Жребий (гет)

Скоро ты придешь ко Мне. Неважно, сколько Мне осталось ждать. Время для Меня не имеет никакого значения. Ждать Я умею, а особенно того, кто достоин Моего ожидания.

А ведь Мы — ты и Я — созданы друг для друга. Я предрек это. Задолго до твоего рождения.

Казалось бы, такое неполноценное существо как ты — смертная женщина!

Смехотворна сама мысль, что именно на тебя пал Мой выбор. В прошлый раз подобный эксперимент слияния материй получился не слишком успешным, но от этого он не менее любим Мною.

С тобой все будет по-другому. Я не просто наполню твое естество — Я стану самим твоим естеством. Поглощу его, познаю каждую клетку, каждую частицу тебя, заполню тебя полностью, когда физическая оболочка лопнет под натиском Моего вожделения. Только тогда ты испытаешь все наслаждение, познаешь совершенство, для которого была рождена и извлечена из своего мира.

Ты — существо низшего порядка, но только на первый взгляд. Сколько неразгаданных возможностей, воистину бесконечных. Необыкновенная выживаемость. Поразительное сочетание материи и духа. Теперь же, когда ты впитаешь в себя воздух многих миров, когда они смешаются под твоей тонкой оболочкой, вскрыть ее будет заманчиво вдвойне. Твоя кровь бесценна. Свежа и прекрасна.

Очень скоро ты будешь готова. Ты уже начинаешь слышать Мой зов, который даже твой разум — насыщенный знаниями об Истоках, о природе сущего, о Великих Силах и о тех величинах, что называют Светом и Тьмой — не может пока воспринять. Ты и не выдерживаешь. Убегаешь от Меня в омут беспамятства, глупое дитя. Такая хрупкая, такая нежная. Твое тело и дух легко уничтожить. Это нехорошо, дитя. Если ты заснешь навечно не в Моих объятиях, Мне ты тоже не достанешься. Будет очень досадно снова целую вечность ждать подходящую. Впрочем, можно не беспокоиться. Тебя хорошо охраняют. Берегут. Заботятся. Не зная, что берегут для Меня, но ведь нам это не важно, правда?

И тебя, и Меня ждет множество непознанных наслаждений. Ни одно тело и ни одна душа, коими я питаюсь сейчас, не заменит Мне сладость разрыва твоей мембраны. Я уже грежу тем, как впитаю в Себя твою кровь капля за каплей, наполню все твое естество — гораздо больше и объемнее, чем это доступно смертным и бессмертным.

О, Светлое Дитя… Ты слышишь зов, и оба брата: тот, что Светлый, и тот, что Темный, слышат его. Только вот никто из вас пока понять его не может. Один хочет спасти себя и свой народ. Подумать смешно, что он хочет спастись от Меня… Это так похоже на него, так ожидаемо: не понимает, что и от кого спасает.

Другой… Старше. Древнее. Он догадывается, начинает понимать, но понимание это приводит его в такой ужас, что он спешит отгородиться от своей собственной правды. Знай Я его хуже, мог бы подумать, что делить он тебя ни с кем не готов из вожделения, но это не так. Ему, сотворившему, можно сказать, похоть, она в отношении тебя не приемлема. Меня веселит эта его воистину святая и безгрешная любовь к тебе. Кто бы мог подумать, что он способен любить вообще? Любить чистой любовью? Совсем как ты его… 

Забавно, дитя, ты тоже оценишь всю эту горькую иронию после того как все-таки придешь ко мне и насладишься пониманием. Пускай это будет и быстро, лишь то время, что Я и ты отведем ему.

Как смешно то, что оба они подходят к догадке, каждый со своей стороны, но стоит им подойти еще на шаг ближе, и оба идут уже в противоположном направлении. Один понимает, что твоя жертва утолит Мой голод, второй понимает и это, догадывается, кто - Я, но той правды, что прямо перед его глазами? не видит. Впрочем, оба кормят Меня пока — и на этом довольно.

Ты согласишься, что когда мы соединимся, в мире больше не будет места ни для одного из них.

Все мы знаем, что Мне нужна ты. Ты сможешь сделать то, чего когда-то не смог сделать Я Сам. Вдвоем мы произведем на свет новый, дивный мир, где наконец-то вещи буду подчиняться только нашим законам. Не будет больше никаких войн пантеонов. Только ты и Я, ну и, безусловно, наши порождения.

…Терпение, терпение… Уговариваю Я Себя и немного тебя. Сейчас Я не буду торопиться. И пускай ты не проживешь долго после единения, в своей агонии ты познаешь невиданное величие. Впрочем, твоя агония может продлиться и вечность — это совсем недолго. Ты поймешь, несмотря на муку, как прекрасно то, что ты создаешь.

Самый первый раз Я был юн и нетерпелив — Я поспешил наполнить создания Своим же Светом, но они оказались не готовы вобрать его. Мой Свет выжег их, отразился от их разорванной материи и вернулся ко Мне. Я оплакал своих первых детей и создал других. Выше, ближе к Себе. Дал им ключ к тайнам. Они были прекрасны — настолько прекрасны, что Мне хотелось созидать еще и еще. Сильные, мудрые, совершенные. Иногда они убивали друг друга, и Я с восторгом наблюдал за их борьбой. Победители становились сильнее и уплотняли границы Моего мира, а проигравшие питали Меня. Что ж, мне были одинаково дороги и те, и другие. Ведь вся Моя Сущность — это любовь. На другие чувства Я попросту не способен. Несмотря на то, что Мои дети всегда подводили Меня, Я не разочаровывался. Дети плодились и размножались между собой, некоторые умирали, но они так и не выполнили Моего предназначения, как Я понял позже с долей горечи.

Прошло еще какое-то время, и Я создал новых. Представителей твоего племени, дитя. Эти были воистину великими творениями. Вобрали в себя все добродетели и пороки своих старших братьев, оказались самыми живучими, несмотря на мгновенность их жизни.

Но… они все стали скучны. Когда Я соединюсь с тобой, конечно же, придется уничтожить всех. Они уже изжили себя и будут мешать становлению нового мира.

И все же не подходи ко Мне близко. Держись пока подальше. Я совсем не уверен — хватит ли Мне сил удержаться от сладостного тока твоей крови, от сочной юной плоти. Иногда у меня уже плохо получается владеть Собой. Голод доводит Меня до безумия и начинается охота. Если Я попробую тебя на вкус, то отпустить уже не смогу, а пока время не настало, наше соитие будет означать конец нам обоим.

Но Я умею ждать. Как. Никто.

* * *

Сиви тяжело упала на спину, безуспешно пытаясь восстановить дыхание. Одежда промокла от пота, в глаза немилосердно било раскаленное до синевы солнце. Плевать. Она не встанет. Никогда. Ни за что.

