Дамблдор (джен)

— Позови Ариану.

Отмахнувшись, я произнес что-то невразумительное, откинулся в кресле и снова погрузился в свои мысли. На коленях лежала раскрытая книга, но я некоторое время не интересовался ею.

Вот что будет, когда мне купят палочку?

Я все смогу. Абсолютно. Вот прямо, что пожелаю…

— Позови Ариану, Альбус.

Мама подошла сзади и принялась расчесывать мои волосы мокрой расческой. Я решил, что лучше не спорить, хотя ощущение было не из приятных. Я отчаянно хотел, чтобы она прекратила.

— Будет тебе, Кендра, — дружелюбно вмешался папа, глядя поверх газеты. — Там маггловские ребята пришли. Пусть дочка с ними пообщается.

Мама нахмурилась.

— Это-то меня и беспокоит.

— Мерлин с тобой, — папа опустил газету и поправил очки, сползшие на кончик носа. — Ничего они ей не сделают. Это всего лишь дети.

Он незаметно подмигнул мне.

Папа всегда относился к магглам терпимо, и нисколько не огорчался, когда над его праздничной бордовой мантией посмеивались соседи. Скорее наоборот, их реакция изрядно веселила его. По-моему, это и впрямь смешно. Я украдкой улыбнулся, вспоминая то, как мама пыталась «держать лицо» на Рождество. А вот папа любил говорить, что, если работа у него серьезная, значит, он может позабавить всех в выходные.

Тем временем мама взмахнула волшебной палочкой: тарелки вырвались из буфета и, покружившись над столом, заняли положенные места. С кухни повеяло пряностями и свежей выпечкой. Я уткнулся в книгу в надежде, что мама не станет мне докучать своими просьбами.

Так, сосредоточимся. Осталось прочесть всего пару страниц. Я решил проштудировать «Историю военного искусства гоблинов» до того, как поступлю на первый курс, чтобы в школе не терять время на изучение учебников и больше практиковаться в заклинаниях. Жажда заполучить палочку и как можно скорее научиться ее использовать подстегивала меня, я уже выписал для себя заклинания, которыми хотел овладеть в первую очередь. Конечно, беспалочковая магия приносила немало веселья, особенно когда я заставлял вещи Аберфорта летать по комнате, а он прыгал за ними, как игрок в квиддич, заметивший снитч. Я упорно продолжал пробовать использовать какие-то сподручные предметы, чтобы направлять магию и наконец-то освоить какие-то заклинания. Но получалось из рук вон плохо. Папа иногда разрешал мне пробовать простейшие чары с его палочкой. Мы уходили в дальний конец сада, и он рассказывал мне, как правильно нужно взмахнуть, как нацелиться и какие слова произнести. Заклинание левитации у меня получилось сразу, но это было неудивительно. Как сказал мне папа, самая распространенная магическая способность детей — заставлять предметы подниматься в воздух. Трансфигурация куда сложнее. Прутики под ногами с первого раза не поддались. И вот, когда пара из них заострилась и утончилась на концах, и я подумал было, что при следующей попытке они все-таки превратятся в иголки, нас застукала мама.

Я с упорством вчитывался в перечисление войн с гоблинами, стараясь запомнить даты. В какой-то момент описание столкновений и смен властей так захватили меня, что я залпом проглатывал страницу за страницей, гадая, что же будет дальше…

— Позови Ариану, тебе говорят! — я вздрогнул и непонимающе посмотрел на маму. — Альбус!

Когда мои мысли вернулись из семнадцатого века в настоящее, я кинул исподлобья разгневанный взгляд в сторону родителей. Папа безмятежно читал газету, мама по-прежнему стояла у стола.

Резко захлопнув книгу, я, поколебавшись — жалко обращаться так с книгами — кинул ее на мягкое сиденье. Пусть видят, что отвлекли меня!

Намеренно громко протопав к двери, я услышал напоследок голос мамы:

— А потом и Аба пригласи. Не дозовешься вас.

— Ладно.

Внутри все кипело. Нашли мальчика на побегушках. И чего маме взбрело, чтобы именно я искал Ариану? Как будто маме самой настолько лень выйти из дома. Нет, я точно знаю: она из принципа меня достает, чтобы показать, что она в доме хозяйка, и мы обязаны беспрекословно ее слушаться. А не подчиняемся, так значит мы неблагодарные мальчишки.

Куда Ариана запропастилась?

