Чужой среди своих (джен)

*Автор честно предупреждает, что к ошибкам в переписке г.г. с Томом отношения не имеет))*

О том, что когда-то, года так три назад, я доверил Люциусу сохранить некую тетрадку, я вспомнил еще до прекращения атак. В числе постепенно всплывавших воспоминаний была не только эта тетрадка, поэтому я не сразу придал этому значение. Но вот в отдохнувшем мозгу тут же всплыла мысль о том, что постепенно оживающие воспоминания так или иначе можно использовать себе на пользу. Что-то мне подсказывало, что та самая тетрадь может стать ключом к решению моей главной проблемы.

В памяти, однако, по-прежнему зияли многочисленные прорехи. Потому что, когда Малфой вернул мне ежедневник с моим автографом, я попросту не знал, что с ним вообще делать. Ежедневник бы девственно пуст, и никакие проявляющие заклинания не помогли выявить скрытый текст. И тогда я попробовал в нем написать.

Эффект был неожиданным: чернила почти мгновенно впитались в вощенную бумагу, и через пару секунд на месте моей записи красовались слова, написанные смутно знакомым почерком, похожим на мой собственный, но более округлый:

«Привет. Ты кто?»

«Привет. Я — Фарух. А ты?» — написал я в ответ.

«Не помню», — слова проступили не сразу.

«А кто такой Том Марволо Риддл, знаешь?»

«Наверное, хозяин тетрадки».

«Это очень необычные чары, — строчил я увлеченно, — каким образом мы переписываемся? И как ты вообще попал в этот дневник?»

«Понятие не имею. Мне кажется, я всегда был тут. В этой тетрадке».

«Ты — человек?»

«Возможно. Представляешь, если я джин? Как в восточных сказках? Было бы забавно»

Я хмыкнул и написал:

«Если так, то ты должен исполнять желания».

«А какое у тебя желание?»

«Избавиться от нахального подселенца».

«Вызывай экзорцыста, я в этом деле не знаток увы. Но я могу просто общатся с тобой».

«Как мне тебя называть?»

«Согласен быть Джинном».

Я отложил перо. У меня было стойкое ощущение, что я имею дело либо с подростком, либо с очень молодым человеком, не старше семнадцати, на что намекали и не до конца сформировавшийся почерк, и ошибки, сделанные, кажется, из-за элементарной невнимательности, да и общее направление нашей «беседы». Мы общались еще долго, пока у меня не заболела рука от письма, но ничего полезного для себя я так и не узнал. И личность моего собеседника тоже так и осталась невыясненной. Однако я решил не сдаваться.

Я попрощался с «Джинном» и сунул тетрадку в бюро. Только сейчас я заметил, как сильно устал. К ноющей боли в руке прибавилась сильная слабость во всем теле, словно после изнуряющих тренировок, и снующие в обильном количестве перед глазами «мушки». Мысли путались, и вообще ощущение было такое, словно я все это время был под наркозом и только что очнулся. Я решил, что все еще сказываются те адские две недели, в течение которых Риддл старался свести меня с ума, и снова завалился спать.

* * *

Поиски нужной информации в библиотеке шли пока без особого успеха. Успехом можно считать разве то, что я теперь вполне мог подрабатывать экзорцистом, если начнутся финансовые трудности. Да только опыт изгнания бесов из одержимых в моем случае был бесполезен — ведь я имел дело не с бесом или демоном, а с человеческой душой. Идею провести по Тому заупокойную службу сразу по католическому, протестантскому и даже мусульманскому обряду я отмел почти сразу же — все это годилось для настоящего покойника, а покойным в полном смысле этого слова он не был, тело-то живет, да и душа так и норовит в него вернуться. Из нас двоих на покойника больше тянул именно я. Кажется, прямой подход к делу не срабатывает, возможно, стоит поискать где-то в смежных областях. Например — опыты с обретением бессмертия.

Из всего, что мне удалось почерпнуть в библиотеке Малфоев о бессмертии, я узнал, что даже волшебники не продвинулись дальше оживления тела без возможности возвращения в него души. Создание зомби и инферналов, а также опыты, сходные с тем, что были описаны в истории о Франкенштейне — все это было явно бесполезно в моем случае. Правда, в одной из книг о посмертии некоего Венанция де Сильва вскользь упоминалось что-то о способе обойти смерть, так сказать — отсрочить ее, но автор вместо того, чтобы пояснить свою мысль, предпочел пуститься в пространные объяснения, что эта тема относится к слишком уж темным разделам магии, и что это практически означает продать душу дьяволу и обречь себя на вечные муки в аду.