— Плохо. Очень плохо. Поднимайся!

У нее сил не было даже чтобы покачать головой.

— Если хочешь пить — поднимайся.

Она продрала глаза. Силуэт, казавшийся черным на фоне слепящего солнца — и когда оно успело подняться так высоко? Они приехали еще до рассвета — покачивал в руке ее флягу с водой как раз на уровне ее роста.

Сиви, горбясь и тяжело дыша, встала на ноги и приняла воду. На какой-то момент все потеряло смысл: свинцовая усталость во всем теле, боль в натруженных мышцах и свежем ушибе на локте, пот, липкими змейками стекающий по спине и по шее — весь ее мир сосредоточился на прохладной воде, которую она пила с первобытной жадностью. Эта вода была слаще любого яства и любого питья.

— Достаточно, — Азазелло вырвал у нее флягу, и Сиви захотелось застонать, — через несколько минут я дам тебе попить еще. Когда твое сердце немного замедлит ритм и ледяная вода будет безвредна. Приводи дыхание в порядок.

Сиви, понимая, что спорить на этот раз бесполезно, послушно встала как полагается, уперев ладони в бедра и начала медленно-медленно вдыхать и выдыхать. Утерев пот с лица рукавом, она выпрямилась и оглянулась.

Насколько хватало глаз, простиралась безводная пустыня. Равнина из камней и отвесные скалы вдалеке. Раскаленно-белые на солнце так, что смотреть на них было почти больно. Вся земля под ногами была покрыта такими же белыми булыжниками — совсем мелкими и теми, что покрупнее. Одно удовольствие бегать по таким кругам.

Азазелло, как и обещал, снова вручил ей флягу с водой, и она допила ее — на этот раз медленно, смакуя каждый глоток и представляя, как живительная влага охлаждает и насыщает ее изнутри. Девушка уже перестала удивляться тому, что демон, выполняя все упражнения вместе с ней, выглядел так, как будто прохлаждался на веранде дома погожим деньком. У него даже волосы не растрепались, а после нескольких часов их занятий сама Сиви выглядела хуже, чем после недели мытья полов или работы на кухне без продыха, случись ей это делать.

Ее немного разочаровывало, что Азазелло не учил ее драться, вопреки ее ожиданиям и просьбам. Он говорил, что сначала ей необходимо укрепить тело, чтобы уметь держать оружие, и что четырнадцать лет это непозволительно поздно — даже для смертной. Но уж он попытается наверстать упущенное. Пока же она слышала о себе такие нелестные отзывы, как-то, что у нее руки и ноги слабые, контроля над дыханием нет, мышцы спины никуда не годны и только путем ежедневных тренировок что-то можно исправить. Поначалу Сиви огрызалась, но вскоре у нее перестало хватать на это сил, и она все свое раздражение и досаду выпускала в занятия.

Кроме всего, ей льстило, что Азазелло проводит это время с ней, а не с кем-то еще, и уж конечно, ни с каким суккубом, демонессой, ведьмой или черт его знает с кем, Азазелло так не возится. Не учит правильно бегать, дышать и разворачивать лошадь в галопе. Еще одна приятная неожиданность заключалась в том, что под натиском очень усилившихся нагрузок и дел, отступили ночные кошмары. Поначалу, когда ее будили ни свет ни заря, она ненавидела все миры и весь день пребывала в отвратительнейшем расположении духа, не имея желания ни с кем разговаривать и что-либо не делать. Иногда она даже принималась плакать от усталости.

Теперь же, по прошествии месяца, Сиви привыкла вставать сама и выходить к завтраку уже одетой и причесанной, с неким подобием хорошего настроения — дни были заполнены и интересны, девочка почувствовала себя причастной к жизни Шеола. Более того, и Азазелло, и Мессир уделяли ей много внимания, а именно это наполняло ее жизнь смыслом с самого детства.

Азазелло она встречала тогда же за их ранним завтраком, он всегда ограничивался чашкой кофе, такого крепкого и горячего, что у Сиви глаза заслезились, когда она его попробовала, и в отличие от нее ничего не ел, тогда как сама девочка налегала как могла на сладости, чтобы окончательно проснуться и набраться сил.

Затем они занимались. Когда в Замке, когда где-то в Шеоле, подальше от любопытных глаз. В последние дни они выходили из их мира и отправлялись на Землю в пустыню. Когда Сиви спросила почему, демон лишь пожал плечами и объяснил это данью ностальгии.

— Видишь этот булыжник? — выдернул Сиви из размышлений голос Азазелло. Он указывал на камень размером немногим меньше, чем голова Сиви, — сядь около него и поднимай на вытянутых руках, пока я не скажу, что достаточно. Когда сделаешь это, мы вернемся домой.

От одного вида булыжника, у Сивиллы заныли плечи.

Азазелло развернулся по направлению к их коням.

— А если под ним будет скорпион? — испуганно спросила Сиви.

— Ты убьешь его, — был ответ.

* * *

Несмотря на уже привычную боль в мышцах и свинцовую усталость во всем теле, Сиви почти бегом взлетела в свои комнаты и с разбегу плюхнулась в ванну, сорвав пропитанную потом одежду уже в воде. Ощущение мокрой ткани на теле не вызывало дискомфорта, а наоборот, приятно освежало. Закончив, она наспех переоделась в простую домашнюю белую блузку, а сверху надела сарафан из темно-синего мягкого бархата. Сиви продолжала любить свои бесчисленные нарядные платья, но в последнее время отдавала предпочтение одежде простой и удобной.

Даже не дождавшись того, как её волосы высохнут, девочка прошла в библиотеку.

Как хорошо, что именно в это время она была абсолютно пуста. Сиви хотелось кое-что проверить, и ей вовсе не надо было, чтобы ее видели.

Кроули, которого она успела уже встретить два раза с глазу на глаз, действительно обладал весьма интересными знаниями. Он научил Сиви принципам деления карт на масти, показал, чем фундаментально отличаются друг от друга мечи, посохи, кубки и пентакли, показал, как можно работать только со Старшими Арканами. Вел он себя безупречно вежливо и почтительно, без следа фамильярности, которую он позволил себе тогда в начале приема.

Как Сиви убедилась, он действительно не помнил ни ее обморока, ни припадка, что не могло не радовать. И все же показательная сдержанность Кроули мешала Сиви. Ей казалось, что он мог бы рассказать намного больше, и могло быть с ним куда интереснее, не дрожи он так от страха и не пытайся так произвести правильное впечатление. Его манера поведения раззадоривала девушку и вызывала любопытство. Вот бы ободрать с него всю эту манерность как шелуху… Может забавно получиться.