Сад тонул в приятной, исцеляющей от жары тени. Сперва я звал Ариану, но затем, осознав, что это бесполезно, потрудился пойти вглубь сада. Побродив между деревьев, я повернул за дом. Где ее носит, в самом деле? В душу прокралось беспокойство. Почему она так долго не отзывается, не бежит навстречу мне, восторженно лепеча милую чепуху?

Над головой низко висело небо. Палящее солнце слепило глаза, я прищурился, оглядывая двор. Пустые качели болтались туда-сюда, как маятник. Мое внимание привлекла группа людей, копошащихся чуть в стороне, около изгороди.

Что… что они делают? Я никак не мог разобрать из-за яркого света.

Фигуры двигались быстро и хаотично, и понять, что происходит, было невозможно, они представляли словно бы одно большое и неприятное, как мне показалось, существо. Темное и злое. Несколько человек, судя по росту, мои ровесники. Я кожей ощутил, что где-то там сестра и двинулся вперед.

Мерзкий, совсем невеселый смех. Почти издевательский. Они насмехаются над Арианой?

И тут я увидел…

Живот скрутило в узел, а руки задергались мелкой дрожью.

Гадко.

Ариана была красная от страха и стыда. Слезы лились из ее глаз. Они, я не различал лиц этих мальчиков, держали ее за руки и за ноги, не давая вырваться, закричать, оказать сопротивление.

Мозг находился в ступоре, отказывался признавать то, что было передо мной. Потрясенный и растерянный, я прирос к месту, на котором стоял.

Бежать за папой, скорее! Он разберется, он выручит из беды!

Тело пошатнуло к дому, но ноги не давали уйти. Я проковылял три шага и остановился. Всхлипнув, я вжал голову в плечи.

Но как же она? Не бросать же здесь!

Нет, остановить их! Остановить!

Беспомощно взмахнув руками, я подбежал ближе, не зная, что делать дальше.

— Признавайся, давай же, — повторял самый высокий из них, заламывая Ариане руки. — Признавайся, сволочь! А если я сделаю вот так, — толчок, Ариана сморщилась. — Хорошо, хорошо…

Я не мог больше смотреть на это.

— Говори, — он схватил ее за волосы, едва не выдирая их. — Не молчи!

Новый толчок, Ариана взвизгнула.

— Отойдите от нее! Сейчас же! — не выдержал я, чувствуя ее боль, я смотрел в их лица, в их тупые лица, блестевшие на солнце, безразличные ко всему, и во мне росла злоба, с каждой секундой я говорил все громче, надрывая голос, но не мог остановиться. — Убирайтесь отсюда, вон! Вон! Немедленно! Подонки!

Я с силой толкнул одного из них, он отлетел к ограде, но сам я тут же получил удар под ребра.

Мерзкий запах их пота проникал в ноздри, вызывая рвотные позывы. В глазах мельтешило. Кто-то попытался отпихнуть меня. Я неловко схватил одного них за жилет и со всего размаху ударил его по лицу, он ответил, я попытался ногой отпихнуть того, кто крепче всех держал Ариану, но меня обхватили за талию и повалили.

И вот оно вспыхнуло во мне. Спонтанная вспышка магии отбросила их от меня. Я неуклюже встал на ноги и поднял руки. Сосредоточиться. Я смогу…

— Улепетываем! Живо! Сэм, оставь ты эту тварь!

Испугались. «Они меня испугались», — с облегчением подумал я.

В тот же миг Ариану грубо швырнули на землю, я даже не сумел подхватить ее, потому что меня пнули поддых, и я согнулся вдвое. Обессиленная Ариана дернула ножкой и, свернувшись в комок, осталась лежать на пыльной земле.

Громкой рев за моей спиной:

— Круцио!

Один из мальчишек повалился на землю рядом с Арианой, вопя от боли.

— Что за чертовщина? — бормотали его дружки. — Уходим отсюда! Ка-а-раул!

Удаляющийся топот.

Я упал на колени рядом с Арианой. Перед глазами внезапно встали слезы, жгучие, мешающие мне четко видеть ее лицо. Неподвижная, она была похожа на куклу, выброшенную на мусорку. Только струйка крови, стекавшая по ее щуплой ножке, говорила о том, что она человек.

Как быть дальше? А папа, а мама, что им теперь делать?

— Ар-р… Ариана, — я хотел обнять ее, но в голове вдруг возникла страшная мысль: «А что, если она умерла?»

Я подполз на коленях ближе к Ариане.

Заботливые ловкие руки отстранили меня.

Мама.

