. Чем скорее ты придешь в себя, тем скорее мы вернемся домой.

— Я уже пришла в себя!

Воланд тихо рассмеялся, так что его зеленый глаз заискрился, Мессир наполнил еще один стакан ароматным чаем и протянул его Сивилле.

— Я должен вернуться на какое-то время домой, но к следующему вечеру снова буду здесь. Ты не одна — с тобой остается Азазелло. Бегемот тоже тут, но его я отпустил на охоту. До рассвета еще несколько часов, постарайся поспать, а потом можешь попробовать встать и посмотреть дом. Это — моя любимая резиденция. Тебе тоже понравится, только не выходи никуда.

Он подошел к Сивилле и снова ласково потрепал ее по волосам.

— Я вовсе не хочу спать, я спала три месяца кряду! — попыталась возразить она, но почувствовала, как веки сами собой наливаются свинцом, и она падает в мягкий, словно лебяжий пух, глубокий сон. Возмущение сменилось ощущением абсолютного покоя, словно в детстве, и впервые за последние три месяца, Сиви заснула глубоко и без кошмаров.

* * *

Слуга, материализовавшийся как будто из воздуха, что было недалеко от истины, наполнил бокал еще до того, как старый прорицатель успел подумать об этом… Несмотря на весьма тесное общение с владыкой Шеола при жизни и в посмертии, были вещи, к которым Нострадамус привыкнуть никак не мог. Обед проходил не в зале, а в небольшой роскошной, но уютной приемной, в том крыле замка, где Нострадамус еще не бывал.

— Знаете, Нострадамус, — проговорил Воланд, откладывая прибор в сторону, — когда я задумываюсь о том, насколько мало вы успели раскрыть свой потенциал при жизни, при всем вашем выдающемся наследии, становится немного обидно. Вы так не думаете?

Нострадамус лишь покачал головой. Он догадывался, по какому поводу его вызвали — дело могло касаться исключительно Сивиллы Оршели, но вместо радости мудрый ученый испытывал напряжение. Он понимал, что вести этот разговор с Повелителем Теней — все равно что идти по тонкому льду. Без права на ошибку.

— Я уверяю вас, что бояться абсолютно нечего, — сказал Воланд серьезным тоном, — вы очень правильно оцениваете ситуацию, но сегодня я позвал вас не за этим. Времени у меня не так много — за мое отсутствие накопилось немало дел, как вы можете понять. Как я и говорил раньше, я вам более чем признателен. Совет ваш оказался действенным, поэтому говорите без стеснения. Чего бы вам хотелось?

— Не смею вас задерживать, Мессир, — покачал головой прорицатель, — для меня великая честь служить вам, и я чрезвычайно рад, что мой опыт и знания помогли госпоже. Желаю ей скорейшего и полного выздоровления.

По щелчку пальцев Повелителя Теней перед Нострадамусом начали возникать картины одна соблазнительнее другой.

— Не может быть такого, чтобы вам ничего не хотелось, доктор. Вернуться на Землю, имея при себе всю мудрость, а также богатство и влияние? Изволите выбрать время? Страну? — изображения поплыли словно в калейдоскопе, будоража воображение. — А может, вам угодно родиться заново? Пережить юность и новизну открытий?

Нострадамус понял, что не сможет долго сопротивляться дьявольскому соблазну, и поспешил встать и склониться в глубоком поклоне.

— Слишком щедрая награда, Мессир, для покорного слуги, который лишь исполняет свой долг.

— Что ж, доктор, и я тоже не буду вас задерживать. Ваши опасения мне известны и понятны, но, уверяю вас, они безосновательны. Сейчас в долгу у вас я, а не наоборот. Предложения пока остаются в силе. У вас есть время подумать.

