Метод Мальсибера, или О парадоксальном влиянии контекста на репутацию (джен)

Очнулась Мэри в больничном крыле — и, открыв глаза, увидела сидящего на краю её кровати директора, который глядел на неё спокойно и очень внимательно. Мэри не на шутку перепугалась: одно дело отнекиваться и врать однокурснице, пусть и подруге — и совсем другое самому Дамблдору, который, как говорят, умеет читать мысли без каких бы то ни было заклинаний.

— Ну что же ты творишь с собой, Мери, — ласково проговорил он. Мэри зажмурилась и помотала головой, думая только о том, что это она одна во всём виновата и любым способом должна сохранить свою… да нет — вот именно что НЕ свою тайну. — Разве можно так истязать себя. Профессор МакГонагалл написала твоей маме…

— Не надо! — воскликнула Мэри, от ужаса позабыв даже про Империо. Открыв глаза, она села на кровати и умоляюще схватила директора за руки. — Пожалуйста, только не надо маме!

— Она уже написала, — мягко возразил он.

Мэри застонала и в отчаянии прижала ладони к лицу.

Маму Мэри боялась больше всего на свете. Вернее, не то что её саму — а её совершенно непредсказуемых экспрессивных реакций на любые происшествия с ней, с Мэри, в которых девушка, с маминой точки зрения, всегда непременно оказывалась виновата сама. Она понимала, что мама просто о ней беспокоится, и что, в общем-то, она даже права, потому что, если подумать как следует, человек действительно всегда сам виноват в том, что с ним происходит — но ей даже представить было страшно, что она станет говорить маме о том, почему с ней случилось то, что случилось. Матушка её была женщиной, что называется, корпулентной, и страданий дочери по поводу фигуры понимать не желала в принципе.

— Пожалуйста, — прошептала она с мольбой, — скажите моей маме, что я просто случайно упала!

— А это не так? — удивлённо спросил директор — и Мэри замерла, открыв рот. Потом, справившись с собой, быстро кивнула:

— Так, конечно! Я просто споткнулась… и почти не ела сегодня, — добавила она честно, — вот и… но это же правда случайность…

— Не стоит так бегать по лестницам на голодный желудок, — добродушно проговорил Дамблдор, протягивая ей шоколадную лягушку. — Я слышал, что ты в последнее время совсем мало ешь, — добавил он, снимая с неё обёртку. — Эльфы очень расстроены…

— Эльфы? — недоумённо переспросила Мэри, смущённо беря у него лягушку и отправляя её в рот под его пристальным взглядом.

— Не годится молоденьким девушкам так питаться, — покачал он головой. — Я очень надеюсь, что у наших эльфов больше не будет поводов для расстройства, — проговорил он, внимательно глядя на жующую шоколад Мэри.

Которая прекрасно чувствовала, что заклинание больше не действует — и ей было страшно думать о том, когда, как и почему это случилось. Однако шоколад показался ей слишком сладким и вязким — она доела его, конечно, но вместо прежнего удовольствия ей больше всего сейчас хотелось выпить воды и тщательно прополоскать рот. И чем ей прежде так эта дрянь нравилась? Это же почти что как чистый сахар есть ложкой… и в горле теперь першит. Фу-у.

— Не будет, — прожевав, наконец, заверила директора она. — Я просто…

— Ну вот и чудесно, — не дослушав её, сказал Дамблдор, вставая. — И сколько же тут всего! — проговорил он, с удовольствием оглядывая громоздящуюся на тумбочке рядом с её кроватью груду сдобных котелков, шоколадных лягушек, друбблсов, волшебных лакричных палочек и имбирных тритонов. — Не надо так больше пугать друзей, — сказал он на прощанье и, подмигнув ей, ушёл — а в открытую им дверь сразу же ворвалась Лили Эванс.

— Мэри! — воскликнула она, обнимая подругу. — Я так… мы все так испугались! Что он с тобой сделал?

— Ничего, — удивлённо ответила девушка. — Что мне мог сделать директор?

— Да не Дамблдор же! — рассмеялась Лили. — Мальсибер! Это же его рук дело — и не отрицай, я знаю!

— Он совсем не при чём, — запротестовала Мэри.