Вакуум, в котором я находился до этого, прорвало, и оттуда, из мира настоящего, подтверждающего, что все происходит в реальности, я услышал голос и отчаянные рыдания мамы. Но я еще воспринимал окружающее с трудом, в голове продолжало стучать одно: «Ариана... Что делать?... Ариана...», выметая все остальное, вызывая судороги в теле, встряхивая мое сознание до такой степени, что я ничего не мог сообразить, не был способен создать хотя бы одну связную мысль.

Единственное, в чем я был уверен: я очутился в каком-то огромном, неведомом мире, в котором не было безопасности, не существовало места, способного стать убежищем. Остались только солнце, безжалостно освещавшее маму с Арианой на руках, только густой воздух, не дававший самого важного — способности дышать.

Ариана была почти без сознания. Сперва я гладил маму по плечу, но она будто не чувствовала этого, затем я потянулся к Ариане, чтобы обнять, но мне снова помешали. Отец оказался рядом, чуть не отталкивая меня, и, обхватив хрупкое тело, он с силой сжал его.

— В дом...

— Да, Кендра... Конечно.

Перекатывая фразу на языке, я растерянно повторил про себя: «Да, Кендра... Конечно».

Они говорят так буднично…

— Извините… Я не смог, простите… — я посмотрел на родителей, но меня не слышали.

Я продолжал лепетать свое «простите», как будто оно могло что-то изменить, а Ариану тем временем бережно поднял отец. Я двинулся следом, не отставая ни на шаг. Его широкая спина и огромный рост чудились мне силой, за которой можно спрятаться. И ничего не страшно. Нет, с папой не столь страшно. Я не осознавал толком, куда мы идем и зачем. Но надо было оставаться с ними — это яснее ясного.

Перед глазами все время, что мы шли, висела, покачиваясь, нога Арианы в красном сандале и белом носке. Это зрелище приводило меня в ужас. А что если она уже?.. Я не набрался смелости спросить.

Невероятно, это происходит не с нами, это страшный сон. Я скоро проснусь и ничего этого нет.

Отец двигался быстро, а я семенил сразу за ним. Рядом была мама, которая поглаживала Ариану по голове. Давясь рыданиями, она повторяла, как заклинание:

— Хорошо, все будет хорошо. Все будет...

Зачем «будет»? Нужно, чтобы сейчас было хорошо.

И как мы теперь станем жить? Неужели как прежде?

Неужто сегодня мы будем ужинать также, как вчера, как неделю, как месяц назад?

Три скрипучие ступеньки. Собственный дом казался мне незнакомым и безобразным местом: светлое деревянное крыльцо, белоснежная скатерть, сервант, огромные шкафы... На секунду мне померещилось, что один из них вот-вот завалится на меня и придавит своим весом. Я едва не поскользнулся на сверкающем паркете.

Вцепившись в дверной косяк, я смотрел на то, как отец положил Ариану на кушетку. Хотелось реветь во весь голос, но я сдерживал себя и проглатывал вспышки боли.

Все пройдет, сейчас они ее вылечат, и она забудет. И я все забуду, и папа с мамой. И ничего этого как будто не было.

— Что случилось?

Аберфорт осторожно тронул меня за плечо. Я почти не удивился брату.

— Альбус, скажи мне, что происходит? — он, не моргая, смотрел на Ариану и родителей. — Что с ней? Что случилось?

Перед глазами всплыла яркая и до боли четкая картинка: мучительный стыд родной мне Арианы, и руки, которые трогали ее, выворачивали суставы, пинали ногами, измывались, как только могли. В ушах до сих пор стоял их смех.

Аберфорт продолжал упорно дергать меня.

Закусив губу, я мотал головой и старался не встречаться с ним глазами. Отчего-то мне было совестно перед ним, хотелось, чтобы он прекратил этот допрос. Лучше бы он не обращал на меня никакого внимания.

Да и как я могу говорить? Он серьезно не понимает? И зачем ему понадобилось знать все?

— Скажи что-нибудь! Что ты молчишь? Что за дурацкая привычка все время молчать!

— Отвяжись, — сдавленно пробормотал я, подбирая губы, чтобы не разреветься, как полная размазня.

Аберфорт, надувшись, посмотрел на меня с такой злостью, что я зажмурился, лишь бы не видеть брата, искаженное лицо отца, и почти бездыханную Ариану, лишь бы не слышать мамины причитания: «Воды, сюда… вот так… укрой ее пледом…»

Как же Аберфорту повезло, что он ничего не понимает.

