Гарри Поттер и философия смерти или Хар Бернбоунс и гаснущие искры (гет)

Уместившись кое-как на свернутом в рулон ковре, Хар угрюмо буравил взглядом лестницу с изнанки — он заперся в чулане. Все мрачные мысли, что бродили в его голове, сводились к тому, что он облажался. Совершил ошибку, споткнулся на ровном месте, совершил глупость… четыре раза. Подряд.

Вынести несчастным мужиком окно движущегося на полной скорости транспортного средства, лишь потому что вышеупомянутый магл осмелился вступиться за свою семью(пусть и отвратительно воспитанную), на которую он сорвал свое хреновейшее самочувствие? Сделано.

Оставить за собой полную палату трупов и чудесно исцелившихся коматозников — резонанс на всю гребаную Британию, если он правильно понимает местные понятия о сенсации. Теперь и это есть в его послужном списке.

Скомкать беседу и оставить неоднозначное первое впечатление у вызывающего уважение человека, которого хотел бы видеть своим верным вассалом? Исполнено на отлично!

И всего этого можно было избежать, не соверши он ГЛАВНОЙ ошибки — зайти в этот Дом Боли не будучи накачанным эмпатическим ингибитором по брови и без умиротворителя на шее. Понадеялся на Вуаль Равнодушия, на полувековую давность основного пика смертей.

Хар закрыл глаза, — лестница перестала дымить — издал звериный звук и сосредоточился на помыслах. Пока не приведет эмосферу в порядок и не взнуздает свой нрав, он отсюда ни ногой. Купирование симптомов не излечит болезнь, Харольд мой. Знаю…

* * *

Костерез снова поднес к лицу громадный корбункул и лизнул его. После чего с неопределенным выражением лица вернул его в шкутулку. Крюкохват тут же захлопнул крышку и с плохо скрываемым облегчением прижал его к груди. Раздираемый долгом поверенного с одной стороны, субординацией и послушанием перед старшими с другой, он чувствовал себя не в своей тарелке.

— Креши, что ты нашел? — перевел глаза директор банка на архивариуса.

— На данный момент у меня есть ответы лишь от европейских архивов, — дернулся поименованный и поправил очки. — русские филиалы еще прочесывает свои библиотеки, Дальний Восток не спешит делиться имеющимися у них сведениями и бомбардирует нас уточнениями о причинах нашего запроса. Африка бесперспективна в этом вопросе, новые Америки слишком молоды, они не застали Исхода, старые же, как и африканцы, во всем полагаются на духов…

— К делу. — поторопили увлекшегося книгочея остальные присутствующие.

— Кх-хм. — смутился докладчик. — Касаемо межмировых переходов достоверно нам известно следующее: они возможны, ибо миров много. Как минимум семь десятков, которых перечисляет Понтий Быстроногий. Часть которых он даже описывает, в присущей ему метафорической или откровенно фантастической манере. Слово Айкерсис, или что-то созвучное не встречается, но есть Родина Многих Народов, «подобная пригорошне сияющих камней»…

Взгляды присутствующих невольно скрестились на злосчастной шкатулке. Крюкохват прижал ее еще сильнее.

— Еще имеются путевые дневники некоторых мироходцев. Большая часть содержимого либо надежно зашифрована, либо написана на иномировых языках. Оставшееся — описания необычных пейзажей и обычаев туземных народов, что представляет собой только историческую и художественную ценность. — практически переставший нервничать архивариус прервался, отпил воды поданной четвертым присутствовавшим в кабинете сородичем и с воодушевлением продолжил.

— По самой методике перехода самое существенное, что есть, это списки арабских работ, копии которых предоставлены Стручкошеем, из французского филиала. Десяток листов, плотно исписанных математическими расчетами и построениями. Как следует из скупых пояснений и выводов моего коллеги, это описание исполнения многомерного пробоя из одной инварианты в другую. Описания весьма полны и достоверны, на них можно опираться… если бы были разъяснения, как определять систему отсчета координат. Насколько я понимаю — именно определение точки отсчета являлось своего рода цеховым секретом, который передавался только от учителя к ученику. Без понимания, откуда и куда прыгать, невозможно вести практическую разработку необходимого комплекса чар, ибо мы не сможем отличить расщепление добровольца от его успешного перемещения. Вот, например, Понтий записал на восьми листах тезнорный куб с ребром восемь из семизначных чисел, подписав это, как «юдоль беспросветного леденящего мрака и бездны пылающих глаз». Хорошо, у нас есть координаты Обители Грешников людей. Эти числа отчасти даже состыкуются с арабской математической моделью пробоя. Остаются неопределенными лишь две трети имеющихся переменных. При условии, что Стручкошей верно интерпретировал записи. Подвожу итог, мы никоим образом не можем ни разработать, за отсутствием необходимых специалистов, ни переоткрыть, за неполнотой имеющихся данных, технологию межмировых переходов. Старший, если мы хотим овладеть ею, нам нужно либо просить людских богов, либо договариваться с конкретно этим человеком.