Вообще-то, ей следовало бы сказать, что он-то как раз не однажды напоминал ей о том, что есть всё-таки надо, и что она не птичка и не избалованная комнатная собачка размером с пол кошки, чтобы обходиться таким вот количеством пищи, и что ему вовсе не хочется, чтобы с ней из-за всего этого что-то случилось, и что вообще именно поэтому они с ним и поссорились непосредственно перед несчастным случаем — однако тогда пришлось бы рассказывать и всё остальное, а этого Мэри сделать категорически не могла. Но мысль об Ойгене вызвала у неё мучительное чувство стыда — что, вероятно, ярко отразилось у неё на лице, ибо Эванс вдруг вновь обняла её, прижала к своему плечу её голову и, погладив подругу по волосам, горячо прошептала:

— Прости, пожалуйста… Ты совсем не должна рассказывать, конечно, если не хочешь… только что бы ни случилось — пойми, в этом нет совсем ничего стыдного! Ты ни в чём, совершенно ни в чём не виновата, — убеждённо проговорила она, немного отодвигаясь и заглядывая Мэри в лицо.

— Вот как раз я-то и виновата, — грустно и искренне проговорила та, но Лили только головой замотала:

— Даже не думай! Вот так и бывает обычно: жертвы и…

— Я не жертва! — перебила её Мэри. — Лили, послушай меня, пожалуйста! — проговорила она умоляюще. — Я не могу тебе рассказать всего, но поверь мне, просто поверь мне на слово: никто ничего мне не делал! Ничего, о чём бы я сама не просила — очень-очень просила! Правда.

— Вот даже не сомневаюсь, — почему-то очень сердито ответила Лили. — Ни капли не сомневаюсь, что ты же ещё сама его и просила.

— Да ну не делал он мне ничего! — почти со слезами воскликнула Мэри — и Лили отступила:

— Хорошо, хорошо, не делал. Ты не сказала ничего Дамблдору, да?

— Да нечего говорить! — застонала в отчаянии Мэри. — Лили, не было ничего, ты понимаешь?

В этот момент дверь больничной палаты снова открылась, и на пороге появился предмет их разговора — Ойген Мальсибер, причём с цветами и какой-то коробкой в руках.

— Что тебе нужно? — холодно спросила Лили, тут же вставая между ним и Мэри, которая делала ему из-за её спины отчаянные знаки, которые он, по счастью, заметил.

— Сама-то как думаешь? — спросил он, ласково ей улыбаясь и подходя всё ближе и ближе. — Попробуй порассуждать, Эванс: больничная палата, я, цветы… ну?

— Я тебе не Мэри, — угрожающе проговорила она, доставая свою палочку. -Убирайся отсюда. Немедленно! Не знаю, что ты с ней сделал, — сощурилась девушка, — но со мной твои фокусы не пройдут.

— Ты не поверишь, Эванс, — проникновенно проговорил он, глядя на неё с откровенной насмешкой, — но ты не вызываешь у меня ни малейшего желания показывать фокусы. Ни единого, — он с любопытством поглядел на её палочку и спросил: — Ива? Очень изящная. Убери, пожалуйста, и позволь мне пройти — я пришёл не к тебе.

— Ты не подойдёшь больше к ней! — отрезала Эванс. — Или я…

— Да? Ты будешь драться со мной? Здесь? Сейчас? А как же правила? Мы не в классе, это больница, вообще-то, — он весело улыбнулся ей и, ловко обогнув её сбоку, оказался, наконец, рядом с Мэри. — Это тебе, — он протянул ей цветы и коробку. — Поправляйся — без тебя на Рунах почти так же тоскливо, как на Истории Магии, только спать никак не выходит, — пошутил он.

Мэри улыбнулась, а Лили внезапно подбежала к двери, распахнула её и очень требовательно и встревоженно крикнула:

— Мадам Помфри! Подойдите, пожалуйста!

Потом обернулась к вопросительно глядящему на неё Мальсиберу и перепуганной Мэри и яростно проговорила, наводя на него свою палочку:

— Убирайся отсюда. Я тебя как староста Гриффиндора предупреждаю. Уходи. Немедленно. Или я не посмотрю ни на какие правила.

— Я тоже староста, если ты не забыла, — неприятно улыбнулся он и подчёркнуто развёл в стороны свои пустые руки. — И ты даже наказание мне назначить не можешь.

— Что тут у вас происходит, молодые люди? — очень недовольно спросила мадам Помфри, входя в комнату и возмущённо глядя на стоящую с палочкой в руках Лили — и на Мальсибера, который стоял с невиннейшим и немного растерянным видом, недоумённо глядя на Эванс и вопросительно — на мадам Помфри. — Немедленно опустите палочку, мисс Эванс! — возмущённо потребовала она. — Это больница, а не дуэльный клуб, если вы не заметили!

— Мадам Помфри, скажите ему уйти! — горячо попросила Лили, убирая свою палочку.