Сивилла разложила карты по мастям, как учил ее Аллистер, сосредотачиваясь и приводя мысли в порядок. Затем неторопливо она принялась перемешивать их, проговаривая про себя простенькие заклинания, чтобы не сбиться со счета. Когда по ладоням вверх к предплечьям побежало знакомое тепло, девочка начала расклад. На этот раз он был длинным и сложным, с множеством хитросплетений и коварных вопросов. Как только колода в ее руке стала иссякать, Сиви почувствовала знакомое ощущение паники, начинающее зарождаться в груди.

Ну уж нет! На этот раз она не позволит припадку овладеть собой! Она владеет своим телом, духом и мыслями. Только она и никто другой! Это все равно, что поднять булыжник над головой. Она совладает со страхом точно так же, как совладала с тяжестью камня и болью в руках. Сиви пыталась разозлиться на неведомую опасность вместо того, чтобы боятся ее. 

И у нее получилось. «Кто зовет меня?» — мысленно повторила она вопрос.

Сжав зубы, девочка перевернула последнюю карту.

И ничего не произошло. Никаких пугающих образов и посланий. На карте зияла чернота. Но на ней не должно было быть черноты — это обычная колода!

Сиви нахмурилась — опять какие-то загадки!

В глазах загорелись огненные искры, и карта в руке задымилась. Сиви откинула ее на столешницу красного дерева, и та тут же занялась. Нет… Только не это! От все нарастающего гнева и страха огнем полыхнул еще ряд карт, вспыхнул и сгорел вмиг глобус. Сиви беспомощно наблюдала, как пламя охватывает весь стол и грозится перекинуться на ковер. Надо бы сделать хоть что-то, в смятении подумала она. Со стены сорвался гобелен и с размаху накрыл весело плясавший огонь. Пламя погасло, и из-под гобелена повалил едкий дым и тошнотворный запах паленой ткани…

Золотая бесценная вышивка была потеряна навеки, да и прогоревший насквозь стол не спасти. Откуда у них этот стол? То ли из Версаля, то ли откуда-то из Португалии — аналогов ему не было, а теперь придется выкинуть.

Черт!

* * *

— Это несправедливо! — пожаловалась Сиви вслух, выжимая тряпку и плюхая ее об пол в последний раз, — утром я таскаю тяжеленные булыжники, днем натираю их, когда у меня руки и так отваливаются.

Девушка перевела дух. Коридор, который достался ей на этот раз, был коротким, или она двигалась быстрее от раздражения.

— Вымой зеркальную галерею заодно, — проскрипели у нее над ухом и мерзко захихикали.

Сиви выпрямилась во весь свой невеликий рост, перехватила тряпку одной рукой и гневно воззрилась на одного из чертей из прислуги. Имени его она не помнила, да оно ее и не интересовало, но некоторое время назад он был среди тех слуг, что изрядно пострадали от ее произвола. Ну и пусть! Где она и где они?

— Ты даже не думай на меня свою работу скидывать, — грозно прошипела Сиви, -, а то как огребешь от меня вот этой самой тряпкой!

Девочка замахнулась, и черт, взвизгнув, удрал. Сиви прошептала витиеватое ругательство и пнула жестяное ведро, в котором была еще вода, ему вслед. Пускай потом доказывает, что не он сам его опрокинул. Не хватало еще терпеть издевки от прислуги, находясь не в самом выгодном положении, пускай и по своей вине.

Оценив беспорядок, наведенный в библиотеке, Сиви мудро решила не сбегать с места преступления, а попытаться убрать все как могла. Чтобы избавиться от невыносимого запаха паленой ткани и дерева и дать выветриться дыму, она распахнула огромное окно. И не ее вина, что она задела рамой одну из китайских фарфоровых напольных ваз, которые почему-то Мессир так любит…На ее взгляд — полная безвкусица, а осколков от нее! О том, чтобы позвать кого-то и попытаться замаскировать последствия, лучше было не думать, а посему Сиви скромно села на одном из стульев в уголке, положив руки на колени и потупив глаза.

На ее счастье, Мессир вернулся в довольно добром расположении духа, но слегка удивился — давно Сиви не сжигала ничего в моменты раздражения и не чинила никаких разрушений. На вопрос как это все произошло, девочка честно ответила, что она разозлилась. Как и следовало ожидать, после короткой, но содержательной нотации о необходимости самоконтроля, как пристало и как не пристало себя вести девушке ее возраста и положения, и  что в первую очередь она непозволительно рискует своим здоровьем, когда ведет себя безответственно, Сивилла Оршели была немедленно отправлена мыть полы в коридоре второго этажа с приказом вернуться после обеда в библиотеку и думать о своем поведении. Если с первым заданием она справилась, то похвастаться выполнением второго не могла.

Прикинув, что не помешает еще одна ванна и что самый короткий путь к себе лежит через зеркальную галерею, она пошла сквозь нее — темную в любое время суток. Сиви знала, что зеркала оплетены бесчисленным количеством порталов, но узнать, куда они вели, ей еще не пришлось. Ее шаги эхом отдавались в галерее,и вдруг ей почудился странный и непривычный аромат.

Роза и мандарин. У одного из зеркал аромат усилился, и Сиви остановилась. Женские духи?..

Дома, кроме нее, никто не пользовался духами: Гелла их не любила, суккубам — даже рискни они каким-то образом появиться в этой части Замка — они были не нужны. Сама Сиви предпочитала ароматы полевых цветов.

Значит, здесь кто-то был. Не демон. И не ведьма. Но кто? Женщина с Земли? Невозможно.

Вспомнив о том, что она разглядела в галерее несколько недель назад, Сиви медленно прошла взад-вперед вдоль зеркал. Аромат тонким флером окутывал галерею, а у одного из зеркал ощущался особенно остро. Вытерев все еще мокрые руки о передник, Сиви подошла к огромному зеркалу и прикрыла глаза.

По гладкой поверхности словно пошла рябь, отражение галереи и самой Сиви постепенно сменялось другим видом, неявным и туманным. Спустя несколько секунд стало понятно, что на другой стороне ярко светит солнце. Уже привычно вытянув вперед руки, девушка шагнула внутрь зеркала.

* * *

На той стороне было намного теплее, и Сиви прикрыла глаза рукой, защищая их от яркого солнца. Она стояла на узеньком мшистом мосту через мелководную речку — вода в ней была настолько прозрачной, что можно было рассмотреть и гальку на дне, и маленьких рыбок. Сиви спустилась с моста и наугад пошла вперед по проторенной тропинке вглубь рощи, предварительно хорошо запомнив, где находится портал. Вдоль дороги росла сочная зеленая трава и алели ягоды земляники. Сорвав несколько, она подивилась их сладкому вкусу — ничем не хуже тех, что выращивали в Имении. Роща редела, тропинка пошла вверх, и Сиви вышла на вершину холма.