* * *

— Хватит тут торчать, — сказала мама гнусавым голосом и выпроводила нас из гостиной. Я все пытался заглянуть в ее лицо, чтобы понять, что она не сердится на меня, но она глядела куда-то поверх наших голов. — Идите в свои комнаты. Не мешайтесь.

Мы молча подчинились, но к себе не ушли.

Аб молчал, я тоже.

Через приоткрытую дверь я видел только лицо Арианы, походившее на маску. Обхватив колени руками, она неподвижно сидела, смотря перед собой, и никак не реагировала на вопросы, которые ей задавала мама.

Отец ходил из стороны в сторону, я слышал гулкие шаги за дверью.

Бесконечное томительное ожидание.

— Кендра, — я поежился от непривычно возбужденного, походившего на скрежет, голоса. — Я отомщю. Я убью их, Кендра, — я чуть не подпрыгнул на месте, когда он неожиданно взорвался: — Кто они?! Дети Смита, да? Там были дети Смита? Отвечай мне! Чудовища! Нелюди! Я убью, клянусь тебе, я убью их! Они расплатятся за то, что родились! Они ответят за все!

Я вжался в стену.

Он кричал еще, мама не издавала не звука. Или может я просто не мог разобрать ее ответов за диким ревом и бранью? Мне хотелось сбежать, куда-нибудь, где я не услышу этих криков. Я закрыл уши руками.

Он говорил, что убьет? Он серьезно сделает это?

— И его, и его я убью, он вырастил этих уродов! И он умрет, Кендра, ты слышишь?! Закон против нас, даже не пробуй спорить… Они не смели прикасаться к нашей дочери!

Мама жалостливо вскрикнула.

— Да-да, тут все против нас! Я должен сделать это сам, иначе они будут и дальше творить беззаконье! Я отомщу! О проклятые магглы, их стоило извести совсем! Вот что значит свобода! Вот что она значит!

Аберфорт сидел в сантиметре от меня, его волосы были взлохмачены. Он с расширенными от ужаса глазами уставился на дверь.

— Как я мог быть таким слепым! Дочка, прости меня! — он плакал и кричал, снова, и снова, не останавливаясь, а я видел только Ариану. Щеки на ее бледном личике горели нездоровым румянцем, а губы тряслись, но она не произносила ни слова.

Он пугает ее. «Папа пугает ее!» — пронеслось в моей голове.

Это не мой отец. Нет-нет, это какой-то другой человек орет. Но точно не мой отец.

Стены давили на меня, я бы с удовольствием вышел на улицу, но я чувствовал, что мне определенно попадет за это, и потому не двигался.

Временами мама склонялась над ней и целовала в лоб, что-то говорила, пыталась расшевелить. Но ее попытки были тщетны.

Папа сошел с ума. Иного объяснения нет. Он ведь добрый и хороший, он всегда водил нас в Косой переулок, гулял с нами во дворе, показывал свое волшебство.

А этот человек чужой.

Пусть папа снова станет собой, пусть Ариана засмеется и скажет, что у нее уже все прошло.

Через некоторое время отец стих, но продолжал ходить прямо за дверью, воя, как раненая собака. Я напрягся всем телом: а что, если он в любую минуту совсем озвереет?

Мы с Аберфортом вскочили и попятились назад, когда дверь распахнулась настежь. Я задрожал, подумав, что сейчас он будет орать на нас или вообще… ударит.

Решительно, но, все еще продолжая дрожать, я выступил чуть вперед, ожидая наказания.

Отец смотрел каким-то странным взглядом, будто не ожидал увидеть нас здесь.

— Я не знал, папа, — не своим голосом начал я, адресуя слова своим коленям. — Я не хотел, чтобы с Арианой случилось… это.

И я совсем не ожидал, что он подхватит меня и стиснет в своих объятиях.

Сильный, справедливый, самый честный. Мне стало совестно за свои мысли. Как мог я думать, что он ударит кого-то из нас?

Одно мгновение, и он отпустил меня.

Затем также крепко обнял Аберфорта.

Поднялся и бросился, сломя голову, из комнаты. Назад в сад. В согнутой руке его была зажата палочка.

Куда он убегает? И почему так быстро, ничего не объясняя?

Прежде чем он скрылся за поворотом, я неотрывно вглядывался в его очертания. Стараясь запечатлеть их в памяти. Мне казалось, это важно.

Я чувствовал, что он оставляет нас. Не подумав, не рассудив. Бросает меня, Аба, маму, Ариану.

Он обязан быть с нами, а он сбегает. И все ради какой-то мести.

Разве она важнее нас?