На некоторое время в помещении воцарилась тишина. Креши слушали крайне внимательно, но его последние слова не вызвали ни у кого удовольствия.

— Правильно я понимаю, — медленно начал директор, — что для межмирового перехода нужен математический аппарат, сравнимый с расчетами для равносторонней политрансмутации и комплекс чар, который не подобрать из-за сложности и не разработать из-за отсутствия необходимых предварительных данных? А этот десятилетний детеныш все это знает, умеет и практикует?

— Он старше… — рискнул начать Крюкохват.

— Он несовершеннолетний даже по меркам своего племени! — отрезал Костерез.

— Возраст этого детеныша не играет здесь особой роли, — медленно покачал головой заговоривший только сейчас последний присутствующий гоблин. — Нам надобно оглядываться на того, кто стоит за его плечом — на Невырезанного.

— Предки по прежнему молчат о Поттерах?

— Как я уже объяснял, семья Поттеров никогда не была причиной столь сильного волнения духов предков, они возбуждаются, когда речь заходит об Эванс.

— Как я уже отвечал, эта идея сомнительна, — сварливо парировал директор. — Поттеры — старая семья, берущая свое начало от Певереллов, которые, предположительно, связаны со Смертью. Лили Эванс — всего лишь обретенный волшебник, пусть и талантливая. Что в ней может быть такого, что предки интересуются миром живых, а эта безмордая тварь вьется вокруг ее сына? Нет, если и искать, то в семье Поттеров.

* * *

Солнце жарило так, что над расскаленным выщербленным бетоном дрожал воздух. Раздвижные створки на крыше автоматизированного бункера №2 наземного базирования 87-ой автоматической воздушной бригады явственно завибрировали. Мальчик, принявший упор лежа, не обратил внимания на дрожь, куда больше его волновали собственные подрагивающие руки, сдыхавшие после трех минут статической нагрузки. Остатки внимания забирал голос, словно минующий барабанные перепонки и попадавший прямо в голову.

— … Атман, Шуншу, С'ахх, самая неоднозначная и противоречивая часть души. С одной стороны — это суть, основа, точка отсчета души. Та самая «самость» что определяет бытие души. С другой — она неразрушима даже старейшими демиургами, и по мнению наиболее чутких из них, они есть неделимая и неотъемлемая часть чего-то большего. Распространена гипотеза, что С'ахх — частица Творца несотворенного, что объясняет неразрушимость. Из этого постулируют Третий Закон Мироздания — неразрушимость души и…

Бетонные створки вздрогнули и начали медленно расходиться. Руки мальчишки не выдержали и он свалился, рассадив скулу. Голос в голове стих. По-детски надувшись и нахмурившись, мальчик растер грязными руками лицо, после чего повернулся к щели и устремился к ней. Приблизившись к расширяющемуся провалу, он разбежался и улюлюканьем прыгнул в него.

Через некоторое время, когда створки разошлись до конца, из бункерного проема, надсадно воя вразнобой турбинами, грузно поднималась воздухоплавательная махина. Громадная, неповоротливая и очень, очень раздолбанная. Латанная-перелатанная, но зияющая прорехами обшивка. На правом крыле пустой глазницей смотрело в небо гнездо орудийной башни. Заклинившие створки бомболюка не скрывали своего бессмысленного, но по прежнему смертоносного содержимого. И тем более неуместным на фоне всего техногенного кошмара смотрелись сидящие на правом крыле маленькие фигурки. Худой чернявый шестилетка с большущими зелеными глазами в потрепанном походном костюмчике, и безликая статуя, вся замотанная в длиннющий шарф, концы которого хлестали на ветру, вызывающе чистая и отполированная, по сравнению с бомбардировщиком.

