Жребий (гет)

Сбившееся, хриплое дыхание. Сердце будто увеличилось в размерах и болезненно пульсирует не только в груди, но и во всем теле.

Ее дыхание. Дыхание преследователей. Они слишком близко. Они сильные, здоровые самцы, совсем не похожи на ту самку-доходягу…

Охота.

На нее ведется настоящая охота.

Ее загоняют, как зверя.

Несколькими минутами, а может, и секундами ранее летательный аппарат — дирижабль, вспомнила название Сивилла — снизился и завис над ней.

Она спиной чувствовала колебания воздуха от пропеллера. Можно было различить крики, но Сиви некогда было думать. Она только бежала. Она только пыталась выжить.

Бросив лихорадочный взгляд через плечо, она увидела, как с борта дирижабля спрыгнули трое мужчин и побежали за ней. Дорога пошла в гору, и силы Сиви стали иссякать.

— Держи ее! Это она — убийца! — крики стали складываться в слова, и это было очень плохо. Это значило, что расстояние между ними неумолимо сокращается.

Тело вспомнило само, вместо того чтобы выжимать большую скорость из измученного организма, Сиви застыла как вкопанная, заставив тем самым наиближайшего к ней преследователя резко сбросить темп. Она рванула в обратном направлении — вниз, и, теперь ноги сами понесли ее с горы.

Конечно, ни о каком спасении речь не шла. Разум будто покинул Сивиллу, как ранее покинула магия. Тренированное тело помнило суровую науку возлюбленного, и тело это не хотело умирать.

«Никогда не выставляй свою силу против превосходящей силы, — учил ее Азазелло, пока она растирала синяки, шипя от боли. — Только скорость против силы. Особенно когда точно знаешь, что ты слабее».

Воспоминание коснулось ее и исчезло, а Сиви сгруппировалась и прыгнула на ближайшего к себе преследователя, метя ему в живот. Удар удался. Сиви сбила его с ног. Но кое-что она не рассчитала. Теперь они оба катились вниз по склону, и Сивилла различила ругательства на каком-то странном диалекте латинского языка.

Расчет и уроки демона-убийцы не подвели — остальные двое мужчин в военной форме девятнадцатого века с античными шлемами на головах запнулись на несколько столь дорогих Сиви секунд. Ей удалось привести их в замешательство. Хорошо, но этого мало. Скорость теперь ей развить много легче, а значит, легче и им. Судя по звукам за ее спиной, один из солдат споткнулся и упал. На лице Сиви возникла безумная, злая ухмылка. Что ж, долго радоваться ей не пришлось — третий солдат оказался расторопнее и подскочил к потерявшей бдительность на мгновение Сиви сзади.

— Попалась! — торжествующе заорал он. Сиви мгновенно извернулась и умудрилась врезать мужчине коленом в пах. Тот согнулся от боли. Сиви вырвалась и понеслась дальше, но тут удача окончательно повернулась к ней спиной.

— Осторожней с ней — она абсолютно чокнутая! Мало, что убийца! Ведьма!

Мужчины отрезали ей путь с трех сторон, вынуждая повернуться к ним лицом. Сивилла предприняла последнюю, отчаянную и провальную попытку рвануть сквозь их звено, но ее перехватили.

— Ишь ты! — прокомментировал ее действия тот солдат, которого она ударила. И крепко приложил ее затылком о ствол дерева. Все стало черным. Благословенная темнота.

* * *

Маргарита открыла глаза, и первое, что она увидела, был солнечный свет, бьющий в окно на всю стену. Окно было украшено витражом, и за ним виднелись парк и холмы, покрытые лесом чуть поодаль.

Она полулежала на кушетке, укрытая пледом. Марго медленно перевела взгляд на Воланда, неподвижно сидящего напротив нее и молча изучающего ее.

Ей нечего было сказать. Она абсолютно не представляла, что делать теперь и что ее ждет. Но страха не было. Было с удивлением обнаруженное Маргаритой чувство, которое появляется после глубокого сна и полноценного отдыха.

Тишину нарушил Воланд.

— Ты проспала почти шестнадцать часов. Полагаю, тебе лучше.

Маргарита кивнула.

— Это так, Мессир. Благодарю вас за заботу.

— Ты голодна? — спросил он, и Марго отрицательно покачала головой.