Внизу ей открылся вид на крошечную, будто игрушечную, деревеньку, с удивительно похожими черепичными коттеджами. Окна были распахнуты, ветер играл занавесками и на многих подоконниках стояли горшки с геранью. Деревушка была жилой, тем более поразительна была тишина, царившая вокруг, нарушаемая лишь жужжанием шмелей и стрекоз и пением птиц.

«Что это за место? — думала Сиви. — Это не часть Шеола, но и не Земля. Кроме того, не может быть, чтоб на Земле были порталы, ведущие прямо в Замок. И уж конечно, это не Обитель Света. Кто может здесь жить и почему эта тишина вокруг?»

Словно в ответ на ее мысли, над головой ее зажужжал шмель. Покружив над рыжими кудрями Сиви, шмель нашел их малоинтересными и полетел дальше. Проследив за его полетом взглядом, девочка увидела, как он опустился на роскошный розовый куст. За этим кустом она разглядела еще один. И еще. И только теперь увидела еще один небольшой дом, который она сразу не заметила, у самого подножия холма. Повинуясь необъяснимому чувству, Сиви пошла к этому дому.

Он был уютный и беспредельно милый, словно нарисованный. Из единственного венецианского окна на втором этаже сбегал густой плющ и начинавший наливаться фиолетовым соком виноград. Сиви подошла к розовым кустам и вдохнула их аромат. Бесспорно. Тот самый. Даже если обоняние подвело ее, то ощущение присутствия никак не могло. Кто бы ни мелькал неясной тенью в зеркальной галерее — он  (или она?)  — являлся именно отсюда.

И все же — что это за место? Из живого здесь только цветы, птицы, да шмели со стрекозами.

Еще раз оглянувшись вокруг и не увидев никого, Сиви толкнула низкую калитку и та поддалась, открывшись без единого скрипа. И тут же Сиви вздрогнула от того, как внезапно потемнело у нее в глазах от осознания.

Она была здесь раньше! Давно, очень давно, но Сиви узнала это место. Она так и продолжила стоять, мало заботясь, что кто-то может ее обнаружить — видения полились сплошным потоком.

Весь мир очень большой и видится ей исключительно радужными красками… Она еще совсем не умеет ходить, только становится на ноги — ну и ладно. Ползая на четвереньках, передвигаться гораздо удобнее.

Она помнит место, холодное и дождливое. Дождь бьет в окно ее спальни — не той, что дома, а другой. На Земле.

Ей страшно от непрекращающихся звуков дождя — они словно выбивают мрачную барабанную дробь, напоминающую ей что-то еще более давнее и пугающее. То, откуда приходят ее страшные сны.

Ее маленькое тело окутывают боль и холод — она пытается донести как умеет, что ей плохо, что это скверное место и скверное время на Земле, что слишком много людей мучаются и умирают вот в это самое время, а ей больно от этого знания, больно везде… Она не может сказать, поэтому она только плачет, плачет и плачет — пока не начинает хрипнуть.

Бегемот пытается напоить ее чем-то из ложки, но вкус и запах этого пойла настолько отвратительны, что девочка не выдерживает и ложка вместе с содержимым взрывается в руках шута, окно покрывается трещинами, а дверь летит со страшной силой на Сивиллу с Бегемотом. Она даже не успевает испугаться, как тот мгновенно меняет обличье на кошачье, перехватывает ее и пулей вылетает из комнаты.

В другой комнате гораздо теплее — там затоплен камин и горят свечи. Там Азазелло, Фагот, Гелла, Мессир и какой-то смертный. Мессир недоволен, что его прервали, но Сивилла так отчаянно взывает к нему, и в такой момент он единственный, кто понимает ее. В его руках ни боль, ни холод не имеют над ней власти. На языке, в котором нет слов и который понятен только им двоим, он объясняет, что бояться нечего, что она в безопасности, пока он рядом. Его присутствие обволакивает ее и ограждает высокой темной стеной от всех бед. В ответ она делится с ним своим светом, маленькими лучиками касается его сознания и показывает, что она благодарна, что она тоже обязательно будет защищать тех, кого любит, но ей очень плохо тут. Пожалуйста, могут они поскорее вернуться домой?

Через какое-то время нить воспоминаний теряется — видимо, она заснула так крепко, как могут спать только младенцы, успокоенные сознанием того, что их защищают и любят. Без слов и признаний — они и не нужны.

Следующее, что она помнит, это именно этот дворик с этими же розами… Их трое, она сама на руках у Геллы, Мессир и какая-то незнакомая Сивилле женщина. Не ведьма и не демон. Другая…

Она помнит ореол темных кудрявых волос вокруг лица, белое платье, зеленые глаза и аура какой-то необъяснимой тоски, которая сменяется трепетом и безграничной радостью при виде Мессира. Женщина как будто оживает. Мессир делает знак Гелле опустить Сивиллу на землю, что она делает почему-то очень неохотно.

Незнакомка следит за ней взглядом, и Сивилле хочется показать, что та нравится ей. Девочка приветливо улыбается и пытается что-то сказать. Женщина медленно, словно во сне, протягивает к малышке руки, и та ползет к ней и тянется, улыбаясь так искренне, как только умеет. Она поднимает Сивиллу и прижимает к себе, сильно — даже слишком сильно на вкус Сивиллы, но девочка не протестует. Женщина принимается покрывать поцелуями пухлые щечки и кулачки Сивиллы, ее рыжую макушку, будто бы вдыхая ее.

«Спасибо… Спасибо, Мессир», — шепчет женщина и горячие слезы бегут по ее щекам, падая на лицо самой Сивиллы.

И тут маленькая девочка улавливает разные мысли. Недоумение Мессира и его сожаление, ужас понимания и сокрушительную боль разочарования женщины, а на фоне всего черную, как грозовая туча, ярость Геллы. Если Гелла способна убить за то, что покусились на то, что принадлежит ей — она к этому близка. Мессир, который совсем не собирался отдавать дитя - ее! — этой женщине, теперь жалеет, что позволил той увидеть Сивиллу. Все это смешение чужих эмоций, слишком сильных и яростных, пугает Сивиллу, и она начинает плакать. Гелла кидается к ней, но Мессир повелительным жестом отстраняет ее и сам принимает ребенка из рук незнакомки. Девочка спешит положить голову ему на плечо, не желая видеть больше никого, зарыться личиком в его дорожный плащ с таким знакомым и родным запахом и изо всей силы вцепиться крошечными пальчиками в мягкую ткань. Она не хочет, чтобы рядом с ней так думали!