Пока бомбардировщик набирал высоту, мальчик внимательно слушал историю о нем. Все началось почти век назад, когда первые три попытки вырваться за пределы родной планеты окончились неудачами. Последняя и вовсе поставила крест на космической программе, когда шаттл рухнул прямо на маленький город и взрывом неистраченного топлива забрал с собой почти половину его населения. После этого человечество не предпринимало попыток забраться выше небес и погрязло в ссорах, обмане и разделе плодородных земель и ценных ресурсов. Вторая Планетарная война закончилась на применении ядерного оружия. Третья с этого началась и, к сожалению, на этом не закончилась. Потеряв более половины населения, треть земель, люди не успокоились. В ход пошли автоматизированные комплексы ведения военных действий, где участие человека было минимально.

Пока махина подлетала к руинам безымянного города, перед тревожно нахмуренным мальчиком рисовались картины неумолимого процесса автоматизации и исключения человеческого влияния из происходящего. Сначала люди перестали целиться, за них это стали делать сложные эвристические алгоритмы. Следом, люди перестали и стрелять, отдав это на откуп псевдоинтеллекта. В какой-то момент пилоты в кабинах истребителей, бомбардировщиков, капитаны на борту кораблей, подлодок стали лишь данью традиции. А потом кто-то, видимо от отчаянья, выпустил в мир Последний Сон — биооружие, направленное против человеческого вида, нацеленное точно на его нервную систему.

Многие тонны и тонны дряхлого металла и растрескавшихся композитов, несущие смерть и разрушение в сплюснутых цилиндрах с хвостовиками направляющих, вздрогнули и, подчиняясь заложенным командам, принялись разбрасывать несомое одной щедрой порцией за другой. В это время мальчик прозревал картину гибели последних остатков цивилизации: после длительного инкубационного периода — где-то год — зараженному невыносимо хотелось спать. И люди засыпали. На ходу, в коридорах немногочисленных уцелевших бункеров, на улицах немногих незараженных радиацией городов; сидя в командых центрах, на постах автоматизированных боевых комплексов, отмечавших пропажу телеметрии от пилотов и принимавших решение выполнить поставленную задачу в автоматическом режиме.

Кассетные боеприпасы сметали ударными волнами дом за домом, квартал за кварталом, руину за руиной. Человечество погибло, будучи заперто в своей колыбели, а война продолжалась, согласно отданным приказам, приводимыми в исполнение "умными" машинами.

— Но почему? Почему люди не остановились, почему они не поняли, к чему все идет? — потерянно кричал мальчик. — Учитель, вы же говорили, что человек умен и способен на многое!

— Один человек действительно умен и способен на многое, если захочет. — бесстрастно отвечал ему спутник без лица. — но если он находится в обществе себе подобных, его голос сплетается с голосами других, искажается и теряется. Человек перестает иметь значение, на первый план выходит общество. Общество, как таковое имеет волю, стремления, желания, но никак не разум. Оно как живое существо постоянно меняется, эволюционирует, но, как это случается с другими живыми существами, результат не всегда жизнеспособен.

— Но почему вы так равнодушны этому? — обвиняюще воскликнул ребенок.

— Помнишь, как ты возмущался, когда мы прибыли в Лондо? — вопросом на вопрос ответил собеседник. — Помнишь нечистоты прямо на улице, грязь везде? В первый день ты жаловался на аромат, на то, что горожане испражняются прямо на улицах. Через месяц ты уже гулял по городу, не обращая внимания на запахи и ловко уворачивался, когда кто-то выплескивал кадку на улицу.

— То есть, все вот это вот, — мальчишка подскочил не обращая внимания на крен крыла, взмахнул руками, очерчивая руины некогда полного людей города, воронки от взрывов бомб, очаги пожаров и тушу бомбардировщика, закладывавшего разворот обратно на базу, — нормально? Обыденность?

— Да.

— Я считаю, что это неправильно! — упрямо набычился пацан.

— Ты прав, — неожиданно согласился Учитель. — ты считаешь произошедшее страшной ошибкой, и найдутся многие, кто с тобой согласятся, как и многие, кто с тобой не согласятся. Но все они мертвы. Тебе не с кем спорить об этом, Харольд.

— А вы?!

— Странник я. Странник из ниоткуда в никуда и наблюдатель. И эта картина, — кивнул он головой в сторону удаляющегося города, — слишком обыденная и привычна, чтобы… реагировать. Как помои под ногами. Если их слишком много, уже не обращаешь внимание.

— Так не бывает! — не поверил Харольд. — неужели вам совершенно нечего сказать?!

— Ну, положим, мне есть что сказать, — отвернулся Безликий. — Но все те, к кому я мог желать обратиться, уже давно прошли перерождение.

