Дело Гермионы (джен)

Январь в целом проходит мирно, кое-как, но вхожу в рабочую колею, и дни снова несутся мимо. Из значимых событий самым главным становится то, что Амбридж отлипает-таки от Поттера и переключается на другие факультеты. Также она то ли поладила со Снейпом, то ли надавила на него прошлым, но все идет к тому, что она в какой-то момент заставит зельевара сварить Сыворотку Правды и будет подливать ученикам. Не знаю, правда, почему нельзя заказать Сыворотку в Министерстве, но тут возможен целый веер объясняющих причин, вплоть до того, что Амбридж экономит каждую копеечку. В отсутствие Дамблдора Снейпу, понятно, никто не указ и его право вести игру не оспаривается, но все же, все же. Очень нехорошо может выйти, и ведь не спросишь с зельевара, сам он такой умный или директор ему ценных указаний оставил пачку.

К нашей веселой компании Амбридж больше не докапывается, хотя иногда ловлю взгляды этой Чебурашки, больше направленные на Гарри. Может, у меня глюки или предубежденность, но создается ощущение, что Поттер в ее глазах ценный живой товар, который можно выгодно продать.

Доделал Луне диадему, получилась даже лучше, чем моя, и Лавгуд моментально раскрасила ее в какие-то лимонно-желтые цвета, пояснив, что это благоприятно сказывается на защите от злых мыслей. Перо феникса, так же, как и в моей, чудило и временами отказывалось работать, но хотя бы деревяшка не ломалась. Так как Луне этот ментальный щит был не особо нужен, она и не стремилась править сердцевину.

Там, в принципе, ничего сложного и нет.

Сердцевина при помощи подаваемой энергии как бы вплавляется внутрь деревяшки, и вся соль в подаче энергии и направлении энергопотоков. Мастер-артефактор сделал бы так, чтобы ни крупицы энергии не терялось, а мне до такого еще далеко. Но опыт, опыт изготовления убедил меня, что все-таки что-то могу в артефакторике. Так что надо еще раз переосмыслить свои планы и поговорить с близнецами. Потом, пожалуй, после учебного года, когда у них пойдут испытания конфетной продукции и станет понятно, что к чему.

Люпин, в продолжение темы энергетики магов, переходит к влиянию эмоций на магию.

На мои вопросы о конспекте он ответил, что, мол, сам написал, и эти причины первой магической войны есть продукт исследований и работы орденцев. Когда звезда Волдеморта воссияла над Британией, вселяя ужас в магов, Ордену пришлось изрядно поломать голову, пытаясь понять, как же так все получилось. Краткий экстракт этих попыток мне и довелось прочитать. Ремус пообещал, что обязательно еще расскажет про самого Тома, его биографию и как он дошел до войны, но только если директор не вернется в школу до весны. Если же вернется, то пусть лучше Дамблдор рассказывает, ибо ему эта тема ближе, он знает ее лучше, и так далее.

Февраль с его дождями, оттепелью и прочими погодными "радостями" медленно вкатывается в нашу жизнь. Это означает, что уже скоро зимняя спячка закончится, снова будет весна, снова бешеный ритм жизни и снова приключения конца учебного года, согласно первому школьному закону имени Гарри Поттера. Сам Гарри, не слишком подозревая о том, что я тут ему законы приписываю, просто жил школьной жизнью, наслаждаясь каждым днем без приключений. Прекрасно его понимаю, иногда такая рутинная жизнь приносит только радость. День за днем одно и то же, все привычно, знакомо и никуда не денется.

Иногда самое оно, чтобы отвлечься и успокоиться.

К вопросу об успокоенности. Ремус продолжает цикл лекций о влиянии эмоций, это помимо практических занятий по управлению телесным Патронусом. То есть создать, направить на врага, придать ему энергии — это легко получалось. А вот чтобы он еще и бегал и разносил сообщения или там в засаде караулил, с этим никак не выходило. Также Люпин просветил, почему Волдеморта называют Тот-кого-нельзя-называть и Сами-знаете-кто. Тут все уперлось не только в первую войну магов и в тот страх, который Пожиратели Смерти и их хозяин наводили на Британию, но и в существующий ритуал.

Так называемое заклинание Табу.

Рассказ Люпина о замене имени Волдеморта на иносказания и не только.

Вообще, сама подмена наименования есть отражение страха перед Волдемортом и его Пожирателями, которые в те дни как будто напоказ убивали всех, кто осмеливался называть их хозяина по имени. В этом был глубокий смысл, ибо по имени его называли только самые храбрые или те, кто сражался с ним. Убивая и тех, и других, Пожиратели усиливали страх и устраняли противников одновременно.

Но в чем первопричина?