— Пожалуйста… — шепчет женщина умоляюще и начинает рыдать. — Хотя бы позвольте мне разок прижать ее к себе, умоляю, вас… Я отдам что угодно.

- Нет, — следует твердый ответ, — это было моей ошибкой — позволить тебе подумать, что я принес ее тебе. Просто забудь о том, что видела это дитя. Так будет лучше и для тебя, и для нее.

— Как вам будет угодно, — отвечает женщина голосом полным боли, скорби, но и твердости. Ее прощальный поклон безупречен в своей сдержанности.

Они удаляются и на краю сознания Сивилла слышит кипящую ярость Геллы.

* * *

Сиви тихонько охнула, приходя в себя и распахивая глаза. Небо заволокло легкими облаками, и, будто очнувшись от морока, девушка развернулась и бегом рванула обратно к мосту с порталом. Впрочем, у моста она резко затормозила, потому что навстречу ей шел первый увиденный в этом странном месте человек.

Он был уже немолод, но спина его была прямая, а походка твердая, он довольно легко нес большую вязанку хвороста. Как только он увидел Сивиллу, задумчивое выражение на лице у мужчины сменилось приветливо-дружелюбным.

Старик слегка склонил голову в приветствии и проговорил:

— Прекрасная погода для прогулки.

— Здесь очень красиво, — невпопад ответила ему Сиви, стараясь не показать, что на самом деле она не имеет представления о том, где находится.

Старик окинул ее слегка недоуменным взглядом:

— Давно ты здесь? Очень молода для нашей местности. Как так получилось, что тебя послали сюда, дитя?

У Сиви заняло несколько мгновений, прежде чем она начала понимать:

- О! Меня не посылали сюда. Я просто гуляю… Я живу в… В другом месте.

Старик вздохнул, как ей показалось, с облегчением и сделал приглашающий жест свободной рукой:

— Тогда пройдись со мной. Компания здесь редка и мы всегда ей рады, но более отрадно знать, что ты к нам не навсегда.

Он сделал приглашающий жест рукой, и Сиви пошла в обратном направлении, подстраиваясь под его шаг. Она молчала, но собеседник, на ее счастье, попался разговорчивый.

— Не обманывайся этой мирной красотой, дитя. Она может опостылеть кому угодно, а выход один — в Бездну. Все это понимают и терпят, но кто-то не выдерживает. Для страстной натуры вечный покой из награды превращается в самую жестокую пытку. Вчера ушли двое — сошли с ума. Накормили своим безумием чудовище. Их никто не держит… К сожалению.

От этих слов по спине Сиви прошел холод, и она продолжила напряженно слушать, а старик все продолжал говорить:

— Как-то давно моя хозяйка тоже не выдержала. Никто не знает об этой ее попытке, но я видел все. С утра она собралась будто в дорогу, вот только возвращаться не собиралась. Удерживать ее не было смысла — с таким отчаянием не могут жить даже мертвые. Как жестоко подшутила над ней судьба — страдать от того, чего больше всего желала. Хозяин не заметил даже — он-то вполне счастлив здесь. А ей все неймется.

— А что стало с ней потом? — спросила Сиви, невольно замедляя шаг, так как они подходили к уже знакомому ей ограждению с розовыми кустами.

— Что бы то ни было, что-то заставило ее продолжать жить дальше. Возможно, Бездна оказалась страшнее. Она никогда ни с кем тайн не делит, моя хозяйка.

— Твоя хозяйка?

— Я служу. При жизни я был господином. Зла большого никому не делал, но и доброго тоже. Вот и служу. Как давно и надолго ли, никто не знает.

Старик остановился, открывая дверь дома. Того самого дома.

— Заходи. Выпей со мной чаю.

Сиви лишь отрицательно покачала головой:

— Мне пора возвращаться. Дома будут искать меня.

Старик поднял руку в прощальном жесте:

— Иди с миром, дитя. И живи мудро.

* * *

Уже вечерело, а Сиви все никак не могла успокоиться. Слишком много вопросов остались без ответа, слишком много намеков. Поразительное место — одновременно невинное и страшное в своей безысходности, называемое Вечным Приютом… Души, которые томились там и страдали, оказывается, до такой степени, что некоторые предпочли гибель в Небытие…

Ее собственное полувидение или полувоспоминание… Легкий флер духов в зеркальной галерее, и ее неожиданное узнавание. И розы, розы. Повсюду эти розы…

Терпение не ее сильная черта, но на этот раз она будет ждать столько, сколько потребуется.

…Темноволосая кудрявая женщина привычно дотронулась до зеркала и вздрогнула, когда вместо ожидаемого зыбкого воздуха портала ее пальцы встретили идеально гладкую холодную поверхность. Она начала шарить по зеркалу, гадая, где могла ошибиться, и тут негромкий, но звонкий голос заставил ее вздрогнуть вновь.

— Он закрыт. Ты не сможешь пройти. Не пытайся.

Женщина медленно оглянулась, и зеленые глаза встретились с синими. Юная девушка в простом домашнем ситцевом платье в цветочек и свечой в руках смотрела на нее подчеркнуто-бесстрастно. Неверный огонек плясал в ярко-рыжих распущенных волосах. Сивилла!

— Не бойся. Скоро я открою портал снова, и ты вернешься откуда пришла. Я просто хочу поговорить с тобой.

Сказав это, девушка развернулась и двинулась вглубь галереи.

Женщина коротко вздохнула и в смятении снова глянула в зеркало.

— Иди за мной… Маргарита.

Сиви шла, расправив плечи, надеясь, что дрожь рук не выдаст ее волнения. Ее многодневное ожидание было вознаграждено. В тщательно расставленную и продуманную ловушку наконец-то попалась та самая женщина, которую она запомнила. Хозяйка дома с розовым садом. Женщина, которая уже подходила к Бездне достаточно близко, но вернулась. Бывшая королева бала. Маргарита. Сама Сиви робела и уже готова была пожалеть о своей затее, но шанс мог не представиться еще очень долго. Немного придавало бодрости лишь то, что женщина была подавлена и напугана не меньше ее — остальные мысли Маргариты были загадкой. Та умела превосходно скрывать их — однозначно стоило поучиться.

Пока Сиви думала, что делать и как вести разговор, ее «пленница» тонула в беспокойстве и воспоминаниях.

* * *

…Марго пришла в себя и оглянулась только тогда, когда Воланд опустил её в низкое широкое кресло у камина. Глаза женщины все ещё застилала пелена слёз по своей жизни и смерти. Отчаянное одиночество, что терзало ее душу на протяжении всей жизни, не оставило ее и в посмертии. Очень быстро, когда первая эйфория и радость прошли, Марго начала понимать, на что она обрекла себя.