Повелитель Теней кивнул. Настрой его был не до конца понятен Маргарите. С одной стороны, он явно выглядел напряженным, но и нарочно сохранял сугубо деловой тон.

— Ты голодна, — произнес он на этот раз утвердительно и добавил: — В этом мире, и особенно здесь, полагается делать то, что я считаю нужным. И ты, Марго, не исключение.

По щелчку пальцев перед ней возник стакан ароматного чая. В воздухе поплыл запах мелиссы и бергамота. Она сделала глоток, понимая, что лучше не спорить, и не имея никаких сил и желания на это. Так же, со спокойной покорностью, Маргарита съела появившийся из ниоткуда кусок ароматного свежеиспеченного хлеба.

Это было так неожиданно и странно — не ощущать страха и боли.

После непродолжительного молчания Воланд снова заговорил:

— Я плохо обращался с тобой. И, возможно, я буду продолжать плохо обращаться с тобой. Но тем не менее, у меня есть для тебя предложение.

Маргарита удивленно подняла брови. Какое еще может быть предложение для нее у Сатаны, который властвует над ее душой и жизнью уже давно?

— Я хочу предложить тебе стать моей официальной фавориткой. Мой дом станет твоим домом. В разумных пределах, разумеется. Тут есть много, слишком много мест, куда не следует попадать никому, и особенно тебе. Ты будешь моей женщиной, я дарую тебе свое безусловное покровительство, необходимую — какую пожелаешь — свиту, а взамен обещаю тебе свою верность. Ты будешь единственной, с кем я буду делить ложе и чувства.

Марго ошарашенно молчала. Она ожидала многого, но не этого. А какой у нее был выбор?

Воланд без труда прочел ее мысли и усмехнулся. Маргарита смотрела на него, и ей казалось, что морщины Князя Тьмы стали глубже, на висках прибавилось седины, но это могло быть и неверной игрой карминного адского солнца.

— Полагаю, вечности и покоя с тем, о ком ты меня однажды просила, тебе хватило с лихвой, — усмешка исказила его рот, — я могу вернуть тебя на Землю, но не позднее начала двадцатого века. Никто из моих подданных не уходит в это измерение. Поэтому не проси меня начать свою жизнь заново — этого ты не получишь. Если угодно, я могу дать тебе прожить жизнь той самой Маргариты де Валуа, твоей прапрабабки, хотя вряд ли тебе и это понравится. Хочешь стать королевой на Земле? Станешь. Хочешь быть повелительницей острова в античной Греции — будешь. Выбирай. И забудешь все, что было. Либо оставайся со мной и будь моей женщиной. Я предлагаю лишь один раз, Марго, и тебе это очень хорошо известно. Я давал тебе больше шансов, чем кому-либо, — тень мгновенной горечи легла на лицо Воланда и исчезла. Он снова вернулся к своему деловому, суховатому тону, — Это последнее предложение. В любом случае, никто никогда тебе не причинит никакого зла. Я обещаю тебе уважать твой выбор.

Сатана выдохнул незаметно для сидящей напротив него женщины, которая так искренне, страстно и странно любила его. Ему это чувство было не до конца понятно, но это ее чувство было единственным на сей момент, что стояло между ним и безумным горем.

Он боялся ее отказа, но он никогда этого не покажет. Слишком высокую цену он уже заплатил за свой страх потерять… Второй ошибки он не допустит, он просто не имеет более права на ошибки подобного рода.

Марго молчала. И сказала наконец:

— Я люблю вас, Мессир. И я выбираю остаться подле вас. Когда-то вы сказали мне, что тот, кто любит, должен разделять участь того, кого любит. Я была слишком глупа и слепа тогда, чтобы вникнуть в значение этой фразы. Это в прошлом. Теперь я осознанно выбираю быть с вами.

Воланд кивнул, будто бы не удивился, поднялся со своего кресла и протянул руку Маргарите.

— Тогда ступай за мной.

Она поднялась и прошла, влекомая Князем Тьмы к окну. Под его взглядом оно превратилось в провал, где царила темнота, не считая редких факелов на стенах. Марго шла за Воландом, и каменный пол холодил ее босые ноги. Через некоторое время они вышли на плато, окруженное со всех сторон бездонной, как казалось, пропастью. Вокруг была лишь тьма. Тьма и тишина.

Воланд повернулся к ней. Взгляд его горел страстью.