Тем временем за стенами поместья воцарилось хрупкое затишье. Упивающиеся смертью, во всяком случае то, что от них осталось, залегли на дно и никак себя не проявляли, не получая от меня никаких прямых указаний, а власти затаились в ожидании новой волны террора, который по их мнению, я должен буду учинить, как только немного очухаюсь. Обыватели магического мира старались прийти в себя после пяти лет жизни в постоянном страхе, а Визенгамот с энтузиазмом занимался дележкой конфискованного добра моих арестованных сторонников. Люциус по-прежнему был под домашним арестом, но совы почту носили исправно, поэтому недостатка информации из внешнего мира мы не испытывали.

Спустя несколько дней я понял, что меня начинают подозревать. Правда, дальше недоумения по поводу моего странного поведения и внезапного отказа от устранения любой ценой угрозы в виде ребенка из пророчества пока дело не шло, но рано или поздно кому-нибудь придет в голову мысль о том, что под личиной Лорда скрывается кто-то другой. И, честно говоря, предсказать их дальнейшие действия я был не в состоянии.

Я бы и не заметил этого, просто мне в очередной раз повезло. Чета Малфоев, привыкнув к тому, что я бодрствую ночами, а днем сплю, расхрабрилась настолько, что рискнула обсуждать странные изменения в моем характере во время ланча. Так уж получилось, что я не спал в тот день и направлялся в библиотеку. И случайно подслушал их разговор (в полной уверенности, что я отдыхаю после очередного ночного бдения, они даже «заглушку» не удосужились поставить). Малфой тихо, но достаточно разборчиво говорил жене, что после «того случая» меня словно подменили, и он не знает, что и думать. На что Нарцисса отвечала, что действительно — после «того случая» я стал больше походить на обычного человека. Еще сильнее, чем мое изменившееся поведение, Малфоя удивляли мои многочасовые посиделки в его библиотеке, учитывая, что я уже несколько лет как изучил ее вдоль и поперек, и нет такой книги, которую я бы не прочел. Недоумение Малфоев еще можно было бы пережить, но вот навязчивое внимание Беллатрикс сильно напрягало. То, что она была по уши влюблена в Риддла, не подлежало сомнению, и это грозило сослужить мне плохую службу: уж кому-кому, а ей странности моего поведения наверняка должны были броситься в глаза, особенно если они с Томом все-таки были любовниками. Что она способна выкинуть, когда поймет, что ее любимый «Повелитель» — не тот, за кого себя выдает, трудно даже представить.

* * *

Мои поиски выхода из ситуации осложнялись еще и тем, что со мной начали происходить странные вещи. Чтобы немного разгрузить мозг, опухающий от обилия пока малополезной информации, я продолжал общаться со своим новым приятелем Джинном. Это были, в основном, беседы ни о чем и обо всем — начиная с зелий и заклинаний и заканчивая погодой и способами лечения тех или иных болезней. Я избегал рассказывать ему о своем прошлом, но не мог отказать себе в удовольствии поныть о своих неудачах в поиске информации о решении своей проблемы. Джинн выражал сочувствие моим потугам, но помочь ничем, по его словам, не мог. Только предполагал, что раз «подселенец» замолчал, может быть, все утряслось само собой.

Джинн оказался весьма словоохотлив, я порой с трудом мог разорвать с ним контакт, он задавал все новые и новые вопросы, предлагал новые и новые темы для обсуждений, а я не чувствовал в себе достаточно сил отказать ему в общении. Судя по всему, он просто «дорвался» до моего общества и теперь таким образом вознаграждал себя за долгие годы вынужденного молчания. Мне же этот легкомысленный треп позволял ненадолго отвлечься от муторных мыслей. Через какое-то время я начал чувствовать свою зависимость от его общества — должно быть, я и сам остро нуждался в общении, вот только общаться с хозяевами дома, да и с Беллой, у меня почему-то желания не возникало, я стал бояться, что их подозрения о том, что меня «подменили», превратятся в уверенность.

Странным было то, что у меня начались провалы в памяти. После «сеансов связи» с Джинном я иногда обнаруживал себя сидящим в неудобной позе в кресле или на полу в полном непонимании того, как я тут вообще оказался. Судя по часам и то светлеющему, то темнеющему небу за окном между моим разговором с Джинном и приходом в себя проходило несколько часов, но вот чем был занят все это время, вспомнить не удавалось, как я ни пытался. Возможно, Риддл нашел новый способ изводить меня, потому что к ощущению потерянности во времени и проблемам с памятью, прибавились галлюцинации. Несколько раз, приходя в себя, я замечал где-то на периферии зрения что-то вроде фантома, тени, напоминавшей высокую мужскую фигуру, которая исчезала, стоило мне только скосить взгляд в ее сторону. Я старался не придавать этому значения, тем более что после прошлых массированных атак Риддла, эти выглядели слишком уж несерьезно. И я решил, что на этот раз Риддл здесь ни при чем, а у меня попросту полностью расшатались нервы и расстроилось здоровье. Да и физически я чувствовал себя больным.