— А как же живые? Ведь можно прийти к ним, показать все это? — не сдавался мальчик

— Харольд, — вздохнул Учитель, — пожалуйста, скажи мне, что ты не полагаешь всех когда-то живших на этой планете людей глупцами и невеждами. Ты видел какие города они построили. Мы с тобой только вчера посещали уцелевшие музеи и библиотеки. Их картины тебя увлекли, а сказки привели в восторг. Ты действительно полагаешь, что они все поголовно были дураками?

— Да, — тихо и упрямо произнес мальчик. — Их отцы, деды, прадеды строили, созидали, «возводили лучший мир для своих детей». А они все это сожгли, сломали, смешали с землей. Дураки.

— Это твоя правда, Харольд, — тихо ответил ему Безликий. — Твоя правда.

Слова закончились. Мальчик эмоционально перегорел и сил дальше спорить не имел. Лишь когда бомбардировщик пролетел половину пути до базы, он снова заговорил.

-Хорошо, Учитель. Вы показывали мне, как люди живут. Вы показывали мне, как они умирают. Но как они появляются на свет? Откуда они берутся?

— Хороший вопрос. Способов размножения существует бесконечное множество, они разнятся в зависимости от вида, уровня технического, магического развития и набора предрассудков. Но пока что рассмотрим простейший способ размножения материальных, органических на углеродной основе видов, наподобие хомо сапиенс. Вот, как ты думаешь, — постучал Учитель пальцами по крылу, — каким образом местные люди умудрились изготовить этот летающий кусок массы в точности, как проектировалось, не ошибившись ни на миллиметр?

— Ну, они очень подробно записывали как… чертеж! — вскинулся мальчик озаренный догадкой. — Они рисовали чертежи! Хотите сказать, что человек тоже делается по чертежу?

— Почти. Как ты уже знаешь, ты, как и тебе подобные, состоишь из клеток. И в каждой клетке есть чертеж всего организма. А именно — ДНК, она же — дезоксирибонуклеиновая кислота — макромолекула, состоящая из нуклеотидов, число которых равняется миллионам. Нуклеотиды, словно буквы какого-нибудь алфавита, бывают разных видов. Количество вариантов этих «букв» зависит от генетической базы биоценоза… — пока отстрелявшаяся военная машина несла себя на перезарядку, между двумя седоками на правом крыле, которых почему-то в упор не замечали системы ПВО бомбардировщика, сменяли друг друга схематичные, но доходчивые иллюзии. — ...комбинации определяют все нюансы биологического организма, все его сильные и слабые стороны, все уязвимости и уникальные способности зашифрованы в этой спирали. Возникает логичный вопрос: откуда взялась столь сложная и упорядоченная макромолекула? ДНК одного индивидуума собирается на основе двух ДНК, взятых у непосредственных биологических родителей. Их объединение происходит посредством… — между учителем и учеником замелькали образы, иллюстрирующие описываемые процессы. Когда объяснения подошли к концу, разваливающийся на лету самолет как раз заходил на посадку.

Бетонные створки только начали сдвигаться, когда крохотная фигурка спрыгнула на пол ангара и целеустремленно двинулась к двери, ведущей вглубь бункера. Безликий не стал окликать или как-то одергивать мальчика. Вместо этого он неспешно последовал за ним догнав ученика, когда тот курочил последний блок псевдоинтеллекта выдранной откуда-то железкой. Военные интеллект системы были спроектированы на совесть, поэтому, закончив перебивать коммуникационные и питающие кабели, мальчик растянулся на полу, глубоко дыша. Основное освещение уже давно вышло из строя, так что его покрытое испариной лицо освещало красное аварийное. Вдалеке рванул реактор, тряхнуло.

— Учитель, уф-ф, где остальные, фух-х, автоматизированные бункера?

— Зачем? Ты только что уничтожил последний работающий.

— Учитель, — через некоторое время снова нарушил он тишину воцарившуюся в бункере, — мои биологические родители... Расскажите про них.

— Что ты о них знаешь? — присел Безликий рядом с ним.

— Их звали Джеймс и Лили Поттер, — не сразу ответил мальчик. — Они были волшебниками. Они любили меня. Они... погибли, спасая меня от плохого темного волшебника.

* * *

Стук в дверцу вырвал мага из медитации.

— Заходи, — негромко обратился он к стучащему, отпирая мыслью запоры.