— Не бойся, — прошептал он ей, лаская губами ее ухо и приводя ее в такой родной и знакомый, но почти позабытый трепет, — ничего не бойся. Тебе нечего бояться, пока я рядом. Лишь доверься мне, — Повелитель Теней накрыл уста Маргариты поцелуем.

Она не знала, сколь долго их уста были сомкнуты. Страсть, надежда, одиночество, боль и желание — в этом поцелуе было все. Маргарите казалось, что она задыхается, что он никогда ее не отпустит. На мгновение объятие прервалось, и Марго открыла глаза.

Воланд через голову снял рубаху и освободился от остальной одежды. Руки Повелителя Теней накрыли груди Маргариты, обвели налившиеся бугорки сосков, и тут он резко разорвал платье Марго, оставляя ее в одном белье, которое тут же упало к ее ногам от одного его взгляда.

— Не бойся, — повторил Воланд и повел ее к краю пропасти.

Он вновь приблизил свои губы к ее устам, и вновь поцелуй закружил ее ураганом и понес куда-то за пределы всех миров, захватывая дух и крадя дыхание. Одна рука Воланда обвила ее запястье и нежно, но властно отвела ее руку вверх и в сторону, затем то же самое он проделал и со второй ее рукой. Подхватив женщину, Повелитель Теней приподнял ее, буквально усаживая на воздух и раздвигая бедра. Маргарита с ужасом поняла, что она висит над пропастью, абсолютно нагая и обездвиженная, не в силах шевельнуть ни рукой, ни ногой.

Она испуганно вскрикнула и в панике возрилась на Воланда. «Не бойся», — снова прошептал он ей в ее сознании и принялся неистово и страстно ласкать ее живот, бедра и груди своим алчущим ртом.

Марго изнывала от его ласк, она хотела умолять его о соитии, но не была в силах произнести ни слова. Из ее горла вырывались лишь стоны мучительного наслаждения.

Он резко вошел в нее на той тонкой грани ощущений, где соединяются любовь, страх, боль и наслаждение. Он любил ее. Яростно. Страстно. Как же долго он этого ждал. Как же долго они оба этого ждали.

«Вот это моя судьба — думала Марго, — в сердце тьмы, над пропастью, над началом и концом всего и всея, отдаваться ему, существовать для него и быть с ним единым целым».

Она изнывала, ей казалось, что она теряет сознание, что она вот-вот сорвется, но все это не имело никакого значения, пока он был рядом.

Мучительный, одновременный стон обоих, и пришло долгожданное избавление.

Маргарита не знала, как долго потом он еще простоял, держа ее на весу и обвив ее ногами свою талию. Лицо Повелитель Теней спрятал на груди у Марго, а она просто обхватила его голову ладонями и перебирала пальцами его густые, темные с проседью волосы.

Она не помнила, как они вернулись в покои Воланда. Ей казалось, что он ее нес, а может, и нет. Единственное, в чем Марго была уверена — они ни разу не разомкнули рук.

* * *

Командор округа до недавнего времени считал себя довольно успешным человеком. Он умудрился дожить до сорока шести лет, в его распоряжении находился склад с патронами, оставшийся еще после Третьей Мировой, через округ проходило несколько действующих веток с паровозными составами, и у него были неплохие связи в угольной шахте.

Город насчитывал около двух тысяч жителей, ресурсов в виде воды и почвы, пригодной для засева, не то чтобы хватало на всех, но никто особо не жаловался. Под началом его было три роты крепких ребят, беспорядки в городе возникали не слишком часто, и Командор имел все шансы дотянуть до шестидесяти, не бедствуя и сохраняя положение.

К его услугам так же был бордель, в котором десять женщин из пятнадцати не имели явных физических дефектов и не страдали заразными заболеваниями.

И, самое главное, ему принадлежали два воздушных судна — дирижабль и настоящая летучая парусная шхуна, оснащенная пушками.

День, когда воздушные пираты похитили шхуну, стал началом конца.

Все началось с того, что у командора по утрам и вечерам появились острейшие желудочные боли. Они длились месяц, второй, третий. На четвертый месяц, потеряв около трети веса и страдая от бесконечной тошноты, Командору удалось получить из соседнего округа древнейший аппарат ультразвукового исследования и старика-целителя, умеющего с ним обращаться, взамен на двадцатилетнюю, потенциально пригодную к размножению проститутку.