* * *

Вечер был совсем обычным. Таких уже были сотни и тысячи в Вечном Приюте. Ранние сумерки спустились на сад, птицы допевали свои грустные песни, ветер словно покинул эти места, не осмеливаясь тревожить обитателей этого странного места. Все вокруг навевало покой и умиротворение. Мастер сидел в гостиной, как и всегда. К нему уже пришли друзья — такие же непризнанные при жизни гении. Вечер поэзии и прозы был в самом разгаре, и молодой шатен с водянистыми глазами зачитывал свой очередной панегирик верным друзьям по перу, слушавшим, открыв рот. Выглядели они при этом столь пафосно и комично, что Маргарита улыбнулась поневоле, но тут же поспешила прикрыть рот рукой, сделав вид, что закашлялась. Мастер относился к подобным мероприятиям более чем серьезно и того же ждал от нее. А так как Марго не имела сил на скандалы, лучше было вовсе не начинать этот разговор. Музе и верной спутнице полагалось быть идеалом женственности и быть готовой на любые жертвы во имя любви и счастья возлюбленного. Ничто иное не поощрялось. 

Она вздохнула. Как же она соскучилась, как тосковала. Так много времени — и ни весточки… До них доходили слухи, что Повелителя Теней нет в Шеоле, и Маргарита догадывалась, что связано это как-то с Сивиллой. Беспокойство за девочку также снедало ее душу, почему, ну почему судьбе угодно было устроить встречу между ними? Что же до Воланда, Марго приходила в ужас, думая о том, как смерть Сивиллы может отразиться на Повелителе Теней. И какие последствия от этого будут для всех них.

Маргарита снова терзалась. Убеждая себя, что нужно терпеть, она смотрела в сад через открытое окно. Душный воздух и отсутствие ветра явно указывали на будущую грозу. Пусть будет так — слишком редким явлением были грозы там, где царил вечный покой. Хоть и небольшая, но отрада сердцу, измученному странной дьявольской любовью и бесконечной ложью.

В свете первых молний мелькнул черный высокий силуэт. На секунду Марго показалось, что она увидела Воланда у яблони. Нет, не может быть. Он бы просто не пришел сюда, чтобы скрываться в тени. Женщина усмехнулась — ему определенно шел такой образ, если легенды не врут. Сатана возле яблочного дерева, предлагающий Еве вкусить запретный плод. Опасный и обольстительный, настолько ядовитый, что невозможно отказаться. Помотав головой, Маргарита отошла от окна и прикрыла створки — начинающийся дождь противно холодил.

Закутавшись в шаль, она опустилась на кресло-качалку в дальнем углу, чтобы закончить вышивку. Пальцы медленно водили по черной ткани, аккуратно протыкали материю иголкой с алой нитью, выводили узоры, понятные только ей одной. Марго не боялась — она знала, что хоть Мастер и владел многими языками, этот ему не знаком. И он не увидит в наборе рун имя того, кто был настоящим любимым бывшей Королевы.

Грянул гром, и она дернулась. Погруженная в свои мечты, она уколола себе палец до крови. Присосавшись к ранке, она отложила рукоделие и уже собралась было удалиться в спальню, как голос Мастера окликнул ее, попросив (или приказав?) подать чаю со зверобоем и крепкой настойкой. Презрительно скривив губы на тон сожителя, Марго не подала виду и спокойно поставила полный самовар. Посмотрев запасы, она поняла, что придется лезть на чердак, чтобы достать новый веник зверобоя, который сушился под самой крышей. Взяв в руки керосиновую лампу, она подобрала подол и полезла по шаткой лестнице наверх.

И чуть не закричав от неожиданности, хлопнула крышкой люка, когда увидела на крошечном чердаке Воланда, мирно сидящего по-турецки на полу и листающего книгу.

- Мессир… — остальные слова пропали.

Он никогда не приходил к ней так. Он вообще никогда не таился. Вопросы готовы были сыпаться градом, но в горле встал ком. Взгляд Сатаны не предвещал ничего хорошего. Даже черный мертвый глаз полыхал темной страстью и безумием. Как бы Маргарита ни соскучилась по любимому, ей стало не по себе. Она невольно попятилась, когда Воланд привстал и отложил книгу в пыльный угол. Развернуться вдвоем на маленьком пятачке в пару квадратных метров было просто негде, но Повелитель Теней ухитрился притянуть к себе на колени женщину, даже не уронив при этом керосиновую лампу.