Вечный Приют стал для нее вечной тюрьмой. Какое-то время она пыталась убедить себя, что любовь к Мастеру — это все, что ей нужно, но будучи запертой вместе с ним в маленьком мирке постоянно, она пришла в ужас от того, насколько они разные… Она не могла сказать, за что они когда-то полюбили друг друга… Чувствуя себя неблагодарной и неверной, Марго скрывала свое отчаяние как могла, да этого и не требовалось. Любовник был вполне счастлив. Найдя компанию по душе из таких же, как и он,непризнанных при жизни гениев, он творил очередные шедевры, которые наконец-то оценивали по достоинству, а Маргарита все искала, как заполнить зияющую пустоту внутри себя. Ей отчаянно хотелось иметь ребенка, но бесплодная при жизни не может зачать и в посмертии, как просветили ее довольно быстро. Последним ударом для нее стал визит Повелителя Теней вместе с прекрасным младенцем, который, как она ошибочно думала, предназначен ей. Ей во спасение… После этого Марго решила, что любая, даже мучительная смерть не может быть мучительнее ее нежизни. Она приняла решение бросить себя в Бездну Небытия. И однажды утром просто вышла в путь…

Теперь мысль о небытие постепенно теряла власть — гораздо больше волновали её горячие мужские руки, что оставили её тело. Повелитель Теней мгновенно переоделся, теперь вместо делового костюма на нем был бордовый бархатный халат до пола, распахнутый на груди. От вида обнаженной гладкой кожи по спине Маргариты поползли мурашки, а губы пересохли. Сама она выглядела далеко не опрятно. Она была нага — Воланд уничтожил её излохматившуюся одежду и закутал в свой плащ. Волосы Марго спутались, под ногтями была грязь, все ноги в кровавых мозолях — видимо, она истрепала туфли, когда пыталась пробираться через скалы. На щеке зудела свежая царапина. Глаза были покрасневшими и опухшими от слез. Она начала плакать задолго до того, как Воланд нашел ее, заблудившуюся, и слезы не переставали литься из глаз, пока он нес ее через мрачную безжизненную рощу, а потом через какие-то бесчисленные коридоры со множеством зеркал.

Тонкий дымок благовоний вился вокруг, и от чёрной плотной ткани шел очень похожий запах — базилик и бергамот, мускатный орех и тмин, пачули и кедр, сандал и ваниль — многогранный и сложный, жесткий и притягательный, настоящий и неземной. Женщина забывала обо всем, вдыхая будто саму суть мужчины  — мигом воскресли воспоминания о безмерно далекой во времени и пространстве московской ночи. Той ночи, когда ей казалось, что она родилась заново. Той ночи, когда она обрела все, но — как оказалось — потеряла еще больше. Когда после стольких лет пронзительного и абсолютного одиночества она почувствовала, что о ней заботятся. Что ей дорожат. Что к ее чувствам и судьбе не безразличны. Впервые ей не приходилось прятать свою истинную сущность за масками счастливой жены и любовницы.

Первый раз она вошла к Мессиру, полная надежды и страха, а вышла королевой. Сегодня же все личины слетели с нее как истрепавшаяся одежда. Она предстала перед Воландом обнаженная и телом, и духом. Сломанная, отчаявшаяся. Каждая клеточка ее тела кричала от боли и от усталости.

Она выпила залпом кубок красного вина, что оказался прямо перед ней, приняла полоску ароматного сыра, проглотила и не заметила несколько кусочков горького шоколада. Воланд что-то говорил, но она не слышала. В ушах звучало только то, что это был её выбор. И только она несёт ответственность за то, что оказалась неспособной получать удовольствие от того, чего когда-то хотела сама. А Мессир не предлагает дважды. Тоска снова взыграла в сердце. Вернулось желание умереть навечно. Исчезнуть как будто она и не рождалась никогда. Как сквозь туман до неё долетел раздраженный голос Повелителя Теней:

- Да что же такое! Ты принадлежишь мне, пойми и прими это наконец! У тебя нет права решать, жить тебе в посмертии или уйти в небытие — это решаю только я.

- Мессир… Я…

- Ты не знаешь, ради чего теперь жить. Я покажу, как ты ошибаешься, — прошептал он низким хриплым голосом, приближая свои губы к устам Маргариты.

Дьявольский поцелуй был нежным. Настолько, что женщина застыла от неожиданности. Она давно и тайно мечтала об этом, но не верила, что это когда-нибудь произойдет. Его твердые губы, обычно скривленные в усмешке, оказались ласковыми и теплыми. Само присутствие Воланда словно дарило смысл жизни, и Марго потянулась к нему, как за путеводной звездой, сбрасывая с плеч его тяжелый плащ. Она обвила его руками, ощущая бархат халата и наслаждаясь близостью. К черту все. Все к черту. Он встал на колени перед креслом и заключил ее в объятия.

Ее короткий вздох подзадорил его — она поняла давние слова Азазелло о том, что любая женщина в мире готова отдаться Сатане.

Мысли ее читались без труда - ох, ну почему с женщинами всегда так сложно? Они не могут не думать даже в такие интимные моменты. Теперь надо хотя бы заставить Маргариту забыть обо всем. Только чувствовать. Только желать. Только умолять о большем. Там, где он касался ее, оставались жаркие невидимые следы. Неверный свет свечей расплывался под полуприкрытыми веками.

Глядя в  глаза Повелителя Теней, Марго терялась. Что же происходит между ними? Что он чувствует к ней? Почему она осознала свою любовь так поздно? Слишком поздно… Черный глаз Мессира оставался неподвижен, и женщина сосредоточила внимание на зеленом. Там был словно поврежден хрусталик — радужка дергалась и переливалась неестественно зеленым свечением. Зрачок был расширен, выдавая возбуждение. Но больше ничего она так и не смогла прочесть в его глазах. Зато ее взгляд, похоже, рассказал Воланду все, что она чувствует к нему. То, чего раньше в ней не было. То, что дремало глубоко внутри. То, чего сама она не замечала или не хотела замечать.

- Это стоит того, чтобы жить, не так ли, Маргарита Николаевна? — его голос был тих и чуть заметно дрожал. Его приоткрывшиеся губы перетянули ее внимание.

- Это стоило того, чтобы умереть, Мессир… — задыхаясь от страсти, прошептала она в его уста и накрыла их поцелуем.

Воланд осторожно заставил ее подняться, обвивая ее руками свою шею.

- Пойдем, тебе скоро станет легче, — прошептал он в ее ухо, лаская его губами.

Он легко поднял ее и понес через огромную роскошную спальню, открыв одним взглядом неприметную дверь около ложа. Маргарита тихонько ахнула, когда увидела на первый взгляд необъятную купальню. Воланд опустил ее в теплую ласковую воду одного из ответвлений бассейна, освободился от халата и погрузился напротив.