Целитель долго настраивал аппарат, который не работал на пару, а лишь на электрической энергии, которой хватило ровно на час. Старик бормотал себе что-то поднос на латыни, исследуя Командора и вглядываясь на непонятное серое мельтешение на древнем экране. Когда целитель касался живота Командора или его груди, тот едва сдерживал крики.

— Рак, — произнес старик равнодушным тоном, — метастазы пошли в легкие и печень. Тебе остались три месяца, мой господин. Может, два.

Из лекарств в округе после обысков в домах жителей нашли только парацетамол две тысячи двадцать третьего года выпуска. Командор глотал его пачками, но боли это никак не облегчало. Сколько Командор ни искал травницу в окрестных городах, он никого не нашел. Заместитель предложил убить нескольких здоровых человек, чтобы использовать их кровь, лимфатическую жидкость и желчь для восстановления поврежденных тканей. Целитель яростно возражал, и Командор решил использовать этот шанс, приказав умертвить целителя.

Когда же и это не помогло, Командор принял окончательное решение. Решение последней пули.

Сегодня с утра его рвало сначала желчью, а затем кровью. Кое-как нацепив на себя форму и все регалии, Командор нетвердой походкой пошел в свою приемную. И тут дело приняло совсем скверный оборот.

Командора, оказывается, ждал суд.

Дело было пустяковым, убийство нищенки Барры, ничем не примечательной, но чем быстрее покончить с этим делом, тем быстрее можно наконец-то пустить себе пулю в лоб и оставить округ решать свои проблемы без него.

В зал суда волоком втащили обвиняемую. Одного взгляда хватило на нее, чтобы понять — молодая рыжеволосая женщина, которой не было еще и двадцати, была абсолютно невменяема.

— Закон подразумевает смертный приговор в таком случае, — тихо сказал Заместитель.

— На нее жалко пули, — рявкнул в ответ Командор.

— Тогда — вздернуть.

— Зачем? — встрял секретарь суда. — Она молода и потенциально фертильна. Кроме того, она может работать.

— Эй! Девушка, — крикнул обвиняемой секретарь, — ты нас слышишь?

Ответа от рыжеволосой не последовало никакого. Она тупо смотрела в пол. Охранник резко дернул цепь кандалов, и девушка упала на колени. Глаза были покрыты белесой пленкой безумия. В них не отражалось ни капли мысли.

— Она была побойчее, шибко бойчее, ваше превосходительство, — смущенно сказал охранник, — но она билась с нами как дикая львица, и пришлось ее угомонить. Мы кидали ей в камеру картофельные очистки, как и всем, но она даже не притронулась к ним.

— За то, что угробили рабочий материал, получите каждый по пять суток гауптвахты, — раздраженно бросил Командор, — обвиняемую не кормить. Через неделю проверить, сдохла ли. И пустить на топливо, — Командор кивнул секретарю.

— Позвольте, ваше превосходительство, — возмутился солдат, которому пять суток на гауптвахте абсолютно не улыбались, — руки-ноги у нее целы. Хребет тоже. Чего ж мы там угробили?

Командора вновь охватил такой приступ боли и тошноты, что ему показалось, что его сию минуту вывернет прямо на рабочий стол.

— Тогда в шахты, добывать уголь, — прохрипел он, — сами не догадались бы, идиоты?

Он поочередно смерил взглядом и Заместителя, и секретаря, и охранника, и подсудимую. Та казалось, никогда не имела ни малейшей связи с реальностью.

— А ежели снова начнет буянить? — подал голос вновь охранник.

— Значит, на шахты, и приковать цепью к телеге пожизненно, — с ненавистью выплюнул Командор секретарю и всему этому проклятому миру, развернулся на каблуках и покинул последнее в своей жизни заседание суда, вынеся последний приговор.

Как охранник за цепь тащил на выход приговоренную, он уже не видел.

* * *

— Мессир, — Бегемот был в обличии юноши, но Маргарита его тут же узнала. Демон-паж приветственно кивнул ей, узнавая, вне всякого сомнения, и она склонила в ответ голову. Он тут же продолжил: — Я искренне прошу прощения за беспокойство, мой повелитель, но в Замке неспокойно.

— Не спокойно? — переспросил Воланд нейтральным тоном, но у Марго от этого тона явно прошел холодок по спине.

— Гелла подвергла слуг наказанию, — проговорил Бегемот, — тех, что его пережили, она сослала.