- Ты нужна мне. Прямо сейчас. Немедленно… — прошептал ей в губы Воланд, прежде чем вовлечь в поцелуй.

Уста его были горячи, как и руки, которые без смущения быстро расстегивали лиф платья, чтобы добраться до нежной груди. Влажный глубокий поцелуй кружил голову, Марго забыла обо всем. О том, что они на чердаке. О том, что буквально внизу под ними сидит десяток человек во главе с Мастером и читают свои произведения, и любой неосторожный звук может выдать их. Воланд целовал как всегда жадно, нетерпеливо, со всей дьявольской страстью. Он дрожал, едва сдерживая свои темные желания, и его вожделение передавалось Маргарите, которая уже сбросила с плеч любимого тяжелый плащ.

Места не было, они не могли ни лечь, ни встать, поэтому Воланд развернул Маргариту к себе спиной, заставляя стоять на коленях, но не опираясь на руки. Она пыталась сопротивляться, но Сатана был настойчив. Он давно задрал подол ее платья и разорвал белье.

Маргарита стояла на коленях ни жива, ни мертва. Тело трепетало от наслаждения, а в глазах читался ужас, поскольку через щели в полу она видела Мастера и его друзей, сидящих за круглым столом и активно обсуждающих что-то. Как мог Воланд поставить ее в такое положение?! Неужели у него нет ни капли понимания, сочувствия к ней, совести, наконец? Зачем он раз за разом испытывает ее? Чем она заслужила подобное обращение? Как прогневила? Он скрывает их связь, зачем же пришел сюда?

Адреналин и возбуждение причудливо смешались в крови, по щекам текли беспомощные слезы, душа рвалась на части от обиды и любви. Но она не могла сопротивляться. Больше не могла. Тело подавалось навстречу ласкам, молило о большем. Воланд вошел резко, болезненно, и Марго не смогла сдержать вскрик. Внизу стихли голоса, и любовникам пришлось замереть.

- Все хорошо, Марго? — послышался голос Мастера, в котором угадывалось скорее не беспокойство за нее, а раздражение, что ее вскрик прервал обсуждение.

Марго испуганно молчала, прерывисто и часто дыша.

— Ответь ему, — тихо приказал ей Воланд.

- Да! — хриплым голосом сказала она и прокашлялась: — Все хорошо, просто ударилась.

Мастер ничего не сказал ей, и компания вернулась к жаркой дискуссии. А Воланд тем временем горячо прошептал ей на ухо:

- Да, все очень хорошо… Сейчас будет еще лучше… — и начал двигаться внутри нее.

Он не давал времени на раздумья. Покрытые потом в душном маленьком помещении, пропитавшемся запахом луговых трав, двое занимались любовью. Боль в сердце женщины нарастала — как мог Воланд заставить делать ее такое? Практически на виду у людей!..

Уста ее закрыла широкая ладонь Повелителя Теней, заглушая стоны. Он слишком долго ждал и сегодня он получит ее всю без остатка. В этот самый момент. Под раскаты грома и шум ливня, что дарила гроза за окном. Последнее время ему пришлось нелегко, он более чем имеет право на это удовольствие.

Возбуждение и стресс достигли высшей точки, и мучительный стон Повелителя Теней пришелся в макушку Маргариты, пока та билась в сладких судорогах. Свободная рука рванула длинные волосы, запрокидывая ей голову, и Марго поморщилась от боли, сдержав вскрик. Воланд отпустил ее и быстро покинул ее тело. Маргарита сидела рядом и часто дышала. Скоро ее начало трясти. Адреналин ушел, оставив после себя пустоту и боль. Мерзкое состояние доводило до слез. Ну почему же он так жесток с ней?..