— Оба вон! — решительно скомандовала та. — Мисс МакДональд должна отдыхать. Уходите, сейчас же! Завтра придёте, молодой человек, — сказала она не менее сурово Ойгену, который с невероятно послушным видом кивнул, коротко пожелал Мэри скорейшего выздоровления и вышел, обернувшись на пороге и послав онемевшей от всей этой сцены Мэри воздушный поцелуй. Лили же крайне неохотно пошла следом за ним, провожаемая возмущённым ворчанием ею же вызванной мадам Помфри.

Едва они вышли из больничного крыла, Эванс загородила дорогу Мальсиберу и сказала, снова наводя свою палочку прямо ему в грудь:

— Не смей даже близко к ней подходить, тебе ясно?

— Не знал, что ты стала опекуном Мэри, — насмешливо отозвался тот.

— Я с тобой не шутки шучу, — рассерженно сказала она. — Отстань от неё. Мало того, что ты с ней уже сделал!

— А это, Эванс, не тебе решать — к кому мне приставать, а к кому нет, — продолжал насмешничать он. — Ты мне не мать, не декан и не директор — а мнение твоё мне глубоко неинтересно. Такая вот у тебя драма в жизни, — он засунул руки в карманы. — И запомни: вынула палочку — будь готова ею воспользоваться. Иначе никто никогда тебя так и не будет воспринимать всерьёз. У нас, у волшебников, так принято, — он усмехнулся, обведя разъярённую девушку с ног до головы отвратительно откровенным взглядом. — А ты ни за что не нападёшь на меня первой, — резюмировал он свои наблюдения. — Гриффиндор же — принципы не позволят. Так что дай пройти — и даже не пытайся больше командовать мною. Я тебе не Снейп — что ты обо мне думаешь, мне глубоко неинтересно, а реально ты мне ничего сделать не можешь. Хорошего тебе дня, Эванс, — завершил он свою краткую речь и, протиснувшись между нею и стенкой, решительно зашагал прочь.

Если бы это была не Эванс! Но Снейп слишком болезненно реагировал на всё с нею связанное, а ссора с ним совершенно не стоила того удовольствия, что Ойген мог бы получив, по-настоящему — а не так, как сейчас — поставив на место эту рыжую выскочку. И потом, её, в общем-то, можно было понять — если она и вправду решила, что он что-то сделал с её подругой, то поведение Лили выглядело даже симпатично… хотя ну до чего же всё это глупо!

Размышляя подобным образом, Ойген неспешно шагал по коридору — и задумался так глубоко, что умудрился почти врезаться в самого Дамблдора, неожиданно вышедшего ему навстречу на очередном повороте.

— Простите, директор, — виновато склонил голову Мальсибер. — Я вас не видел… слишком задумался, вероятно. Виноват.

— Я вижу, вы был в больничном крыле? — спросил тот, внимательно оглядывая юношу.

— Заходил проведать знакомую, — кивнул тот.

— Мисс МакДональд, я полагаю? — уточнил Дамблдор. — Не знал, что вы с ней дружны…

Ойген похолодел: одно дело — Лили Эванс, хоть и отличница, но, в общем-то, обычная студентка, да ещё и магглорождённая, которую, если что, никто и слушать не станет — и совсем, совсе-ем другое — директор, который с лёгкостью, если захочет, поймёт, что на самом деле произошло.

— Мы вместе ходим на Руны, — вежливо и немного отстранённо проговорил он, стараясь улыбаться не только губами, но и отразить их движенье в своих глазах. — Я занёс ей домашнее задание — больше в нашей группе никого с Гриффиндора нет, а профессор Бабблинг весьма серьёзно относится к несданным домашним работам.

— Я знаю, что вы очень ответственный молодой человек, — кивнул Дамблдор с улыбкой, — и прекрасно справляетесь с обязанностями старосты своего факультета. Рад видеть, что вы заботитесь не только о тех, кто учится непосредственно вместе с вами.

— Ну, это же совершенно естественно, — слегка пожал Ойген плечами. — Мы все здесь для того, чтобы учиться. Директор, — он вновь вежливо склонил голову, слегка поклонился — и ушёл, стараясь ступать как можно увереннее — и лишь завернув за угол, остановился и изнеможённо прислонился к стене. Кажется, обошлось… Видимо, заклятье спало, когда Мэри потеряла сознание. И хорошо — давно надо было самому его снять, а раз не вышло сделать это незаметно — убедить её согласиться. А то от его подруги осталась хорошо если половина. «Ну, может, две трети», — поправил себя Мальсибер, умываясь чуть подрагивающими руками, поливая себе водой из палочки и давая себе обещание всё-таки разобраться потом, почему же у него не вышло без согласия Мэри снять заклинание.

— Как всё-таки он похож, — пробормотал себе под нос Дамблдор, когда Ойген скрылся за поворотом. — Больше, чем кажется… Славный юноша. Шалопай только…