— Полагаю, у Геллы имелись веские причины для подобного решения, — сказал Воланд.

— Мессир, мы никогда так не поступали со слугами, — упрямо повторил юный демон, — ведьмы и черти всего лишь обсуждали, что делать с покоями в крыле…

Лицо Воланда потемнело от гнева. Бегемот отпрянул, и Маргарита зажала себе рот ладонью, чудом сдержав вскрик.

— Не смей никогда больше упоминать ее имя, — произнес Воланд. Бегемот прикрыл зеленые горящие глаза и поклонился.

— Слушаюсь, Мессир.

Паж обернулся котом и направился к выходу.

— Пришли ко мне Геллу, — приказал Воланд, — у меня есть распоряжения для нее, касающиеся донны Маргариты.

* * *

Демонесса вошла и почтительно склонилась перед Повелителем Теней, не удостоив Марго и взглядом. Маргарита смотрела и не верила глазам. Немногословная ведьма, готовящая ее к балу, растирающая ее истерзанное тело под кровавым душем, Гелла, приветливо улыбающаяся ей в далекой московской ночи, исчезла без следа.

Истинная Гелла была холодной, жестокой и неимоверно могущественной.

— Скажи мне, что ты сделала со слугами, Гелла? — спросил Воланд.

— Ничего такого, чего бы они не заслужили, Мессир, я всего лишь приказала забить их плетьми.

— Насмерть? — уточнил Воланд. Маргарита почувствовала, как к горлу ее подкатывает тошнота.

— Они позволили себе непозволительные высказывания, Мессир, — ровно произнесла Гелла. — Больше такой ошибки никто не совершит.

— Мне абсолютно все равно, какова была причина сего уродливого происшествия, Гелла. И мне все равно, каковы были последствия.

Демонесса продолжала молчать.

— Мне так же все равно, как ты будешь управляться в Замке, и меня не интересует способ, которым ты будешь держать нечисть в узде, — проговорил Воланд, — но больше я о подобных инцидентах слышать и знать не желаю.

Рыжая ведьма снова сдержанно поклонилась.

— А теперь, Гелла, — Повелитель Теней явно считал, что разговор окончен, — позаботься об устройстве и должных апартаментах для моей женщины.

Он сделал знак рукой, и Маргарите ничего не осталось, кроме как последовать за Геллой.

* * *

— Это слишком большая комната, — тихо сказала Марго.

— Ты хочешь, чтобы она была меньше? — резко спросила Гелла. — Или больше? Тебя не устраивает вид из окна? Хочешь отдельную башню или отдельный замок?

Маргарита подавленно и пораженно молчала. Она искренне не знала, как себя вести в этой ситуации.

— Меня все устраивает, — быстро сказала она, и Гелла кивнула.

— Я пришлю к тебе демона-портного, чтобы подготовить тебе наряды, и свиту из служанок.

— Пожалуйста, не надо! — почти вскрикнула Марго.

Гелла удивленно и чуть презрительно вскинула брови.

— Я бы хотела побыть одна. Просто побыть одна. Мне не нужна прислуга. И, пожалуйста, — снова тихо попросила Марго, — могу я получить ткани и швейные принадлежности? Я бы хотела сшить себе одежду сама.

Рыжая ведьма недолго помолчала.

— Как тебе угодно, донна, — наконец сказала она, — мне все равно, что ты делаешь и как. Ты здесь с единственной целью — служить Мессиру. И ты будешь ему служить, и будешь делать это хорошо. Остальное меня не касается.

* * *

Она лежала и изучала потолок уже довольно длительное время. Потолок был ржавый, покрытый паутиной, но на него было очень приятно смотреть,потому что не надо было думать ни о чем. Мысли плыли отдельно от рыжеволосой девушки, которая лежала на полу вагона, когда-то служившим для перевозки скота, а сейчас — в качестве временной тюрьмы. Ни о чем не думать было приятно, ни о чем не думать было правильно и безопасно.

Если она начнет думать, то она вспомнит, кто она такая. А ей совсем не хочется вспоминать, кто она такая. Это нехорошо. Опасно. Мысли могут ей не принадлежать. Мысли могут ее выдать. Если она вспомнит кто она, если она будет думать, случится нечто страшное. Сейчас она забыла или заставила себя забыть свое имя. Свое прошлое и свое настоящее.