Заметив заблестевшие от слез глаза, Воланд неожиданно мягко притянул ее к себе и стал целовать руки. Марго сидела не шелохнувшись, уставившись на него округлившимися глазами. Такое проявление благодарности было чуждо Повелителю Теней. Он никогда не целовал ей руки. Боясь открыть дрожь в голосе, она просто улыбнулась ему. Мягко, любяще, прощающе. Что-то екнуло у него в душе, заставляя устыдиться, и Воланд прошептал:

- Спасибо тебе. За то, что ты есть у меня…

Подарив прощальный нежный поцелуй, Сатана испарился, будто его и не было. И ни слова о том, когда они увидятся снова, ни одного вопроса о ней самой. Марго грустно вздохнула, покачав головой:

- Каждый снимает волнение по-своему.

По крайней мере, за судьбу Сивиллы можно было не переживать.

* * *

Kaкая тишина… Только ветер завывает. Можно было подумать, что она до сих пор спит. Глянув в окно, Сиви увидела укрытую белым покрывалом снега опушку леса, за которой чернели, покачиваясь, высокие сосны. Еще дальше виднелась Лысая Гора, о которой девочка была наслышана. Тишина, вой ветра и пустота… Как можно любить это место?

Ухватившись за столбик кровати, девочка поднялась на ноги. Голова закружилась, к горлу подступила тошнота, и Сиви прикрыла глаза. Тело ощущалась по-новому, ноги были будто ватными. Она, пошатываясь, прошла к окну. Трудно было сказать, сколько было времени, ветер покачивал деревья на фоне свинцово-серого неба. Поразительная тоска. Стекло начало запотевать от ее дыхания, но холода Сиви не чувствовала.

На тумбочке обнаружился поднос с завтраком, и хотя аппетита не было абсолютно, Сиви заставила себя съесть кусок хлеба с сыром и выпить все тот же приторно сладкий чай.

Почувствовав себя лучше, она натянула одежду, висящую на спинке стула, и вышла из комнаты.

Дом, оказавшийся много меньше, чем она ожидала, встретил ее звенящей тишиной. Не было никакого сомнения, что она была в нем одна. От ощущения этого одиночества душу Сиви будто свело судорогой, она прерывисто вздохнула. От таких чувств хотелось сбежать.

У входной двери висел один-единственный шерстяной плащ с меховой оторочкой, и хотя он был намного больше ее собственного размера, Сиви закуталась в него, практически утонув, и вышла за дверь.

За домом оказался сад с голыми деревьями и оледеневший пруд. Тишина была столь пронзительна, что у Сиви зазвенело в ушах. Она сорвала с рук перчатки и зачерпнула пригоршню снега, поднесла его к лицу. Снова налетел порыв пронзительного ветра. Оказывается, холод тоже может обжигать…

Девочка подошла к молодому деревцу и обхватила его руками, спасаясь от внезапного головокружения.

«Невозможно принадлежать всем мирам одновременно, — мелькнула мысль. — Быть такой, как я — значит, не принадлежать ни одному из них». Сквозь плотно сомкнутые веки просочились горячие слезы. Одиночество… Она никогда раньше его не осознавала, была слишком мала или слишком глупа, чтобы осознавать. Перед глазами поплыли знакомые образы из карточной колоды. Правосудие с завязанными глазами — равновесие. Повешенный — жертва. Что ж, с этим, по крайней мере, все понятно. Пятерка мечей. Нет!

Она распахнула глаза и неслышно вскрикнула, когда тяжелая рука опустилась с размаху на ее плечо и ее резко развернули.

— Ненормальная! — Азазелло потащил ее к дому, практически вырывая руку из сустава.

— Я тоже очень рада тебя видеть, — пробормотала Сиви на ходу.

Он практически зашвырнул ее внутрь, в глазах потемнело, и девочке пришлось ухватиться за демона. Он смотрел на нее сверху вниз с выражением привычного раздражения на лице. Хоть что-то никогда не меняется.