Она заложена в так называемом заклинании Табу, которое, конечно, следовало бы, скорее, назвать ритуалом. Суть его очень проста: заклинание накладывается на слово, ряд слов или что-то еще, что нельзя упоминать. Когда слова-ключ произносятся вслух, заклинание срабатывает и сообщает заклинателю. Разумеется, это требует огромных затрат энергии и в наше время может быть реализовано только на основе артефактного комплекса Министерства. Но если Волдеморт до него доберется, то, думаю, не он, так его приспешники обязательно реализуют нечто подобное. Представляете, как удобно: сказал где-то кто-то "Волдеморт" — и тут же засечка в Министерстве, с возможностью аппарации в ту точку. Вроде как открывается перспектива переловить всех врагов при помощи самих врагов.

Разумеется, как умные маги, мы понимаем, что не все тут так просто. Можно ставить засады на Пожирателей, произносить слово-Табу и пожинать результаты. Но пока все это умозрительно, ведь Волдеморт не захватил Министерство, а если мы будем действовать правильно, то никогда не захватит. Но все равно маги на всякий случай начали именовать Волдеморта Тем-Кого-Нельзя-Называть, и это до того прижилось, что так его и называют до сих пор. Отчасти тут виноват страх, который он на всех нагонял.

Давно уже магов не убивали так массово, вот и пошла паника.

Впрочем, это вопрос для отдельного рассмотрения — о причинах, вызвавших принятие Статута о секретности, и как та ситуация повлияла на мир магов и события в целом. Ложь Статута, о которой вы читали, породила Волдеморта. Не Тома Реддла, который был рожден от союза магессы из семьи прямых потомков Слизерина и обычного человека, а именно Волдеморта. Этот псевдоним Тома, за которым он спрятался, как за маской, и репутацию которого он превратил в страшное оружие, до сих пор пугает магов.

Опять, опять ложь Статута и запреты на убийство, которые так сладко было нарушать "золотой молодежи" из древнейших семей. Став их лидером и ведя за собой, Том даровал им право нарушать все запреты, и Пожиратели Смерти, как будто в насмешку над своим названием, начали сеять смерть вокруг себя. Кто-то считает, что этим они пытались ритуально откупиться от Смерти, как будто бы определенное количество чужих смертей даровало им неуязвимость и бессмертие.

Но в любом случае та легкость, с которой они применяли Непростительные, с которой убивали и мучили, ужаснула магическое сообщество. Весь страх обратился на хозяина Пожирателей, и ему стали приписывать даже то, чего он не мог сделать. В том числе и заклинание Табу. Возможно, я повторяюсь в своем рассказе, но сейчас очень трудно выразить словами тот ужас, в котором пребывало сообщество магов. Даже мы в Ордене Феникса иногда не могли справиться со страхом, и, честно говоря, поступок Поттеров и Лонгботтомов, решивших завести детей в такое время, вызывал слухи о том, что они не в себе, раз решились на подобное.

Но, опять повторяю, пока Том не захватил Министерство, его имя и псевдоним можно произносить смело.

Люпин прекращает лекцию, и видно, что ему нелегко вспоминать то время, когда они противостояли Пожирателям. Интересно, это сколько же страха нагнал Том на всех, что и теперь, спустя двенадцать лет, магам трудно об этом говорить и вспоминать?

— Да, Гермиона? — обращает он внимание на мой вопросительно-задумчивый вид.

— М-м-м, никак не получается сформулировать вопрос. Но суть такая, откуда мог Том набраться таких знаний и идей, что он использовал?

— Кто-то считает, что старейшие семьи подсунули Тому знания и своих наследников, младших, разумеется, чтобы те присматривали и направляли Тома. Утверждают, что это был заговор чистокровных с целью установления власти над Британией.

— Разве магический мир не един?

— Един, но в то же время и разделен сообразно государствам людей, — пожимает плечами Люпин. — У магов нет таможен, паспортов, виз, но вместе с тем оказалось удобным держать в каждой стране свое Министерство магии. Не буду вдаваться в причины, там сплошная геополитика, а у меня от нее каждый раз голова болит.

— Почему, Ремус? — вырывается невольный вопрос.

— Вот в обычной жизни все просто, — охотно пускается в объяснения Люпин. — Тут враги, там друзья, здесь знакомые, а тут работа, и в целом, за исключением редких случаев вроде того же Петтигрю, все просто и понятно. Или, как минимум, понятны причины, которые двигают магами. На уровне геополитики же все запутано, и клубок ядовитых змей безопаснее, чем вся эта политика. Улыбайся врагам, отодвигай друзей, дави симпатичные тебе магические расы и возвышай ненавистных, это лишь малая часть действий, которые приходится совершать политикам. Когда начинаешь разбирать первопричины, ощущения такие, как будто, прости, в выгребную яму нырнул с головой.

Он делает паузу и потом с хохотком выдает:

— Возможно, именно поэтому официальный вход в Министерство для сотрудников идет через унитаз, чтобы, значит, не забывали, где работают и с чем имеют дело. Но мы, кажется, отвлеклись.