Боль в голове постепенно угасала, и рыжеволосая девушка то проваливалась в дремоту, то вновь выплывала на поверхность. В реальности было не так красиво, как во сне. Во сне она лежала на роскошной постели, перебирала пальцами прекрасные и мягкие на ощупь ткани. Во сне играла приятная, ненавязчивая музыка, рыжеволосая девушка нежилась в теплой ванне, танцевала и делала множество других вещей. Это было похоже на сказку. Скорее всего, это и было сказкой. Кроме всего, рыжеволосой девушке снился голос, который звал ее по имени, что она не хотела помнить.

«Нельзя думать», — говорила она себе. «Нельзя помнить». Хорошо было бы закрыть глаза и больше никогда не открывать их, но угаснувшее сознание начинало отчаянно сопротивляться. «Ты не можешь умереть!» — кричало оно. — Тебе нельзя, нельзя умирать!»

Ей приносили какую-то еду, но у рыжеволосой девушки не было в ней потребности. Во всем теле ощущалось легкость. Ей было абсолютно безразлична ее дальнейшая судьба, и все силы уходили на поддержание этого безразличия.

Время от времени ее мучило неприятное сознание жжения на лодыжке, как будто годами там находился некий предмет, который рыжеволосая девушка теперь потеряла. Ну и пусть.

Она не знала, сколько времени прошло, когда двери темницы открылись, и вошел человек, который приносил ей еду. Он смотрел на нее со смесью равнодушия и отвращения.

— Пойдем, — сказал человек, — ты отбываешь сегодня.

Рыжеволосая девушка не пошевелилась. Человек в военной форме, грязной и дурно пахнущей, надо сказать, подошел к ней и несильно ткнул ее под ребра сапогом. Рыжеволосая девушка поняла, что если она не подчинится, он продолжит бить ее снова и снова, и поэтому ей пришлось встать.

На нее снова надели цепи и повели.

Яркое солнце ослепило глаза. Солнце было странного цвета. Она запомнило его ярко-алым, а сейчас оно было блеклым и серым. Это было неправильно.

От человека несло чесноком и перегаром, и девушка пыталась максимально отстраниться от него, насколько позволяла длина цепи.

— Ты отправляешься в колонии, шлюшка, — говорил человек в форме, — жаль… У тебя красивое личико, на которое тебе поставят клеймо с номером. У тебя было имя?

У нее было имя. Она не хотела его помнить, и поэтому снова промолчала.

— Ну как знаешь. Тогда пока будешь просто шлюшкой. И знаешь что? Хоть ты мне и врезала, я тебя все равно отымею, пока мы будем ехать.

Человек втолкнул рыжеволосую девушку в крытую повозку.

Напарник, сидевший на козлах, окликнул его:

— Да успокойся уже! Не видишь, девка абсолютно чокнутая, не ввязывай нас обоих в неприятности. Она теперь собственность колоний, а их трогать нельзя. Кроме того, тощая, доходяга. Она там и недели не протянет.

Человек в грязной форме сплюнул и огрызнулся:

— Ты бы видел, как она резво бежала от патруля. И как успела вломить и мне, и Джейкобу! Да и Барру она придушила голыми руками, можно сказать. Ну, не то чтобы придушила, а тряханула так, что у старой карги шея сломалась. Эта рыжая дрянь — опасная шлюшка, помяни мое слово.

Кучер недоверчиво и брезгливо оглядел рыжеволосую девушку.

— Ну коли так, а она явно ненормальная, и к тому же еще, как видно, немая — так уж и быть. Тогда уж и меня позови, когда с ней закончишь, — он хмыкнул.

Человек в грязной форме обхватил девушку сзади и навалился на нее. Она почувствовала, как некий твердый предмет ткнулся ей в бедро, и чуть не задохнулась от острой вони и тошнотворного ощущения чужой похоти. От приступа рвоты ее спасло видение.

…Скорпион, прятавшийся под камнями, был огромен, почти с девочкину ладонь, желтого цвета и отвратителен на вид. С крюка, покрытого острыми щетинками на хвосте, стекла капля яда. Девочке хотелось завизжать, но она знала, что если она и вправду завизжит, ее спутник просто заставит ее бегать кругами по проклятому оврагу еще и еще, а ей немедленно хотелось домой, принять ванну и спать, а не продолжать бегать. Поэтому скорпиона следовало убить, и делать это нужно было быстро. Преодолевая брезгливость и страх, девочка схватила булыжник и что есть силы опустила его на насекомое. Она ожидала, что это будет противно. Она боялась, что все-таки взвизгнет. Но убить ядовитого гада оказалось неожиданно очень приятно. Девочка довольно улыбнулась и стерла пот с лица ладонью…

— Ты умеешь ласкать мужчину, шлюшка? — вернул девушку к реальности голос человека в форме.