* * *

В отличии от меня, которому было чем заняться, мои уцелевшие соратники, вернее — слуги, — изнывали от вынужденного бездействия. Кажется, прокатившаяся волна арестов и обысков их ничему не научила, а может, они просто были привычные к такому. Но сидеть и ждать, когда «милорд» наконец снизойдет до них и снова направит их энергию в нужно для него русло, они явно были не готовы. Я их отчасти понимал: вчера для все более-менее было ясно, грязнокровки и маглофилы — враги, а врагов следует уничтожать всеми доступными способами (даже если эти способы отдавали идиотизмом, недостойным взрослых и, на первый взгляд, мудрых людей); Гарри Поттер — угроза жизни Повелителя и всем остальным, а значит тоже должен быть уничтожен любым способом. А тут вдруг такая перемена. Мало того, что цель не достигнута, так Повелитель странно спокоен по этому поводу, да еще и не предпринимает попыток исправить свою оплошность. И вообще ведет себя странно — собраний не устраивает, пафосных речей в стиле фюрера об избранности чистокровных не произносит, к расправам над неугодными не призывает.

Примерно через месяц после того, как меня поселили в Малфой-мэноре, ко мне пожаловала делегация в составе Беллатрикс с мужем и его братом, Долохова, Руквуда, Роули, Треверса, Крэбба и Гойла. За спинами гостей робко терся сам Малфой. Все они находились на нелегальном положении и сильно рисковали, заявившись в поместье, за которым велось наблюдение. Я, оторванный от изучения очередного фолианта по темной магии, в недоумении поглядывал на робко, но с надеждой молчащую компанию. Они явно ждали от меня разрешения на то, чтобы начать пояснять свой визит, и мне ничего не оставалось, как произнести как можно более угрожающим тоном:

— Я надеюсь, что причина, по которой вы меня отвлекаете, достаточно серьезна, господа, раз у вас хватило глупости нарушить конспирацию и заявиться сюда.

— Милорд, — выступила вперед Беллатрикс, — прошел уже месяц с того дня, как вы… — она осеклась и потупилась, понимая, что ляпнула нелепость. — Мы в замешательстве, милорд. Мы готовы следовать за вами хоть на край света, хоть в ад, только укажите. Словом, мы ждем от вас указаний, как нам действовать.

Она явно волновалась, о чем свидетельствовал яркий румянец на щеках, горящие глаза и нервно стискивающие палочку пальцы. Однако, судя по всему, ее энтузиазм разделял разве что Долохов, также не сводящий с меня внимательного взгляда, все остальные стояли потупившись, и только время от времени переглядывались. Что же, инициатор этой акции ясен, а вот остальных, кажется, уже трясет от моей возможной реакции на подобную наглость. Боятся? Значит, будем поддерживать в них этот страх, мне это только на руку — меньше будут приставать с идеями и рваться в бой.

— Белла, — скользящей походкой, так несвойственной мне в прошлой жизни, я подошел к ней и взял кончиками пальцев за подбородок. Она слегка побледнела, но не пыталась отстраниться и еще преданнее уставилась мне в глаза.

— Признайся, это была твоя дурацкая идея заявиться сюда и отвлекать меня от работы тем, что вам, якобы, нечем заняться? Или ты решила, что вправе мне указывать, когда начинать действовать?

— Милорд, я… — миссис Лестрейндж испугалась не на шутку. Я прервал ее выставленной в ее сторону ладонью, и она тут же замолчала, нервно теребя палочку. Я обвел присутствующих взглядом.

— Есть среди вас кто-либо еще, недовольный тем, что вам выпала передышка в борьбе? Лучше признайтесь прямо сейчас, потому что бороться с последствиями вашего нетерпения и глупости у меня нет ни малейшего желания.

Как и следовало ожидать, желающих признаться в этом не нашлось, потому что в ответ послышался тихий ропот, в котором можно было разобрать отдельные фразы:

— Что вы, Повелитель, мы никогда…

— Милорд, вам лучше знать…

— Мы вам всецело преданы, милорд…

Я едва удержался от того, чтобы не хмыкнуть. Смотрелись сейчас все эти гордые сыны Британии довольно жалко, уж скорее как лизоблюды какого-нибудь восточного диктатора, даже приближенные нашего свергнутого шаха выглядели более достойно. Да, судя по всему, харизмой и талантом подчинять себе людей Риддла при жизни звезды не обидели. Прямо, Гитлер какой-то.