— Да, профессор, я спрашивала о знаниях и идеях Тома.

— Думаю, на эту тему тебе надо поговорить с директором Дамблдором, все-таки он намного дольше изучал магию, чем я, и втрое старше, это что-то да значит. Да-да, я помню, что обещал рассказать его биографию, но только если директор сам этого не сделает, когда вернется.

— Он разыскивает крестражи, да? — невольно понижаю голос.

— И не только, но давай не будем об этом, хорошо?

Также, в плане теории, Луна учит меня видеть мозгошмыгов. Получается не очень, вернее совсем никак. Думаю, трудно увидеть тех, кто не существует, но, чтобы не разочаровывать Луну, повторяю за ней все упражнения. Сама Лавгуд настроена оптимистично, мол, у нее ушло два года, чтобы увидеть первого мозгошмыга, так что все достижения с моей стороны еще впереди.

Она также неустанно носит диадему и уверяет, что первые постоянные жители в ней завелись и делают ее умнее.

Вообще, Луна как-то живее, что ли, становится день ото дня, не знаю, как правильно назвать это ощущение. Возможно, она просто стала приоткрываться, так сказать, миру или вылезла из своей раковины, в которую добровольно заперлась после гибели матери, когда Луне было девять лет. Возможно, повлияло общение с "Ежиками", а также то, что у нее перестали пропадать вещи и соседки перестали дразнить ее чокнутой. Точнее, Луна изменила к этому отношение и радость дразнилок для этого гадючника умных школьниц пропала.

Либо сработало все вместе.

В любом случае она стала раскованнее, чаще улыбается, не замыкается в себе и начала округляться в нужных местах. Тут, понятное дело, оно само происходит, в силу возраста, но положительный эффект наблюдается. Луна втайне переживала, что раз она не такая, как все, то и расти у нее ничего не будет. Изобразить жест рука-лицо мне помешало только то, что Луна немедленно бы его подхватила. Она вообще как-то чрезмерно радостно подхватывает то, что я делаю, и теперь приходится следить не только за словами, но и за поступками.

Это при том, что временами Луна ведет себя и говорит как взрослая женщина.

И тогда меня охватывает глухая тоска по дому и жене.

Двенадцатое февраля 1994 года, суббота — "девичник" в узком кругу Ежих. Или Львиц, кому как больше нравится.

— В день всех влюбленных, — говорит Луна мне и Джинни, — следует подарить мальчикам нечто особенное!

После чего мечтательно поднимает глаза к потолку. Не знаю уж, что она там представляет, но ее глаза, которые и так немного навыкате, становятся еще больше и круглее. Как тут не вспомнить мультфильмы из моего мира? В принципе, скоро и сам так смогу, дополнительная Трансфигурация с МакГонагалл идет вовсю, смену цвета волос на голове закончили. На очереди изменение формы кисти и работа с ногтями, а там и до глаз недалеко!

— Точно! — кричит Джинни. — Я подарю Гарри поцелуй!

В Клубе никого нет, и дверь мы закрыли, так что рыжая весьма и весьма уверенна. Думаю, хе-хе, в присутствии Гарри она будет не так храбра, а уж поцеловать его... хотя кто знает? Младшая Уизли характером пошла в маму, а уж та знает толк в храбрости и умении строить мужчин семьи в ряды и шеренги.

— А ты, Гермиона? — спрашивает Луна. — Будешь целовать Невилла?

Требуется вся приобретенная за два с половиной года выдержка, чтобы не сблевануть от представившейся картинки. Но голос удержать не удается, и писклявость с дерганностью немного зашкаливают при ответе:

— Никого не буду целовать!!!

— Разве тебе не нравятся мальчики? — простодушно спрашивает Луна.

— Нет! — непроизвольно вырывается, не удержал в себе.

— А кто тогда?

Краем глаза замечаю, что рыжая как-то подобралась и настороженно прислушивается. Отголоски прошлых дел, и вроде уже проехали эту историю, но все же старые страхи, что заберу себе Гарри Поттера, немедленно воскресают в Джинни. Не надо быть мега-специалистом и знатоком человеческих душ, чтобы прочитать это на ее лице. Так, надо срочно придумать выход, чтобы удовлетворить — тьфу ты, уйди, пошлятина, из моей головы! — да, удовлетворить ответом девушек. Так, понятно, что признаваться в любви к женскому полу не стоит, мальчики мне не нравятся, но что тогда?

И тут в голову приходит великолепная идея, хочется вскочить и захлопать.

— Мне нравится директор Дамблдор! — важно заявляю я.

Джинни и Луна изображают двух сов, которые увидели нечто удивительное. Или не могут покакать, да. В общем, глаза выпучены вне всяких разумных пределов, и от этого становится смешно и легко.