— Да… — сказала она, впервые произнеся что-то за много дней хриплым и незнакомым голосом. Во рту было очень сухо, но не от жажды, а от предвкушения. — Умею, — повторила рыжеволосая девушка, потянувшись рукой к твердому предмету, на боку у мужчины.

— Умеешь и руками, и языком? — хватка на бедрах стала жестче, и мужчина явно повеселел. — А мы с тобой можем и найти общий язык, и неплохо провести время в дороге.

— Хорошо, — сказала девушка. Ей нужно было то, что было у человека в грязной форме, воняющего перегаром, очень нужно было. — Только ты должен будешь освободить мне руки.

Мужчина довольно хмыкнул и облизнул губы. Он вынул из кармана отвертку и освободил скованные руки рыжеволосой девушки.

Отвертка и цепь со звоном стукнулись об угол крытой повозки.

— Тогда жди меня. А потом Гастингса. А потом мы, наверно, отымеем тебя вдвоем. Мы часто делим женщин, — он расхохотался. На рыжеволосую девушку попали капли его слюны, но она не заметила или уговорила себя, что не заметила.

Человек принес ей кружку с водой и тарелку с заплесневелым хлебом. Она съела все, до крошки, так как знала, что ей понадобится много сил.

Если бы она хоть краем глаза увидела такую еду, предназначенную ей, то приказала бы заживо содрать кожу с того, кто осмелился бы ей это подать.

Нежданная, непозволительная мысль. Об этом нельзя было вспоминать. Об это нельзя было думать. Не сейчас. Потом. Позже.

* * *

Повозка тронулась. Ее ощутимо трясло на каменистой дороге. Рыжеволосая девушка сидела, облокотившись на стенку, закрыв глаза и вытянув ноги. Иногда она проваливалась в дремоту и грезила о мире, где солнце алое, луна золотая, а звезды бесчисленны. Повозка встала.

Колеса заскрипели, тормозя.

Человек в грязной форме вошел в повозку.

— Мы в двух милях от Авалона. При въезде в Авалон мы проедем блок-пост. Поэтому развлечемся с тобой сейчас, шлюшка. А если скажешь хоть слово на блок-посту, мы вырвем твой язык. Так что лучше тебе вновь притвориться немой, шлюшка. Тебе ясно?

Рыжеволосая девушка кивнула головой.

И поползла к углу повозки, не спуская с мужчины ярко-синих глаз. Она уселась на цепь и принялась расстегивать пуговицы на лифе грязными, с обломанными ногтями пальцами.

Мужчина хохотнул. Он опустился рядом с ней на четвереньки. Он выглядел как шелудивый пес, а смердело от него и того хуже. Его язык торчал сквозь зубы.

Медленно шли секунды. Медленно и хрипло дышал мужчина. Где-то закаркал ворон.

Рука девушки, грязная, с обломанными ногтями, мгновенно обхватила так и оставшуюся валяться у цепи отвертку. Молниеносное движение — и острие воткнулось под углом в глотку человеку в грязной форме. Прямиком над адамовым яблоком, повредив сонную артерию и голосовые связки.

* * *

— Пройдет около минуты, прежде чем ты захлебнешься собственной кровью, — тихо, почти шепотом произнесла Сивилла Оршели, — я хочу, чтобы эту минуту ты провел с пользой.

Она как кошка прыгнула на мужчину и уселась на него сверху. Портупея с пистолетом и кинжалом на его бедре теперь была в непосредственной ее досягаемости. Она неспешно начала отстегивать ее, продолжая шептать:

— Ты бил меня. Ты лапал меня. Ты называл меня шлюшкой. Так? — глаза мужчины вылезли из орбит, изо рта хлестала кровь. Но он все еще был в состоянии слушать, поэтому Сивилла продолжила: — Ты хотел меня отыметь, а сейчас ты сдохнешь. Когда ты сдохнешь, я убью твоего подельника, который тоже хотел меня отыметь. Тебе ведь и во сне не могло присниться, что тебя убьет женщина, так?