- Это мои личные покои — здесь нет слуг, — начал говорить он, зачерпывая воду и осторожно поливая Марго, — у меня редко есть возможность побыть одному в тишине, — ласковые струи зазмеились по груди, заставляя Маргариту закусить губу и закрыть глаза. - И поэтому сюда вхожи только те, в чьем присутствии я заинтересован, — струи воды побежали по спине, снимая напряжение и боль.

Дивный аромат розового масла окутал Марго.

- Сегодня я хочу, чтобы ты пахла розами, как тогда на балу, — медленно и хрипло проговорил Воланд

Он взял ее лицо в свои ладони, нежно поцеловал, а потом начал перебирать волосы, распутывая их и лаская.

- Тебе нужно подкрепиться.

У губ Марго оказался спелый плод финика, но она покачала головой:

- Я не могу думать о еде, когда вы меня так целуете… — прошептала женщина.

- А тебе и не надо думать. Ешь. Тебе понадобится много сил сегодняшней ночью, — перед Маргаритой уже оказалась кисть удивительно сладкого винограда. Она ухватила губами одну ягоду и откусила ее. Сок пролился на губы.

Воланд прервал поцелуй лишь для того, чтобы взять кувшин вина и начать поливать волосы Марго, ее лицо и грудь. Она приоткрыла рот и глянула на него вопросительно, но он с улыбкой покачал головой и припал своим умелым алчущим ртом к ее шее, слизывая капли, буквально выпивая вино с ее кожи. Женщина вскрикнула.

- Вот теперь другое дело, — удовлетворенно проговорил Воланд хриплым голосом и вылез из ванной, чтобы помочь смыть липкие соки с волос и тела женщины.

Маргарита вновь оглядела его, поражаясь его совершенству. Капли воды струились по смуглой коже, под которой перекатывались тугие мышцы. Она ждала этого всю свою жизнь, поняла она. Этого момента. Этого мужчину. Он снова поднял ее, отнес обратно в спальню и опустил на широкую кровать. Почувствовав его вес на своем теле, она не смогла подавить стон и прижалась к нему еще ближе. Воланд не переставал целовать ее, заставляя извиваться под ним и мысленно молить о единении. Ни стыд, ни муки совести ее не волновали. Только Мессир имел сейчас значение, только его горящий взор, только его пылающее тело, только его обжигающие поцелуи. Его неторопливость сводила с ума, но Маргарита не смела ничего требовать. Воланд медлил. Странное чувство — ласкать женщину, которая тебя любит. Его всегда боялись, им восхищались, он мог вызывать самые различные чувства у людей и нелюдей. Но вот любовь? Нежность? Это было неожиданно. И так приятно.

...В какой-то момент Маргарита поняла, что все краски мира собрались сейчас в его спальне. Все звезды не сравнятся со светом его глаз. И что ни один звук во вселенной не станет ей дороже его единственного, но такого сладкого стона, когда он вошел в нее последний раз и замер.

Сколько раз он взял ее за ту ночь? Маргарита сбилась со счета. Кожа ее горела, тело ныло после яростных ласк, ноги сводило судорогой, спину ломило, мышцы деревенели от напряжения, а колени были стерты чуть ли не в кровь. Но душа была счастлива, как никогда — Он рядом. Он дарит любовь ей. Все будет непросто, гораздо сложнее, чем было когда-либо. Но плевать, плевать! Кому можно продать душу, чтобы разделить вечность с Сатаной? Как оказаться полезной ему? Что сделать, чтобы остаться рядом навсегда? Как сделать, чтобы он полюбил ее так же, как она его?

Под утро их тела были мокрыми от пота и горели, словно объятые пламенем. Стук сердец звучал в ушах, дыхание так не желало восстанавливаться. А потом снова пришла нежность. Спасаясь от прохлады воздуха, они оказались под тяжелым одеялом и продолжили ласки, гладя воспаленные тела, будто выражая благодарность друг другу. И молчали. Каждый думал о своем, но мысли витали вокруг случившегося. Наконец, тишину разорвал все еще хриплый голос Воланда, внезапно напрягшегося, будто кто-то невидимый его окликнул. Он сел на ложе:

- Я не могу остаться с тобой. Есть дела, которые требуют моего немедленного присутствия.

- Я понимаю, — грустно ответила Маргарита и приподнялась на постели в поисках несуществующей одежды.

- Я пришлю за тобой, когда у меня будет время, — по щелчку пальцев Повелитель Теней оделся. Тело и волосы его тоже внезапно оказались чистыми и свежими. Вытянув буквально из воздуха платье для Маргариты, он протянул его ей: 

— И запомни: ты никому не сможешь продать душу, ты ее уже продала мне. Ты принадлежишь мне.

- Мессир… — Марго будто только сейчас осознала, с кем провела эту ночь.

Подавив панику, она осторожно слезла с огромной кровати и шагнула к Воланду, чтобы принять из его рук платье. Она не смела поднять на него глаз. Ночь закончилась. И надежда снова покидает душу. Тут тело подвело ее — усталость была просто ужасной — ноги подкосились, и она бы рухнула на пол, не удержи ее сильные мужские руки. Усадив Маргариту к себе на колени и прижав ее к себе, Повелитель Теней вздохнул. Ему не хотелось, чтобы она его так боялась. Особенно после того, как он невольно подтолкнул ее к отчаянному шагу. Он провел пальцами по ее щеке, а она в ответ доверчиво положила голову ему на плечо.

- Просто обещай, что будешь меня слушаться. Только в этом случае все будет хорошо. И не ищи встречи с ребенком, — строго напомнил он и коротко поцеловал Маргариту на прощание.

- Обещаю, Мессир, — поклонилась женщина и вышла вслед за демоном, которого призвал Воланд ей в провожатые до дома. Пусть так. Пусть не Его Королева. Но рядом с ним.

* * *

Сиви сделала приглашающий жест рукой и сама опустилась в кресло.

— Присаживайся. Вина у меня нет, зато, есть лимонад. Очень вкусный.

— Сивилла… — произнесла Маргарита, так и оставаясь стоять. Как вести себя с девочкой, с которой даже видеться не позволено? Она не может ставить под удар отношения и рисковать доверием. — Прошу тебя, позволь мне уйти. Я обещала… Я дала слово… Пойми, мне нельзя разговаривать с тобой!

Сивилла подняла на женщину непонимающий взгляд.

— Здесь только ты и я. Никто не подслушивает, я об этом позаботилась. Тебе не о чем беспокоиться.

Сиви встала, налила в стакан лимонад и протянула Марго. Той ничего не оставалось, как принять питье из рук девочки и сесть. Сходство не могло не поражать. Разумеется, не внешнее, но жесты, интонации, чуть ироничный наклон головы и властные нотки в голосе. Сколько ей должно быть лет?