Дадли зашел не без некоторой робости. Со смешком оглядел по-королевски развалившегося на свернутом в рулон ковре брата, но сдержался. Вместо этого он принялся рассматривать чулан. Каждая вещь здесь вызывала ностальгию и будила воспоминания пяти-, шестилетней давности. Здесь они играли и «прятались» от «недогадливых» родителей. В углу он заметил вантуз и щетку на длинной ручке — ими они неумело размахивали, подражая то ли пиратам, то ли повстанцам — последней он как то раз чуть было не выбил Хару глаз. На верхней полке лежали паззлы, которые они начали собирать, но не закончили из-за недостатка усидчивости.

Да, когда-то они были не разлей вода, пока Братец не ушел с Безликим и не начал так быстро взрослеть. Дадли остался один и после старался не заходить в чулан — резко разлюбив его. Но теперь похоже все повторяется: брат-волшебник прячется в чулане, а он идет его искать.

— Сидишь? — то ли с обвинением, то ли с подначкой поинтересовался он у Хара.

— Сижу, — не стал отпираться последний. — Почему бы и не посидеть? Здесь хорошо...

— А кто извиняться будет? — упер мальчик ручки в бока. Лицо юноши окаменело.

— За что? — тихо по интересовался он.

— А что ты вчера сделал? — продолжил давить Дурсль-младший, не обращая внимание на напряженность обвиняемого.

— Вчера ты напугал нашу новую соседку! — значительно воздел он палец. — приехал встрепанный, как злодей какой, и хмурился сильно. Это не дело. Нужно извиниться.

— Пожалуй, ты прав, — обронил Хар после недолгого молчания. — Возможно, мне действительно стоит извиниться.

— Вот! — обрадовался Дадли столь простому разрешению всех проблем. — И… вылезай уже, время завтракать, мама тебя искать будет.

— Не хочу! — надулся Хар. — мне и здесь хорошо.

— Гарри! — прибегнул Дадли к запретному оружию. Когда они были еще совсем маленькими, он с трудом выговаривал такое громоздкое имя, как у брата, так что сокращал его до Гарри, что последнего бесило жутко. И добил тем, что спародировал маму: — Марш за стол, еда стынет, а ты даже руки не помыл!

— Кто-то напрашивается на хорошую взбучку, — сварливо заметил Хар, но все же поднял руки, признавая поражение, и переместился Дадли за спину, взлохмачивая ему шевелюру. Увернулся от попытки вцепиться в одежу и направился на кухню.

* * *

Вернон мрачно раз за разом проглядывал первую полосу утренней газеты. «ТРАГЕДИЯ И ЧУДО В КОЛЧЕСТЕРСКОЙ БОЛЬНИЦЕ!»

«Вчера, в 17:46 на тревожный пост Колчестерского Королевского Госпиталя поступило семь сигналов об остановке сердца, сигналы поступили одновременно, в одну и туже секунду. Дежурные медики были вынуждены отменить две операции, иначе не хватило бы рук для проведения реанимационных мер. По некоему загадочному совпадению, все семеро пациентов были из числа тех, кто лежали в коме…» «… несмотря на все героические усилия, предпринятые медперсоналом, перезапустить сердце удалось лишь одному человеку — Джессике Смит...» «Но цепь маловероятных совпадений и не думала прекращаться. Во время осмотра тех немногих коматозников, не присоединившихся к своим собратьям по трагедии, одна из них открыла глаза. После чего были зарегистрированы реакции на внешние раздражители у еще двоих...» «...итог: шестеро трагично скончавшихся, трое пробудившихся и один реанимированный, но по прежнему безучастный к внешнему миру...» «.. называет происходящее мистикой, ибо слишком невероятно...»

— Дорогой, убери газету. — сказала ему жена, стоя рядом с ним с тарелкой дымящегося съестного. Еще вчера он отложил бы газету и с аппетитом принялся наворачивать — готовит Туни как первоклассный шеф-повар. Сегодня он принял тарелку и не притрагиваясь к приборам, молча передал ей прессу. Петуния уже открыла было рот для вопросов, но зацепила взглядом первую страницу и они отпали.

Сев рядом с мужем, она судорожно вцепилась в газету, пожирая строчки глазами

— Туни, — негромко начал Вернон. — я вчера невнимательно слушал вас с Харом, о чем сильно жалею. Не могла бы ты мне напомнить, любимая, зачем он отправился вчера в этот госпиталь?

— Вот уж точно не для того, чтобы возиться с трупами и безумцами. — неожиданно раздался мрачный голос. Вернон с некоторым испугом дернулся и быстро повернулся к дверям. Хар на это лишь вздохнул — разговор предстоял тяжелый...