Мужчина попытался выдернуть из горла отвертку, но Сивилла перехватила его руку, усаживаясь поудобнее.

— Твой напарник слышит сейчас возню и думает, что это ты меня имеешь, — она усмехнулась, -а на самом деле ты подыхаешь. Слишком быстро, но я все равно успею тебе сказать… Я могла бы сделать так, что, проснувшись после смерти, ты бы варился в котле с кипящей смолой. Долго… Очень долго. Дольше, чем ты можешь себе представить… Или с тебя бы сдирали кожу. Каждую ночь она нарастала бы заново, и все происходило бы по новой. Тебя бы разрубали на части и жарили бы на медленном огне… Но ничего этого не будет. Сейчас тебя пожрет нечто, и от тебя не останется ничего. Ты — никто и ничто. Ты — часть небытия. А я — Сивилла Оршели. Запомни меня. Запомни это имя. Это последнее, что ты видишь и слышишь.

Мужчина был уже мертв. Сивилла резко поднялась на ноги. От недоедания и недосыпа закружилась голова, но мысли работали четко и ясно. Пистолет был заряжен. В нем было семь пуль. Значит, она может рассчитывать на шесть. А еще — теперь у нее был кинжал, отвертка и обрывок цепи. Очень скоро у нее будет лошадь. Все это теперь принадлежит ей. Не Воланду. Не Иешуа Га-Ноцри. Только ей.

Беспамятство, куда она себя загнала, отступало. Что ж… Вся ее жизнь оказалась сказкой. Лживой, сладкой и подлой сказкой. Тот, кому она больше всех доверяла, мечтал только об одном — использовать ее и сломить ее. Тот, кого она любила — знал это и лгал ей.

Сказка кончилась. Детство кончилось. У нее нет ничего, кроме пистолета, шести пуль, ножа, обрывка цепи. И ненависти. Тотальной, чистой ненависти. И если эта ненависть поможет ей выжить — пусть так. Ее лишили магии. Ее лишили дома. Но кое-чего ее лишить нельзя — это воли к жизни.

Если она оглянется назад, то пропадет. Если она вернется, ей придется либо вымаливать помилование в ногах у Повелителя Теней, чтобы ей позволили исполнить свое предназначение — рожать бойцов его темного воинства.

Либо ее кинут в Преисподнюю, где живут ее худшие страхи, и ей так же придется вымаливать помилование в ногах Повелителя Теней. Этого не будет. Никогда, никого и ни о чем Сивилла Оршели не будет молить. Сивилла Оршели будет выживать всеми силами. А когда силы кончатся, что ж, на этот момент у нее останется последняя пуля. Она знает, куда целиться для мгновенной смерти. Выстрел в висок — и ее будто никогда и не было на свете. Ни одна сила не сможет успеть перехватить ее между мирами. Ее смерть будет мгновенной.

Повозка продолжала стоять. Кучер, привлеченный тишиной, сошел с козел и поднялся в повозку. В ужасе отпрянул, когда увидел залитого кровью, распростертого на полу человека в грязной форме. Кучер медленно оглядел повозку. И отпрянул в ужасе, когда позади себя увидел ангела смерти из легенд. У смерти были синие глаза, горящие нечеловеческой, неземной злобой.

Короткая вспышка. И все кончилось.

* * *

Сиви распрягла лошадь. Это была немолодая, норовистая кобыла. Ехать на ней было неудобно, но Сиви справлялась. Она не знала, почему и зачем, но держала путь к городу на холмах, следуя вывескам с надписями «Авалон». Ее влекло одно — желание выживать. Она не знала, сколько еще она проживет. Не знала, что ее ждет. Не знала ничего. Но какой бы ни была теперь ее жизнь — она была одна и свободна.

* * *

Где-то на севере, довольно далеко от дороги, по которой ехала Сиви, в городе, где только что похоронили покончившего с собой Командора, на улице показался человек. Он сильно отличался от местных жителей высоким ростом, крепким сложением и необычным для Европы времен Пятой Мировой войны цветом волос. Этот мир пожирал его сущность, и даже ему необходимы были магические артефакты, которые он нес в холщовой суме за плечами, вместе с парой двуручных мечей. Здесь его демоническая сущность одного из первородных божеств слабела и почти сходила на нет. Этот мир уже успел убить магию. Но это был его родной мир — и уничтожить его инстинкт и умения охотника даже этот мир не мог.