— Четырнадцать, — ответила Сивилла на невысказанный вопрос, — я понимаю тебя и не хочу задерживать. Мне нужно спросить кое о чем.

— Пожалуйста, — вновь обратилась к ней женщина, — если он узнает…

— Ты собираешься сказать ему? — спросила Сивилла, испытующе глядя на Марго, — от меня он ничего не узнает, и обманом это не будет. А ты прекрасно умеешь скрывать свои мысли от других.

— Я очень люблю его, Сивилла, — тихо произнесла женщина.

Лицо девочки смягчилось, она даже слегка улыбнулась.

— Мне нужно знать о… — начала она.

— Если ты о том, что происходит между нами, то как бы тебе объяснить…

— Это мне известно! — отрезала Сиви, и глаза ее сверкнули, — я хотела поговорить с тобой о том, как ты шла к Бездне и видела ли ты ее вблизи.

Маргарита вздохнула с облегчением. Да, Воланд отнюдь не преувеличивал упрямство и буйный нрав своей воспитанницы! Девочка была не из робкого десятка, мягко говоря… А ведь это могла быть ее девочка. Ее и… Не думать об этом. Не думать!

Сиви подалась вперед от нетерпения и закусила губу. Ей надо, ей очень надо знать…

— Я знаю, что это очень опасно. Что это грозит всем нам. Мне говорят абсолютно противоположные вещи. Здесь мне почти что и думать о Бездне запрещают, а… другие говорят, что только я могу ее остановить. Мне нужно знать хоть что-то.

В голосе девочки было настоящее отчаяние, очень понятное Маргарите.

— Я вынуждена разочаровать тебя, — тихо молвила Марго, — я так и не дошла до нее. Ты права. Мне очень хотелось умереть, и я пошла далеко на Юг. Я шла без остановок с рассвета до поздней ночи, потому что боялась, что если остановлюсь, то упаду и не смогу больше идти, и тогда моя мука никогда не кончится. Но Мессир остановил меня. Он нашел меня, думаю, что совершенно случайно. И привел меня сюда. Это было очень давно. Ты была совсем крошкой. Я видела тебя незадолго до всего.

— Я знаю… — тихо произнесла Сиви, чувствуя, как внутри все у нее переворачивается от разочарования, — я помню нашу встречу. Где он нашел тебя? — спросила девочка с последней надеждой.

— Я не знаю, что это было за место… Какие-то горы, абсолютно пустые. А в небе висела чернее черного туча и полыхали молнии. Вот только грома не было слышно.

— Понимаю… Я сама никогда не была так далеко на Юге.

Маргарита неожиданно для себя испуганно встала и схватила девочку за руку. Та сжала ее пальцы в ответ.

— Пожалуйста, пообещай мне, что ты никогда туда не пойдешь.

Сиви грустно улыбнулась.

— Я постараюсь, — сказала она, — теперь пойдем. Я покажу тебе другой путь. Короче.

Зеркало в старой кладовке послушно открыло выход на Вечный Приют, над которым теперь сияла полная луна и звезды. Маргарите казалось, что она может рассмотреть горящие огоньки в окнах своего дома. Опять к нему пришли гости…

Она снова сжала руку Сивиллы на прощание и была поражена, когда девочка поцеловала ее в щеку, но похоже сама смутилась от этого порыва.

— До свидания, Сивилла, — тихо проговорила Марго.

— Сиви, — ответила девочка, развернулась и быстро бесшумно ушла.

* * *

Сиви направлялась к своим покоям, как вдруг по полу пробежала дрожь, идущая будто от самого основания замка. Она подбежала к окну.

В небе полыхал пожар, и с него сыпался пепел. Во дворе кто-то упал. Со всех ног девочка кинулась вниз, гадая, что это может быть, и в ужасе понимая, что она, похоже, знает ответ. На секунду она подумала, что, может быть, надо бежать как раз к себе, но нет… Там, внизу, есть раненые,и им нужна помощь.

Во дворе было непривычно жарко, ворота распахнуты настежь. Она буквально выпрыгнула на подъездную аллею, чтобы увидеть десятки жителей близлежащей деревни, спешивших к замковому парку с ужасом в глазах. Земля под ногами снова ощутимо содрогнулась, и Сиви, как и многие, упала, но тут же поднялась.

— Не сюда! — крикнула она толпе. Ей казалось, что ее не услышат, но услышали. — В замок! В центральное крыло!

Она остановилась, указывая путь. Мимо нее прохромал старый сатир, и она подхватила его под локоть, помогая нагнать остальных.

Острый камень, упавший с полыхающего неба, глубоко порезал ей висок и щеку. Девочка вскрикнула. Как только алая дорожка заблестела в свете пожарища и закапала с шеи на грудь, какая-то сила опрокинула Сиви ничком на землю и потащила с невиданной скоростью. Живот пробило еще одним камнем, стало очень трудно и больно дышать. Несмотря на глубокие раны, кровь из них как будто сразу же испарялась, а небо вдруг приобрело багровый оттенок.

И вдруг волна ледяного холода сковала все вокруг, охватывая и отшвыривая вдаль кровавую тучу. Сиви мгновенно замерзла, и кровь из груди и живота хлынула с прежней силой. Замутненным взором она проводила тучу, улетающую далеко на Юг.

Огромная тень накрыла ее и укутала тяжелым плащом, а хриплый голос произнес:

— Все хорошо, человечек. Мы снова отбросили ее. Мы все. Вместе.

— Я умру? — спросила она, чувствуя, как ее бережно поднимают и уносят. Больно совсем не было. Только очень холодно.

— Когда-нибудь — обязательно.

Ей захотелось засмеяться.

— Ты врешь мне. Это будет очень скоро. Сейчас… — она помолчала. Воздуха не хватало и становилось хорошо и спокойно. Из уголка ее рта зазмеилась еще одна дорожка крови. — Там все-таки был скорпион — под тем камнем… И я… убила его.

— Вот и умница. Помолчи, человечек. Побереги силы, скоро мы будем дома, и все будет хорошо.

Ей кажется, или голос Азазелло на самом деле не звучал никогда так тихо, почти нежно? Значит, дела ее и в самом деле плохи.

— Я сам подложил скорпиона под этот камень, — говорит Азазелло как-то сдавленно. Ему что, тяжело нести ее? Не может такого быть, — только не засыпай. Держи глаза открытыми.

— Я так и знала, — шепчет Сиви. — От тебя одни беды.

— От тебя тоже, — следует ответ. Глаза ее все же закрываются, и она чувствует легкое прикосновение… губ? К своим волосам.

Больше она не видит и не чувствует ничего.