— Есть будешь? — спросил Азазелло, освобождая руку.

- Нет, — ответила Сиви, освобождаясь от плаща.

— Как знаешь. Тогда составь мне компанию. Я застрял с тобой еще надолго, а последнее время ты была чрезвычайно скучна.

Впервые губы девочки тронула легкая тень улыбки. Они прошли в гостиную, где в камине по взмаху руки Азазелло вспыхнул и заплясал огонь. Стол каким-то образом оказался накрытым. В центре стояло блюдо с кусками свежайшего мяса и молодой вареной картошки. Азазелло нацепил сочный кусок и несколько картофелин на длинный нож и сунул в огонь. Не прошло и нескольких минут, как по комнате поплыл пряный аромат розмарина, укропа и жареного мяса. У Сиви неожиданно проснулся аппетит.

Азазелло, почувствовав ее взгляд, хмыкнул и сорвал кусок кушанья прямо с ножа, разжевал и съел, удовлетворенно прикрыв глаза и пробормотав что-то непонятное. Он протянул кинжал Сиви, и та вцепилась в мясо зубами. Ей показалось, что ничего более вкусного в своей жизни она не ела… Сок потек по подбородку, и она вытерла его рукавом платья. С Азазелло о манерах можно было не думать.

- Еще! — потребовала девочка, и в руках у нее самой оказался нож, на который она нанизала мясо и картофель, а потом поднесла к огню.

Сиви уселась на пол у камина и стала с удовольствием отправлять пищу в рот прямо руками.

— Поглядел бы на тебя кто сейчас, — сказал Азазелло и протянул ей чашку черного крепкого кофе. Сиви поморщилась, но напиток был сладким, и она неожиданно для себя выпила его с удовольствием.

— Плевала я на это, — пробормотала она с полным ртом.

— Тебе явно лучше.

Какое-то время они молчали, наслаждаясь трапезой. Когда мясо кончилось, они принялись за свежайший яблочный штрудель со сливками. Сиви хотелось расспросить демона о битве и о том, что слышно дома, но от плотной еды она осоловела, и говорить было лень.

— Бегемот не простит нам, что мы ему ничего не оставили, — проговорила Сиви, оглядывая опустевший стол.

— Не переживай за него — у него была на редкость удачная охота. Сейчас он спит без задних ног. Ему повезло, народ тут пугливый и по ночам особо не шастает.

Сиви пожала плечами. То, что и Бегемот и Гелла не упускали случая выпить людскую кровь при визитах на Землю, никогда ее не волновало. Почему же должно теперь?

— Его право… — задумчиво проговорила девочка. — Я скучаю по дому, — добавила она уже другим тоном.

— О том, когда можно будет вернуться домой, человечек, решать не мне и не тебе, — вздохнул Азазелло с ноткой сожаления.

Сиви лишь согласно грустно кивнула. От нее не укрылось, что и демону было неуютно в этой стылой зимней местности.

— Я спрошу его, — сказала она, не отрывая взгляда от огня.

— Не стоит, человечек. Пока с тобой было плохо, он практически не отходил от тебя. Ему тоже надо отдохнуть. Позволь ему это.

— Безусловно, — проговорила Сиви, — только именно теперь, когда я пришла в себя, его здесь нет, а я понятия не имею, что происходит и что будет. И ты, похоже, тоже.

Азазелло встал, разминая длинные ноги, и протянул руку, чтобы помочь подняться ей.

— Приходи в себя, и, если тебе не станет хуже, я возьму тебя кое-куда. Тебе должно понравиться.

— Куда же это? — с любопытством спросила Сиви, чувствуя как внутри у нее что-то оттаивает.

— Будь умницей и не зли меня, — был ответ, — тогда увидешь. И не выходи на мороз.

Лукавая улыбка тронула ее губы.

— Хорошо, — пообещала она всерьез, — сделай для меня кое-что, — Сиви понизила голос до шепота и глянула прямиком в удивленные глаза демона, — наполни мне горячую ванну.