— Вот и отлично, — я отвернулся и уселся в покинутое ранее кресло. — Надеюсь, больше никому из вас не придет в голову отвлекать меня жалобами на то, что вам, бедным, нечем заняться. Иначе вы рискуете вызвать мое недовольство, и тогда я вам не позавидую.

Все, в том числе и Беллатрикс, послушно закивали, а я продолжил:

— Чтобы немного вас подбодрить, скажу, что в будущем политику нашей… партии ждет серьезный пересмотр. Именно этим я сейчас и занимаюсь, поэтому настоятельно требую мне не мешать. Я пока не буду посвящать вас в свои идеи. Что касается Гарри Поттера… у меня есть веские основания полагать, что этот ребенок больше не представляет для меня никакой угрозы. Пророчество есть не более, чем глупые бредни дамочки, находившейся под воздействием наркотических зелий, и не может рассматриваться как указание к действию. Еще вопросы есть?

Вопросов ожидаемо не было, и господа Упивающиеся смертью, пятясь, начали покидать библиотеку. Все бы хорошо, даже Беллу, кажется, моя отповедь устроила, но вот короткий взгляд, посланный мне на прощание Долоховым, напряг. Этот тип мне не поверил, я чувствовал нутром. Доказательств у него пока нет, но я был уверен, что теперь он начнет рыть землю в поисках объяснения причин резкой смены курса организации Упивающихся и моего изменившегося отношения к пророчеству, ради которого «я» решился на убийство ребенка. С Долоховым стоит держать ухо востро. А еще лучше — держаться от него подальше.

* * *

«Дело плохо» — подумал я, в очередной раз приходя в себя глубокой ночью и с огромной дырой в памяти. Последнее, что мог вспомнить — пятичасовое чаепитие, которое я проводил в компании Джинна, — и все, провал. Хуже всего то, что на моих руках была копоть, а мантия пропиталась запахом гари. Следов пожара в моих апартаментах не наблюдалось, значит, горело где-то еще. Я был уверен, что причина возгорания — я сам.

Я привстал с кресла, и с моих колен на пол упала небольшая книжка, в которой я тут же опознал тетрадь Риддла. Автоматически прихватив ее с собой, я вышел за дверь и пошел наугад.

Я был прав, в доме действительно был пожар. Запах гари усилился, а мимо меня пробежал измазанный сажей, насмерть перепуганный домовой эльф. Я в последний момент исхитрился схватить его за полу наволочки.

— Где пожар? — строго спросил я.

— В библиотеке, милорд, — пискнул он и… рухнул без сознания.

Ругаясь на двух языках сразу, я бросился в библиотеку. К счастью, большая ее часть уцелела, от огня пострадал лишь один угол, до которого я пока что не добрался. Книжный стеллаж выгорел полностью, так что даже предположить по пеплу, что это были за книги, было невозможно. Очаг возгорания был залит водой, в черных лужах плавали ошметки почерневших пергаментов, а двое перемазанных домовиков самозабвенно колотились головами об уцелевшие шкафы.

За моей спиной раздался горестный вздох. Я обернулся. Позади меня стоял бледный как полотно Люциус Малфой, за его спиной — столь же испуганная Нарцисса. Оба тряслись мелкой дрожью.

— Простите, милорд, — только и смог произнести Малфой.

— Что здесь произошло? — спросил я.

— Я не знаю, — ответил он. — Меня разбудила Линни, кричала, что библиотека горит. Я прибежал сюда, но вижу, что пожар эльфы уже потушили. Как это могло произойти, даже не могу представить.

— Эльфы не могли подпалить? — предположение было дикое, но чем шайтан не шутит.

— Нет, — Малфой решительно замотал головой. — Любые действия, угрожающие жизни хозяевам или их имуществу, чреваты для них смертью.

Я покачал головой и поплелся в свою спальню. Дело действительно дрянь. Провал в памяти, руки и одежда в копоти, я не помню, что я делал все это время между файф-о-клоком и началом пожара — не слишком ли много досадных совпадений? Аллах всемогущий, неужели я дожил до шизофрении с раздвоением личности?!

Я в злости отшвырнул от себя тетрадку, которую все это время держал в руке. И понял, что в комнате нахожусь не один — чей-то взгляд совершенно ощутимо сверлил мне спину. Рука сама потянулась к правому рукаву, в котором я прятал палочку, я резко повернулся в сторону, откуда чувствовался взгляд. В пяти шагах от меня стояла моя, вернее — Риддла, — точная копия. Только моложе лет на на тридцать. Юный Том Риддл стоял, скрестив руки на груди, и самодовольно усмехался.